100. Себячесть
Вот жизнь
А вот ее частички –
Шоколадные фантики
Бутылки из-под водки
Коробки
Пустые флаконы –
Будто обрезки ногтей или клочки волос после стрижки
Вот жизнь
А вот ее следы
Если дует с моря – в спину - береги волосы. Я прибираю их наверх. Морской ветер в сговоре с прибрежными березами. Это кажется, что те кланяются услужливо, а на самом деле специально сгибают ветки, вцепляются в голову, закручивают волосы, склеивают солью и березовым соком. Стой потом, распутывай. Если ветер лесной, с гор, настоянный в мшистых лужах и дуплистых пролежнях, свистит в лицо – пусть и самый нежный, с душком – нужно быть еще осторожней. Этот начинает с лукавых поглаживаний по позвонкам, как бы невзначай забирается подмышки, в одежду, и даже не поймешь, что что-то не так - до самых кустов с георгинами. А он уже внутри. И не дай бог принести такое в дом.
Бабушка говорила: «Главное - рот не раскрывай».
Перед тем как свернуть с улицы на тропинку, мажу виски персиковым маслом – ни тому, ни другому ветру оно не нравится. И на сдобных ладонях черчу йодные крестики. Одну руку на грудь, другую на живот. Кофту грубой вязки запахиваю посильнее и натягиваю капюшон. В карманах по сухому листу – смородина и вишня.
Когда выхожу за калитку с холщевой сумкой наперевес – на подошвах мелом рисую замкнутую спираль – отсюда увела ты меня, сюда и приведи. Потому что нет другой двери, которую моя рука открыла бы.
«Ах ты, дурочка, - смеялась бабушка, - ты людей бойся».
А мне все от ветра не по себе.
Вот позади море – седое, с приветом – то свистит, то скалится, хорошо хоть не кидается камнями. Опасаюсь его, бросается оно, как пенноротая, дикошарая кошка в клетке. На скалах чайки, как листья, с берез облетевшие. Горластые. Иногда в темной воде можно увидеть усатые морды блестящих жирных котиков. Вот тропинка к дому в конце улицы, поросшая истерической ежевикой, что хватает за подол. Дальше – скалы, нагромождение камней, сюда я и рада бы не взбираться, да иначе не пройдешь к роднику через буковую рощу. Выше дорога, огибающая горы. Вот зеленобородая кованая ограда с клочьями свисающей дикой горькой жимолости. Сипучая, одышливая уродливо-узорчатая калитка. Кривая, горбатая дорожка к двери выложена битым кирпичом, между щербинками пробивается утоптанная трава. Не идешь, а спасаешься от падения.
Если георгины не срезать вовремя, к октябрю они - склизкие бесформенные комки. Ступени на веранде терпеливо-молчаливые, крепкие. У двери скамейка с млекопитающими лапами. Навалившись на цветастую подушку спиной, вечным сном спит, раскинувшись, с зашитым ртом, Фома Филиппович – серый плюшевый заяц с кислыми глазами и пугливыми ресницами. Ветры – что тот, что другой – любят издеваться над его вислыми ушами - завязать узлом, завалить набок или на глаза набросить.
- Ну, как сегодня? – каждый раз спрашиваю я у Фомы Филипповича.
И каждый раз он ничего не отвечает.
Иногда я кладу на скамейку гостинчик – печенюшку, зефирину, конфету. Особенно любит Фома Филиппович засахаренный миндаль. Даже в непогоду заяц сидит и смотрит одним глазом на калитку, а другим на бочку с дождевой водой. А мог бы уползти в прихожую, там в темных углах сухая пыль затейливыми клубками и мандариновые корки. Мияко-тян, зыбкий кот, проплывает мимо и гладит по лицу павлиньим хвостом.
Нисы – карлики-домовики с разбойничьими лицами - однажды осенью забросили Фому Филипповича на яблоню, зацепили уши за сук, а потом вообще подпалили усы. Глупые, после такого какие могут быть гостинчики?
Ключ висит на гвозде за ставней.
Когда прихожу, подолгу говорю с Терентием – так зовут наше пятнистое зеркало в прихожей. Наверное, он думает, я хлопотливая сумасшедшая – все рассказываю и рассказываю, даже когда стоило бы помолчать. Нисам на смех. В кухне надо переложить вещи по часовой стрелке, а когда уходишь – наоборот – против. Это нис путает. Они спят днем, а ночью ловят мотыльков в огороде, среди неполотых огуречных грядок, шуршат сушняком, гоняют мышей.
Больше всего мне нравится жить, отражаясь в лужах. После дождя мир там свежий, гладкий, притягательный. Черно-белый, как вываренный лечебный настрой, забытый на плите. В лужах стараюсь не отражаться, а смотрю на отражения чужие – деревьев, туч, просветов между тучами.
Дома, опустившись на истертый ковер возле камина, открываю. Достаю, что есть внутри. Что люди называют у себя печенью, почками, кишками – во мне себячесть драгоценная. Свирепая нежность моя. Выкладываю в цветастую коробочку, протираю и мою бархатной вихоткой.
Воображаемый котишко Мияко-тян струится у ног, трется, мурчит – шерстист и ясноглазен.
«Не юли, горсточка, - говорила бабушка. – Не брызгай светом. Свербит нутро – пойди посиди под лестницей.»
Не кровь, а полынный прах, не кости, а обгорелые ветки сосновые. Не веки, а почки шиповника. Не нервы, а сухая, скрученная хмельная лоза.
«- Так кем бы ты хотел быть в моей истории?
- Дай подумать. Травой? Растущей с краю луга. Чтоб не испортить пейзаж.»
Маленькой, худой и любопытной, приходила я на площадь, скидывала пальто, открывала вьюшку и являла людям свою себячесть. Позволяла брать ее в руки и гладить. Но сказали люди: «Уродка ты, уродство носишь и уродством покрыта». И теперь могу я притвориться сундуком с кованными застежками, могу белкой, могу геранью в горшке. Не могу только достать сияющее внутри, и над головой поднять – смотрите, люди, море, и ты, собачка с туловищем, как волосатая груша, как светло и весело.
«В глазу твоем левом янтарь. В правом – только свет от янтаря. С одной стороны горло засыпано бисером – золотой налет на гландах, потому сказать о себе толком не можешь – о других только. Наполовину уши заложены, но не как у всех, когда больны они. В виски чуйка встроена – и знает это ветер.»
А ночью, когда нисы кружками гремят и хихикают, топоча по столу и ворочаясь в дымоходе, накрываюсь с головой одеялом – по красному зеленые пионы, а ведь в жизни бывает наоборот – на зеленом красное – и рассказываю себе истории.
Странную страну вижу я. В воздухе. И воздух я сама.
«Кем бы ты хотел быть в моем рассказе? Кем бы ты хоте
100. Пес Рукавичка
Как грецкий орех надвое делятся сутки
«Мам а старушки до скольки лет живут?»
Да до скольки лет живут старушки?
Хочу быть как пес - сиюминутной
Мы познакомились уютным осенним днем, когда по телу ранней осени пробегала последняя сладкая, теплая, удовлетворенная волна. В подъезде, на ступеньках. Кто-то внизу пищал и жаловался. Я пошла на звук. На первом этаже в коробке из-под обуви сидел Рукавичка - меховой комок, белым цветом похож на мой молочный зуб, который только что выпал – я хранила такой в кармане. Ни глаз, ни лап, копошащаяся каша шелкового меха. Живая варежка - так и тянуло сунуть руки в шерсть. Рукавичка зевнул, показал розовый язычок.
Я погладила щенка - меня тихонько шибануло током. Мелькнула и пропала, как старый пленочный кадр, роща высоких деревьев со странными кронами, неуклюжее жующее животное бледно-розового, пеленочного цвета в полуповороте головы, шкурки каких-то несоразмерно огромных плодов у него под ногами. Пахнуло свежей пряностью, явно нездешней, сладким морем и горячим ветром.
- Смотри-ка, - удивилась бабушка, пряча ключи в сумку и кладя руку мне на макушку. – Кто ж такую мусечку выкинул? А шапка твоя где?
Нрава Рукавичка оказался покладистого, но никто толком не мог сказать, какой он породы. С каждым годом все роскошней делалась его белоснежная шерсть. Всегда чистая, как у домашней кошки, и не линяла. Когда он шел, казалось, движется мохнатый сугроб – уши, лапы, хвост – все тонуло в шерсти.
Мы с ним были как вилочка и ножик возле тарелки. А в тарелке – бабушка и дом. Мы все делали вместе. Гуляли, ели, спали. Ничего не страшно, если рядом такая громадина, так? Когда я стала бегать на свидания, и он завел себе подружку – Апрель – тоже большую и белую. Только она была обыкновенным бобтейлом.
Я любила прислониться к теплому брюху или зарыться лицом в лохматую шерсть. Рукавичка всегда лежал терпеливо, дышал ровно и спокойно. Душа у него была чуткой, как охотничий нос. Он всегда меня понимал – мой молчаливый друг.
Но главное – вот что. Всякий раз, когда я запускала руки глубоко в собачью шерсть, происходило странное. Меня потихоньку било током – однако же, к чему только человек ни привыкает.
Если я клала обе руки Рукавичке на голову, гладила по спине и запускала пальцы поглубже, сосредотачиваясь, исчезала комната, парк, деревья, река, город - где бы мы с ним ни были. Сквозь меня будто проходила чужеродная молния. Словно затянутая внутрь собаки, я оказывалась в странном месте. Этот волшебный мир я называла Местечком Рукавичка. За много лет я побывала в разных его уголках, оказываясь то там, то тут. И возвращалась всегда с неохотой.
Постепенно, словно сложившись узором разбитого блюдца, возникла картина - как выглядит Местечко Рукавичка целиком. Я могла свободно перемещаться там по своему усмотрению, потому что изучила все его тайные тропинки. Ни с кем другим, кто гладил Рукавичку, такого не случалось. И мое путешествие оставалось незамеченным – видимо, оно длилось фантастически крошечное земное время.
Рукавичка прожил спокойную и тихую жизнь, ко многим собачьим радостям был безразличен, зато его всегда волновало то, что происходило со мной.
И вот однажды утром (я стала уже совсем взрослой, снег падал за окном, на подоконнике цвела азалия) мой пес не проснулся.
Рукавичка, ты навсегда в моем сердце. Сейчас, когда я уже не могу прикасаться к тебе, мне остается только вспоминать, что за чудо ты мне подарил. Волшебный мир, где все было устроено так, как я хочу. Жалею ужасно, что не осталась там. Возвращение всегда происходило.
В тот последний раз, я помню это отчетливо, мне явилось Местечко Рукавичка целиком, сверху. Оно и правда было похоже на мохнатую варежку, которую кто-то уронил в море - варежка обросла илом, ракушками.
Я нарисовала карту.
Мне нравится пристально разглядывать людей, занятых тем, что они особенно любят делать. Светлые, теплые лица. Я думаю, может, и у них тоже есть совсем другой мир, куда они попадают при помощи некоторых предметов или вещей? Любимых занятий? Что, если у каждого есть свое тайное Местечко, и мы все живем только для того, чтобы найти к нему дорогу? А потом, когда-нибудь, когда придет время, навсегда там остаться?
В любом случае, для меня эта дорога лежит оплаканной и зарытой под яблоней в дачном саду.
И каждый раз осенью я напрасно объедаюсь яблоками в надежде снова попасть туда.
Дрожжи небесные
Лифт из сомнений
Чашки коленки
Родинки слева
Мочки горшочки
Кисточки ковриков
Ленты запутались бестолково
Середина тетради – пояс халата
Лампа цветы
Потолка колесо
Здравствуйте, Ася, извините, что пишу вам. Отчества не знаю, оно не указано.
Мы незнакомы. Вчера на одном сайте я случайно наткнулся на ваш рассказ (повесть?). Прочитал до половины. Он показался мне странным, местами даже непонятным. Сам я не великий ценитель литературы. Но что-то зацепило. Распечатал несколько страниц. После обеда стал читать сыну. Он улыбнулся. Вот решил написать вам именно поэтому – мой мальчик улыбнулся. Судя по дате загрузки – это старый рассказ. Дело прошлое. Но все равно спасибо вам за него.
У нас никогда не было собаки. Может, зря?
Игорь Иванович.
99. Кусочки сна
Остатки лета в волосах
И кружева поребриков бетонных
Ловит мальчик удочкой с балкона
В полоску свет
Раскрылась книга
Вылилось вино
Разбухли фонарей бутоны
Шмели в ночнушках
Воробьи в пижамах
Все спит
И сонное растет и спеет
Это Пепита научил меня разговаривать с зеркалом. Он всегда здоровался с ним, бывало, даже ссорился из-за ерунды. Но я сообщаю зеркалу только самые простые факты, не выдавая подробностей, самое важное я складываю в лужи.
Когда загнулся Пепита, я составила карту. Нисы зарыли нашего головастого долгорукого хрычика за сараем, под смородиной. Зеленые ягоды качались на ветру, от стен сарая веяло сыростью, небо нянчило серые клочки туч. Какое там зарыли – как попало закидали прелой листвой и сушняком. Полили изголовье вареньем. Пришлось нам с бабушкой помучиться, поработать лопатами. Тогда в поселке и стали поговаривать о нехорошем. Но куда нам было его девать? Еще какое-то время к калитке по привычке приходили соседи за лекарственными сборами и травами от простуды или просто разнюхать, что да как, да обнаглевшие нисы быстро их отвадили – то шнурок поперек тропинки натянут, то щебенку в ботинки накидают. Пепита пытался бабушку научить травы собирать, да та оказалась неспособной – только громко пела или мыла-терла что-нибудь. Вечно ей надо было все чистить, мести, убирать, шоркать. Она бы и камни отмыла, и лес, и море до горизонта, если бы руки не были коротки, как будто хотела мир улучшить, изменить. Мне кажется, раньше она такой не была, это все от переезда, от нервов.
Карту, да. На случай, если березы и ветер поймают меня, запутают, вскроют, пока горбатая кирпичная дорожка обнимет и будет держать. Сарай со всяким барахлом, корявая яблоня - молча смотреть. Краткое, беглое описание себячести – моих сокровищ, нутра, штучек, дурочек блестящих. Порядка их расположения внутри и пути к ним. Бабушка с нисами часто заговаривала, да они с ней нет. Чаячьи яйца собирала или за рыбой в поселок ходила – бормотала, пришептывала, по камням ступала осторожно в милостливо пожалованных разношенных пепитиных тапочках. Мхом щели в крыше затыкала.
На чердаке до сих пор живет сова, и сушится рябина. Чайник с розовыми пионами, керосиновая лампа. Вешалка на входе с выпяченной губой и кривым носом любит, чтобы ей ногти красным лаком красили. В проеме в комнату с балки облезлые, шепотливые бусины свисают. Со времен Пепиты здесь так и пахнет несвежей периной и стойкой, терпеливой вербеной.
«И писать ты будешь не как они. И читать наоборот. Видеть поперек и слышать чутко. И будет у тебя внутри паутина – ловушка для чудес. И быстро созреют чудеса внутри тебя. Потому что сама станешь сильнее всего о них заботиться. Беречь и защищать. И сны тебе будут сниться про них одних, и явь будет все об одном. И станут рваться они наружу. И это будет так: словно ветер ты впустила внутрь, и он веревки бельевые рвет. Первая буква твоего имени, и та дрожать станет.»
Я карту сложила, сделала самолетик и пустила по ветру. Мимо чаек летел он, мимо волн, ведь им неживое не нужно. Ветер его утащил. А чего я ждала, спрашивается?
Раньше мы с бабушкой жили за горой, куда автобус не ходит. Он огибает гору, буковую рощу и ползет по разбитой дороге в город. За горой в деревне люди твердые, как земля между корнями. А в городе как свежевыжатый сок. В поселке – осадок. Сюда много лет назад, перепачканная копотью, с выбившимися из-под платка волосами, бабушка принесла меня, маленькую, за спиной в мешке. Как и другие, села на площади возле часовни и принялась причитать. «Люди добрые, спасите. Помогите нам, погорельцам. Все сгорело, все ушло, что сто лет росло.» Старичье местное повыползало посмотреть. Пепита в ту пору ходил ровно и пах душицей. Мыл голову таволгой, а руки смазывал льняным маслом.
Пепита говорил, что это мы привели с собой нис.
«Тогда эти гадюшки и появились. Вместе с вашим душком - гари и селя».
Неправда, меня бабушка быстро отмыла, да и от нее пожаром никогда не пахло. Когда дом горел, она ничего у огня отбивать не захотела – стояла и смотрела только.
На самом деле мы с ней пахли голубым небом.
Пепита – помятый, узкомордый, старый куролес, колчеголовый, криворотый нюник, сразу заприметил бабушку. Она была сильной и увесистой, в работе спорой. Пальцы как ложечки, шеи почти нет, взгляд ныряющий. А он-то уже потихоньку загибаться начал. Говорила с людьми мало, поддакивала и пела – в горах такая птица живет, крупная, серая, все кивает «ук, ук,ук». Он подобрал нас с площади и повел в свой медвежий угол за скалами. Огород полоть не разрешал – всякая травинка или лечит, или кормит. Сколько бабушка его логово мыла, мыла, мы
98. Вилла Молоко
В Местечке Рукавичка я всегда останавливаюсь в Вилле Молоко. Она покрыта куполом, который только снаружи выглядит белым, изнутри он прозрачный. Стен не чувствуешь – небо, сад, цветы, море – руку протяни, так близко. Как будто живешь не в доме, а прямо под небом, и оно защищает тебя. Это чудо - видеть, как местные звезды устраивают гонки или как падает дождь, как дрожит, умирая, закат, как раскрываются поутру цветы.
Попасть в Виллу Молоко могу только я, здесь нет дверей или окон, я просто вхожу, в любом месте. Внутри душистой периной раскинулось розовое облако родом из Северной Пещеры. На нем спится с большой пользой для души и тела, сон этот придает покой и легкость. Пол Виллы Молоко прозрачный, под ногами изумрудная морская вода и маленькие проворные рыбки, каждая от хвоста до плавников ровной однотонной окраски. Когда рождаются новые рыбки, их окрас получается таким, как если бы смешали акварельные краски.
В прозрачном кувшине в особой почве, не требующей полива, растут два вишневых деревца, которые я по их просьбе пересадила из Сада Деревьев, Стремящихся к Переменам. Они были так влюблены друг в друга, что не захотели меняться. Деревца шепчутся и тихонько смеются, цветут по собственному усмотрению и выращивают ягоды, когда им заблагорассудится.
Откуда взялась Вилла Молоко? Может, в Местечке Рукавичка образовалась дырочка, и ее некому было заштопать? А белый купол сам вырос сверху? Все это только догадки.
От Виллы Молоко к Морю Морей ведет Живая Дорожка.
У Хранителя Механизмов есть мнение - он поделился со мною как-то вечером за чашкой травяного отвара - что песок в этих местах черезчур чувствительный. Может быть, дело было так. Однажды солнце висело особенно низко и грело особенно сильно. Утренний ветер был настроен игриво и принялся кататься туда-сюда по склону. Песчинки расплавились и окрасились в разные цвета, потому что, по словам Хранителя Механизмов, у песка здесь слишком буйная фантазия. И получилась Живая Дорожка, цветная, в виде фигурок зверей.
Первые же шаги испугают того, кто ничего не знает об этом месте. Например, белки, живущие в Трех Соснах, обходят Живую Дорожку стороной. Ступая, я не чувствую гладкой стеклянной поверхности – потому что иду по спине того зверя, которого изображает фигурка. Издав крик или писк, животное кидается в заросли ежевики. К счастью, все звери, обитающие на Живой Дорожке, миролюбивы. Правда, тайра любит крутануться волчком, прежде чем сделать прыжок, так что нужно суметь удержаться на ногах. Кус-кус не прочь сначала обхватить ногу лапами, а сурки слишком долго бранятся, кому первому прыгать. В кустах звери растворяются в воздухе, но спустя мгновение их фигурки снова возвращаются на место.
Живая Дорожка приводит прямиком к Поющей Лестнице. Сделана она из лучезарных домиков Эхлей. Эти существа ведут очень подвижный образ жизни под водой. Когда они достигают зрелого возраста, то как пробки, выскакивают из своих сверкающих жилищ и медленно дрейфуют в каком-нибудь теплом течении, образуя небольшие флегматичные стайки. Взрослым Эхлям передается сияние их чудесных домиков, они начинают светиться, сначала едва-едва, а потом все сильнее. Под конец их жизни из-за свечения уже невозможно различить розовое бесхвостое тельце. Превратившись однажды в крошечную блестящую крупинку, Эхли, будто сверкающие капли дождя, падают на дно Лакричной Впадины. Эти крупинки, как и сами домики Эхлей (в которых со временем образуются и вырастают новые Эхли) научились добывать хитроумные Шиксы. Они толкут и добавляют крупинки в свои кушанья, как люди добавляют соль или специи. Это делает вкус блюд неповторимыми.
Сидеть поздним вечером на Поющей Лестнице – редкое удовольствие. Она сияет мягким ровным светом и, так как маленькие ветерки любят назначать свидания в раковинах, всегда наполнена мелодиями и таинственными звуками.
Спустившись, я прохожу мимо Трех Сосен. По любому поводу каждая и них имеет свое мнение, не допускающее возражений. Наверное, это делает их стволы безупречно гладкими и высокими, иголки прямыми и длинными, а коре придает идеальный янтарный цвет. Белки, однако же, не стесняются прыгать по их величественным веткам под самыми облаками.
Почти у самой воды на краю Южного Мыса стоят Качели Печали.
Они сделаны целиком из Желтого Дерева. Несколько таких деревьев, издали похожих на причудливые плоские грибы (без листвы, только ветви и ствол), растет возле Задумчивого Мостика. У Желтого Дерева ни с чем не сравнимый аромат, окутывающий, расслабляющий и навевающий меланхолию. Подушки для качелей сшила и набила Ум-травой Женщина, Которая Выращивает Все, Что Нужно. Однажды, в период Лунных Перемещений, она подбросила их так высоко, как только смогла. Так подушки набрались полезных свойств.
Качели Печали созданы, чтобы показать тихую, негласную красоту не только мира вокруг, но и мира внутри. Раскачиваясь на них на исходе звездной ночи, когда небо, проткнутое серебристыми лучами, вот-вот готово посветлеть, можно наблюдать Явление Митрис. Звезды сматываются в гигантский клубок и устремляются на землю. Они отправляются в Пустое Дерево, чтобы в нем переждать день. Здесь ночью, раскачавшись посильнее, можно уяснить, что на самом деле происходит у тебя в душе, развязать узлы, распутать то, что запуталось.
