Разум или чувства. На двоих, глава 1

Ирина Худзинская
Самолёт сел; я снимаю наушники, включаю телефон, и меня тут же встречает его сообщение: «Если в этот раз ты обошлась без вермута, значит я всё делал правильно». Читаю и понимаю, что, действительно за бесконечным перекручиванием в памяти особенно сладких моментов этих двух дней я забыла не только о вермуте, но даже в принципе пропустила момент взлёта и посадки.

«От самой твоей двери и до этой секунды я постоянно вспоминала, ЧТО ты делал правильно. Это отвлекает лучше любого вермута». Отправляю. Размышляю ещё пару секунд. И пишу вдогонку: «Но вот без мужчины после этих воспоминаний, конечно, сложновато».

Ответ не заставляет себя ждать: «Я ведь на всё той же кровати, здесь всё пахнет тобой, в том числе, мои пальцы. Так что мне сложнее. Позвонить тебе, пожелать сладких снов?»

От этих трёх фраз у меня перехватывает дыхание. Фантазия услужливо подкидывает мне яркую картинку: ночь, тот самый номер, та самая кровать – и он. Усердно думающий обо мне.

«Кира, соберись, что за гормональный взрыв!» - отчитываю я себя. Но разумом прекрасно понимаю, что фантазия меня не подводит. Он имел в виду именно то, что я представила. И надо быть честной до конца: именно на это я рассчитывала, когда писала своё сообщение.

Я никогда не была скромницей. Если в двадцать лет можно было кого-то ввести в заблуждение относительно своего темперамента, то сейчас один неосторожный взгляд или пара лишних слов выдают меня с головой, и потому притворяться я давно бросила. Но многие из мыслей и фантазий, которые вызывает у меня он, на которые он меня явно и сознательно толкает – неожиданные даже для меня. Может быть, он ждёт чего-то вроде «я не такая», нащупывает границы, но вот незадача: я ненавижу границы. И при виде их моё первое желание – поскорее взять барьер. Так уж сложилось, что прежде, чем решить, что мне нравится, а что – нет, я это непременно пробую. Когда мы с ним встретились, оставалось немало того, что я не пробовала по той простой причине, что это невозможно попробовать без ещё одного, настолько же жадного до жизни, человека.

То, на что он сейчас однозначно намекал, было в этом списке.

«Буду ждать. Только без видеозвонков, я не хочу отвлекаться от твоего голоса».

Иногда мне кажется, что я слышу его усмешку при прочтении моих сообщений.

«Решительная Кира мне нравится больше, чем та, которой нужен вермут для храбрости.»

«Тогда нам обоим повезло. Этой во мне гораздо больше».

Бессонная ночь дала о себе знать незамедлительно: приехав домой, я честно пыталась не уснуть, ожидая его звонка, но попытка была обречена на неудачу.

Я проснулась около двух часов ночи, взяла в руки телефон.

Пропущенных звонков не было.

Открыла мессенджер и прочла такое ожидаемое, но от этого не менее расстраивающее сообщение, отправленное почти в полночь: «Прости, Кира, позвонить не удалось, хоть мне и очень хотелось разделить твои фантазии. Надеюсь, что сны твои от этого не стали менее сладкими».

Он не стал оправдываться – и правильно сделал, но причина, по которой позвонить не удалось, явственно читалась между строк.

Усмехаясь, я пишу: «Понимаю, линия была занята. Уж не видеозвонком ли?»

Затем читаю своё сообщение на экране и недоумеваю, что со мной происходит. Дура, самая настоящая. С таким подходом лучше сразу удалить его номер из телефонной книжки и не морочить никому голову, а главное – поберечь свои нервы.

Ни в какой момент времени я не должна писать такое, а ещё лучше – научиться такого не думать. Я быстро удаляю сообщение, чтобы он не прочёл его. Вздыхаю, вспоминая, как он целовал меня на пороге, провожая, в ту первую ночь. Как смотрел на меня в бассейне, прижимая к бортику. Если бы там никого не было, то мы бы ушли не так скоро… От этих воспоминаний мне стало так горячо, будто он совсем рядом, на соседней подушке.

