Минуты веселья

 
                Минуты веселья

     Фреду, невысок, худощав, носик уточкой, перевалило за сорок, когда он почувствовал, что, если не сейчас, то уж, наверно, никогда. Хотелось дома, такого, как был в детстве, жены, детей, обязательно детей. И Лида, почти его сверстница, чуть моложе, к которой ходил уже года два, хотела того же. Если бы он сделал предложение чуть раньше, никаких бы проблем не существовало. Даже не взглянул бы в сторону этой певички с фиолетовыми глазами. Теперь же… после того, как Димка пригласил на прогон, всё вокруг изменилось, точно пелена спала. Переливались разноцветьем листья берёз, тополей, лип, шептались и прижимались друг к другу цветы на клумбах, небесная лазурь, в которой они парили с Виолеттой, как некогда Марк и Белла, покровительствовала им. А вчера, вчера Виола, так Фред называл свою новую любовь, сообщила, что у них будет ребёнок. Боже, какое счастье! Ради этого стоило жить! Оставалось одно – сообщить Лиде.

     Сегодня он шёл к ней в последний раз и волновался.  Сколько времени они не виделись? Месяц, два, три? Он уже давно не пользовался дверным звонком и, открыв дверь своим ключом, тут же в коридоре положил его на полку. Повесил куртку на свой крючок. Вошёл тихо, крадучись, будто вор. Лида, как обычно, утопая в цветах, сидела у стола, вплотную придвинутому к окну.  Сжатые резинкой волосы медовой прядью лежали на чуть ссутулившейся спине, мягкий свет торшера, переговаривался с настольной лампой. “Как у неё всегда уютно”, подумал Фред. 

     Он хотел обнять Лиду сзади, как прежде, по привычке запустив руку в вырез податливого халатика.  Её грудь, ложившаяся в его ладонь, как в чашу, всегда встречала приветливо, Лида оглядывалась. Глаза сияли, и Фред тут же принимался целовать их. Сегодня он так не мог, стоял истуканом. Обернулась, в руке цветок алой розы, ещё не соединённой со стеблем. Простое, милое, будто озарённое чем-то лицо, всегда напоминало Фреду лик Мадонны с репродукции, которая когда-то давно висела в маминой комнате. Давно, ещё до переезда в новый дом у кольцевой. Ту, старую квартиру в центре, он вспоминал часто, но чувство дома ушло куда-то, лишь иногда возникая в музеях, или, когда приходил к матери на кладбище.  Тогда начинало сладко замирать сердце. Впрочем, в музеи он заходил редко, почти никогда. Да и к матери – два раза в год: перед Пасхой и осенью. В один из апрельских дней он встретился там с Лидой.

     Как известно, май переменчив. Что же тогда говорить об апреле? Тёплый вечер с запахом почек и ожившей земли сменился холодным утром. Нахохлились едва проклюнувшиеся листочки, сжались под порывами ветра прохожие. Небо покрылось серым, ненастным. У входа на кладбище пусто. Лишь несколько торговцев раскладывали разноцветное, искусственное, слишком яркое. Фред подошёл к прилавку, за которым стояла женщина, показавшаяся ему приветливее других.  Одновременно с ним, уверенной походкой власти, к ней направился милиционер. Чем ближе он приближался к цветочнице, тем суровее становилось его непроницаемо-безразличное лицо.  Сказал что-то тихо, указывая рукой на разложенный товар, потом со странной злостью смахнул его на асфальт. Бросил на прощанье:
- Ты меня поняла? Что б больше я тебя здесь не видел!
Женщина, как показалось Фреду, излишне покорно и поспешно, без возмущения, даже не бросив взгляда в сторону удалявшегося блюстителя, согнулась и стала подбирать своё богатство, складывать его в коробку. Фред, проев милиционеру затылок, наклонился и, отнимая цветы у ветра, время от времени, передавая небесные незабудки и пламенные розы, поглядывал на женщину. Иногда они соприкасались рукавами.
-  У меня лицензия закончилась. А новую не дают. Говорят, лимит закончился. Придётся через перекупщиков продавать. А те копейки дают. Грязные не возьмут, испачкались, -  она вытирала кончиками покрасневших и озябших пальцев, налипшую к лепесткам грязь. Говорила тихо и будто не Фреду, а себе…

     Сегодня, встретив радостный взгляд Лиды, Фред опешил. Он ожидал вопросов, упрёков. А она, уронив цветок, прильнула. И он неожиданно для себя робко, как в первый раз, прижал её к себе. Тут же, по привычному сценарию, сброшенный халатик, обвитые вокруг его шеи руки. “Ничего, - уговаривал себя Фред, удивляясь Лиде, любящей сегодня горячее обычного - это же последний раз”. Пальцы привычно лелеяли её грудь, ощущая мягкую послушность, но вдруг что-то незнакомо-твёрдое перекатилось, собралось орешком и оттолкнувшись, уплыло куда-то. “Знает ли она?” – испуганно вздрогнул, чуть ли не отшатнулся.
 
     Потом премило болтали на кухоньке, на которой и вдвоём-то не разойтись. Фред робел, глядя на зажигающиеся в доме напротив огни, которых становилось всё больше. А Лида, раскрасневшаяся, радостная, то подливала  чай, то, громче обычного повторяла уже известные ему подробности прошлой, не с ним, жизни. Об отце, который оставил после себя столько картин, что, раньше, сдавая по одной в месяц, могла жить совсем безбедно, даже  в Италии побывала, что теперь художников больше, чем людей и за искусственные цветы, которые охотно берут на продажу, платят дороже, чем за живопись, но тоже копейки.
- Знаешь, мне вчера полторы тысячи за пальму дали. Месяц не разгибалась. Взяли с удовольствием. Вот, даже Raffaele купила. А пирожки печь не стала. Не знала, когда ты придёшь. Вдруг засохнут.
Ворковала так, ворковала и вдруг зарделась, что та бумажка, которая в её руках превращалась в благоуханный цветок, и сказала вполголоса, счастливо глядя в стыдливые глаза Фреда:
- А у нас ребёночек будет. Уже три месяца.

   Неожиданно, так некстати, подал голос мобильник: “ВЫсоко поднимем мы кубок веселья…”. Полез в карман, вспотевшие пальцы никак не могли выключить телефон, продолжавший ликовать устами, наслажденьем, уже добрался до “счастья миг златой, его тяжка утрата” и только, когда Лида, отвернувшись, включила воду и стала водить губкой по раковине, стирая невидимые миру изъяны, прервал свои трели.
- Извини, - сказала она, оборачиваясь, - я знаю. Мне Дима рассказал, что ты в последнее время увлёкся оперой. Какой же он молодец. Не забывает. Так высоко взлетел, а товарищей помнит. Он меня тоже приглашал недавно, когда приезжал на гастроли, а я вот с пальмой застряла. Ты почему телефон выключил? Я бы тоже пошла.
- Да не в этом дело. Сейчас не до него. Потом. Потом я тебе всё объясню.
Фред сорвался с места и, забыв куртку, выскочил из квартиры.