Качели Печали стоят возле Пляжа Цветных Камней. Крупные, круглые разноцветные булыжники разбросаны как попало. Наверняка, они образовались так же, как и Живая Дорожка. Эти камни обладают свойством показывать то, что тебе самому никогда не пришло бы на ум.
По левую руку от Виллы Молоко расположена Зона Сговорчивого Воздуха.
Такая штука уж точно есть только в Местечке Рукавичка. Если находиться в приятельских отношениях со здешним воздухом, можно получить в подарок необычный невидимый костюм, который окутывает с ног до головы. Когда я плавала в Расщелину Двух Упрямых Яков, которые швыряются друг в дружку камнями, за лечебным корнем Морского Виноградника для одной из Кумушек Овечек, мне необходимо было дышать в воде и быть защищенной от камней. В Зоне Сговорчивого Воздуха я раздобыла тонкий и прочный воздушный костюм. Именно такой, чтобы на самом глубоком морском дне чувствовать себя как дома и не бояться ударов.
Водить дружбу со Сговорчивым Воздухом полезно, если задумаешь полетать над Местечком Рукавичкой или спуститься по Путям Вниз. А также если не хочешь замерзнуть. Приятно бродить по Еловому Лесу, когда Снежный Филин открывает глаза, и из них летят снежные хлопья, когда поднимается настоящая вьюга, и какой-нибудь проворный, но довольно лютый ветерок прыгает и скачет вокруг. Если на тебе нежный теплый воздушный костюм, можно добавить еще и легкий аромат нежных ландышей. Уснуть под елкой в мягком снежном сугробе в такой одежде – редкое удовольствие.
Кто-то ходит у меня по балкону
По моему балкону ходит непогода
Крадется ветер
Пыль белой ложкой отмеряя уверенной рукой
Горячий красный суп с фасолью
Свекольный дух и луковый туман
Дорогая Ася,
Извините, что пишу снова. Вам, наверное, кажется странным, что я так обрадовался, когда мой мальчик немного приободрился после чтения. Но мы давно уже живем в вечной (так кажется) депрессии, все на нервах. Одним словом – отчаяние. А главное, сын отчаялся, и от этого вовсе опускаются руки. Он очень страдает, хотя и ничего мне не говорит. Настроение (особенно в последнее время – после последнего обследования, наверное, оно его напугало, вымотало) мягко говоря, неважное.
Вчера мы снова читали ваш рассказ (или повесть, как правильно, я в этом не особенно разбираюсь?), и он спросил: «А что еще там есть, в этом Местечке? Я бы на машине по нем поездил. А потом коттеджик выстроил, ха-ха. » Это похоже на то, как в детстве он часто перебивал меня, когда я читал ему сказки: «А что дальше?». Раньше мой сын был очень живым человеком, общительным, всегда на людях, он работал в частной фирме, юристом. Правда, книги читал не сильно-то, только специальные. Здоровье стало ухудшаться постепенно, и вот уже несколько лет наша жизнь в основном – сплошные анализы, обследования и процедуры – все это очень уныло. Я сам бывший военный, вышел в отставку, посвятил себя его здоровью. Несколько лет назад моя жена умерла от инсульта. Мы остались вдвоем.
Теперь уже почти никакие развлечения, которые для него пытаюсь придумать, не спасают. И что ни пробовал ему читать, как-то все скучно или, наоборот, раздражает своей веселостью. Так обидно – он ведь еще молодой. А уже обозлен на весь свет. За что ему это наказание? И вдруг – он внимательно выслушал вашу писанину (ой, извините!) – странную, конечно, но вроде бы, кажется, домашнюю и теплую. Мальчик сказал, что сам хотел бы оказаться в той чудесной стране, которую вы описали. Поменялся бы метами сам с собой. «Даже если бы пришлось для этого стать псиной.» Сначала он горько так усмехался, но все равно улыбка лучше, чем мрачное молчание.
Спасибо вам. Теперь я жду с нетерпением, когда он услышит продолжение. Так и тяготы ему переносить полегче.
С уважением. Игорь Иванович.
97. Купальня, притягивающая дождь
В халате банном
Розового цвета
С карманом драным
Мне приходит сон
Я вижу занавесочку из старомодной тюли
Сбивая фокус воздух пишет пылью
И розы лепестки себя спасают сами
От засыханья
Как – не знаю
Серебряной цепочкой сходят звезды
Уютный трепет одеяла
Тень -
Моя сестричка из цветов и веток
Едва ей повернуть лицо – меняются настройки
Мне встроена в плечо ручная кошка
И гладит и царапает и спит
В восточном направленьи тучи в пятнах
Оборки платья – редкое явленье
Крахмалит крыши ветер
И звонкой каплей
Мне падает на переносицу рассвет
А если два ветра встречаются, на дороге лучше не стоять.
Нам с бабушкой поначалу все здесь казалось непривычным. Люди косятся. Из-за гор, из-за сплошной стены леса нет обзора. Неба мало.
«Дышать трудно, - говорила бабушка, - ветер и брызги в нос набиваются. Чайки все время орут. Листья шумят.»
За горой было тихо. Небо и я. А здесь - сразу за домом – каменные холмы, втеки, стволы, мох, чем выше тем гуще. Как будто у тебя одну руку за спину заломили и заставляют так ходить. Погоду высмотреть можно только с моря – а оттуда днем ли, ночью – в лицо стылая вода.
В самом большом доме на площади жил рыбак, у него, единственного, была лодка, куры, жена и четверо детей (старший, Дерек, – с бородой). Мимо их забора каменная дорожка спускалась к воде, соленой, как чумной суп. У берега навалены камни, это должно было разбивать волны, но, кажется, от этого море только свирепело. И длинной пьяной дугой уходил вглубь потемневший деревянный пирс. По другую сторону площади жила Вероника – женщина без возраста – сколько ее ни разглядывай, не поймешь, старая она или молодая. Она много молилась и ходила по домам помогать с хозяйством (во дворе крупная, томная клубника, которую мы с бабушкой воровали). Эта неутомимая женщина каждое утро зажигала в глазнице заброшенной часовни свечку и вытряхивала линялый половик. Лицо у нее было строгое, волосы в беспорядке, носила она черное, выгоревшее. Был еще наш Пепита, полуглухой проныра с потными руками. Да «три бзделки подряд» – так их называла бабушка, может, оттого, что дома трех соседушек-несушек-квохтушек стояли рядком, почти впритык, боком к часовне. Соседушки любили сидеть рядком на лавочке и пришептывать. Кроме нас, остальные погорельцы, воя, утекли по дороге в город. Этот поселок под горами у моря был заброшенный, гиблый, одно старичье. Дети рыбака потом тоже уехали. Кроме Дерека, конечно.
Бедный мой Дерек.
«Настанет день, когда ты загоришься изнутри. Огонь этот будет нестерпимым. Жар ли? Боль ли? Тогда отдай им то, что носишь в себе. Убей в себе себячесть. Вынь ее и у вьюшки дверцу оторви – пусть ветер все высушит. Если нет - все равно заберут».
Пепита стал травить нис, будто они крысы какие. Те корчили ему рожи из-за комода, кидались тапками, прятали пузырьки с настоями. А бабушка тихонько отраву убирала, клала съедобное. Положит на лавку возле Фомы Филипповича как бы невзначай кусок пирога – отвернется – и нет его. Пепита вязал носки и шапки, менял их в поселке на рыбу, молоко, кур и хлеб. Иногда на автобусе ездил в город. Для этого он красил волосы яростной столетней хной, выбивал на солнце старый костюм брусничного оттенка и штопал локти на рубашке с белыми рюшками. Он готовил лечебные сборы из того, что росло в огороде. После того, как с ним случился удар, стал ходить боком и все щупать. По ночам оборачивался мятым бесформенным стонущим комочком. Мы с бабушкой спали на кухне, в обнимку, на кушетке у окна. Бабушка продавила ее почти до пола, так что я всегда рада была сползти под ее горячий бок. Иногда по ночам, выглянув из-за косяка, я видела, как она стояла над Пепитой в глубоком раздумьи, потихоньку щелкая суставами пальцев и что-то шептала – может, говорила с нисами.
Пепита нис не любил. Чуть заслышит – чашка тренькнула, сразу швырял, что под руку попадется.
Когда бабушки не стало, в дом тихо, под музыку моих слез, вкрадчиво вплыл воображаемый котейко Мияко-тян. Стал утешать и тереться об ноги. По ночам ложился на грудь, грел и урчал. От сиянья себячески во мне и он светился.
«Пока ребенок маленький, вдувают ему в глаза чудесную пыль. Та растет внутри, как живая. Никого человек после этого любить не может, одного себя. Только тем, что в нем, с утра до ночи занят. Это чудеса его таким особенным делают. Когда то, что надо, вырастает до размера, предположим, крупного самоцвета, сокровище забирают. И из человека вся его чудесистость уходит, и делается он - будто душу выну
И это все отмоется у нас
Пусть не до блеска
Но не видно будет
Все ветры рождаются в Местечке Рукавичка на Фиалковой Поляне и начинают бегать по небу, прыгая с Обрыва Начало Ветра. Когда-то очень давно один глупый молодой ветер не рассчитал силы и нырнул слишком глубоко в Море Морей. В воде он распался на миллионы крошечных воздушных пузырьков и превратился в Воздушное Течение. Попав в такое, нипочем не утонешь.
Над Фиалковой Поляной вьются тучки, которые желают набраться душистости, чтобы восхитительно пахнуть. В двух шагах от Виллы Молоко, поляна окружена редкими, ровно посаженными, очень гибкими деревьями с тонкими, изящными, будто танцующими прутиками и мелкой листвой. Плодами этих деревьев, похожими на крыжовник, любят лакомиться маленькие пестрые птички Ое. Они летают по небу стаей в виде ровного овала. Их вечернее пение - достопримечательность здешних мест, даже Шиксы специально приходят послушать его.
По мягкому ковру Фиалковой Поляны приятно побродить в задумчивости, здесь сладко спится, притом снится всегда одно только небо, но всякий раз разное. И если я хочу полетать, то прыгаю, как следует разбежавшись, как раз отсюда, с Обрыва Начало Ветра.
По утрам дивный аромат распускающихся фиалок можно учуять даже в Саду Деревьев, Стремящихся К Переменам. Это самое непредсказуемое место в Местечке Рукавичка. Возможно, какие-нибудь странные семена были занесены сюда одним из Ветров Не В Своем Уме. Прогуливаясь вечером среди цветущих яблонь, можно быть уверенным, что на следующее утро на их месте обнаружатся, к примеру, кусты, ломящиеся от тяжести зрелых ягод шиповника. Трава здесь то бледно-зеленая, то ярко-желтая, да и тропинки имеют привычку прямо на глазах разбегаться в разные стороны и никогда не ведут туда, куда вели в прошлый раз. В общем, ничего повторяющегося и ничего навсегда. Деревья и кусты меняются и готовы сбить с толку того, кто привык следовать принципам. В этом саду живут звери и птицы, но их немного, у них нет имен, и с ними трудно вести знакомство, потому что никогда не знаешь, кто перед тобой сейчас – тот, с кем ты уже поздоровался, или кто-нибудь еще.
Здесь я всегда жду, что и со мной случатся перемены – а какие, предсказать нельзя. Планировать что-то бесполезно, лучше всего просто валяться на травке и ждать, что случится. Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, прежде чем отправиться в гости на чай к Хранителю Механизмов, обычно как следует прохаживается в заповедных уголках этого сада. Хранитель Механизмов, привыкший к таким переменам своей подруги, и, боюсь, никогда в жизни не видевший ее в одном и том же обличии, в последнее время стал жаловаться, что у него кружится голова, если он смотрит на нее слишком долго. Положение, по его словам, спасают только горячие маисовые булочки с тертым орехом, которые Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, приносит к его травяному чаю.
Сразу за этим чудесным садом растет Дерево Карусель. С его ветвей, исходящих из одной точки в стволе, свешиваются длинные, тонкие и очень прочные листья, которыми обитатели Местечка Рукавичка ради забавы обвязываются и, раскачиваясь, вертятся. Это дело особенно любят маленькие Ютики. В теплые дни их здесь полным-полно.
Устав шалить, Ютики отсыпаются в Холмах, Густонаселенных Цветами. Это очень романтичное местечко. Здесь все цветет – без остановки, всегда. Сидя на одном из холмов, приятно смотреть, как солнце готовится прыгнуть в волну. Однажды именно здесь я увидела, как огромная стая крупных белых птиц, построившись цепочкой, нырнула в водяную воронку. До сих пор мне хочется узнать, как они выбираются обратно.
Возле Дерева Карусель растет Ум-трава, способная привести в чувства кого угодно. Ее маленькие голубые цветы часто стоят на обеденном столе у Женщины, Которая Выращивает Все, Что Нужно. Если бы не они, хозяйке дома было бы трудно справляться с гостями – уж очень они любят поболтать и поспорить.
Самые заветные секреты в Местечке Рукавичка принято рассказывать в Купальне, Притягивающей Дождь. Это небольшой деревянный домик на сваях - неподалеку от Дома Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно. К нему можно пройти по узкому мостику. То ли небо над Купальней особо жалостливое, то ли какой-то слишком чувствительный ветер привык лить здесь слезы, но так или иначе над Купальней всегда идет дождь. Иногда мелкий и приятный, будто теплый сыплющийся бисер, иногда настоящий ливень, напористый и упругий. В домике есть все, чтобы переждать непогоду. Сокровенным мыслям и тихим разговорам здесь самое место. В Купальне уютно, ни жарко, ни холодно, здесь всегда ощущаешь благоприятное расположение духа. Ровным дружелюбным огоньком горит Приветливая Свечка. Ее сделал Хранитель Механизмов из особого воска, добытого у Слишком Ворчливых Шмелей с Острова Летучих Папоротников. Она горит, да не сгорает. На моей памяти не уменьшилась ни на нисин мизинчик.
Пол Купальни, Притягивающей Дождь, покрыт уютными полосатыми матрасами. Их привез Хранитель Механизмов, который плавал на своей лодке по имени Добрая Курочка на Остров Плюющихся Пионов. Они набиты душистыми лепестками, которые тамошние кусты расшвыривают в разные стороны, как только кто-нибудь приближается к ним. Матрасы эти смастерили местные жители. Они ухитряются не тревожить темпераментное растение, обитая под кустами в круглых домиках, сделанных из сухих пионьих лепестков. Живут они замкнуто и тихо. Никто из нас их никогда не видел. Хранитель Механизмов рассказывал, что когда отчаливал, слышал только тихое шевеление сухих лепестков, что, видимо, означало «До свидания!»
Из окна Купальни, Притягивающей Дождь, хорошо наблюдать, как ветер с разбегу прыгает в воду. Ветры в Местечке Рукавичка – беспокойные гуляки. Самый сердитый поселился далеко от берега, так что за его бурной жизнью, к счастью, можно наблюдать издалека. Там, где он живет, небо часто чернеет и, кажется, выворачивается наизнанку, а молнии разрывают его на части. Это впечатляющее зрелище хорошо видно с Мерцающих Фьордов.
Большой мохнатый палец Местечка Рукавички образует берег, изрезанный частыми, глубокими заливами. Это и есть Мерцающие Фьорды. Их населяют Гуляющие Звезды – любопытные существа, в период Отливов и Приливов переваливающиеся с боку на бок на своих конечностях, и так перемещающихся с места на место. Звезды покрыты крохотными мерцающими чешуйками, делающими их переливающимися в темноте. Море Морей полощет Гуляющие Звезды, будто шиксины носочки, и берег мерцает, словно на нем зажгли тысячи маячков.
В самый глубокий залив, переходящий в Речку Через Рукавичку, падает, нагулявшись за день, рукавичкино солнце. В этот момент вода в заливе делается пурпурной, и все приходят сюда с кружками и ведерками, чтобы набрать ее. Говорят, если долго смотреть в эту воду, можно увидеть свой следующий день. Но Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, считает, что это досужие шиксины выдумки. Шиксы уж очень любят наряжаться и всеми правдами и неправдами готовы заполучить Лунный Янтарь, а Лунные Хомячки очень суеверны и все на свете готовы отдать за ведерко прорицательской воды.
Лунные Перемещения – явление редкое, и его предчувствуют в Местечке Рукавичка только Лунные Хомячки – ночные зверьки-увальни. Бывает такое время, когда все луны выстраиваются в один ряд, тогда сила их сближения заставляет маленькие ярко-оранжевые камешки, называемые Лунным Янтарем, сыпаться на землю. Лунные Хомячки одни знают, когда следует ждать с неба эти сокровища. Они устилают ими свои жилища изнутри. Ворочаясь потом в своих норках, собственными шкурками они шлифуют поверхность камней так, что жилища Лунных Хомячков светятся изнутри таинственным светом.
Женщина, Выращивающая, Все, Что Нужно прикладывает Лунный Янтарь к голове, когда там появляются ненужные мысли – тревога или печаль. А пурпурной водой она поливает свой Огород Отменного Урожая, полагая, что будущее ей знать вовсе не обязательно.
Дом Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно, расположен у Залива, Куда Падает Солнце, и окружен живой изгородью из Болтливых Роз. Розы эти просто несносны. Ни капельки не стесняясь, они обсуждают манеры и повадки гостей, когда те гуляют в Огороде Отменного Урожая. Но, несмотря на это, многие не прочь унести с собой букетик этих чудно пахнущих мелких, вьющихся цветов. Я сама проверяла – они не вянут и легко приживаются в любом месте, куда их ни посади, хотя болтать перестают. Однако если вам повезет срезать ту розу, которая говорила именно про вас, вы получите поистине бесценный подарок. Роса или дождь, даже самая маленькая капля, попавшая на такой цветок, сможет утолить жажду или голод и будет служить лекарством на любой случай. Только для вас. Для всех остальных это будет просто вода.
В Огороде Отменного Урожая растет все. Мыслимые и немыслимые овощи, ягоды и фрукты, а также травы для специй и бог знает, что еще. Сюда за провизией бегают все жители Местечка Рукавичка. Вкуснее местной еды на свете нет, это я заявляю, положа руку на живот. Конкуренцию могут составить разве что шиксины сливовые пироги, поданные с молоком Кумушек Овечек.
Хозяйка любит и бережет свой огород. Жить в нем позволено только маленьким зверушкам с темно-зеленой шкуркой, которые она называет Капустными Мышками. Они помогают вскапывать землю, собирать урожай, сгребать листву и делать другую огородную работу. Обитают они в крохотных домиках из сухих стеблей, которые сами мастерят и подвешивают на стволах Болтливых Роз, повыше от земли. Когда какой-нибудь ветер шутки ради дует на них, домики начинают раскачиваться. Это очень нравится мышкам - приятно, знаете ли, наработавшись за день, под легкое покачивание отходить ко сну.
Под окнами здесь растут Карликовые Магнолии, цветущие непропорционально огромными фарфорово-белыми цветами. Плоды у них крупные и сладкие. Их страшно любят Ласковые Лемуры. Некоторые из Лемуров в темное время суток тайком таскают лакомство прямо из под носа хозяйки. Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно рассказывала, что как-то нашла под окном одного Ласкового Лемура, который так объелся, что не мог пошевелиться, чтобы по своему обыкновению приласкаться. Пришлось три дня поить его настоем из молотого имбиря, зернышек фрукта ляо-тан, листьев дикого шиповника и цветов Северной Акации. Только это привело его в чувства.
Я часто останавливаюсь передохнуть в уютном двухэтажном доме с мансардой, балкончиком и приветливым деревянным крылечком, выкрашенным в ярко-голубой цвет. Это Дом Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно. Он выстроен из камня особых Белых Валунов, привезенных с самого Края Возможностей. Именно там из воды торчат огромные круглые, гладкие камни. Белый Валун имеет волшебные приманивающие свойства – ноги сами так и сворачивают с тропинки и направляют к дому. Поэтому жители Местечка Рукавичка опасаются подплывать к Краю Возможностей и Белым Валунам - нестерпимо тянет заглянуть за.
На крыльце тихим приятным звоном гостей встречает маленький колокольчик. Приветствуя, он для каждого играет особую мелодию. Он был сделан из розового прозрачного камня, который маленький Тапир нашел в Северном Краю. Однажды ему захотелось пройти насквозь Северную Гору. По переходам, лабиринтам и тоннелям он забрел глубоко внутрь, и там обнаружил пещеру, наполненную такими камнями. По его словам, в пещере стоял тихий задумчивый звон, от которого по телу до самых копытец разлилось приятное тепло, а жесткая щетина на затылке, торчащая на манер метелки, сделалась мягкой и послушной, как всегда мечтала его мама. С тех пор он с готовностью демонстрирует ее всем желающим.
В столовой с камином всегда много гостей из самых разных уголков нашего Местечка Рукавичка, жующих, болтающих ногами или просто болтающих. На первом этаже - вместительная кухня, где стоит таинственный Комод Для Специй. Разобраться в огромном количестве бутылочек и баночек с травами и порошками, хранящимися в нем, способна одна только хозяйка. Однажды я решила попробовать на вкус одну из приправ, и ровно на один час у меня один зрачок стал зеленым, а другой фиолетовым.
Под лесенкой на второй этаж устроено уютное спальное местечко для гостей, желающих уединиться. Светильник окутывает эту спаленку ровным покрывалом мрака и тишины. Я ночевала там и клянусь, слышала, как перед сном светильник пел тихую, печальную колыбельную.
Под домом есть погреб с запасами и Мягкая Комната - скатываешься по желобку и открываешь полукруглую дверцу. Потолок в комнате круглый и беленый, а пол устлан коврами из шерсти Кумушек Овечек, с которыми по мягкости и способности хранить тепло ничто не сравнится. В нишах горит Кружевной Огонь, а на полу стоят высокие вазы с растущим виноградом. Виноградные лозы сплетаются под потолком и, если есть желание, можно подпрыгивать и рвать большие, слегка кисловатые ягоды, которые обладают свойством навевать сон, настолько долгий, насколько попросишь.
На втором этаже - комнаты для гостей на самый разнообразный вкус, причем, их на самом деле гораздо больше, чем может показаться. В самой вместительной и светлой - с балконом - спит сама Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, и туда вряд ли кто-нибудь, кроме нее когда-либо заходил.
Над крышей виднеется башенка, где живут совы. Я как-то забралась туда по лестнице, чтобы поглядеть на новорожденных совят, и получила за это нагоняй – родители совят так исщипали меня за уши, что с тех пор я стала слышать гораздо чутче.