Я ответила ему минут через десять, после того, как сделала то, о чём он фантазировал.

«Мне пришлось обойтись без твоего голоса, но уверена – с ним фантазия была бы ярче. Хорошего полёта».

Сны мои после этого были, и правда, сладкими и волнующими.

Наутро я снова не смогла договориться с собой, и мыслями то и дело возвращалась к этому, несостоявшемуся, звонку. Нет, он был не настолько важен, да и не сказать, что я ждала его с каким-то рвением, не смыкая глаз. Всё это – сущая мелочь, не стоящая ни одной минуты переживаний.

И всё же я буквально кипела, не имея к тому ни одной понятной мне причины. Разум устроен очень неразумно: когда какие-то мысль, вывод, умозаключение, не укладывающиеся в нашу картину мира или восприятие себя, вот-вот готовы материализоваться, оформиться в полноценное понимание, - сознание начинает упорно их отрицать. Эдакий подсознательный блок: не нужно тебе об этом думать и говорить. Сейчас ты всего лишь немного помучаешься и перестанешь, а настоящая причина твоих мучений принесла бы настоящие страдания.

Надо с этим завязывать. Мы прекрасно провели время, это будет одним из лучших воспоминаний у нас обоих, но такой формат отношений – не для меня. Если я закипаю от того, что он не выполнил совершенно дурацкое и ничего не значащее обещание, то лучше остановиться прямо сейчас, потому что дальше ожиданий станет больше, равно как и непредвиденных обстоятельств, не позволяющих их оправдать.

Поймав себя в тот момент, когда я готова была отказаться от новой встречи с ним, я даже обрадовалась. Интуиция, где-то очень-очень глубоко, намекала мне, что, если есть шанс остановиться, – надо остановиться.

Я действительно так не хочу. Не хочу терзаний по вечерам в ожидании его звонка, которого не будет. Не хочу, чтобы утром моим первым желанием было прочесть от него «С добрым утром». Не хочу, чтобы он завладел моим сознанием и стал больше, чем романтическим приключением с приятным послевкусием.

Если не остановиться, то будет именно так, а возможно – и хуже. Мы будем желать встречи и не встречаться. Желать провести время вместе и не иметь этого времени. Эти отношения затягивают даже сильнее, чем полноценное «вместе», ведь им всегда чего-то не хватает, и это «что-то» хочется получить. Морковка перед носом, предвкушение пряника…

Я не хочу этого. Не хочу горького привкуса на фоне того удовольствия, что я получаю от общения с ним. Если заставить себя помолчать, оторваться друг от друга, то через какое-то время мы сможем сделать вид, что ничего не было, и снова сидеть друг напротив друга, упражняясь в лёгком флирте, но, не переходя обозначенной нами черты. Станем чуть-больше-чем-знакомыми людьми, которые чувствуют друг друга немного тоньше и острее, чем все остальные, потому что в прошлом их связывает близость. Такие пары видны сразу, и их не так уж мало, а значит такое возможно и между нами.

Единственное, в чём я готова признаться себе уже сейчас: я очень-очень боюсь потерять его как близкого мне по духу человека, мужчину, с которым я могу говорить всегда и обо всём, с которым чувствую себя неизменно свободно и легко. Такие люди – большая ценность в жизни каждого. Если между нами возникнет эмоциональная привязанность, то откатиться к этому этапу будет уже невозможно. Любовники становятся хорошими друзьями. Любимые мужчины или навсегда остаются любимыми, или становятся ненавистными.

Я пишу ему об этом несколькими короткими и очень осторожными фразами – не хочу его обидеть, не хочу его потерять, но и обнадёживать не хочу.

И через минуту, глядя на экран, вижу в трёх ответных строках совершенно неожиданный, и такой естественный для него, ответ: «Ты говоришь всё абсолютно правильно, я согласен с каждым словом. Но я хочу тебя завтра увидеть».

Потом я буду вспоминать это сообщение не раз. Оно было первым из долгой череды наших слов, чувств и мыслей, которые состояли из несовместимых вещей. Три слова разумного, потом запятая – и пять слов от сердца, полностью перечёркивающих здравый смысл.

