В купе поезда дальнего следования, кроме меня, ещё трое мужчин примерно моего возраста, за 60. Все мы сели в поезд в разных городах. Дорога дальняя. Пили за знакомство, рассказывали по очереди анекдоты. Надоело. Кто-то предложил рассказывать забавные случаи из своего детства.
Рассказ одного из пассажиров.
- Меня, насквозь городского, изнеженного заботой родителей и бабушки, еврейского мальчика, отправляли на лето из шумного вонючего Ленинграда в пригородный зелёный Павловск, к сёстрам отца – учительницам. Родители хотели, чтобы я пообщался с природой, да и чтобы тётушки попытались сделать за лето из меня воспитанного мальчика.
В начале шестидесятых годов, городок Павловск, что под Санкт-Петербургом, представлял собой маленький, провинциальный посёлок. Ещё не был полностью восстановлен дворец Павла, разрушенный во время войны. Павловский парк, в то время, не был ещё столь шикарным, каким он выглядит сегодня.
В тот день, о котором я поведу свой рассказ, приехал в Павловск отец, навестить меня и пообщаться со своими сёстрами. Он привёз сёстрам всяких вкусных гостинцев к столу, а мне, купленные мамой, замечательные белые брюки. Ох, уж как я, десятилетний пацан, был рад такому подарку. Мне тут же захотелось их надеть и сбегать к своему местному другу Шурке, моему одногодке, жившему неподалёку, чтобы похвастаться.
В многодетной татарской семье, Шурка был старшим среди семерых детей и единственным мальчиком. Их дом стоял посредине небольшого приусадебного участка. Дядя Рахим, отец Шурки, невысокий, худенький мужичок, был наидобрейшим человеком, обожающим не только делать детей, но и заниматься ими. Он работал простым конюхом. Его жена, дородная, высокая, вечно беременная, приносящая ему каждый год по ребёнку, а то и двойню, была женщиной строгой, но безобидной. Люди из соседних домов могли часто наблюдать такую сценку. Бегает мелкий дядя Рахим вокруг дома, за ним его большая, беременная жена. Она, тыча пальцем в свой, уже "лезущий на нос" живот, укоряет мужа в содеянном. Он, оборачиваясь, на ходу кричит ей:"Козочка моя, мотылёчек мой, птичка моя, но ведь дети, это же цветы нашей жизни!!!" На что женщина, с наигранной злостью, продолжая указывать на свой живот кричала:"Да сколько же можно?! Ну, на! На! Нюхай, нюхай, свои цветы!" Потом они целовались, целовались, целовались.
Во дворе у Шурки был огромный дощатый сарай, в котором они держали свою лошадь по кличке Матильда, тоже вечно жерёбую (беременную) кобылу. Семья жила очень бедно. Сами понимаете, столько ртов нужно было накормить. Завести поросёнка, как это делали в то время многие жители частных домов в Павловске, им не позволяла мусульманская вера, и поэтому, каждое лето они забивали молодого жеребеночка, рождённого их Матильдой. Конину они солили впрок. Сам-то я жеребят никогда у них не видел и об этом знал только со слов Шурки.
И вот я, весь такой гордый, в белые штанах, прихожу во двор Шуркиного дома. А там, мордой к улице стоит Матильда, запряжённая в телегу. На телеге огромный, высотой в метр, и диаметром, не обхватить руками, железный бак, накрытый сверху плетённой из соломы рогожей.
Дядя Рахим бегает по двору, суетится, совсем не обращая внимание на мои белые брюки. Я спросил, где Шурка?
В ответ, мужчина махнул безнадёжно рукой и произнёс с досадой:
- Болеет твой Шурка. Доктор сказал, что у него температура 40. Плюс. И ему нельзя даже вставать с кровати. А я обещал, что привезу родственникам сегодня это - и он показал рукой на стоящий на телеге бак – родственники ждут очень. Нельзя терпеть. Это тут, в Павловске. Я ехать не могу. Совсем занят. Жена совсем родить должна, а дочки ещё совсем маленькие. Куда мне деваться?
- Дядя Рахим, а давайте я отвезу. Шурка мне показывал, как рулить Матильдой. Вы только скажите, куда везти-то? - я конечно побаивался Матильды, но подумал тогда, что мне, городскому мальчику, проехаться на лошади, да ещё и самому, без Шурки, это очень круто.
- Ой сынок. Как бы хорошо было. Но ты сбегай домой, штаны свои белые поменяй. Запачкать можешь.
- Нет. Я буду аккуратным - ответил я, рассудив, что вот уйду домой, а дядя Рахим передумает. Или отец меня больше не выпустит гулять.