А вот в Мансарде мне побывать не довелось. К ней со второго этажа ведут Чрезвычайно Требовательные Ступеньки, такие скрипучие, что закладывает уши. Я дошла только до третьей. Ступеньки скрипят тем сильнее, чем больше уверены в том, что ты еще не готов побывать наверху. Вход в Мансарду загораживают легкие шелковые занавески, которые раскачиваются как будто ими забавляется какой-нибудь шкодливый ветер. Может быть, у Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно, живет собственный домашний ветерок? Но, по ее словам, мне знать об этом рано, и весь разговор.
Если спуститься с голубого крылечка и пойти по тропинке из желтого мха, можно попасть на Задумчивый Мостик, чтобы полюбоваться живописно колышущейся Травой Шаг за Шагом. Она такая высокая, что запросто скрывает любого жителя Местечка Рукавичка с головой, если, конечно, она у него есть. В этой траве живет Очень Одинокий Ветер. Про Траву Шаг За Шагом ходят слухи, что здесь можно пропасть навсегда. Это подходит тому, кто хочет, чтобы про него забыли. Якобы, ступая все медленнее и медленнее, постепенно становишься меньше и меньше и, наконец, исчезаешь. Куда? Об этом мог бы рассказать только тот, кто исчез, а я таких не встречала. К счастью, Травы Шаг За Шагом немного. Ее заросли образуют ровный круг, и она никогда не разрастается.
Напротив растут Гладкие Буки – деревья с толстыми стволами и маленькими кронами на самой верхушке. Если потереть ствол, можно набрать в ладонь чудесной буковой пыли, которую, растерев хорошенько и смешав с водой из Непростого Водопада, можно использовать для рисования. Все, что нарисовано буковой пылью, способно двигаться. Рисунок делается живым. Например, в Жилище Хранителя Механизмов нарисованная лисица, сидящая у входа, открывает гостям дверь. Конечно, если она не спит, и если ей не лень. В высоких кронах Гладких Буков живут крошечные светящиеся жучки Сверлячки, особенно активные в темноте. Они кружатся и ни минуты не сидят на месте, отчего ночью верхушки деревьев кажутся живыми.
По Аллее Гладких Буков я выхожу прямиком к трем горам, одна из которых носит название Гора Светлое Падение.
Дорогая Ася,
Я заглянул в конец. Ваш рассказ не закончен? Или это замысел автора? Описания обрываются. Неужели так ничего и не случится в вашей стране? К тексту в конце прикреплен рисунок – видимо, это фотография карты, но качество такое, что ничего не разберешь. Вот карта как раз была бы кстати! Утром мой сын сказал, что ему приснилась болтливая садовая роза, которая читала его медицинскую карту морковке. Он проснулся в хорошем настроении. Он ведь не видит уже почти год. Диабет – очень жестокая болезнь, отнимает здоровье постепенно, как будто из вашего тела вырезают по кусочку. И хотя в обед он ударился очень больно головой об открытую оконную раму, когда садился за стол, и горько заплакал, и закричал, как ему все это надоело, потом успокоился и улыбнулся. Он говорит, хорошо бы надеть костюм Сговорчивого Воздуха чтобы, когда нужно, делаться невидимым. Сегодня мы дочитали до того места, где рассказывалось про траву, в которой можно пропасть. Это очень грустно, и я испугался, что он опять заплачет, но он, наоборот, усмехнулся, хоть и очень невесело.
А что же будет, когда мы закончим? Ася, я не знаю, читаете вы мои письма или нет, потому что вы не отвечаете. Очень жаль. Мальчик у меня один, и я буду бороться за него. Больше у меня никого не осталось. Пожалуйста, напишите еще, продолжите рассказ (или повесть?). Он так поднимает нам двоим настроение. Мы уносимся из нашего пропахшего лекарствами дома (на самом деле, конечно, простой двухкомнатной квартиры) в ваш странный мир. Мой сын – теперь ваш самый преданный читатель. Вдруг я даже уговорю его надиктовать вам письмо? Очень вас прошу.
Извините за беспокойство.
Если нет, мне, может быть, придется самому придумывать продолжение? Но я не умею сочинять. Ни так, как вы, ни как-то еще. Совсем не умею. Я же бывший военный, вы помните? Таких необыкновенных сказок мы никогда не читали. Если я буду продолжать, он сразу поймет, что это не вы.
Я ведь, знаете, как нашел этот текст? Искал по поиску лекарство «санатадин», а наткнулся на Санатэ и его угодья. Вот так.
Отзовитесь пожалуйста.
Спасибо.
Игорь Иванович.
96. Явление Митрис
Неровный по краям
Разбухший от ошибок
Как с дерева слетевший лист
Мой день с прожилками маршрутов
Мой вечер с головой под одеялом
С простыми точками огней-следов
Осадком ощущений
Стены квадрат неровный
Неправильный узор сетчатки
Чем ближе к ночи
Тем смелей
Макает утро в чашку кофе
Хрустящий сладкий хлебец
Мой арт из марципана
Мой шебби шик с доставкой прямо в вены
Как легкий яблочный табак – все что мое
Горит
Я думала, она вечная. Она сама и ее лепешки из ржаных отрубей. И капустный суп. И запах теплой земли, исходящий от фартука. И эти полные ноги в нитяных чулках и стертых тапках, похожие на две чурочки (сверху цветастый подол) – я любила смотреть, как они работают, для этого ложилась на пол или прямо в траву.
Если бы чайки когда-нибудь уняли свои вопли, я бы расцеловала мокрые камни, соленые до тошноты.
На них она и поскользнулась. Клятое море. И все, что мне осталось – морок цветного пятна, застрявшего между скал в прибое.
Тогда-то Дерек стал приходить и стоять у калитки. Он не мялся, не свистел, не напевал, а стоял неподвижно, вглядываясь в окна. Бородатый Дерек. Приносил рыбу и клал в траву. Я же на нее и смотреть не могла, а море – да чтоб оно сгорело. Каждое утро я находила рыбу все ближе к своему крыльцу, и наконец, однажды она досталась Фоме Филипповичу. Нисы отрезали плавники и вставили их ему в ноздри. И правда, зачем им сырая рыба? Они всегда воровали готовое. Потом зайцу от дерекова дома перепали куриные яйца, вареная куриная ножка и быстро заветревшийся (уже надкушенный нисами) калач.
На следующее утро я не усидела, выскочила из прихожей и схватила Дерека за руку. В поселке каждый думал, что все про других знает. Так что я решила Дерека удивить и показать ему бабушку – столько дней прошло, а она все болталась у скал. Осторожно повела его на берег, где ничего дельного нет – одни скользкие камни и дуры-чайки. Искоса смотрела, как ветер оглаживал его бороду, разделяя надвое у рта. Возле воды его глаза сделались светлыми. Подумала я тогда, что каждый раз, когда он выходит в море, чтобы забрать у него рыбу, море забирается внутрь него самого. Но держался Дерек спокойно - большой, как кит. А вот бабушку увидел и заволновался.
«Нельзя, - закричал он, чтобы перекричать ветер и чаек, - так ее оставлять. Нехорошо.»
А мне наоборот казалось. Вот Пепита в смородине за сараем – нехорошо, зачем он мне там? Зачем земле? Я сплю и все его постылый запах чую, разбавленный вареньем. А бабушка всегда рядом, просоленая хорошенько – правильно.
На следующее утро Дерек не принес мне рыбу. Взял отцовскую лодку, чтобы бабушку вытащить. Он вместо рыбы хотел принести мне бабушку. Чтобы я ее похоронила как положено. И чтобы в поселке Вероника не надрывалась в своих молитвах. И не наговорили опять про нас нехорошего. Лучше бы он ее не трогал. Бабушке, видно, в землю вовсе не хотелось. И точно – что там? Червяки да грязь. А грязи бабушка не любила.
Растащило и без Дерека море ее кости, растворило ее мясо, и поселилась милка моя объемистая навсегда в этих брызгах прибрежных – злых, колючих.
Море, говорю же, - молоток отбойный, и лодку расколошматило, и Дерека головой о камни.
Вырви волос у меня, а когда захочешь увидеться, в пальцах его в пыль перетри.
И не разговоры уже пошли в поселке, возле покосившейся часовни по вечерам, а вопли, слезы, крик и руга
Как грубо прозвучала осень
Скажи когда наступит понедельник
Который все отменит
Сегодня утром разложив по пунктам счастье
Я только одного не называю
Оно союзка
Меж тем другим десятым сотым
Как много у меня
Как оказалось сегодня утром
Есть
Гору Светлое Падение называют так потому, что падать с нее не страшно, а наоборот, здорово. Многие специально забираются сюда, чтобы упасть самыми разными способами – кубарем, кувырком или прыгнув с разбегу в Море Морей. С тем, кто прыгает, время великодушно. Ты получаешь в свое распоряжение времени гораздо больше, чем при обычном падении. Летишь медленно, настолько медленно, насколько можешь себе вообразить. Все движения и мысли кажутся будто бы размазанными. Однако, по словам осторожных Нис, занятие это не совсем безопасное. Например, падать рекомендуется только в благоприятном расположении духа, потому что именно та мысль, с которой ты отталкиваешься от горы, растягивает твое время. От этого также зависит, в каком месте приземлишься и когда. Однажды молодую Нису с игривыми намерениями унесло аж на Отмель Ленивых Гусениц, и те от неожиданности даже повернули головы в ее сторону – неслыханное дело. Но если думать о хорошем, настроиться на приземление в каком-нибудь приятном месте, от падения можно получить незабываемое удовольствие. Однако всегда нужно помнить, что все это - игра с временем и пространством, правила которой устанавливаешь не ты.
Верхушки трех гор покрыты снегом, но снег этот не холодный, по нему приятно ходить босяком. Здесь время от времени расцветает единственный в своем роде цветок. Полюбоваться на него мало кому довелось. Говорят, внешне - ничего необычного. Он вырастает прямо из снега и живет всего несколько дней. Но пока цветет, снег стаивает, и с гор спускаются вниз, в Деревню к Шиксам тысячи маленьких ручейков. Шиксы собирают эту воду, чтобы мыть волосы. Они утверждают, что после этого становится ясно, для чего живешь. Такое усиленное снеготаяние Шиксы объясняют тем, что корни цветка начинают шевелиться, выделяя невероятное тепло. Сами горы в это время как будто ворочаются. Некоторые вообще считают, что все три горы – не что иное, как туго сплетенные корни одного-единственного растения. И существуют лишь для того, чтобы изредка являть миру Единственный Цветок.
Шиксы - маленькие, склонные к полноте и украшательству самих себя существа. Образ мыслей их до того хитроумен и замысловат, что сами они часто начинают в нем путаться. Выстраивая сложные умозаключения, а после пытаясь выбраться из них, Шиксы частенько оказываются в тупике. Когда это случается, они прикладывают к вискам целебные мешочки, набитые Ум-травой и натирают коленки кусочками Желтого Дерева. А если дело совсем плохо - засовывают головы в Ничей Ручей и торчат в нем с открытыми глазами, пока хватает сил, выискивая на дне среди огромных листьев Дерева Колыбель ответ. По их словам, эти старинные средства помогают. Каждый хочет знать, как прожить без забот.
Шиксы живут в невысоких домиках, покрытых ярко-желтыми соломенными крышами. От дома к дому проложены дорожки, которые вьются веретеном и выписывают вензеля. Таким образом, хозяйка, идя к соседке, на каждом повороте имеет возможность хорошенько обдумать то, что собирается ей сказать. Шиксы выращивают Очень Маленькие Сливы и делают из них всевозможные лакомства.
Море Морей образует возле деревни живописный залив, где живут Морские Кролики, которые очень любят сливовый пирог. Шиксы бегают с Морскими Кроликами наперегонки, Шиксы - по берегу, а Кролики – по морю. Затевая соревнование, Шиксы заранее знают, чем оно закончится, потому что коротенькие шиксины ножки - не соперники быстрым кроличьим плавникам. Но кроликам нужен сливовый пирог, а Шиксы не прочь повредничать. Кролики плывут по поверхности, мордочка повернута в сторону сливового запаха, а плавники молотят по воде так, что та бурлит словно кипяток в шиксиной кастрюльке. За кусок сливового пирога Морские Кролики ныряют для Шикс за синим жемчугом. Когда Шикса становится самостоятельной, она строит себе дом, и тогда полагается провести собственную дорожку от ее дома к дому каждой из соседок. В это же время она мастерит на голове из собственных волос сеточку, чтобы поместить туда синюю жемчужину.
Деревня с Шиксами расположена на живописной равнине. За ней возле реки находится Львятня. Здесь обитают Песочные Львы. Чаще всего они лениво лежат на берегу, позволяя маленьким львятам играть кисточками своих хвостов. Их пристальный взгляд направлен на противоположный берег, в Долину Прекрасных Фламинго. Песочные Львы и Прекрасные Фламинго – соседи, и каждый из них знает, что Лев и Фламинго один раз в жизни должны встретиться. Обычно эта встреча происходит на закате, когда небо, раскрашенное в немыслимые цвета, делает картину мира фантастической. Тогда Лев тихо переплывает реку в самом узком месте и, затаившись, ждет. Один из Фламинго, зная, что его время пришло, отделяется от остальных и начинает медленно прохаживаться у кромки воды. Он чувствует дыхание Льва и поворачивается навстречу прыжку, который у каждого Песочного Льва и Прекрасного Фламинго бывает только один раз в жизни. Счастьем наполнены их глаза, так долго высматривавшие друг друга через серебристую ленту реки, и их сердца соединяются по полному взаимному согласию. Они встречаются взглядами, Песочный Лев прыгает и резким движением перегрызает горло Фламинго. Песочный Лев съедает всего Прекрасного Фламинго без остатка и, переплыв обратно, укладывается спать на теплом песчаном берегу. На следующее утро у Песочного Льва рождается маленький львенок, а сам лев уходит в траву Шаг За Шагом – ясно, зачем.
Неподалеку здесь же растут Кусты Врушки. Врушки вызревают не все сразу, а по очереди. На мясистых темно-зеленых ветвях висит нечто вроде головастика с маленькими ручками. Каждый Врушка, пока растет, вынашивает в своей голове особую, фантастическую историю, и если он не расскажет ее кому-нибудь, то будет несчастен до конца своих дней, и в конце концов свалится под куст сухой, сморщенный, недовольный и ни на что больше не годный. Как только кто-то приближается к кусту, Врушка открывает рот и заводит свою песню. Если на кусте сидит несколько Врушек, то их болтовня зачастую переходит в крик, так как каждый хочет непременно досказать свою историю до конца, даже если под кустом просто шныряют белки. Эти вопли долетают до деревни, и раздражают Шикс, особенно в поздний час, когда пора спать. Поэтому Шиксы вяжут для Врушек особые шапочки с прорезями для глаз. Снять их Врушки не могут, слишком короткие у них ручки. Заткнутому Врушке остается только выпучивать глаза и размахивать руками, когда он видит счастливчика, который, по его мнению, может провести несколько приятных минут, слушая захватывающий рассказ. Иногда Врушек специально держат в шапочках, чтобы, срезав, принести домой для развлечения гостей на празднике. Врушка, рассказавший историю, тоже валится под куст и засыхает, как и Врушка, которому не удалось ничего рассказать, однако, выражение лица у него при этом довольное.
Сразу за Домом Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно, на лугу, покрытом душистыми мелкими розовыми цветами, можно встретить пятнистые хвосты, торчащие из земли. Они подрагивают или вертятся. Это Подземный Народец. Ни одного его представителя я никогда не видела в полный рост. И об образе жизни ничего толком сказать не могу. Выходит ли Подземный Народец когда-нибудь на поверхность или наоборот, весь целиком прячется под землю, и для чего выставляет наружу кончики своих хвостов, неизвестно.
Неподалеку от нор Подземного Народца растут Деревья Самжит. У них нет листьев. Когда приходит срок, вместо листьев они сбрасывают с себя старую кору. Вечером, как только солнце завершает свое путешествие по небу, Дерево Самжит сверху донизу пронзает трещина, и оно, словно змея, скидывает старую шкуру. Поэтому земля здесь вся покрыта толстым слоем кусочков коры. Свежесброшенную кору Самжит с большим успехом используют в Местечке Рукавичка при приготовлении сладостей.
Если идти дальше, в сторону Утесов, по пути то и дело будут попадаться Слоняющиеся Звери. Они бесцельно шатаются по равнине, к ним на спину можно запросто забраться и сидеть или лежать там сколько душе угодно, они этого даже не заметят. Души Слоняющихся Зверей наполнены покоем и умиротворением, они никуда не торопятся, никогда не суетятся, и у них нет никаких дел. Я не знаю, есть ли у них вообще мысли или чувства. Их внимание невозможно привлечь. Как-то я пробовала покормить их самжитовым печеньем с начинкой из карамельного сиропа, перед которым не может устоять ни одно живое существо, но Слоняющиеся Звери и к нему остались равнодушны.
Слоняющиеся Звери часто гуляют вокруг Обрученного Дерева. Забравшись на него, можно погладить их мягкую как плюш шкуру. Обрученным это дерево называют потому, что каждую его ветвь опоясывает золотистая Змейка Вейка. Змейки Вейки не рождаются свернутыми кольцом, но уже на второй день жизни норовят поймать собственный хвост. Вот тогда-то Нисы и пристраивают их на ветках. Нисы приходят к Обрученному Дереву со своими шумными песнями и устраивают свадьбы. Они катают друг друга на разноцветных тележках и поют протяжные песни, понятные только им одним. Слоняющиеся Звери в это время предпочитают соблюдать почтительную дистанцию. Среди Нис есть поверье, что спеть свадебную песню могут только Нисы, состоящие в браке. Выучить ее холостым Нисам невозможно, слова путаются в голове, а мелодия ускользает. Если же холостой Ниса сочинил свадебную песню, это означает только одно – очень скоро у него свадьба!
На Буграх Хийси я могу взять себе любого Хийси, какого захочу. Все они терпеливо ждут хозяев, однако при этом прячутся очень тщательно. Так что хорошего Хийси нужно еще поискать. Но дело того стоит. Хийси - отличный домашний питомец, он делает несложную домашнюю работу, лечит, веселит, утешает и поднимает настроение. И если кто-то нашел подходящего Хийси, и хорошо обращается с ним, он придаст его дому неповторимое очарование. Хийси питается домашним уютом и ладом, а также той особой атмосферой тепла, которая чувствуется в дружной семье. Такой Хийси счастлив и доволен. Кстати, многие Хийси живут у Шикс, и те относятся к ним с трогательным уважением.
Между Буграми Хийси бродят стада МаЯчек – ярко-красных круглых существ с восьмью коротенькими мохнатыми ножками. МаЯчки питаются пыльцой и уныло мерцают в сумерках, издавая пиликанье, которое вряд ли можно назвать музыкой.
Здесь же можно увидеть Мось. Она растет прямо из земли неподалеку от места, где течет Ничей Ручей. Ее чуткие уши, всегда стоящие торчком, слушают все, что происходит вокруг. А огромные, узкие глаза с янтарными зрачками никогда не закрываются - Мось вообще не спит. Ее изумрудно-зеленое гибкое туловище видно издалека и смотрится очень эффектно.
По лугу проходит Чайная Тропинка, ведущая прямиком от Жилища Хранителя Механизмов до Дома Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно. Она называется так потому, что Хранитель Механизмов собирает здесь травы для отваров, которыми он славится на все Местечко Рукавичка.
По другую сторону Чайной Тропинки, вплотную примыкая к Речке Через Рукавичку, раскинулся обширный Грушевый Сад, за которым живут Ютики.
Деревья Грушевого сада растут так близко друг к другу, и так тесно переплетаются их ветви, что его единственным обитателям – Медовым Ежикам только в солнечную погоду удается увидеть небо. Грушевые Деревья цветут, когда на небе появляется Арбузная Луна, прозванная так за свой сочный, ярко-розовый цвет, напоминающий мякоть спелого арбуза. Их цветение наполняет воздух Грушевого Сада ни с чем не сравнимым медовым ароматом. Когда цветение заканчивается, розовые лепестки еще долго не могут опуститься на землю из-за сгустившегося медового воздуха, висящего над деревьями. Лепестки парят, словно мотыльки, и самые любопытные Медовые Ежики, стоят, задрав мордочки, позабыв о делах. Спустя некоторое время пряный медовый воздух собирается в розовые тучи, и лепестки, медленно кружась, опускаются на землю. Медовые Ежики подставляют мордочки под этот необычный листопад. Они подбирают грушевые лепестки, чтобы делать из них лежанки. Это лучшее место для хранения снов. После того, как лепестки опустились вниз, из туч на землю падают тяжелые душистые капли. Медовые Ежики собирают их в посуду, чтобы потом приготовить грушевый пудинг, грушевый омлет или грушевый суп-пюре.
Ютики живут в большом трехэтажном доме с балконами и внутренним садом, где растет их любимый Можжевельник. Ютикм нравится можжевеловый запах больше всего на свете. Они украшают можжевельником свои жилища и любят посидеть вечером у костра из можжевеловых веточек, которые поджигают Кружевным Огнем - он горит медленно и долго. У дома стоят можжевеловые скамеечки, и каждый маленький Ютик в день рождения получает в подарок какую-нибудь можжевеловую безделушку, которую считает своим счастливым талисманом.
Ютики-детишки похожи на обыкновенных толстощеких безобразников, которых во всем мире величают "сущим наказанием", потому что они всюду шныряют и ищут приключений. Маленьким Ютикам разрешается делать все, что заблагорассудится – кататься на Слоняющихся Зверях, лазить на крышу, разводить Сколопендр в ботинках, валяться в пыли, рисовать друг на дружке иссиня-черным соком ягод Калины Наоборот, что растет у левого берега Озера Наоборот, горланить, беситься и прыгать. Взрослые Ютики ведут себя совсем по-другому. Каждый подросший Ютик должен найти себе пару. Обычно это происходят так - однажды за беседой на можжевеловой скамеечке два Ютика обнаруживают, что они прекрасно ладят, и им не хочется расставаться. Тогда они подают друг другу руки, соединяют ладошки, и если они действительно подходят друг другу, то тут же превращаются в одно существо, прирастая боками. С тех пор то, что творится вокруг, перестает их волновать. Они живут, погруженные в самих себя. Их глаза закрываются, зато в том месте, где они срослись головами, открывается третий, общий глаз, который способен видеть невидимое. Ютики могут читать мысли любого существа, но они никогда не рассказывают об этом. Соединившись, они навсегда перестают говорить. Так что за маленькими Ютиками ухаживают их подросшие собратья, еще не нашедшие свою вторую половину.
Именно от проделок маленьких Ютикиов охраняет Пастбище Ла Соленый Кот.