Если бы он спросил меня, в какой момент я разрешила себе полюбить его, то я бы, наверное, назвала этот день. День, когда чрезвычайно рациональный, рассудительный, разумный мужчина вслух послал логику к чёрту, потому что просто хотел меня видеть.

Конечно же, мы увиделись завтра. Конечно же, через три дня после этого я снова стояла у дверей отеля, уже другого. Мы вообще подчеркнуто отказывались от каких бы то ни было традиций и повторений, создавая ощущение, что каждая встреча случайна и может стать последней.

Я отказывалась от того, чтобы он провожал меня – потому что не хотела прощаться и не желала, чтобы нашей настоящей, душевной близости стало так же много, как физической.

Но, расставшись у тех же дверей, я делала десять шагов до угла, и, прежде чем повернуть, оборачивалась – а он всё ещё стоял и смотрел мне вслед. Он не мог отвлечься от меня, просто попрощавшись, как, впрочем, не могла и я отвлечься от него.

Мы попросту не могли остановиться, и с каждым новым днём всё глубже проваливались в то, что усердно отрицали: в наши отношения, или, как это ещё принято называть, – в наш роман. Если читать переписку, то это бросается в глаза: иллюзия спокойного приятельства, даже с лёгким налётом равнодушия. Будто, если сегодня вдруг всё прекратится, то мы ничего не заметим, лишь покачаем головой, не замечая, как диалог уползает на десяток строчек вниз, а затем уходит в архив.

Ничего серьёзного, ни-че-го, вам показалось. Почему бы не скоротать полчаса на совещании за приятной перепиской? Почему бы не перечитать её перед сном, исключительно ради хорошего настроения? Почему не написать «с добрым утром», если оно и правда – доброе?

Больше писать ничего не значащих глупостей, активнее спрашивать о несерьёзных вещах, чаще сводить к шуткам ответы. Всё в нашем общении нарочито кричало: «Это всего лишь интрижка. Приключение. Завтра я проснусь и всё закончу».

И тем мы лишь усугубляли своё положение, узнавая друг друга всё лучше и лучше, собирая из ничего не значащих мелочей полноценные портреты, учились друг друга понимать и чувствовать. Физический магнетизм – полная ерунда по сравнению с пониманием и близостью на эмоциональном уровне. Я могла сказать ему что угодно и когда угодно. Перед ним я не стеснялась даже своих пьяных откровений и прочей чепухи, которая не укладывалась в рамки моего «общественного» образа, репутации, имиджа. Мы не боялись что-то испортить и шли напролом там, где в ином случае сотню раз бы подумали и передумали. Коль скоро всё это несерьёзно, а нас связывают только физиологические желания, то почему бы не признаваться во всём и оптом, без сомнений и ограничений?

Мы могли бы на этой стадии легко выяснить, что не подходим друг другу, найти друг в друге какие-то принципиально неприемлемые качества. Утратить интерес, спугнуть, испугаться. Но, увы, всё произошло ровно наоборот: каждый из нас незаметно для себя узнал, что ещё не встречал более «своего» человека.

Я до сих пор не уверена, что осознала это первой. Возможно, он пришёл к этому пониманию раньше, но сумел скрыть его от меня. Но когда эта мысль вот в таком, оформленном, виде пришла мне в голову, я по-настоящему испугалась. Испугалась своих чувств и ощущений, а ещё сильнее – их возможных последствий.

Долго ли продлится это его увлечение? Да и такое ли оно сильное, как я себе придумала? Что делать, как быть с этим?

Я стала отвечать на его сообщения колко, коротко и подолгу «забывая» ответить. Защитная реакция, в сущности, совершенно правильная. Нельзя, нельзя позволять себе пропасть. Нельзя путать мягкое и солёное, страсть и любовь. Второго он мне никогда не предлагал. Как только он поймёт, что я пропадаю по-настоящему, он, конечно, найдёт слова, чтобы попрощаться со мной…

А я не могу с ним попрощаться. Уже нет. Не хочу, не буду, не уговаривайте. Я хочу, чтобы он был у меня, был у меня всегда.