— Безумство, сущее безумство! Взять и не глядя, мановением одной руки! Подбросить вверх и отойти, наблюдая. Как легко они все кружились на взлёте. Замерли на короткий миг, будто сопротивляясь своей участи, и обречённо посыпались вниз. Маленькие, невесомые, неспособные помешать ветру. Хрупкие, беспомощные, они летели так, как получалось.
И всё из-за его гениальней идеи! Безумство, жестокое безумство! Разве ты слеп, властитель хрупких судеб? Не видишь, что часть, пусть и малую, сразу отшвырнуло за высокую земляную стену? Что будет с ними? Там, внизу, лишь сухая земля без капли влаги, без единой проделанной дырки, без приготовленного места! Безумство! Как трудно с теми, кто вечно творит. Кто хочет то, что потом никто не поймёт.
Стив подошёл ближе, взглянул на сосредоточенное лицо учителя и вновь окинул взглядом одностороннюю пагоду. Каждая ступенька, как у пирамиды. В каждой чернеет земля. Каждая выше, но уже предыдущей.
— А ведь он доволен. Явно доволен всем и ничто не кольнёт жестокое сердце — никого не жаль.
— Жалость здесь не нужна, — учитель рассматривал, прищурившись, ряды пагоды, — мы присутствуем при зарождении жизни, а тебе что-то жаль.
— Жизни? Да вы только что угробили почти всю возможную жизнь!
— Чтобы ты понимал, мальчик.
— Достаточно для чуткого сердца. Вот те, — Стив показал на верх пагоды, — удачно упали. Солнце, дождь, да всё им в первую очередь! А остальные?
— Что остальные?
— Те что за стеной, однозначно, погибнут. Конечно, ради лучших сортов это позволительно, — во взгляде Стива промелькнули боль и презрение, — но даже те, что упали в самый низ, если и поднимутся, не будут веселыми и цветущими. Слабые ростки — нехватка света и солнца. Может влаги от прошедшего дождя и хватит, но не на долго, ибо и её будет мало. Всё достанет тем, кто выше. А если ливень? Откуда взять тепло, чтобы согреться и выжить?
— Везде есть естественный отбор. Таков закон вселенной. Почему ты считаешь его жестоким? — Тред засунул руку в карман, достал очки и нагнулся, — и здесь несколько легли прямо на траву. Ну что ж, таковы базовые пакеты. Пойдём, на сегодня достаточно. Раньше чем через неделю сюда не стоит возвращаться.
— Вы меня так обрадовали! — Стив, чуть не плакал, — целую неделю можно спать спокойно и не терзаться муками совести!
— Можно. Через неделю или чуть дольше, ты увидишь, мой мальчик, какова сила жизни. Те, что оказались не высоко, не в середине, без благодатной почвы, поверь, отчаянно захотят жить и потянутся вверх, к солнцу. Не все, к сожалению. Вот мы и посмотрим кто сдастся, а кто расцветёт потом во всю мощь и красоту на самом верху, родившись внизу сегодня.
— А те, что наверху погибнут?
— Возможно, но опять-таки не все. Видишь ли, голубчик, всё не так просто и для них. Место попалось лучшее, зато задача тяжелее в другом. Они не только открыты со всех сторон, палимы солнцем, сбиваемы ветром, за счёт чего им придётся быть ещё сильнее. Они ещё стимул, который чувствует каждый росток внизу. Жизнь должна быть устроена так, чтобы живое, желающее жить, всегда развивалось, поднимаясь выше, равняясь на лучших. А сначала становилось сильнее, укрепляясь там, где родилось. Потребуются силы, борьба за влагу, за каждый лист, за каждый новый бутон.
— А если, поднимаясь, становясь крепче, они начнут выживать других?
— Не исключено. Тогда другим придётся придумать защиту или исчезнуть под натиском паразитов. И это увидим. Правда не через неделю. Позже. Борьба выявит лучшие и худшие качества. Одно, погибая будет отравлять остальных. Другое, поступит наоборот: сплетёт ветви и, соединив усилия, поднимется вместе, а там создаст новый, более совершенный вид.
— Не понимаю вашего спокойствия. Зачем столько сложностей, столько боли и беды? Можно было аккуратно посадить каждое, а не бросать семена ветру.
— Нельзя. Жизнь должна сама развиваться, погибать и рождаться снова, потому что она вечна. Я не могу заставить семечко дикого цветка достичь идеальной формы. Я хочу этого и дал возможность. Поднимаясь, выживая самостоятельно, оно будет формировать в себе лучшие качества и в итоге получит их не от меня, а в процессе познания самого себя.
— А если не захочет?
— Разовьются худшие, и особь будет паразитировать на своих просторах до тех пор, пока не будет истреблена самой собой или защищающимися от неё. Или пока не потянется к лучшим. Не отшлифует себя так, чтобы лучшие признали её своей. Чужака никто не примет в стаю.
— Помилуйте, если даже ваш эксперимент завершится удачно, если даже вот те, что нам отсюда не видны выживут, если даже они все выживут и все поднимутся на самый верх как они там поместятся?
Старый садовник с улыбкой посмотрел на разбушевавшегося ученика.
— К тому времени мы с тобой успеем достроить пагоду со второй стороны. И места наверху сделаем больше. Или построим рядом другие, куда наши создания смогут дотянуться. Я ещё не думал об этом — не так это сейчас важно. И прекрати психовать! Поверь мне на слово. Мы увидим исключительные цветы, бесподобные, прекрасные, сияющие, сильные. Но так будет не скоро.
Нам с тобой за это время тоже придётся учиться.
Учиться ждать и доверять.