Падающие Зверушки Ла – самые необыкновенные животные, которые мне доводилось встречать. Живут они в туче, вечно висящей над Пастбищем Ла. Когда солнце достигает своей высшей точки, туча опускается низко над землей, и из нее на траву выпрыгивают небольшие мохнатые комочки. Это Зверушки Ла, втянувшие в складочки на туловище свои конечности и голову так, чтобы не ушибиться при падении. Зверушки Ла, выплюнутые тучей, попадают на Пастбище Ла, где растут Паслены Ла – они одни могут удовлетворить голод этих необычных животных. Наевшись до отвала, каждая Зверушка Ла забирается обратно в родную тучу, без которой не может прожить. Однажды я нашла одну несчастную на краю Пастбища. Она, наверное, не успела вовремя вскарабкаться в свою мягкую небесную постельку. У нее был жалкий вид, тоненькие ножки ее тряслись, в общем, долгое пребывание на земле не пошло ей на пользу. Я отнесла ее Женщине, Выращивающей Все, Что Нужно, и той пришлось всю ночь качать ее в гамаке. На следующий день бедная зверушка и думать не могла ни о каких Пасленах, и едва оказавшись в туче, первым делом забралась подальше от края.
Пастбище Ла охраняет Соленый Кот. У него нет других занятий, кроме как катать вокруг Пастбища Ла Соленые Шары. На окраине Пастбища, там, где берег встречается с Морем Морей, прямо напротив Отмели Ленивых Гусениц, бьет Соленый Родник. Его изумрудная вода содержит особую соль, которую собирает Соленый Кот и скатывает в Соленые шары. Эти круглые, чистого, изумрудного цвета комки он выкладывает по краю Пастбища Ла, выстраивая ограду. Делаясь обжигающе-горячими от солнца, днем они не пускают сюда проказников-Ютиков, а ночью, отражая лунный свет, отпугивают Ласковых Лемуров. Ласковые Лемуры, как известно, ластятся ко всем подряд, требуя, чтобы каждый встречный-поперечный почесал им за ушком или погладил животик.
На краю Пастбища Ла растет огромное Пустое Дерево. Если забраться в его дупло, можно увидеть, что оно действительно пустое - даже корни, ветки и большие, твердые листья. На кончике каждого листа есть дырочка, поэтому в Пустое Дерево любят забираться ветры и со свистом вылетать откуда. Это из-за их легкомысленного поведения Пустое Дерево всегда раскачивается в разные стороны, будто танцует, и издает звуки в соответствии с наличием или отсутствием музыкального слуха у дурачащегося ветра.
С Пустым Деревом связано Явление Митрис. Если Луны и Солнце Местечка Рукавичка появляются из Моря Морей и опускаются туда же, сделав положенный круг, то звезды после ночных хороводов направляются в дупло Пустого Дерева, чтобы отдохнуть. И как только Солнце садится в волну, звезды взмывают вверх и начинают свои небесные игры. В приподнятом настроении, как и ветры, они тоже любят вылететь не через дупло Пустого Дерева, а через все Пустое Дерево сразу, через каждую дырочку на его листе. Это потрясающее зрелище.
95. Милота
Зубик молочный
Молочный берег
Молочное дерево
С корнем кубическим
Зубик молочный
Не выпадет сам
Выдернем дерево?
Расшатаем?
Дорогая Ася,
Я не знаю, сколько вам лет, где вы живете, есть ли у вас дети? Может, это вообще не ваше настоящее имя, а псевдоним? Мой мальчик очень красивый, если бы вы ответили, я бы выслал вам его фото, а так неудобно, знаете ли. Я иногда путаюсь в ваших названиях, именах, всех этих зверях и растениях. А сын слушает внимательно. Он работал юристом, может, для него привычно запоминать все и раскладывать по полочкам.
Раньше каждый день мы меряли уровень сахара в крови. А теперь это уже ни к чему. Желаю вам здоровья. И вашим детям, если они у вас есть. Может, это для них вы описали это вашу чудесную страну?
А у вас правда была собака?
Игорь Иванович
Бабушка отмыла в пепитином логове стены, пол, побелила потолок, покрасила веранду. Во дворе сложила большой костер из негодной мебели и старых тряпок – горело плохо. Пока фартук ее совсем не вылинял, она готовила нам еду и ухаживала за Пепитой. Я ей совсем не помогала. Только бегала по поселку, висела на заборах, дразнила кур, играла с рыбацкими детьми и воровала клубнику. Вот только моря боялась ужасно.
Без Пепиты дом не казался такой уж сироткой. По мне так, наоборот, светлее стало. И чище. А вот без бабушки нисы совсем обнаглели, будто с ума сошли. Приду домой, все в кухне перевернуто, в огороде, и без того бестолковом, морковка повыдергана. Но когда я себячесть свою доставала, сразу делалось тихо. Слышно было, как шторы колыхались. Редко я ее теперь трогала. Чувствовала, что вокруг головы словно кольцо сжимается. Пыльно в доме, огород заброшен. Вишня пожелтела – ни одной ягодки. Я пару кустов картошки выкопала, яблоки собрала, ставни задвинула.
И уснула.
Внутри лужи спится хорошо. Плывешь мимо деревьев, голова пустая, вокруг тебя словно пуховыми стежками воздух прошит.
Я всегда по холоду в дрему впадала. Пепита сначала меня по щекам хлестал, по рукам хлопал, кричал, удивлялся да охал, а потом и он привык. Я спасть могла долго, только после уж очень есть хотелось. Повышалась прожорливость, как выражался наш благодетель.
Бабушка перед тем, как между камнями сгинуть, стала жаловаться, что видит хуже. Трогала все в комнатах, перебирала крепкими пальцами. Мы когда последний раз смородину рвали, половину ягод пропустила. А я так не любила это занятие – смородину доить, что они так и оставались висеть, большие, сочные - лопались или съеживались от солн
Кусочек бессмысленной лени
(подать на тарелке)
Дороже
Забитого в ящике темного солнца
Усилья
Я отступаю
(где тень и тепло)
И кушаю ложкой
Соленую лень
И мой молоток на полу
Между досок упал
Покатился пропал
Провалился и пылью покрылся
уснул
Кумушки Овечки на все Местечко Рукавичка славятся богатой шерстью. Они очень дружны с Нисами, которые и вяжут из их шерсти коврики, носочки, одеяла, кофточки, курточки, штанишки, накидки, шапочки и тому подобные нужные вещи. Всего этого добра пруд пруди в каждом нисином доме. Кумушки Овечки питаются Морской Ежевикой, ее течением подгоняет к берегу, и оттого молоко у них слегка с сладковатым привкусом. Оно очень питательно и может насытить на много дней вперед. Кумушки Овечки любят прогуливаться у подножья Северных Гор и мечтательно созерцать их вершины. Но они никогда не осмеливаются взобраться наверх, даже несмотря на то, что существуют Цветные Дороги.
Неподалеку от Пастбища Ла находится Область Миражей. Она довольно протяжена, туда следует ходить со своими мечтами, чтобы пережить то, что очень хотелось бы, но чего нет в настоящей жизни. В Области Миражей следует находиться одному, чтобы мечты не пересеклись.
Тут на невысоких кустах растут Плоды-Обманщики, по виду напоминающие желуди. Внутри можно найти какую угодно еду. Однажды я обнаружила в таком плоде отличное малиновое суфле, хотя очень хотела горячей каши. Ласковые Лемуры бегают сюда по ночам, чтобы подкрепиться. А Изящные Зебу разбивают скорлупу ударом копыт.
Если речь зашла о прекрасных Изящных Зебу, значит, пора рассказать и о Северном Крае. Это горный массив на окраине Местечка Рукавичка, с одной стороны его - высокая Звенящая Гора, с другой – сбегающий вниз Непростой Водопад.
Звенящая Гора получила свое название из-за того, что в ней живет Северный Ветер. Он облюбовал ее еще с незапамятных времен, когда был маленьким, и с тех пор понаделал в ней столько ходов, переходов, тоннелей и закоулков, что она превратилась в чрезвычайно хрупкое сооружение со множеством лабиринтов и только одним входом. Попади туда живое существо, обратно дорогу назад оно не найдет нипочем, если только сам Северный Ветер не соблаговолит вывести путника. Когда Северный Ветер влетает или вылетает из своего убежища, путешествуя по многочисленным комнатам и коридорам, тончайшие перегородки начинают слегка подрагивать, и Звенящая Гора заливается на все лады, звенит и охает, поет и завывает. Под эти звуки Изящные Зебу принимаются кружиться, подскакивать и танцевать. Звенящую Гору венчает Кочующий Сугроб.
С появлением Кочующего Сугроба связана очень странная история. Сугроб этот, ясное дело, из снега, но ему вечно не сидится на месте, и обнаруживали его в разное время в самых неожиданных местах. Он может съеживаться до небольшого комочка или разрастаться до размеров порядочной глыбы. А также светиться нежным перламутровым цветом. Такое странное поведение снега объясняется тем, что его населяют Дрейфующие Малявки - очень активные морские жители, в большом количестве живущие в водах Моря Морей в районе Северного Края. Вода в местах их скопления бьет ключом и переливается перламутром.
Как попали на сушу эти существа, сказать не возьмусь. Может, какой-нибудь птенец Птицы Выше Всяких Похвал отбился от компании сверстников, мирно изучающих птичью грамоту, и увязался за взрослыми, решив поупражняться в дальности полетов. Может, он не справился с потоками воздуха, очень сильными в этих краях, свалился в воду и угодил в самую гущу Дрейфующих малявок - самых маленьких жителей Местечка Рукавичка, которые быстро облепили его с ног до головы. Безусловно, мамаша, отшлепав как следует, прополоскала его в морской воде, однако, несколько Малявок все же умудрились застрять в пуху, а потом перебраться на снег. Так образовался этот необычный Сугроб. Из-за снега жизнь Дрейфующих Малявок в Кочующем Сугробе течет намного медленнее, чем у их сородичей в Море Морей. Кочующий Сугроб медленно перебирается с место на место. Хорошо еще, что он ни разу не свалился в Источники Иловат.
Их ровно четыре – Кислый, Горький, Соленый и Сладкий. Их необычные свойства приписывают горе, в которой они родились, якобы подземные воды здесь текут в не совсем обычном грунте. Искупавшись в этих источниках, я на себе испытала, что такое настоящее чудо. Нырнув в Горький Источник, я сделалась почти прозрачной, посидела подольше - и вовсе невидимой, даже смогла пройти сквозь камень. Если искупаться в Кислом - станешь золотистым и получишь способность высоко прыгать, в Соленом – будешь белым и очень сильным, в Сладком же кто бы сколько ни просидел, все остались такими как были, думаю, он отменяет свойства трех других.
Острым клыком вгрызается в Море Морей скалистая Крайняя Гора. Ее склоны, населенные Птицами Выше Всяких Похвал, смачно облизывает вода. Птицы любят эту гору потому, что здесь есть множество пещер, чтобы прятаться от непогоды, выступов, чтобы отдыхать после долгих перелетов, и площадок, чтобы вести поучительные беседы с потомством. Птицы Выше всяких Похвал – очень разумные и благовоспитанные создания, придерживающиеся в своем поведении строгих правил. Поэтому на Крайней Горе вы не услышите шума или истошных воплей, которые, к примеру, привыкли издавать малыши-тапиры, живущие у входа в Северную Пещеру.
Северный Уголок - это место, где путешественник всегда может отдохнуть в скромной уютной деревянной Хижине, увенчанной желтой башенкой с узкой трубой, и подкрепиться Хлебцами Всегда Одиннадцать. Эти тонкие ржаные хлебцы, испеченные на Горячих Камнях и хранящие их неповторимый аромат, всегда готовые лежат на тарелочке, стоящей в алькове в прихожей. Сколько их ни ешь, их всегда ровно одиннадцать. Ходят слухи, что здесь живет кто-то жутко пунктуальный, ищущий уединения и поэтому желающий оставаться невидимым. Он следит за хлебцами, без устали выпекая их, когда в Хижине гости. Однако, это не больше чем предположение. Я однажды прожила здесь достаточно долго, но ничьего присутствия не обнаружила. Это обитель спокойствия и волшебной тишины.
Северный Уголок – идеальное место для созерцания чарующе прекрасной, сдержанной северной природы. В некоторых местах скалистые уступы Крайней Горы, резко обрываясь, сменяются бескрайними просторами, где среди нагретых до разной температуры Горячих Камней растут, подступая к самой воде, Клены У Моря с листьями багряно-алого цвета.
Сюда приводит одна из Цветных Дорог, названных так потому, что они вымощены разноцветной мозаикой, которую хорошо видно даже ночью. Эти дороги повсюду в Северных Горах. Говорят, к ним приложили руку многие жители Местечка Рукавичка. Каждый, кто путешествовал, брал с собой цветные камни, их в свое время было много там, где сейчас простираются Туманы Сони. Чтобы не заблудиться, прохожий набивал ими карманы, и выкладывал впереди себя дорожку – все дальше и дальше. И вот что удивительно – как только последние камни были разобраны, земля, словно издав выдох облегчения, выпустила клубы молочного пара, и с тех пор над этой местностью всегда стоят туманы. Их называют Туманами Сони. Здесь обитает маленький зверек. Он может, высунув розовый язычок, попробовав им воздух и немного подумав, сказать, кто и где сейчас находится в Местечке Рукавичка. Соня живет в дупле старой облепихи и очень любит лунные кексы, которыми ее подкармливает Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно. Для того, чтобы изготовить такой кекс, она выставляет его под лунные лучи в пору Лунных Перемещений - тот пропитывается вкуснейшим лунным сиропом, с которым не сравнится ни один ягодный мусс.
Одна из Цветных Дорог ведет прямиком в Северную Пещеру, набитую карамельно-розовыми тучами. Здесь, в центре Пещеры, расположено озеро идеально круглой формы - Озеро Бес Памяти. Войдя в его розовую воду, я забываю обо всем на свете. Пребывать в состоянии беспамятства можно сколько угодно долго, но в озере нельзя нырять. Вода, похожая на густой карамельный сироп, вытолкнет на поверхность, чтобы сохранить купающемуся ум. Даже если хочется на какое-то время освободиться от того, что было, навсегда забывать прошлое не следует.
Вершину горы, где находится Северная пещера, опоясывает Ожерелье Кружевного Огня. Этот медленно тлеющий огонь способен гореть сколько угодно. У него легкое, ласковое тепло, и можно не опасаться пожара.
Гора Цинги, будто кружевной юбкой, у подножья украшена благоухающими белоснежными Северными Акациями. Ее венчает обширное плато, где расположено глубочайшее озеро, покрытое толстым слоем прозрачного льда и пронизывающее гору до самого основания. Сквозь лед отчетливо видны зеленая озерная вода, могучие подводные растения и обитатели. Самые крупные из них, лениво передвигающиеся под коркой льда – это Цинги, хотя некоторые называют их просто Ледяными Носорогами. Неизвестно, как и почему эти животные навсегда оказались заключенными в этом ледяном мешке.
Непростой Водопад украшает гряду Северных Гор жеманным пенным воротничком. Его воды спешат и торопятся в Море Морей. Именно здесь можно увидеть, как Горные Лягушки невероятно длинными прыжками перемахивают с камня на камень. На Непростой Водопад нельзя заглядываться, он обладает свойством затягивать, против его притяжения устоять невозможно. Даже с закрытыми глазами чувствуется непреодолимое желание нырнуть. Если оказался в бурном потоке, ничего не остается, как катиться прямиком в море. Я сама слышала, честное слово, это безобразие сопровождается едва слышным ехидным лягушачьим смехом.
По другую сторону Непростого Водопада начинается Еловый Лес, где растут прекрасные, высокие и пушистые ели. Среди них петляет, то и дело разветвляясь на ручейки, один из которых впадает в Болото Уча, Речка Косичка. По ее берегам живут Зверьки Юрки – небольшие пушистые существа с золотистой шкуркой, белым брюшком и пытливой мордочкой с торчащими длинными усами. Они любят купаться в Речке Косичка, впадают в спячку, когда у них плохое настроение, и на закате взбираются все вместе на верхушки елей, которые раскачивает ветер, чтобы спеть вечернюю песню.
Там, где в Море Морей впадает Речка Косичка, находятся Пути Вниз. Говорят, с их помощью можно пройти Местечко Рукавичку насквозь. Но сделать этого, по-моему, еще никто не осмелился.
Речка Косичка превращается в тоненький ручеек и лениво впадает в Болото Уча. Здесь растет Птичья Пыхта. Это большое дерево, на котором вызревают Снежные Орлы. Каждая шишка, словно яйцо, рождает птенчика, раскрываясь с громким пыхтением. В такое время Птичья Пыхта становится похожа на шумную, копошащуюся башню, ни минуты покоя. Птенцам хочется взлететь, но пора еще не пришла, и дерево крепко держит их за лапки. Это фантастика! Множество крыльев бьют по воздуху, стоит гвалт, и кажется, дерево вот-вот оторвется от земли и вместе с корнями взлетит в небо.
В Болоте Уча живут Воздушные Выдры, которые спят на поверхности, надуваясь воздухом, как шары. В глубине болота живут Чупахи, они всплывают только раз в жизни. Всплывшая Чупаха осматривается хорошенько, болтает с местными жителями и вообще проводит время как ей заблагорассудится, но только до тех пор, пока кожа ее не начнет подсыхать. Долгое пребывание на воздухе не полезно для Чупах. На основании увиденного каждая Чупаха составляет представление о мире вне болотных глубин. Эти представления потом ложатся в основу замысловатых легенд и мифов. По правде сказать, без них жизнь на дне была бы слишком скучной.
Дальше, до самого жилища Хранителя Механизмов тянутся Могучие Химхи – такие глубокие, что в них ничего не стоит провалиться с головой. Неподалеку от побережья плавают в Море Морей Острова Спящих Енотов - множество мелких островков, население которых всегда спит. Спячка – их нормальное состояние. Все события в жизни этих существ происходят во сне, где они переживают разнообразные чувства, участвуют в событиях и приключениях. Проснувшемуся Еноту приходится перебираться куда-нибудь в другое место, чтобы не перебудить сородичей. Однако разбуженный Енот где угодно будет вести крайне медлительный образ жизни, чувствовать себя не в своей тарелке, все время зевать и прослывет размазней.
Нисы – пронырливые лесные человечки, живущие в Еловом Лесу в маленьких домиках под елями. Они носят вязанные красные шапочки из шерсти Кумушек Овечек, их домики покрыты красными крышами со свисающими вниз приветливыми фонариками, зажигающимися по вечерам. Нисы живут большими дружными семьями, их главная забота – лечить животных. Из лесных трав и корней они готовят лекарства, настои и мази. Кроме того, Нисы умеют искусно ткать и делать из дерева всякие штуковины, не только нужные в хозяйстве, но еще и забавные. Нисы знают Еловый Лес как свои пять пальцев, их малыши снуют повсюду между пнями и ветками, гоняясь друг за дружкой или кидаясь еловыми семенами. Но когда приходит пора осенних заготовок, игры забыты - Нисы работают очень дружно. Они сушат яблоки, грибы, орехи, варят ягодные кисели и варенье. Когда Филин Со Снежным Взглядом открывает глаза, и лес, будто в шубу, одевается в огромные снеговые сугробы, Нисы прокладывают тоннели от домика к домику и летают на Снежных Орлах уговаривать Снежного Филина закрыть глаза, если снега, на их взгляд, черезчур много.
Кроме Нис, птиц и животных, в Еловом лесу обитают робкие маленькие жители, присутствие которых можно заметить только поздним вечером. Они живут в чаще, под поваленными елями, среди корней, подальше от посторонних глаз, по ночам зажигают крохотные костерки, варят похлебку из иголок или голубичный сок и ведут тихие беседы на языке, понятном только им одним, любуясь очарованием сумерек. Тот, кто ночью окажется в этой глуши, может встретить множество таких маленьких маячков. Они гаснут, стоит только подойти поближе.
94. Хранитель Механизмов
Сквозь сон я слышала хихиканье. Кто-то доставал из печки золу и пускал по комнате. Из лампы пролился керосин. Сушеные вишенки скакали по гулким доскам пола. Топоток и вскрики. Кисточки у половика завязаны теперь в тугие косички, в ангорской шали прорезана дыра. На кухне в деревянных мисках варенье с маслом перемешано. Зачем?
Дикие фиалки с зоркими синими глазками выросли между грядок.
«Было время, - говорил Пепита, - нисы людей боялись. Из их голов делали вешалки для полотенец.»
Я люблю спать. Спать – это прекрасно – как будто переползать по кадрам старых пленочных снимков – вот тут выцвело с краю, вот это кто – не помню. Во сне у деревьев между листьями не ветер, а тишина, земля цвета переспелой вишни, и моя одежда всегда в порядке, аккуратно висит на спинке стула или лежит в комоде с пошорканными дверцами.
Мне приснился Дерек.
Прислонившись к ободранному косяку, в хвосте моего запыхавшегося сна (бег по склизким камням, нетвердый полет над буковой рощей) он смотрел угрюмой, загнанной птицей, словно бы весь вжавшись в бороду. Руки грубые и шершавые на груди сложены.
«Знаю, зачем пришел,» - ухмыльнулась я из глубины гладкой лужи, из просвети ее, из вязкого космического тепла. Из того угла, где солнце. И почему-то стало мне смешно. Мы ведь не из часов и минут состоим, не из дней и ночей, а из нюансов – из того, как свет падает, как занавеска колышется, насколько уже почка тополиная приоткрылась, а вот, смотри, родной, ресничка выпала.
Так познала я во сне ласки Дерека, не скажу, чтобы любовь. И после этого никогда уж больше своего хлопотливого морского дружка, рыбного божка не видела.
Отец беднягу даже выловить не смог – лодка-то была одна. Но если бабушка так до зимы и болталась в камнях, махала цветастыми рукавами, то Дерека не нашли. Как и карту мою, утащил его ветер, выменял у моря на злобу – еще большую. Это глаза его, морской водой налитые, да кости, из рыбьих костей сделанные, на дно утянули. На забаву ухмыляющимся морским котихам – усатым и справным, с жирком гладким, окладистым.