- Ну, тогда поезжай сынок. Только не гони Матильду, она ещё от родов-то не отошла толком. А я тебе свежей соломы на телегу брошу, чтобы чисто сидеть было.
Еду, настроение отличное. Одно не давало мне покоя, что встречающиеся по пути люди, обращают своё внимание только на Матильду и у них совсем не было никакой восторженной реакции при виде меня и моих белых брюк.
Мне казалось, что всё происходящее со мной, было сказкой. Хотелось сейчас же закричать обратившись к народу, словами короля из сказки "Золушка"- "Жители сказочного королевства! А, жители сказочного королевства! Неужели вы не замечаете, какие на Борике красивые белые брюки?!"
Нет, подумал я, если я так и буду сидеть на дне телеги, как дурак, никто же их и не увидит.
Я поднимаюсь и сажусь на рогожку, покрывающую сверху высокий бак. Сиденье оказалось довольно мягким. Ну вот, теперь совсем другое дело, сижу высоко, как на троне.
Солнце светит, Матильда плетётся, попукивая в мою сторону. Люди действительно стали разглядывать меня с интересом. Хорошооооо!
Но тут мне показалось, что попе моей стало мокро сидеть на рогоже. Я привстал и провёл ладонью по брюкам в мокром месте. Взглянул на свою ладонь и чуть не свалился с телеги, моя рука вся была в крови. Тогда я откинул рогожу и увидел, что бак доверху заполнен загустевшей, как студень, кровью...
Что делать? Бежать? А Матильда? А что я скажу дяде Рахиму и Шурке, когда он поправится? Да разве я не мужчина?
И я поехал дальше.
Я доставил свой груз по назначению. Там я узнал, что эта кровь от зарезанного сегодня жеребёнка и из неё Шуркины родственники будут сегодня делать кровяную колбасу.
Матильду вместе с телегой я оставил у тех людей, как мне и наказывал дядя Рахим. Теперь возникла проблема, как мне идти домой. Шуркины родственники дали мне кусок фанеры и я, прикрывая им свою красную попу, пошёл через весь город.
Мысль близкого, неотвратимого наказания терзала меня. Как же снизить удар на тётушек и моего отца от увиденного?
Ничего не придумывалось кроме того, что нужно вызвать у них как можно больше жалости к себе. А это можно было сделать лишь не рассказывая ни про Матильду, ни про телегу, ни про бак, ни про дядю Рахима. Кстати, нужно же и ему сообщить, что я нормально довёз его кастрюлю. Дяде Рахиму я крикнул издалека, через улицу, стоя к нему лицом, что всё в порядке.
Поднявшись в квартиру к тётушкам, я прежде побрызгал на своё лицо воды из-под крана, сделав слёзы, вошёл в комнату.
Дальше всё пошло по задуманному мной в дороге сценарию. Ну, ПОЧТИ.
Тётушки голосили, одна уже начала одевать уличную обувь, чтобы бежать за врачом, вторая и отец, заставили меня спустить с задницы брюки. Они внимательно осматривали меня со стороны зада и не найдя ничего ужасного, обратились ко мне с вопросом:"Борька, негодяй, откуда кровь на новых белых брюках?"
Я им начал фантазировать всякие страсти, что якобы сел в парке на запачканную кровью скамью, около которой лежало и не шевелилось тело мужчины. И, что я вызвал туда милицию, а сам поспешил домой, чтобы вы не волновались.
Отец всего–то один раз и вмазал мне за брюки. Чтобы я впредь больше не садился на не те скамейки. И то, больше не по злобе, а так, для порядка. И хотя рука отца, шофёра грузовика, была тяжёлой, но я был счастлив, что так легко отделался.
А брюки те, тётушки прежде пытались отстирать, но потом всё же пришлось их положить на три дня в синьку. Так что остаток лета я дохаживал в голубых штанах.
Через пару дней пришёл к нам Шурка со своим отцом.
Дядя Рахим принёс с собой, аппетитно пахнущий чесноком, круг самодельной колбасы. Отдавая тётушкам этот гостинец, Шуркин отец, похвалил меня словами:"У вас растёт смелый и честный мальчик, он..."
И тут дядя Рахим рассказал в подробностях всё, что со мной произошло, чуть не вызвав этим обмороки у моих интеллигентных тётушек. У них тогда возникло двойственное чувство к моему поступку. На одной чаше весов лежали мои, вымазанные кровью брюки, плюс, пусть и во спасение, но моя ложь. На другой чаше - мой, почти героический поступок, плюс колбаса.
Колбаса, своим чесночным ароматом, перевесила брюки.
Хорошо, что мой отец к тому времени уже уехал.
Фото взял из интернета. Спасибо автору за это.