Я проснулась зимой. Снег лежал неглубокий, ветром выглаженный – наст стылый. В доме будто в проклятом море – в студеное одеяло, завернутый воздух. Вафельно-мятный холодок. Повсюду разруха. Подушка по углам надкусана – перья летают, одеяло с пионами порезано, на пыльном столе сажей похабные надписи. За окном ветер выл, будто приговор читал. Дверь мне соседи заколотить грозились, да ни у кого рука не поднялась. Уродкой обзывали, ведьмой патлатой. Шептались и дули в затылок из-за углов. И бабушка-то из-за меня упала, и Пепита сгинул, и Дерек вот тоже туда же. «Кого за спиной принесли, всю жизнь на спине сидеть будет». Крик Вероникин в каменную кладку впечатался, вой «бзделок трех подряд» – по себе выли они, не по бедному парню, ясно, плач матери Дерека мне в волосы вплетен навсегда. В волосяные луковички иным цветом вошло. Никогда тот, кто за горой родился, на берег моря не сойдет. Голова его всегда в небе будет, а руки в разные стороны раскинуты. Кричать бы – громко, громче чаек.
Бедный ты, Дерек. Чего бы тебе до сих пор рыбу не носить? Не рыпался бы, не состязался с морем – вон оно какое – серое, кружевное. Чего бы тебе и теперь не слоняться у моей зеленоуздой калитки в своем замызганном, вонючем анораке?
Заварила чай, трясясь от стужи, умыла лицо студеной водой и собрала сумку. Какие там у девушки вещи? Так, пустячок 1 и пустячок 2.
Вот открывается окно
И корка хлеба пробивает корку снега
Вот девушка тяжелыми шагами
Преодолевает расстоянье под мостом
В ее загривок поцелуем стылым
Два капли падают -
Одна
Вторая
Вниз за воротник
Скользит подошва по немому льду
Какое тонкое сплетенье
Нас отделяет от земли
Зачатки левитации - в паденьи
Я промысел
Я замысел полета чую в каждом шаге
Вот ветер
Вот качающийся прутик
Вот действия мои до пол второго за сегодня
Молочный бег кого-то
Куда-то с кем-то
Кто увы
Хранитель Механизмов живет уединенно, разговаривает мало и ничего не рассказывает о себе. Он выращивает в теплице капризные и нежные Быбы, а они требуют бережного обращения и кропотливого ухода. У него есть Хранилище Механизмов, битком набитое всякими хитроумными штуковинами, с которыми он возится целыми днями. Хранитель Механизмов любит мелкую затейливую работу. Главное его творение - это Шершень, способный летать на дальние расстояния и Добрая Курочка, плавающая в Море Морей. На ней мы ходили за Южный Мыс, чтобы поглазеть на брачные игры Охлей. А на Шершне как-то хотели перелететь Край Возможностей, но маленький Ниса, увязавшийся следом, сделался совсем зеленый от страха, поэтому пришлось вернуться.
Напротив Хранилища Механизмов в воде торчит Вечное Зеркало. Это огромный плоский камень. Он производит Невозможное Сияние, если отражает свет звезд под определенным углом. Это бывает крайне редко, обычно Вечное Зеркало отражает только небо и воду, и, говорят, увидевший Невозможное Сияние навсегда становится мечтателем и искателем приключений. Его всю жизнь будет терзать желание узнать неизведанное и отправиться в путь.
Тихая Пристань соседствует с Утесами Без Спроса. Здесь живут идеи, мысли, намерения и советы самого разного толка, без ведома или разрешения тут же устремляющиеся к тому, кто пришел. Если голова пуста, а обстоятельства требуют принятия немедленного решения, нужно просто постоять здесь некоторое время, и все само собой устроится.
Когда маленькие Ютики, испробовав все проказы на свете, хотят, чтобы Шиксы погонялись за ними, размахивая полотенцами, искусно вышитыми изображениями Морских Кроликов, они начинают их поддразнивать. Говорят, что шиксины мысли потому такие сложные, что они ходят сюда во сне, точно лунатики.
Возле Утесов живет Косяк Копчушек. Копчушки - крупные фиолетовые рыбины с большими выразительными желтыми глазами, довольно бестолковые. Если встретить их под водой, они тут же примутся судорожно метаться перед лицом и открывать рот, будто собираются сообщить нечто крайне важное. Но если, желая послушать сообщение, вытащить их на воздух, копчушкины ярко-желтые глаза, и без того огромные, выпучиваются еще сильнее, рот открывается и раздается пронзительный свист. Остается только сунуть глупую Копчушку обратно в море.
Речка Через Рукавичку берет свое начало в Заливе, Куда Падает Солнце, и впадает в Море Морей, обрушиваясь Непростым Водопадом в Северный Край. Видимо оттого, что под вечер сюда опускается горячее и счастливое Солнце, вода в Речке Через Рукавичку, да и в самом Море Морей имеет неповторимый сладковатый привкус. По берегам здесь водятся Застенчивые Лори, которые набивают щеки мелкими камнями, чтобы быть потяжелее и, опустившись на дно и зарывшись в песок, улечься спать. Они выходят на сушу только когда стемнеет.
Дно Речки Через Рукавичку у самого устья покрыто мелким желтым песком, ниже по течению он переходит в игривые, приятные на ощупь прозрачные камешки, а вытекающая из Озера Наоборот вода катится по крупной гальке. В Речке Через Рукавичку плавают Рыбы Ехидны, знаменитые тем, что оставляют в руках у поймавшего свои плавники. Сами же они ловко соскальзывают в воду - отращивать новые.
Здесь у берега растет Цветок, Рождающий Бабочек. Каждый день, на рассвете, раскрываясь навстречу солнечному теплу, он выпускает в небо семь бабочек, каждый раз различающихся по форме, цвету и размерам.
Перед самим Озером Наоборот Речка Через Рукавичку венчается Задумчивым Мостиком. Озеро Наоборот - самое загадочное озеро на свете. В него невозможно смотреть без слез, так сильно оно отражает свет. Самые смелые Шиксы купаются здесь в сумерках с завязанными глазами. Все в Озере Наоборот выглядит не таким, как есть на самом деле. Например, Синь под водой кажется огромным зловещим страшилищем с торчащими во все стороны иголками, и какое облегчение - нащупать его маленькое мягкое мохнатое тельце. Зато Залим в Озере Наоборот выглядит крохотным. На самом же деле, чтобы вытащить его и отжать, требуется не меньше трех смелых Шикс. Сок Залима – прекрасный соус.
Ныряя в Озеро наоборот, нужно быть готовым к тому, что мир здесь переворачивается с ног на голову. Дно кажется утыканным зубчатыми скалами и изборожденным расщелинами, однако на поверку оказывается идеально гладким. Гигантский плывущий прямо на тебя шар - пытающийся избегнуть компании маленький юркий Речной Жираф.
Неподалеку от Озера Наоборот расположен Вздыхающий Колодец. Нужно дождаться момента, когда колодец будет совершать вдох, то есть втягивать в себя воздух, и смело прыгать вниз, а обратно на поверхность вас вытолкнет выдох.
Здесь же растет Самое Высокое Дерево с цветами прямо на стволе. На верхушке приютился маленький аккуратный домик, он слегка покачивается, когда дует сильный ветер. Плетеная лесенка спускается до земли. Сидя здесь, приятно обозревать окрестности, потому видно почти все Местечко Рукавичка, за исключением Северного Края, скрытого горами. Внутри домик устлан мягким пухом - им любезно поделились птенцы Филина Со Снежным Взглядом, когда меняли на взрослое оперенье.
У края Утесов Без Спроса расположена Нора Муссонов – большое спиралеобразное отверстие на склоне холма, поросшего травой. Здесь живут Сцинки с Особыми Глазами. Если посадить этого ярко-синего зверька на ладошку и внимательно посмотреть ему в глаза, можно оказаться в нужном месте. Но сначала Сцинка нужно изловить, потому что сами они это не очень-то любят. Я долго мучилась, гоняясь за одним, и в итоге поймала сияющий, озорной взгляд, который немедленно зашвырнул меня в самую гущу Непростого Водопада.
Сцинки забираются погреться на ствол Вечного Дерева, которое похоже на дугу. Его корни и его крона находятся в земле. Я не берусь утверждать, что у него есть крона, быть может, по обе стороны его вообще ствола растут одни корни, немалая часть которых нависает над землей. Эти корни образуют уютную квартирку, в которой живет Семейство Мурелей – тихих существ с вытянутой мордочкой и чутким рыльцем. Они очень робкие, охотнее прячутся, чем встречают гостей и обожают свое Вечное Дерево. Поэтому оно кишит Мурелями всех возрастов и размеров. Мурели очень чутки к любым запахам и варят умопомрачительные супы из корешков и трав. Когда Муссоны, нагулявшись, возвращаются в свою нору, что всегда сопровождается большим шумом и невообразимым количеством кружащихся в воздухе брызг, Мурели зажигают огоньки, чтобы Муссоны – их беспокойные соседи - попали по назначению, а случайно с разбегу не врезались в Вечное Дерево.
На Острове Летучих Папоротников обитает безумный ветер, который не дает бедным растениям покоя, таская их по бескрайним небесным просторам. Когда ветер особенно буйствует, остров становится похож на изящное зеленое воздушное пирожное-корзиночку - будто кто-то невидимый помешивает глазурь. В папоротниковых зарослях живут Шмели. Нередко из-за безобразного поведения ветра они оказываются без укрытия, и тогда вынуждены беспомощно ползать по земле и ждать, пока куст, под которым они проживали, вернется на землю. Оттого у них скверный характер, их еще называют Слишком Ворчливыми Шмелями. Шмели живут именно на этом острове, потому что только здесь они могут собирать папоротниковый мед. В то время, когда папоротник цветет, безумный ветер оставляет его в покое. Папоротниковый мед невыносимо горек и невыносимо сладок одновременно. Вряд ли он был бы таким, если бы растение не пережило ужас отделения от земли, кувыркания по воздуху и восторг возвращения домой. Увины, которые обычно лениво плавают вокруг острова и выходят на сушу, только когда им нужно сделать гнезда из камней и вывести потомство, очень оживляются, когда папоротники начинают летать. Они ловят их, повисают на стеблях и с гиканьем шлепаются в воду, находя это необычайно занимательным и даже устраивая соревнования на самый замысловатый прыжок.
Угодья Санатэ – очень странное место. Ягоды Погоды здесь не действуют. Обычно, если перезрелые, сухие Ягоды Погоды раздавить – с громким хлопком, погода над твоей головой установится, какая тебе нужно, правда, ненадолго. В Угодьях Санатэ всегда царит полумрак, некое переходное состояние между ночью и днем. Солнце и звезды сюда не ходят. Туч не бывает. Здесь растут деревья, похожие на Дерево Колыбель, только поменьше, а землю устилает толстый слой мягкого упругого мха. Сюда не кажет носа ни один ветер, и поэтому воздух всегда неподвижен. Никто здесь не живет, сюда мало кто заглядывает - говорят, нечего делать. Это Угодья Санатэ. Бесшумно и медленно он бродит под деревьями в полном одиночестве, перебирая мягкими лапами, упругими как мох.
Я не помню, как оказалась здесь. Скорее всего, принесло с Горы Светлое Падение. Я обошла Угодья, встретила молчаливого Санатэ, который проводил меня спокойным взглядом. А вообще, говорит ли он? Например, с деревьями? Потом я случайно ступила на одно место, с виду ничем не примечательное. Оказалось, что это Точка Сквозь Рукавичку. Все изменилось. Меня окутала тьма. В Угодьях Санатэ и без того стоит глухая тишина, а теперь пропал и свет. Я исчезла. Пришло понимание, что мое сознание может перенести меня куда угодно, даже дальше самых заповедных уголков Местечка Рукавичка. И еще я поняла, что теперь смогу безошибочно находить эту Точку всегда, когда захочу.
Когда я рассказала о том, что случилось, Женщине, Которая Выращивает Все, Что Нужно, она серьезно посмотрела на меня, задумчиво склонив голову, и хмыкнула.
По краю Угодья Санатэ опоясывает Ничей Ручей. Свое начало он берет у подножья Дерева Колыбели. Не сразу я выяснила, чем является для Местечка Рукавичка Дерево Колыбель. На вид это просто старое дерево с огромным дуплом. Его ветви с затейливыми крупными резными листьями все время раскачиваются из стороны в сторону, хотя ни один ветер не отваживается здесь гулять. Листья, находящиеся в вечном движении, падают на землю, устилая дно Ручья. В ветвях Дерева Колыбель живет Мохноносый Сумочник – маленький зверек, который громкими щелкающими звуками оповещает Местечко Рукавичка о рождении нового жителя. Я слышала эти звуки, когда родился Зверь Пань, похожий на огромную черную кошку, если глядеть спереди и нежную лань, если глядеть сзади.
Я знаю одно - все семена деревьев, все живые существа Местечка Рукавичка родились в дупле Дерева Колыбель и ветрами были разнесены по нужным местам. Существует только один способ больше узнать про Дерево Колыбель – спуститься по Путям Вниз. Так считают Воздушные Выдры, и я как-то решила это проверить. Нырнула в воронку Путей Вниз недалеко от Островов Спящих Енотов. Скатившись, словно по горке, я вскоре запутались во множестве переплетающихся веревок нежно-рубинового цвета, по которым, будто по венам, струилось и текло ровное сияние. Это были корни Дерева Колыбель. Я знала, что это они, хотя находилась очень далеко от самого дерева. Тогда я поняла, что Местечко Рукавичка пронизано этими светящимися нитями, как человеческая ладонь покрыта сетью вен, сосудов и капилляров, несущих кровь, а значит, и саму жизнь. Оно живое. Такое же живое, как и я.
Что же такое на самом деле Местечко Рукавичка. Остров? Но где он? Или это огромная отрубленная лапа гигантского существа, которая, попав в чудесные воды Моря Морей, обросла диковинками и осталась живой? А вдруг это просто рукавичка, которую кто-нибудь уронил в воду? Тогда внутри нее должна быть пустота. Я не знаю. Место это милое и причудливое, в нем уютно, тепло и спокойно. Это моя мечта. Там я всегда была легкой и живой.
Теперь, когда я его потеряла, еще сильнее желаю знать, что хранится в Мансарде, что скрывает Край Возможностей и куда ведет Большой Птичий Водоворот. Не проходит дня, чтобы я не вспоминала Рукавичку и его чудесный мир, который имеет значение для меня одной.
Да и мне не нужно больше ничего.
Дорогая Ася,
Отказывают почки. Это невыносимо.
Не то, чтобы я завел привычку писать вам.
Но вдруг вы читаете мои письма (если этот адрес – все еще ваш?). Вот проверяю каждый день вашу страничку – не сочинили ли вы продолжение? Мы прочитали все, я стал искать еще ваших рассказов в сети, но ничего не нашел.
И вот я подумал – а вдруг вы действительно нашли путь в вашу волшебную страну, если она вам так нравилась? Вдруг вас здесь уже нет? Простите, я не спал нормально уже неделю.
Впрочем, это все глупости. Наверное, я уже не могу соображать от горя. Простите мне эти унылые письма.
Из-за всего этого ужаса так мало хорошего времени нам достается. Мой сын уже в больнице. Я сижу целый день рядом. Только чтобы еду ему и себе приготовить и поспать, домой хожу. А ночью приходит ужас. Я включаю лампу, ноутбук сына и снова читаю ваш рассказ, к которому он почему-то так привязался. Он каждое слово ваше помнит, вот чудо.
Мой мальчик недавно сказал, что хотел бы родиться нисой, жить под елкой в домике с фонариком над крыльцом и носить красную вязаную шапочку. Лечить животных и летать на орле. Иногда, когда ему особенно больно, он вместо того, чтобы плакать, начинает очень страшно смеяться. Я спрашиваю его, что случилось, и он отвечает, что все его механизмы нужно смазать каким-нибудь сливовым джемом, тогда он заведется снова, как Шершень, и сможет взлететь.
И по-моему, вашему рассказу и правда не хватает карты. Все какое-то отрывочное, вам не кажется? Мне захотелось даже самому ее нарисовать. Потому что ничего разглядеть на фото невозможно – все размытое видны только края – и правда похоже не варежку.
Я посмотрел, у вас всего несколько прочтений текста, и совсем нет комментариев. Но нам это неважно.
Игорь Иванович.
93. Собачка Рукавичка
Чего у меня никогда не было – так это паспорта. И сколько лет мне, никогда не знала. Неинтересно было. И из всего детства помнила только грубоватые, гулкие бабушкины песни – она привыкла реветь во всю глотку, ведь у нас за горой, где поля и простор, слышно далеко - и эха можно годами ждать.
«Будем считать, - решила я, - что пора».
В городе жили брат и сестра Дерека – он работал в автомастерской, а она в придорожном кафе. Но я к ним не сунулась. В покрытой ракушками шкатулке у Пепиты бабушка хранила монеты. Я их вытрясла. Воображаемому, невидимому Мияко-тян за ушком почесала. Только его одного нисы не трогали, обходили по строгой окружности, а так уже весь дом перевернули. Терентию глаза пририсовали – жуткие, роковые. Так что я его платком прикрыла – ни к чему все это видеть. И говорить с ним не стала.
«Нечего сказать – ничего и не говори», - бабушка так никогда не выражалась. А мне сейчас хотелось, чтобы она что-нибудь такое да ляпнула.
Придерживая рукой вьюшку - между грудью и животом, села в автобус. На дорогу мне монет как раз хватило.
Гей-гоп.
Последний на земле
Единственный на свете
С оранжевой корой
Цветами из песка
Со вкусом карри брошенного в воздух
И радужным свеченьем по ночам
С узором нежным
В стылую погоду
Похожий на усмешку без лица
Мой
Однажды весенним утром, одним из тех, когда снег борется с грязью, а теплый воздух с холодным, и в переплет оконной рамы встроены голые извивы тополиных ветвей, мне показалось, что я проснулась в Местечке Рукавичка. Могу поклясться, что увидела Дерево Колыбель, почувствовала, как медленно падают его чудесные листья, но самое главное - заметила в самой Колыбели крохотный черный комочек. Вскрикнул Мохноногий Сумочник. Я сильно вздрогнула – звонил телефон.
Хозяйка Апрель сказала, что у них родился щенок – голый, черный, и уж больно крохотный. Слабый, едва живой.
С тех пор, как не стало Рукавички, прошел год. Апрель давно уже не была игривой и молодой, такой, какой я ее помнила, выводили ее всегда под присмотром. «Мы и не думали, что она у нас беременная», - удивленно хмыкнула хозяйка. Она в недоумении.
Я забрала щенка.
Так у меня завелась Собачка Рукавичка.
Я кормила ее из соски. Месяц спустя Собачка Рукавичка продолжала по-прежнему оставаться слишком маленькой – не больше шерстяного клубка для вязки носочков. Но это не мешало ей производить в доме шум и беспорядок, которые сделали бы честь любой взрослой собаке. Она была очень подвижной, носилась по дому с отчаянным тявканьем - как маленький заводной гоночный автомобиль, и ее уши развевались как два флажка по бокам. Крохотные острые зубки грызли все подряд.
Любимым ее занятием было зарыться в какое-нибудь труднодоступное место и там уснуть. Однажды я застукала ее, когда она прыгала на штору, повисала, держась зубами, потом, раскачавшись, прыгала вниз, потом опять повисала. Она как будто все не могла найти себе места и успокоиться, ее активность казалась ненормальной даже для очень нервной собаки. Я начинала злиться, а бабушка и подавно. Бабушка к тому времени стала совсем старенькой, и шум ее нервировал.
Однажды я решила безумную собачку выкупать. В тазу. Для ванны она была слишком маленькой. В воде она вне себя от радости перекувыркнулась несколько раз, словно удостоверившись, что попала туда, куда следует, и замерла в блаженстве. Я хотела ее намылить, но не тут-то было – меня шибануло током. Последнее, что помню – я ужасно обрадовалась. И отрубилась.
92. МЕСТЕЧКО ПОД РУКАВИЧКОЙ
А я ленюсь и пью глинтвейн
Потягивая искры осторожно
Сначала будет яблочный пирог
И яблоки на ярких лентах с бантом
Потом Ча-ам и столько планов столько планов
Созревшая в висок стекает книжка
Стекло и свечи как суфле из рамбутана
Весенний ветер вряд ли милосердней
Чем тот что ясною зимой
Нас убивает
Я открыла глаза под водой. Собачка Рукавичка с глупым и счастливым выражением на мордочке выписывала подводные кульбиты.
Воздух в легких быстро кончался. Тогда она принялась лизать мне лицо. И вскоре я поняла, что дышать вовсе не обязательно. Прямо над нашими головами простиралась холмистая поверхность, мы были словно под крышей. Вода была абсолютно прозрачной и слегка сладковатой на вкус, а это могло означать только одно – мы очутились в Море Морей. Мы попали в Местечко Рукавичка с другой стороны – с той, что находится под водой. Оно оказалось не менее причудливым, чем то, что на суше.
Мы увидели, что Местечко Рукавичка - это плавучий остров, и под ним бездна. Не знаю, перемещается ли он или всегда остается на месте, словно корабль на якоре?
Мы оказались на обратной стороне Южного Мыса. Под водой эта местность покрыта скалистыми Рыбьими Горами, густо населенными всякой мелюзгой. Здесь вода кишмя кишит Морскими Леммингами, которые совершают длинные путешествия, сопровождая Теплое Течение, и приплывают полакомиться морской травой, называемой Тимьян Качим.
Проплывая среди скал, висящих вниз головой, в узком тоннеле я увидела струящийся сверху свет. Как раз напротив, на суше, полагаю, и находится моя Вилла Молоко с маленькими цветными рыбками, живущими в каменном резервуаре. Отсюда, сначала едва заметный, начинается Коралловый Путь. Поверхность становится более ровной, и четко просматривается дорожка из причудливых цветных кораллов, ведущая к Плато Монета – гигантскому, совершенно гладкому и идеально круглому угольно-черному пятачку внушительных размеров. По всей окружности его растут Морские Волосы – длинные водоросли, свисающие и развевающиеся, в которых у каждого мимо проплывающего есть шанс запутаться. Как раз над Плато Монета находится Нора Муссонов.
Оказывается, что и в Местечке Под Рукавичкой тоже есть Точка Сквозь Рукавичку, думаю, она находится ровно там же, где и наземная.
Вот что важно было понять с самого начала - мы были с изнанки. И все здесь было наоборот.
Я видела Пик Якорь – самую высокую гору Местечка Под Рукавичкой. Он находится в самом центре Местечка Под Рукавичкой. На самом кончике его, уходящем далеко в глубину и изгибающемся как крючок, я увидела птицу, сидящую с самым будничным видом. Это Умница Сыч. Как и положено обыкновенному сычу, он сидел, моргая янтарными глазами и вертя головой в разные стороны, думая о чем-то своем. Потом мне рассказали, что это самое мудрое существо в Местечке Под Рукавичкой, которое знает все на свете. Оно предпочитает сидеть под водой, чтобы никто не мог воспользоваться его умом. Надо жить и учиться на собственных ошибках.
Пути Вниз действительно, проходят Сквозь Рукавичку и, словно гигантские воронки, уводят дальше в морскую бездну, и бог весть где заканчиваются, если заканчиваются вообще. Возле них ошиваются Лысые Зонтики, перебирающие своими коротенькими многочисленными ножками, издавая отрывистые шипящие звуки, похожие на то, как если бы водой поливали раскаленные угли.
Утесы Без Спроса, как оказалось, переходят в Местечке Под Рукавичкой в чудовищных размеров подводные скалы, называемые Зубами Опоссума. Они могут двигаться и скрежетать, поэтому от них нужно держаться подальше. Далее по краю поверхности растут Морские Шампиньоны, с виду напоминающие наспех плюхнутые на сковороду оладьи. И действительно, по вкусу они напоминают ячменные лепешки.
Здесь живут Рыбы Каракули, бесформенные и трепыхающиеся как фруктовое желе. Здесь же время от времени случаются подводные бури, которые порождают небольшие Путешествующие Смерчи – их надо обходить стороной. Думаю, они как-то связаны с тем, что новая идея появилась и вырвалась на свободу в чьей-то голове. Мне быстро стало это ясно - все, что происходит наверху, в Местечке Рукавичка, здесь имеет значение и оставляет свой след. Два мира тесно связаны между собой, они - одна большая и сложная жизненная система. Все, что наверху торчит наружу, внизу вогнуто, все, что сверху било ключом, здесь умиротворилось и затихло. Местечко Под Рукавичкой – это изнанка того, что происходит на суше – обратная сторона всех дел, событий, намерений, обстоятельств, явлений.
Ближе к Северному Краю вверх устремляется течение, образующее Ключ Иловат. Его вода имеет очень странный, ни с чем не сравнимый вкус, который, кажется, совмещает в себе все вкусы на свете. Это наводит на мысль о том, что действие и происхождение Источников Иловат на самом деле еще более сложное, чем кажется сначала. Я попробовала воду Иловат. Позже оказалось, что я мысленно могу говорить с любым из обитателей Местечка Рукавичка!
Из Плачущей Горы (висящей, разумеется, «вниз головой») вытекают капля за каплей темно-синие слезы, которые постепенно затвердевают и, превращаясь в синие жемчужины, тихо падают вниз. Видимо, эти жемчужины и носят в своих волосах Шиксы. А это значит, что Морские Кролики, доставляющие их наверх – отличные ныряльщики и знают сюда дорогу.
Рядом с Хатками Саламандр, которые проводят время, прицепившись к камням, и озираются с любопытством, постукивая хвостиками, видно, дожидаясь момента, когда можно будет обсудить проплывающих мимо гостей, вода устремляется вверх, будто всасываемая невидимым насосом. Может, здесь есть выход к Озеру Наоборот?
На подступах к Северному Краю проходит Королевское Горячее Течение. Вода здесь теплая, не то что наверху. Начинается течение у Королевского Каменного Моста, огромного и величественного, увенчанного огромными шпилями, точно башнями. Здесь расположен хорошо видимый издалека Королевский Вулкан, его верхушка светится ровным приятным светом, очень напоминающим Кружевной Огонь. К Королевскому Мосту любого проплывающего притягивает Непростой Магнит. Думаю, в нем и кроется причина необычного действия Непростого Водопада, также притягивающего все живое без разбора.
В районе Королевского Горячего Течения богатая растительность. Чтобы рассмотреть получше и изучить ее, хочется провести здесь побольше времени. Особенно выделяется Ореховая Роща, довольно протяженная, имеющая правильную прямоугольную форму. Мимо нас медленно проплыли среди крон Койот и Куница. Эти двое всегда вместе, и никто не знает, почему. Они обогнули Розовый Гейзер, из которого, тяжело опускаясь вниз, вырывались клубы розового душистого пара. Розовое карамельное облачко, не растворяясь, отправилось по своим делам.
Самый дальний уголок Северного Края Местечка Под Рукавичкой почти необитаем. Большое пространство занимает Большой Ледяной Водоворот, в чьи объятия соваться никому не советую. Дальше простирается Большая Пустошь. Здесь все время кружит Морской Снег, говорят, случается и Морской Град, правда, редко. Зато у самого края Ледяного Водоворота на скалах можно, наловчившись, собирать Белый Щербет. Видимо, образуемый совместно сладкими водами Моря Морей и ледяным течением.
Так две противоположные стихии – горячая и холодная соседствуют в Море Морей. Их разделяет Большой Горный Хребет. Под которым я к своему великому удивлению увидела… Солнце. А это значит, что Солнце и Луны каждый раз путешествуют вокруг всего плавучего острова под названием Местечко Рукавичка, совершая круговорот. В Местечке Под Рукавичкой тоже случаются день и ночь, видимо бывают и Лунные Перемещения. Непонятно, правда, спускается ли сюда Явление Митрис. Значит, когда в Местечке Рукавичка ночь, и Солнце падает в воду, в Местечке Под Рукавичкой занимается заря, и наступает день, Солнце совершает свой полный оборот.
Большой Палец Местечка Под Рукавичкой представляет из себя Гигантский Каньон и населяют его Морские Змеи. Некоторые из них имеют непропорционально большие головы и подозрительно знакомую песочную окраску. Это наводит на мысль о том, куда все-таки деваются Песочные Львы, пропадающие в траве Шаг за Шагом. Здесь же живут очень красивые Морские Стрекозы, плавники (так и хочется сказать - крылья) которых трепещут и переливаются розовым, напоминая крылья фламинго. Морские Змеи и Морские Стрекозы ведут совместное хозяйство и на своих, огороженных камнями участках, напоминающих маленькие фермы, выращивают Ингиду – крупное растение, сворачивающееся в большие тугие кольца. Оно цветет один раз в жизни и при этом производит на свет уморительных маленьких существ, похожих на мартышек. Они передвигаются, исключительно перекувыркиваясь через голову. Поэтому в тех местах, где они обитают, вода все время точно бурлит. В этих краях плавает Губка Как Губка, которую жуют и выплевывают неповоротливые Толстые Эму, специально приплывающие за ней издалека. Здесь же нас окружила стайка Морских Поросят, болтающих в воде хвостиками, они любезно позволили почесать у себя за ушками. Это было им очень нужно - как раз резались жабры.
И тут Собачка Рукавичка цапнула меня за руку.
Послеполуденный свет
Длинные тени
Наискосок через снег
Лента шагов
Дорогая Ася!
Вот и все.
Игорь Иванович
91. Иди бодайся с елкой
Сердечко пряничком
Лопатки чуют август
Сухой горячий
Как тунисский бриз
Рыбы на рынке с выпотрошенными брюхами, дерево-тополь с отрубленными ветками (кочерыжка ствола смотрит белыми глазками сучков укоризненно) и ты, черный забор с проплешинами, остатками прошлогоднего сухого вьюна, послушайте, как удается вам хранить молчание так горделиво? Как одиночество ваше вы несете столь спокойно? Если разделить пространство вокруг вас на квадраты – в каждом квадрате бездна достоинства.
У меня свои отношения с тем, что вокруг. Я трогаю мир. Я глазами его ощупываю. Я не я, если пропущу что-то.
Пожила я в городе. Потом в другом. Потом в третьем. Работала у женщины, которой было скучно, и она хотела, чтобы я мыла ее широкую веснушчатую спину, ее нелепые, с безвкусной роскошью обставленные комнаты, вытряхивала ее половики, вычесывала ее норовистых котов. Я жила в затрапезной гостинице, где мне приходилось спать с постояльцами, я убирала их постели, вытряхивала их мусор, и чаще всего мне страх как хотелось вытряхнуть их самих. Ночевала в каморке под самой крышей с засохшими растениями в потрескавшихся горшках. Нисы всегда преследовали меня, всегда кто-то из них был рядом – они шарились в моих вещах, грызли ремни моей сумки, связывали шнурки моих кроссовок. Почти год – от одного приступа проливного дождя до другого - я прожила в семье, где не было мамы, а только папа и его дети, мы спали все вместе на большой кровати, вповалку, не раздеваясь, а ели из одной большой чашки – кто что успеет ухватить, плакали все вместе и пели хором. Впрочем, это все неважно. Все это кончилось. Паспорта я так и не получила. Себя со стороны на фотографии так и не увидела. Сколько мне лет – так и не узнала. Но неважно, все неважно. Себячесть свою забыла, зарыла во внутренности и никому ее не показывала. Серой она, наверное, там уже стала, пыльной. Завязалась в узел, зарубцевалась, рассосалась. Даже не вспоминала – будто нет и не было, а так, приснилось, морок, чушь. Обесцветилось и небо, и я под ним. И в мягонькие, яркие, любимые лужицы мне было больше не попасть – не пускали меня ни солнце, ни мрак.
Но однажды поздней весной на облезлом одышливом автобусе, еле-еле из последних сил вскарабкавшемся на пригорок, я вернулась в поселок.
«Цвела в тот год сирень так буйно, и мой платок сиренью пах, и кудри, кудри золотые ласкала верная рука,» - какую только дурь бабушка не пела – вдохновенно, с чувством.
«Мои глазки как коляски». Скажите, зачем человеку вообще волосы, например? Одни заботы-хлопоты. Или зачем бабушка всегда обмылки хранила? Огрызки карандашей? А Пепита свои травяные сборы по мешочкам рассовывал. Если, скажем, Вероника приходила – у нее месячные очень тяжело проходили – раз в месяц она неделю лежала да молилась целыми днями, а ночами выла тихонько в подушку – Пепита ей всякой травы насобирает – честное слово, на глаз, ерунды, всего, чего под руку попадется, и продаст. Над мешочком пошепчет – чародей хренов, чумазик, я однажды послушала, что он там несет – «Растите, растите сиськи Вероникины, торчите аж до ворот резных, до дороги пыльной, до города Неведомска». Тьфу, дурак. Богомол, чума фиолетовая.
Ну? Кто тут умер? Кто покинул нас? Из «трех бзделок подряд» остались две. Уже радость. Ага, вот возле покосившегося Вероникиного забора скоро клубника поспеет. И отец Дерека слишком стар и болен, чтобы ловить рыбу, ест курятинку, да еще то, что привезут из города дети. В часовне не горит огонь веры, затоптан половичок, огород праведной Вероники зарос полынью и благословенными лопухами, говорят, она наконец-то оплывшей свечкой стекла в монастырь. Пирс у воды – черный, мокрый, соленый, сопливый, в рытвинах, нос - покосился. А Пепита не восстал из своей смородиновой могилы, чтобы приглядеть за домом. Яблок прошлогодних с прогнившими боками тьма валяется – многие надкушены. Филипп Филиппович стар, мрачен, ободран и из бока торчит вата. Между кирпичами на дорожке вылезла осочина, как клок волос - неопрятная, жидкая бороденка. Терентий дал трещину аккурат между глаз, платок на полу. Но воображаемый котейко, заслуженный котэ моей истории Мияко-тян бодр, он зазывно трусит, мурлыкая, чтобы прильнуть к моим пыльным коленкам, хвост метелкой. Куда там целому миру против ветра, рвущего с плеч сумку, куда ему против облезлых косяков и скрипучей двери, ступенек, облепленных мокрой листвой, ржавого крючка калитки. Ну, ты, Пепита, знал, чудило лохматое, где селиться.
Ах, как зудит внутри. И надо бы разжечь печь, вымести мусор. Сходить к роднику, вычистить бочку для дождевой воды. Что-то посадить в землю, чтоб росло. Но болит, ноет, свербит и стонет нутро. Жужужу, жужу. Сидеть бы мне тихо, быть бы маленькой и пушистой, чтобы в руки взять хотелось. Взял – а вот тебе – метким острым зубиком за подушечку, за палец. Должен быть в жизни какой-то интерес – какой-то смысл каждый день из дверей дома выходить, в окно глядеть, калитку открывать-закрывать. Зачем это все внутри меня? Кому оно? Дайте же мне за что-нибудь удержаться, потому что я стоять не могу ровно, дайте мне себя саму, ведь не чую я, где я сейчас, что я сейчас, дайте мн
Сквозь шторы виден серый дом напротив
Несчастных глаз и светлых лампочек круги
В диван молчи
В диван сиди
Несчастны мы в несчастье завершенном
Шагов без смысла
Без изящества любви
Протерты локти
И расквашен нос
Колени в ссадинах
Укусов комариных пачка
Угрозы были
Только это было раньше
А не было тогда
Не лги не лги не лги
Поддерживаемая теплым течением, она смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Я поняла ее взгляд так – а теперь-то нам придется проститься. Что-то подтолкнуло меня и я посмотрела наверх.
Из пещеры над головой исходил знакомый свет. Сердце сделало кувырок. Это свет ни с чем нельзя было спутать - свет корней Дерева Колыбель. Дерева, с которого все начинается. Мне вдруг отчаянно захотелось наверх, захотелось увидеть Местечко Рукавичку – Задумчивый Мостик, Виллу Молоко. Я ясно почувствовала, что мне пора туда, домой. Хочу, чтобы Воздушные Выдры, трясясь от страха и любопытства, ныряли со мной по Путям Вниз, чтобы меня кормила супом Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно. Чтобы так было всегда. С пронзительной отчетливостью я увидела перед собой Рукавичку, который собрал для меня этот прекрасный мир. Пещера все сужалась и сужалась и в конце концов превратилась в тоненькую нить света.
Мое подводное путешествие закончилось неожиданно – я почувствовала где-то внутри сильное сжатие, потом мощный взрыв, все разлетелось на части, осколки, куски и пыль. И все это стало уже не собрать.
Я открыла глаза. Вокруг – молочный туман, я словно была внутри него. Я чувствовала, что сама не своя. Подул ветер, сердце подпрыгнуло – я увидела плавно кружащиеся узорчатые листья Дерева Колыбель. То, что я желала увидеть больше всего на свете. Я мазнула рукой по глазам, чтобы смахнуть молочный туман. Но вместо руки видела лапу – эта лапа была моей. Я ощутила шерсть, нежную как шелк и белую, как облако, и эта шерсть тоже была моей. Превозмогая желание покататься на спинке, я, не помня себя, бросилась в Дом Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно. Она уже стояла на Чайной Тропинке у изгороди с Болтливыми Розами и держала в руке плетеную корзинку. Из корзинки доносился плеск - брызги летели во все стороны.
Схватив зубами Собачку Рукавичку за шкирку, я стремглав полетела наверх, через второй этаж, в Мансарду. Слишком Требовательные Ступени не скрипнули ни разу. За голубой развевающейся занавеской я увидела себя. Я сидела у окна и кормила совят маисовой булочкой. Наши глаза встретились, я вздохнула и почувствовала, как совенок теребит меня за палец – булочка-то закончилась. Я закричала от счастья и бросилась обнимать Рукавичку. Безумная Собачка принялась весело лаять и нарезать круги, впрочем, она тут же умчалась нырять с Задумчивого Мостика наперегонки с семейством Весьма Подвижных Панд.
Я была в Местечке Рукавичка. И я была свободна! И мой пес был со мной – живой и настоящий, и наша безумная собачка. Ничто не уплывет и не исчезнет, хоть просыпайся тысячу раз и миллион лет подряд.
Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, ждала нас в огороде.
-Теперь все, - сказала она, убирая волосы с глаз. – Все как положено. Привести тебя сюда оказалось не так-то просто. Ты уверена, что хочешь быть здесь? Точно не там, где была до сих пор?
Я изо всех сил замотала головой. Я так боялась все это потерять.
- У меня тут яблоня выросла. Правда, пока нет яблок, один цвет. Ты любишь яблоки? Ну-ка иди сюда.
Женщина отряхнула на мою голову яблоневый цвет.
– Тебе нравится?
Я оглядела себя – тонкий силуэт в легком летнем платьице.
Я стала почти прозрачной, невесомой, я чувствовала, что стала воздухом. Прекрасным, чудным, душистым местным воздухом.
- Ты нашла Точку Сквозь Рукавичку.
Женщина прищурилась.
- Собачка сказала, что ты нахлебалась Всей Иловат Сразу. Ну, посмотрим…
Пес Рукавичка просунул голову мне под руку, мягкий, белый - самое забавное и умное облако на свете. Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, посмотрела на нас очень серьезно, а потом улыбнулась:
- Я дала слово, что если вы вернетесь, и все будет хорошо, пойду в гости к Хранителю Механизмов такой, какая есть, не буду больше гулять по Саду Перемен.
Здравствуйте, Игорь Иванович!
Сто лет не проверяла этот почтовый ящик. И вот… Ваши письма. Я сильно удивилась, правда. Простите, что так запоздала с ответом. Года полтора прошло, как вы мне писали. Что тут скажешь? Мне очень жаль вашего сына? Жаль, что я его не знала? Жаль, что его не стало? Спасибо за то, что прочитали мою историю? Все это как-то уже блекло. Неубедительно. И не нужно, так? Я написала «Местечко Рукавичка» очень давно, не помню точно, думаю, лет десять назад. Честно говоря, не знаю даже, когда и куда его выкладывала. Не весь, а, оказывается, кусок, начало. Как-то оно у меня затерялось среди прочей писанины. Впрочем, что тогда это почти никто не читал, что сейчас.
Не знаю, какой смысл? Но, может, в память о вашем сыне – моем читателе - решила выложить «хвост». Теперь там будет вся история целиком. В общем и целом, сейчас перечитывая, удивляюсь – неужели я это все когда-то придумала? Интересно, во что я была одета? Какая стояла погода? Наверное, разная.
90. Остров Косточка
Тени моей тень
День ото дня короче
Пылинка в рукаве
Запоротая чушь
Нервный зверек языка
Дома как рифмы неудачные скучны
Тяжелых век подъездов я не вижу
Подушки скомканный овал
Сдвигает время в сторону заката
Проснувшись утром в Местечке Рукавичка, обычно сквозь прозрачный потолок Виллы Молоко я вижу спокойное голубое небо, пару тучек, гоняющихся друг за дружкой и правильно овальную стайку птичек Ое, перелетающую с веселым мелодичным щебетом с места на место.
Но однажды, открыв глаза, я сильно удивилась. Небо было покрыто угрюмой серой пеленой, опустившейся чуть ли не до самых верхушек деревьев, ветер беспощадно гнал кусочки мха, веточки, цветы и листья. Я вышла из дома и почувствовала, что воздух стал непривычно холодным. Рукавичка лежал под кустом жасмина, положив голову на лапы. Его шерсть развевалась на ветру. Увидев меня, он печально затрусил навстречу, всем своим видом словно желая сказать: "Я нисколько не виноват. Я не знаю, что творится!"
А вокруг было неспокойно. Дул ветер, слишком злой для этих мест. Такого неба - низкого и хмурого - просто не может быть в Местечке Рукавичка. Все здешние ветры, ветерки и ветерочки, даже самые непоседливые и склонные к шалости, попрятались кто куда. Светлые, нежные, похожие на пух, тучки отнесло в сторону Северного Края, где они забились в пещеры. Тех, что не поместились, унесло в Море Морей. Хорошо, если им удастся зацепиться за Белые Валуны. Трава на Фиалковой Поляне почти лежала ничком, так сильно ее пригнуло к земле. Нисы по-быстрому загнали детишек в домики. Жаль, как раз был в разгаре сезон игр в ельбол – состязания, когда две команды должны закидать противника еловыми шишками. Замирая, нисы слушали, как еловые лапы со всего размаху колотят по крышам их домов, а ветер срывает маленькие красные фонарики и уносит неизвестно куда. Даже Филин Со Снежным Взглядом забился поглубже в свое дупло. То, что кто-то в Местечке Рукавичка может напогодить сильнее, чем он сам, потрясло его до глубины души. К полудню в изгороди Болтливых Роз запутался маленький Ютик, который не успел добраться до дома - его снесло ветром. Он дрожал от холода. Капустные Мышки сидели в самой гуще зарослей розовых кустов, так как их жилища утащило первым же порывом ветра.
И только бестолковые Тапиры были рады новой забаве. Им, тяжелым, с крепкой, непробиваемой шкурой, неприятности с погодой были нипочем. Отталкиваясь от земли, они подпрыгивали, перекувыркивались в воздухе, и приподнятые ветром совсем невысоко, тихонько парили. Видимо, они были так счастливы испытать, наконец, чувство полета, что напрочь забыли о том, как это опасно. Некоторые оказались в Болоте Уча, кое-кто повис, зацепившись за еловые ветви, и там болтался, раскачиваемый и терзаемый потоками воздуха, а кого-то даже забросило и того дальше - на Остров Спящих Енотов. Бедные тихие зверушки вынуждены были проснуться от визга и топота шумных невоспитанных тапиров.
К полудню ветер стал не просто холодным, а ледяным. Неслись по воздуху не только стремительно меняющие на лету облик ветки, листва и цветы из Сада Деревьев, Стремящихся К Переменам, но и солома с крыш шиксиных домиков. Дело было совсем скверно. Стало пасмурно, не было слышно обычных звуков: пения птиц, смеха, веселой возни - одно только завывание ветра, пронизывающего насквозь. На душе становилось все беспокойней. Закутавшись в розовую тучку, я двинулась к Дому Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно. Подземный Народец спрятал свои разноцветные хвосты-каральки в норы, а Слоняющиеся Звери в недоумении жались к Обрученному Дереву.
«Хоть что-то, - подумала я невесело, - задело их за живое".
И все же от всей души пожелала, чтобы это никогда больше не повторилось.
Кусты Карликовой Магнолии были похожи на гномов, в возмущении потрясающих кулачками в белых перчатках. Колокольчик на двери всхлипнул, пропуская меня в дом. Гостиная, столовая и кухня на первом этаже были полны жителями Местечка Рукавичка: в углу, около Комода Со Специями сидела шумная компания малолетних Ютиков, даже в такую серьезную минуту они не могли вести себя как следует и обменивались тычками. На стульях, диванчиках и даже на столе сидели, лежали, стояли и висели Нисы, Шиксы, Лунные Хомячки, Ласковые Лемуры и прочая живность. На Комоде Со Специями большой Снежный Орел чистил перья. Даже ему, с его могучей теплой опушкой нынешний злой ветер пришелся не по вкусу. К его мохнатым лапам сиротливо жалось совиное семейство. Все кричали, махали руками, лапами и крыльями. Царило смятение. Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, с ног сбивалась, пытаясь напоить своих гостей успокаивающим чаем с корнем Ум-травы.
- Только посмотри, что творится! – воскликнула она. - Такого безумия я не припомню. До сих пор ни один из ветров, даже тот сумасшедший, с Края Возможностей, не позволял себе таких диких выходок. Думаю, нужно поймать проказника и сурово наказать. Считаю, - она собравшихся долгим многозначительным взглядом, - нужно его отправить за Край Возможностей.
Маленькие Ютики, до этого без устали пищащие и щипавшие друг друга, замерли, а одна Шикса, ахнув, закрыла ладошками глаза.
- Другого выхода нет, - добавила Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, нервно постукивая пальцами по кувшину, в котором она разносила чай.
Тут все снова начали шуметь и кричать пуще прежнего. Две Шиксы, в волосы которых уже были вплетены синие жемчужины, предложили сунуть головы в Ничей Ручей и подождать, пока все само собой как-нибудь образуется. Крыши домов смазать маслом Желтого Дерева - сказали они - чтобы не унесло. Зверьки Юрки были в ужасе: они представления не имели, как теперь петь вечерние песни, ведь нет никакой возможности забраться на верхушки елей. В общем, ничего, кроме горестного возмущения. Соленый Кот, нервно катавший в лапах комочек соли, считал, что можно попробовать швырять в небо соленые кристаллы - это подрежет ужасному ветру крылья. Его можно было понять – при такой погоде Туча Ла не смогла приземлиться на пастбище, и несчастные, ничего не понимающие зверушки носились по Местечку Рукавичке без сна, еды и покоя.
Тут от порыва ветра распахнулось окно, и Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, кинулась захлопывать ставни. В доме вперемешку закружились розовые цветочки и Ягоды Погоды. Это выглядело как насмешка над обычаями и нравами Местечка Рукавичка: до сих пор здесь каждый сам волен был выбирать климат над своим жилищем в зависимости от настроения. Все увидели, что над Купальней, Притягивающей Дождь, бушует страшная буря: домик раскачивает и мотает в разные стороны, словно тоненькое деревце, а в небе над ним сверкают молнии. Видимо, несколько тучек все-таки засосало в ветроворот, и они, несчастные, теперь были вынуждены стукаться. Дом резко наполнил холодный воздух. Все съежились, поджали лапы и ноги и втянули головы в плечи. Былого уюта как ни бывало. Всем стало по-настоящему страшно. Все поняли: такого в Местечке Рукавичка сделать не осмелился бы ни один житель.
Колокольчик пролепетал минорное трезвучие, наверное, даже у него ветер отбил охоту к творчеству, и Шикса, та, что закрывала ладошками глаза, нервно подпрыгнула на месте. Двери дома распахнулись, добавив в жилище холода, и в дверь вошел Хранитель Механизмов. Он был одет в теплую куртку, связанную из шерсти Кумушек Овечек, которая была застегнута на все пуговицы, воротник поднят. Он все еще горбился, словно продолжал хорониться от ветра. С ним был пес Рукавичка – шерсть спутана. Найдя свободный уголок, Хранитель Механизмов, словно куль с зерном, повалился прямо на пол, облокотился на стену и принялся протирать очки.
Все молчали.
- А что если, – сказал он задумчиво, - Добрую Курочку отнесло к Белым Валунам? Или того хуже – затянуло в Птичий Водоворот? Интересно, что делает сейчас Санатэ? Или его это не касается?
Он надел очки и внимательно оглядел собравшихся.
- Уже решили что-нибудь? Что будем делать? - и он выразительно посмотрел на меня, полупрозрачный тонкий силуэт, сидящий на подоконнике.
Я кашлянула неуверенно.
- Можно попросить Собачку Рукавичку сплавать к Умнице Сычу. Он все знает.
Раздались робкие, неуверенные смешки. В то, что в Местечке Под Рукавичкой, то есть под водой живет чудо-птица, знающая ответы на все вопросы, верили немногие.
- Собачку Рукавичку не надо ни о чем просить, - фыркнула одна из Шикс, - как только поднялся ветер, она задрала хвост и пропала в своем любимом море.
- Если это все-таки ветер, нужно его поймать, и чем раньше, тем лучше, - серьезно сказал Хранитель Механизмов и снова стал протирать очки.
- Но вокруг ни одного приличного ветерка, все убежали. Сцинки забились под камни, до Горы Светлое Падение нам не дойти, а в Зоне Сговорчивого Воздуха сейчас вообще непонятно что творится. На Обрыве Начало Ветра не простоять спокойно и трех секунд, не получится даже сосредоточиться…
- Я не случайно сказал про Санатэ, - осторожно возразил Хранитель Механизмов, - ты умеешь находить Точку.
Наступило молчание. Угодья Санатэ у нас обычно обходили стороной.
- Но куда я должна переместиться? – я пожала плечами. – Хорошо бы точно знать или хотя бы представлять. Какой ветер искать? Как? Обшарить небо?
Все молчали.
- Давайте подумаем о других способах перемещения, - Хранитель Механизмов снова поглядел на меня многозначительно, - я говорю о Шершне.
Поднялся галдеж. Жители Местечка Рукавичка не очень-то доверяли предметам, пылящимся в Хранилище Механизмов. Им было не совсем понятно, как что-то неживое может летать по воздуху. Всякий раз, когда Хранитель Механизмов нарезал круги над жилищами, чтобы «выгулять» Шершень, как он выражался, чтобы тот "не застаивался", они на всякий случай пригибались пониже. Некоторые Нисы отваживались время от времени летать вместе с ним, но в воздухе очень быстро им делалось плохо. Они умоляли не подниматься слишком высоко, а то и вовсе просили поскорее вернуться назад. Гораздо больше им нравилось прыгать с Горы Светлое Падение. Или летать на Снежных Орлах.
- Завтра на рассвете, - сказал Хранитель Механизмов, - мы разыщем того, кто устроил тарарам. И он у нас получит.
Тут вдруг все внезапно захотели есть, и вечер прошел, в общем-то, не так уж плохо.
Но никакого рассвета не было. Потому что не было и заката. Нежно-розовое рукавичкино Солнце, весь день нервно прыгавшее по небу и пытавшееся пробиться сквозь тяжелую свинцовую завесу туч, попробовало под вечер как обычно опуститься вниз и попасть на нужную волну, чтобы закатиться в Море Морей. Но его отнесло аж за Мерцающие Фьорды. Там оно металось среди вздымающихся волн, которые обзавелись угрожающими белыми барашками на верхушках. Измаявшемуся Солнцу еле удалось выпутаться из их сомнительных объятий и снова подняться в вышину. Там оно и висело в полном недоумении. Так что обитатели Местечка Рукавичка получили еще один день вместо ночи.
89. И никого не поразишь – все без того уж поразиты
Тонкие ночи
Пот из снежинок
Лед из бумаги
Вода из свинца
Медленно очень почти недвижимо
Свет проникает в кожу лица
Делая солнце фокусом зренья
Комкая воздух над головой
Ветер так громко просит прощенья
Что закрывает дверь за собой
Окна колени соль расстояний
Сладкий на ощупь
Теплый на вкус
Левое ухо слышит дыханье
В чье одеяло я завернусь?
«Что имеет значенье? – говорила бабушка, - а ничто. Воздух один.»
Он меня и питает. Он пища моя, и сон, и вода моя. И горе. Соленый от моря, сладкий от цветущей лесной земляники, горький - с привкусом березовых сережек, кислый от духа застоявшегося пепеитиного белья. Все вместе это, наверное, называется жизнь? Или я с чем-то путаю? А если да то с че
Здравствуйте, Игорь Иванович!
Сегодня проснулась на даче, за городом – сквозь тюлевую занавеску с узором (цветочек, незатейливый пятилистник с чешуйчатой сердцевиной) видны черные горбы грядок, рядком, с пробелами дорожек, редкая поросль белых барвинков без названия, мрачное небо, она плачут. И хочется пить чай не с сахаром, а с солью.
Я ведь, знаете, сколько раз пыталась стать писателем. Ха-ха (так пишут в диалогах иногда, что впрочем, я считаю дурным тоном). Я же училась на филологическом. Слово мое – дело мое. А теперь как-то все больше снимаю. Вот и сегодня оделась (утро холодное, сырое, земля стылая еще) и стала снимать капли на засохшей прошлогодней ветке с ягодами почерневшими – малина. Не собрали нашу малину, и она стала бурой, как болотное дно. Туман. Все это зачем-то мне дается, внутрь заходит, следит, душит и дышит в затылок – чтобы я как королевна в сказке среди прочих людей спала на ходу, в саму себя смотрела, выискивала отголоски эти – будто, например, изгиб раскрывающегося березового листка – буква, вот на перекрестке дорожек камешек – другая. И так слова складываются. И куда их?
А счастливый, многосемейный душчека Рейнеке-лис всю дорогу кроликов душил, в глаза врал, льстил и лукавил, и прожил счастливо и безбедно – кажется, на 47 страницах с прекрасным немецкими гравюрами.
Поужинав, мы с Хранителем Механизмов двинулись в путь. С большим трудом, сгибаясь под порывами ветра, маленькими шажками мы перебирались, держась за шерсть на спине Рукавички - ему одному удавалось чувствовать себя более-менее уверенно. Мы шли по Чайной Тропинке. Пытаясь уберечь нас от ветра, Снежный Орел расправил, словно два живых зонтика, свои гигантские крылья. Долина Прекрасных Фламинго опустела – птицы, засунув головы под крылья, сбились в большую розовую кучу возле Грушевого Сада. Под покровом коренастых деревьев с кронами, вросшими друг в дружку, одни Медовые Ежики не подозревали о начавшихся беспорядках. МаЯчки с большими блестящими глазами, полными ужаса и недоумения, вверх тормашками тут и там перекатывались по лугу, и только Мось стояла неподвижно - долгим пронизывающим взглядом она проводила нас. Крышу с теплицы с Быбами сорвало наполовину, деревья остервенело колотили ветками в окна Жилища Хранителя Механизмов. Мы обогнули Угодья Санатэ. За плотной непроницаемой стеной деревьев, подобных Дереву Колыбель, ни один лист не дрогнул, как всегда, стояла полная глубокая тишина. Хранитель Механизмов вынес из дома две пары очков, летные шлемы и бутылку с густой белой жидкостью с легким розовым отливом.
- Я все перепробовал, – он пытался перекричать ветер и поэтому, когда говорил, наклонялся ко мне поближе, - и масло Могучих Химхов, и настой Травы Коати. От компота из Морской Ежевики Шершень стал выписывать восьмерки и попытаться сделать пике, - Хранитель Механизмов засмеялся, - больше всего ему по вкусу молоко Кумушек Овечек.
"И неудивительно", - подумала я. Нет в Местечке Рукавичка такого существа, которое отказалось бы отведать этот сказочный напиток. У Тихой Пристани, похожий на большую продолговатую черепаху, лежала, поджав весла, перевернутая на бок шхуна Добрая Курочка. Шершень на земле стоял твердо. Только слегка поскрипывал крыльями. Колеса его мелко дрожали, словно он сильно нервничал, а лопасти пропеллера бешено вращались.
- Полетим, куда дует, - сказал Хранитель Механизмов, - не до геройства сейчас.
Он залил полбутылки молока Кумушек Овечек в бак. Снежный Орел помог мне забраться в кабину. Я пристегнула ремни безопасности. Ледяной воздух пробирал до костей – а мне-то казалось, что уж в Местечке Рукавичка-то я никогда в жизни не буду ни мерзнуть, ни болеть. Хранитель Механизмов дернул рычаг на себя, и мы, подгоняемые неизвестным ветром, поднялись. Снежный Орел летел рядом с нами какое-то время. Вдруг, кувыркнувшись и едва не врезавшись в Домик Наверху, он спикировал на Высокое Дерево. Озеро Наоборот сверху казалось иссиня-черным, все, словно кипя от возмущения, сотрясалось от порывов ветра. Это была настоящая буря. Над Северными Горами лежал плотный слой тумана, сквозь который тревожно мерцало Ожерелье Кружевного Огня. Волны Моря Морей бились об утесы Северного Края с небывалым остервенением. Каково сейчас Морским Кроликам, привыкшим засыпать в тихих водах залива, заворачиваясь, как в одеяло, в широкие мягкие листья Угрюмой Моркови? Страшно подумать, что чувствуют Ленивые Гусеницы, их же вечно не сдвинуть с места, что бы ни случилось. А Остров Плюющихся Пионов уж как пить дать обязательно прибьет к Белым Валунам. Одни Дрейфующие Малявки, наверняка, рады – их в кишащей воде теперь расплодится невероятное количество.
Мы неслись, увлекаемые потоками студеного воздуха. Ветер, казалось, готов был сорвать с головы не только шлем и очки, но и кожу и волосы. Согнувшись, я уткнулась лбом в колени, вжавшись в сиденье и уцепившись за края кабины.
Мы летели над бескрайними просторами Моря Морей. Суша осталась позади. А впереди среди волн показались верхушки круглых белых камней. Хранитель Механизмов тревожно оглянулся и сказал беззвучно - из-за шума ветра я бы все равно его не услышала:
- Край Возможностей.
Сквозь стекла летных очков, надетых поверх обычных я увидела в его глазах не простое беспокойство. Уголки его рта дрогнули, и он сильнее сжал челюсти. Что будет, если нас унесет за Белые Валуны? Ни один житель Местечка Рукавичка еще отваживался зайти в своих путешествиях так далеко. Местечко Рукавичка по морю со всех сторон было словно буйками огорожено редкими грядами круглых белых камней, из которых был сделан Дом Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно. К ним никто особенно не рвался, покидать Местечко Рукавичка никому не хотелось. Местные обитатели не отличались особенно рисковым характером.
Хранитель Механизмов снова дернул рычаг, но Шершень и не думал поворачивать: мотор лишь хрюкнул, и лопасти пропеллера стали вращаться в другую сторону. Потом нас тряхнуло, однако направление движения не изменилось, по-прежнему несло вперед. Мы летели уже целую вечность, у меня заболела спина, так как я все время сидела, согнувшись. Хранитель Механизмов убрал руки с рычага и даже не пытался делать вид, что управляет машиной. По-моему, он запаниковал, но пытался изо всех сил сохранять спокойствие. Иногда я смотрела вниз – повсюду была одна вода.
- Смотри! – Хранитель Механизмов был так взволнован, что даже смог перекричать свистящий ветер.
Я подняла голову – высоко в небе, точно посередине воронки, образуемой мрачными темно-серыми тучами и уходящей ввысь, зияла черная дыра, откуда со свистом врывалась сильная ледяная воздушная струя. Хранитель Механизмов повернулся ко мне, мы обменялись понимающими взглядами. Местечке Рукавичка грозила неслыханная опасность. Хранитель Механизмов сделал какой-то неопределенный жест, но я не успела его толком понять, в это время Шершень опять сильно тряхнуло. Мы попытались набрать высоту и подлететь поближе к воронке. Зрелище было ужасное. В нашем мирном, тихом уютном небе зияла страшная черная дыра, и в нее пробрался чудовищный, чужой, холодный ветер, уносивший прочь все, к чему мы привыкли.
Хранитель Механизмов вцепился в сиденье как только мог, потоки воздуха, казалось, вот-вот нас расплющат. Вдруг что-то случилось. Мы подошли уже так близко к воронке, где тучи были чернильно-черными. Тут Шершень на мгновенье остановился, мотор заглох, и мы стали очень быстро падать. Хранитель Механизмов изо всех сил тянул рычаг на себя, я уцепилась за ремни безопасности. Почти коснувшись колесами воды, которая плотоядно их лизнула, Шершень выпрямился над самым Морем Морей.
Мы снова летели. Хранитель Механизмов указал рукой куда-то вдаль - на бледно-зеленую тучу или туман. Впереди полыхала гроза. В небе полыхал пожар, его пронизывали огненные вены, сосуды и капилляры. Наш беспокойный, безумный ветер с отвратительным характером, который жил в одиночку у самого Края Возможностей за Большим Птичьим Водоворотом, стоял насмерть, стараясь любой ценой не пропустить в небо над Местечком Рукавичкой наглого чужака, который размерами и силой был ему явно не ровня. Мы не смогли облететь стороной место битвы – нас пронесло по краю. Шершень задымился, его левое крыло прожгло молнией. Он вздыхал и качался, но уцелел. Наш нелюбимый ветер старался не зря – ураган на некоторое время затих и дал нам повернуть.
Возле Южного Мыса течение Блестящих Охлей прибило к Холмам, Густонаселенным Цветами, и те сплошь покрылись светящимися ракушками, беспомощно барахтающимися на суше. Гуляющие Звезды зацепились кто за крышу, кто за трубу Дома Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно, и шевелили в воздухе ножками, словно просили помочь. О том, чтобы приземлиться, как полагается, нечего было даже и думать. Лишь над Угодьями Санатэ стояла тишина.
Чудом избежав столкновения с Деревом Колыбель и до смерти напугав Мохноносого Сумочника, который невозмутимо сидел, обняв ветку, мы воткнулись носом в Хранилище Механизмов. Две молодые елочки повисли на крыльях Шершня. Песок Тихой Пристани взмыл в воздух, словно ее разорвало на части. Землю на месте теплицы с Быбами как будто выгладили утюгом. Вечное Зеркало перевернулось и показывало теперь ту свою часть, которая раньше была скрыта под водой. Всюду царили бепорядок и неизвестность – это то, чего я так хотела избежать, то чего не могло быть здесь, в Местечке Рукавичка.
Как постепенно сходит с рук чужая кожа
Неосторожный жест – и падает бокал
Как медленно светает и как быстро
Рвется ткань
Там где истерто или в шов
Проложенный нетвердо
Горячий ветер рвет ресницы
Липкий бок
Округлость бусины любой
Любого слова совершенней
Нанизывая сматываю их в клубок
Я пью и падаю
В ревущий ад крещендо
88. Одуванчик божий
Я знала всегда
В мой двор упадет подожженный фонарик
Пустая скамейка расписана вязью снежинок
До изнеможения буквы стремятся друг к другу
Чтоб выложить имя в сознаньи
И чтобы оно проступило по первому снегу
Вдоль тропки ведущей к метро
Ни Шершень, ни Снежные Орлы не смогли бы приблизиться к дыре в небе настолько близко, чтобы попытаться закрыть ее. Нужно было искать Сговорчивый Воздух и упрашивать его помочь.
Сгибаясь почти пополам, мы с Хранителем Механизмов стали обшаривать окрестности от Фиалковой Поляны до Южного Мыса. Оставалось надеяться на то, что Сговорчивый Воздух по крайней мере не унесло с суши. Вокруг ничего кроме завываний холодного ветра. Качели Печали будто бы в знак протеста застыли как вкопанные, хотя по идее их должно было бы раскачивать и болтать во все стороны. Поющая Лестница не издавала ни звука. Странно, не могли же домики Охлей запечатать свои отверстия, чтобы туда не проникал воздух. Приложив ухо к перилам, я услышала тоненький стон, всхлипы и даже хныканье. Все ясно – жалобные звуки издавал Сговорчивый Воздух, забившийся в раковины. Я так и просияла.
Несколько Снежных Орлов жили в горах Северного Края. Обычно они кружили над Еловым Лесом, проверяя, все ли идет как надо, и частенько доставляли родителям-Нисам заблудившихся детенышей. Снежные Орлы были дружны с Птицами Выше Всяких Похвал, и они чаще других добирались до Края Возможностей. Но и из них никто никогда не бывал дальше Белых Валунов. Снежные Орлы неохотно согласились лететь за Край Возможностей – но другого выхода сейчас, пожалуй, не было.
Выманить Сговорчивый Воздух из его укрытия оказалось делом нелегким. Он как никто другой чувствовал себя отвратительно среди разгула чужой стихии. Впрочем, у нас получилось. Снежные Орлы, окутанные благостным тончайшим воздушным куполом, с заметным облегчением расправили крылья, их пух больше не топорщился от ветра, и они снова почувствовали себя могучими хозяевами неба, полными сил. Мы с Хранителем Механизмов тоже защитили себя Сговорчивым Воздухом. И, влив в Шершень остаток молока Кумушек Овечек, поднялись в воздух.
Снежные Орлы летели легко и свободно, им теперь были нипочем резкие ледяные порывы. Шершень несся вперед. Увидев дыру в небе, Снежные Орлы стали переглядываться и возмущено клекотать. Им предстояла тяжелая долгая работа: нужно было сгонять свинцовые хмурые тучи к краю и попытаться заштопывать прореху. Между тем Птицы Выше Всяких Похвал, также в костюмах из Сговорчивого Воздуха ловили чужие холодные облака огромными сетями, которые вся шиксина деревня в спешном порядке плела, опасливо поглядывая на потолки своих домиков. Солома с крыш медленно, но верно, улетала неизвестно куда. Снежные Орлы изо всех сил стягивали края дыры, забивая ее тучами, как ватой. Работа была трудная и муторная. Если бы не Сговорчивый Воздух, плотно облегающий каждое перышко, они запросто могли бы задохнуться и упасть вниз. Целый день птицы потратили на то, чтобы очистить небо. Сговорчивый воздух тоненькой струйкой заштопал края прорехи. Но холодный ветер по-прежнему, злясь и расталкивая все на своем пути, носился по Местечку Рукавичка. Солнце испуганно прыгало, чтобы уступить ему дорогу. Думаю, и оно было бы радо куда-нибудь спрятаться, если бы могло.
Теперь, когда небо стало понемногу синеть, мы отправились искать этот ужасный ветер, чтобы наконец его урезонить. Я изо всех сил вглядывалась в даль, и вдруг и вправду увидела в воздухе мелкие ледяные бусинки.
- Есть! – громко закричала я.
Снежные Орлы, изловчившись, ухватили клювами край и начали сматывать тяжелый упирающийся ветер в тугой клубок.
Мы скатывали его, потихоньку потягивая на себя, но он, почуяв недоброе, принялся носиться как угорелый. Шершень летал вокруг него, чтобы он не улизнул. Как крупная рыба на крючке, он мотал нас из стороны в сторону. Снежные Орлы выбились из сил. Птицы сменяли друг друга, пытаясь бороться с ветром, пока мы держали его за ледяную бахрому, привязав к фюзеляжу. В скатанном виде это чудовище оказалось размером не больше лампы. Позже, приземлившись, мы крепко связали его и поместили в футляр в виде трубки, сделанной из ветки Пустого Дерева. Края мы аккуратно залили воском.
Когда улегся ветер, в Местечке Рукавичка наступила звенящая тишина. Все живое долго еще сидело по домам, норкам и пещерам, не решаясь вылезти наружу. А потом наступила ночь – Солнце, наконец, опустилось на свою любимую, правда, изрядно потрепанную волну, и закатилось в Местечко Под Рукавичкой.
Рукавичка встречал меня около Виллы Молоко, радостно молотя хвостом по белому боку.
- Так что же это было? Что за страшный ветер, а? –я ласково потрепала его по мохнатой голове.
Моя рука задержалась за ушами всего на мгновенье. Но этого хватило, чтобы я увидела.
Я сижу, пождав ноги, на скамейке в парке. Ранняя теплая осень. Красные кленовые листья, кружась, падают с деревьев. Я не одна – рядом со мной парень. На нем потертая куртка и кеды с разноцветными шнурками. Мы с ним. Мы целуемся. Чувство сладкого, словно разматывающегося сахарного клубочка, счастья охватывает меня. Я готова отдать сердце этому человеку, я готова сделать все, чтобы мы были вместе… Даже вывернуть себя наизнанку.
Я очнулась. Рукавичка тихонько заскулил и наклонил голову набок. Моя любовь. Так вот что проделало прореху в небе над Местечком Рукавичкой. Чувства… Ах…
Когда все выспались, отдохнули и поели, стали приводить в порядок жилища. Но долго еще Слоняющихся Зверей можно было встретить в самых неподходящих местах, а Сцинки с Особыми Глазами, те, кто не успел забраться под камни, партиями вылетали из Вздыхающего колодца. Змейки Вейки жаловались на головокружение, ведь во время урагана они так и не отпустили своих закушенных хвостов, и поэтому их кружило с бешеной скоростью вокруг веток. Жители Местечка Рукавичка бродили по окрестностям, разыскивая вещи и членов семей. А нам надо было получше спрятать чужой ветер, чтобы никто ненароком не выпустил его наружу.
Хранитель Механизмов вызвался сплавать за Белые Валуны. Так мы втроем – он, Рукавичка и я снова пустились в путь. Было решено отвезти нахальный ветер подальше в Море Морей, привязать к нему самый большой камень, который мы только сможем увезти на шхуне, и выбросить опасный груз в воду, туда, где бы его никто не смог найти. Жители Местечка Рукавичка хотели поскорее забыть об ужасной буре, которая застигла их врасплох.
Нас провожали немногие, потому что каждый был занят своим хозяйством. В последний момент из каюты выудили маленького Ютика, который брыкался и был полон решимости выйти в открытое море. Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно снабдила нас провизией. За то время, пока из-за ветра она не могла выйти из дома, она успела наготовить всякой всячины - можно было накормить маленький народец.
Было видно, что вдалеке над Морем Морей еще кое-где клочьями висели угрюмые серые облака. Но поверхность воды была спокойной. Хранитель Механизмов взял с собой бумагу и карандаши – он хотел обозначить все, что нам встретится, на карте. Вдруг появилось что-то новое?
Мы миновали Край Возможностей, но ничего особенного не произошло. Хранитель Механизмов все время насвистывал. Он отказался пойти вздремнуть – боялся пропустить что-нибудь интересное. В какой-то момент мне пришло в голову, что, вероятно, мы рано или поздно сделаем круг, и нас вынесет если не к Южному Мысу, так к Утесам Без Спроса прямо в Косяк Копчушек.
Но я совсем забыла о той зеленой полоске земли, которую мы с Хранителем Механизмов видели сверху, когда летели на Шершне. Здесь все еще висел белый туман. В один прекрасный момент шхуна мягко уткнулась носом во что-то рыхлое.
Мы с опаской высадились на сушу. На расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Казалось, будто все тучи, которые нам не удалось собрать, притянуло сюда. Ноги утопали в приятной траве с мелкими листиками, больше похожей на мох-переросток. Высоко задирая колени, мы забрались довольно далеко вглубь, но ничего кроме тумана и зелени под ногами нам не встретилось.
Вскоре стали попадаться какие-то диковинные деревья - их ствол был прямым, тонким и высоким, а наверху росли широкие багряные листья, которые издавали тихое протяжное шипение, сворачиваясь и разворачиваясь. Под одним из деревьев мы обнаружили стайку мирно спящих Енотов, которые, казалось, неплохо чувствовали себя на новом месте. Наверняка их сюда занесло бурей. Чем дальше мы шли, тем больше несчастных жителей Местечка Рукавичка, заброшенных ветром, мы встретили. Несколько Ленивых Гусениц, развалившись и прикрыв глаза, отдыхали в высокой траве. Бродил неприкаянный одинокий Мурель, который не успел вовремя спрятаться под корень Вечного Дерева, и теперь очень скучал без своей семьи. Он слезно стал умолять нас отвезти его обратно. Кое-где стали попадаться обломки деревьев и даже растения, уже вполне успешно начавшие приживаться. У берега, держась за прибрежные заросли травы, плавало несколько Увинов. Мы прошли остров насквозь. Он оказался не слишком широким, зато вытянутым в длину.
Мы поплыли дальше, уложив Муреля, который все время вскакивал и порывался добраться до дома вплавь, в теплую уютную каюту. По пути пришлось поймать плавающий Остров Плюющихся Пионов, и буксировать его, привязав прочной шерстяной ниткой. Наверняка, его обитателям было все равно, где их остров будет плавать, но жители Местечка Рукавичка уже привыкли к нему. Мы узнали, что множество Цветных камней попадало на дно. Ягоды Погоды полопались прямо над Островом Летучих Папоротников, и теперь, вот не везет бедным растениям, к их мучениям, добавилось еще одно – над островом бушует гремучая смесь – ураган, ливень, жара, снег и метель одновременно.
- Зато представляете, какой будет мед! – воскликнул Хранитель Механизмов.
Оказалось, что Большой Птичий Водоворот недавно выплюнул на поверхность моря семейство Морских Леммингов. Почти все Воздушные Выдры переселились на Остров Спящих Енотов, так как во время бури образовалось слишком много воздушных пузырьков. Сверлячки, объевшиеся мелкими сливами, выросли до размеров крупных белок, так что многие от нехватки места на ветках повалились на землю.
Я с ужасом подумала вот о чем. Я, кажется, поняла, что нарушило покой обитателей нашего милого края. Это зеленый остров свалился к нам на голову, проделав в небесах дыру. Вряд ли он был здесь всегда. Чужой, странный мир поселился с нами рядом. Однако же теперь, после бури, на этом острове поселился и кое-кто из местных. Что же будет дальше?
А знаете, Игорь Иванович, я тут вдруг бросилась перечитывать свои старые тексты. Честное слово. Такие наивные, слабенькие, беспомощные, но так они тянутся куда-то, как новорожденные помидорные кустики. И сила есть какая-то между строчек. Не в словах, не в общем смысле, а вот именно что между. Несказанность, искренность, порыв. Шепоток такой: слышишь? Как я слышу – слышишь?
Вот воистину говорят – не оглядывайся. Прошло и прошло.
А нет, так начинает голова болеть. Куда уходят наши силы? На что? Купить в магазине кусочек сыра? Масло? Хлеб?
87. Все врут, но не все мне
Лежат так ласково накрыв друг дружку
Два листика исписанных с изнанки
Покрылись белым снегом ты и я
Трава собаки вязанные шапки
Замерзли бусинки рассвета
Высокий серый человек, больше похожий на гриб, появился в Местечке Рукавичка, когда мы старательно пытались избавиться от невзгод, которые принесла нам буря, что перебаламутила все вокруг. Мы так хотели поскорей забыть ее. Самым популярным персонажем сделалась Туманная Соня, которая целый день сидела с высунутым языком и определяла, кого куда унесло. К ней с утра выстраивалась огромная очередь. Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, не покладая рук, пекла Лунные Кексы, чтобы ее умаслить.
Человек походил туда-сюда по Чайной Тропинке, понюхал воздух и к вечеру пропал. Все вокруг были так увлечены восстановлением порушенного хозяйства, что особого внимания на него не обратили. Только Мось смотрела ему вслед слишком долго. Откуда он, и что ему нужно? Никто не удосужился задать себе эти вопросы, все были слишком заняты.
На следующее утро со стороны Залива Морских Кроликов показалась узенькая лодочка, на которой сидели белые мохнатые существа. Они высадились, привязав свое суденышко к одной из Очень Маленьких Слив. Их было трое. Внешне они напоминали лохматых кротов, у них были коротенькие ножки с большими широкими ступнями и такие же коротенькие ручки со слишком большими пальцами. На мордочке, в самой середке - коротенький хобот, заканчивающийся раструбом, все время шевелящимся и ощупывающим воздух. Черные глазки были неподвижны.
Шиксы побросали работу и с удивлением побежали глазеть на непрошеных гостей. Когда самая младшая решила погладить их шкурку, та внезапно вспыхнула фиолетовыми искрами. Малышка с визгом отпрыгнула, остальные Шиксы заворчали и отошли подальше. Чужаки деловито и вежливо поклонились Шиксам, которые в недоумении расступились, и осторожно двинулись дальше. Они ступали, с опаской ощупывая дорогу своими большими лапами. Их хоботки шевелились, точно инспектируя воздух. Так целый день они медленно двигались вперед. С наступлением сумерек их шерстка начала слегка подсвечиваться нежным фиолетовым светом, и сами они стали двигаться намного быстрее. Теперь их мохнатые тени шныряли тут и там, словно разведчики, которым нужно было за короткое время многое узнать.
А наутро прямо в центре Местечка Рукавичка вблизи опасливо косящейся Мось выросла небольшая юрта, покрытая сверху какой-то лохматой растительностью. Она переливалась красивыми волнами и заискрилась, едва любопытный ветер попробовал пошевелить ее, чтобы узнать, что она такое. МаЯчки решили, видимо держаться подальше от своих новых соседей. А Мось упорно не замечала никого из тех, кто проходил рядом, а лишь косилась на новое странное жилище.
Днем новичков не было видно, зато по ночам они шныряли вовсю. Все удивлялись: может быть, Дерево Колыбель произвело на свет новых жителей? Но Женщина, Которая Выращивает Все, Что Нужно, тревожно качала головой.
- Свои не появляются из-за Края Возможностей, - ворчливо говорила она. - Все это неспроста. Сначала эта ужасная буря, чудовищный ветер. А теперь какие-то непонятные чужаки, которые ведут себя как дома.
Наш рассказ о зеленом острове, вытянутом и лохматом, словно персиковая косточка, вызвал самые разные толки: кто-то говорил, что теперь все Море Морей зарастет травой, а кто-то считал, что это все нам почудилось. Никто не хотел, чтобы привычная тихая и уютная жизнь изменилась. Было довольно и страшного ледяного ветра.
Но, к сожалению, жизнь начала меняться. Как-то один из маленьких Ютиков в большой тревоге прибежал к Хранителю Механизмов и умолял пойти посмотреть, что случилось. Мы увидели совершенно возмутительную картину: пришельцы оседлали МаЯчек и, погоняя их тонкими упругими вичками, сплетенными из травы, ездили вокруг Мось. Очевидно, они решили объездить несчастных существ, чтобы приучить их двигаться туда, куда им будет угодно. И тут случилось уж совсем невозможное: Мось закрыла глаза. Наверное, она была не в силах выносить такую несправедливость, но поделать ничего не могла. Это заставило всех нас отнестись к чужакам очень серьезно. Но прикасаться ни к ним, ни к их жилищу никто не смел, все боялись обжечься о фиолетовые искры. На спины МаЯчек сверху теперь были положены плетеные травяные попонки, а когда МаЯчка не желала двигаться, белый мохнатик поглаживал ее бок своей огромной лапой так, что искры летели фонтаном. Несчастная так пугалась, что уже и не думала ослушаться. Мордочки у МаЯчек при этом были ошарашенные, они не понимали, почему и за что им выпало такое несчастье и только жалобно и бестолково мычали.
Спустя еще некоторое время пришельцы стали прибирать к своим лапам малюток Хийси. Хийси тихо плакали, но ослушаться не смели. Следуя приказам, они выпалывали луговые травы и скатывали их в аккуратные стожки. Маленькие голубые и розовые цветочки сиротливо склонили головы и увяли. Этого Хранитель Механизмов вынести был не в силах. Тот, кто лишал его чая, немедленно становился его врагом.
Мы снова собрались в Доме Женщины, Выращивающей Все, Что Нужно. Из окна кухни были отчетливо видны копошащиеся фигурки, которые с помощью МаЯчек выучились быстро двигаться и днем. Наездники следили, чтобы Хийси не ленились. Хранитель Механизмов потряс кулаком:
- Да кто они такие? Разве так себя ведут? Их нужно прогнать, пока они все здесь не перепортили!
Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, подперев щеку ладонью, всхлипнула:
- Разве вы не видите? Они устанавливают порядок, - она горько усмехнулась, - в Местечке Рукавичка все жили дружно и помогали друг другу. Но каждый был сам по себе, каждый по отдельности, у каждого были свои дела и интересы. А эти, они… Не такие как мы… У них есть какая-то ужасная цель, они хотят переделать все под себя. Но это нельзя. Так нельзя! – она заплакала, - они скоро доберутся до Врушек, Болтливых Роз, Змеек-Веек. Откуда нам знать, подо что они их приспособят? И тогда беднягам больше нельзя будет жить как им вздумается и поступать по собственному усмотрению! А потом и нам всем тоже…
- Это же значит, что нашему Местечку Рукавичка конец! – в большом волнении воскликнул Хранитель Механизмов, - вот я нипочем не позволю им командовать, я лучше лягу на дно Моря Морей.
Наступило долгое тяжелое молчание. Каждый обдумывал то, что сказала хозяйка дома. Наверное, каждый представил, что будет с ним, и ужаснулся. Совята возмущенно ухали, а Нисы попискивали, теребя в руках свои красные шапочки. Потом все разом заговорили. Допустить таких перемен было никак нельзя. После долгих споров было решено, что мы на Доброй Курочке еще раз поедем на Остров Косточку, так как мы одни знали туда дорогу. Почти все были уверены, что чужаков принесло оттуда. Мы возьмем с собой Собачку Рукавичку, чтобы она вместе со мной обследовала остров с обратной стороны. Так мы смогли бы оценить, что он вообще такое и насколько велика опасность.
Я вздохнула. Я одна только знала, что на самом деле происходит. Я глядела в окно, вдаль, за Бугры Хийси. Рукавичка с суетливым лаем бегал вокруг юрты. Вдруг он толкнул носом лохматую стену и скрылся внутри. Никаких фиолетовых искр. Тяжелое предчувствие, словно чужие холодные руки легло мне на плечи. Чужаки чужаками были только отчасти.
Успеть спуститься
Росчерк пьяный
Застрял меж поперечины кривой
Расписано за нас
Кто милый кто прямой
Второй и первый и седой и странный
Язык прикушен
Да и было ли с чего писать портрет
И ликовать
И падать на пол
И прыгать и стучать лопатой
О край могилы великого - того кто спит
И кто меня не видит
И кому до барабана
Квадрат серого старого бассейна. Глубокая осень. Листья нападали. Вода темная, гиблая. Ветер мотает ее вместе с сором, мутит. Холодно. Края у бассейна щербатые, на дне камни. Как в рамке я – неприветливой, как в заключении, смотрю, стоя в старом пальтишке, руки в карманы, по нос закутавшись в шарф. Отраженье мое дрожит, трепещет, просит выпустить его. На груди ожерелье из тонких ивовых листиков, перемежающихся с прутиками.
Другое дело лужи – те всегда посочувствуют, погладят твое лицо в воде, их рябь мягкая, живая, шерстяная.
Шафраны одни остались сторожить осень, все другие ее уже покинули. Сникли гладиолусы, заклякли астры. Только трогательные, несовершеннолетние желтые шары по краю обрамляют беспощадный, взрослый октябрь.
Ни за что на свете не согласилась бы жить в доме, где есть бассейн. Бассейн бы меня затянул, забрал. Это же волшебное зеркало. Зимой он сковал бы меня, законопатил. Это ловушка.
Я вспоминаю о бассейнах с ужасом.
Возле гостиницы, где я работала, было целых два.
Уж не помню кто научил меня такому упражнению. Правой рукой под левое ребро – надавить тихонько. Потом посильнее, и так по нарастающей. Это когда себячесть уж сильно разыграется, болеть начнет.
Однажды так мне плохо было, как раз у бассейна. Вода мрачная, неживая мои колени будто за нитки тянула. Я споткнулась и полотенца в воду выронила. Надо их доставать, а я встать с коленок не могу, живот скрутило, как щипцами держит.
Нет ничего у мира в запасе нового. Все было, наверное. И на все были все те же причины. Меня только не было еще. И вот явилась я, явилось миру то, что во мне. То, что сам же мир во мне и вырастил. То, как он во мне отразился. И что мир сделал? Помолчал. Посмотрел. Послушал. И стал себе как прежде. Повернулся послушать, что еще у кого есть. Он не был со мной. Он был сам. Качались ветки, падал на землю грецкий орех, каштаны цвели белым и бордовым, червяк переползал через тропинку, собирались капли на новорожденных листах. И гнили доски. Висел закат над бочкой. Небо цвета джинсовых отворотов у всех ли? Надо мною зонтик.
Вот свет зажжешь - и ушли нюансы.
Я ли не просила у бабушки как-нибудь меня попроще сдела
86. Утро вечера
Слушать сосредоточенно
Как облака проплывают сквозь деревья
Гречишный мед кофе тоненький цветок
Как бумажный фонарь разгорается не сразу
Как в каплях на окне отражается чужая жизнь
С балкона соседнего дома стекает она
В прелую траву
Лысое-лысое дерево
Вместо листьев – огни дом напротив
Вместо почек – стылая вода
Позвоночник у дерева из чего сделан?
Его то раздевают то одевают
Почему оно это терпит?
Облака плывущие сквозь ветки
Легкие дышат
Курят октябрьский кальян
Мы снова тронулись в путь, как только расцвело. Собачка Рукавичка сопровождала нас по воде. Она ныряла в Море Морей и то и дело появляясь снова. Ничего необычного не происходило. Море Морей было гладким и тихим. Спустя некоторое время на горизонте показался уже знакомый туман. Мы переглянулись. Ступив на берег, приготовились к неожиданностям.
Остров стал больше. Теперь трава доставала мне до пояса. Она цвела большими красными цветами, которые пахли терпко и как-то уж черезчур уверенно. Их запах не оставлял места для домыслов или не давал поводов для воспоминаний или раздумий. Не был чем-то недосказанным, не будил предчувствия, не вызывал ассоциации. Он был просто конкретным запахом конкретных цветов. И поэтому от него хотелось спрятаться.
У берега плавали Увины, однако сильно изменившиеся: их гладкая черно-белая шкурка вылиняла клочками и стала отливать синевой, словно ее долго терли чем-то шершавым. Морды кисло вытянулись, и с них пропало то неповторимое выражение оголтелой детской радости, которое всегда так умиляло. Рядом с Увинами плавало их новое потомство, почти все синее - с серьезными внимательными глазками. Это были какие-то новые Увины, уж точно не наши, не рукавичкины.
Деревья с бордовыми листьями стали еще выше, и теперь все были оплетены, словно лианами, темно-желтыми веревками, которые постоянно двигались, ввинчиваясь в землю. Ленивые Гусеницы возили на своих спинах корзины с какими-то зелеными плодами. Вид у них был сонный, и они то и дело наталкивались друг на дружку, было видно, что они изо всех сил стараются двигаться как можно быстрее. В центре острова трава была вытоптана. На зеленой, упругой, словно желе, земле были построены знакомые белые лохматые юрты. В центре поселения стоял серый человек, напоминающий гриб, и смотрел на нас из-под ладони. Темно-желтые веревки оплетали дерево возле его юрты, они венчаясь теми самыми зелеными плодами, что волокли на себе наши бедные гусенички. Тут же мы увидели совершенно невозможную вещь: Спящие Еноты двигались поспешно, почти бегом. Они, подгоняемые чужаками, строили для них новые жилища. На глазах у Енотов были розовые повязки. В небе из-за тумана виднелся силуэт глянцево-желтого солнца. Туман местами был до того плотным, что напоминал пену. Видно было плохо. Мы обошли остров, встретили еще нескольких чужаков, которые копошились около дерева, осторожно ощупывая его своими лапами. И я нырнула в Море Морей, чтобы узнать, как дела у Собачки Рукавички.
Под водой остров тоже был сплошь зеленым. Трава красиво заколыхалась, когда я ее погладила. Из зарослей выплыла бабочка с оранжевыми полосатыми крыльями. Собачка Рукавичка вовремя подплыла и облизала мне лицо, так как воздух у меня как раз заканчивался. Она тут же уплыла дальше, опередив меня. Поверхность над головой долгое время оставалась ровной. Вскоре пошла возвышенность. Сверху я увидела ровный большой треугольник синего цвета, внутри которого красиво переливались, словно играли, подмигивая и суетясь, фиолетовые искорки. Кроме больших и маленьких полосатых Морских Бабочек здесь, очевидно никто не жил. Только кое-где наверху я замечала небольшие правильные черные квадраты, словно земля здесь была выжжена клеймом.
Тут мне в голову пришла одна мысль. Я решила проплыть Море Морей насквозь. Если я правильно рассчитала, через какое-то время, рано или поздно, я должна была выплыть в Местечке Под Рукавичкой.
Едва я завернула за край берегового шельфа, мне навстречу выплыл огромный пузырь, наполненный Воздушными Выдрами. Как космонавты в невесомости, они плавали внутри. Завидев меня, стали наперебой делать знаки. Я постучала по поверхности пузыря, и их усатые мордочки прильнули к нему. Я приветливо помахала им рукой и поплыла дальше. Все-таки, видимо, на новом месте на суше они не прижились, а вернуться домой им не хватило смелости.
Я раздвигала руками сладкую шелковую воду. У меня было такое чувство, будто я плыла по небу - ни сзади, ни впереди, ни сбоку земли не было. Собачка Рукавичка то исчезала, то появлялась, но далеко от меня не уплывала. Вдруг на горизонте замаячило что-то темное, и я со всех сил ринулась вперед. Это приближалось Плато Монета. Но прежде всего я увидела длинный каменный свод с крючковатым концом. Сердце мое екнуло: вот кто знает ответы на все вопросы! На причудливом закруглении сидел, глядя в упор на меня огромными желтыми глазами, Умница Сыч. Я от радости перекувыркнулась в воде, как это всегда делала Собачка Рукавичка.
Умница Сыч наблюдал за мной очень внимательно.
Так как я отведала кое-чего сокровенного из источника Иловат, то могла обратиться к нему мысленно:
- Милый Умница Сыч, скажи, что мне делать! Я догадываюсь, что происходит. Я разрываюсь от сомнений. Чужой мир пришел в Местечко Рукавичка. Он пугает меня. Он непонятен мне. Одно я знаю точно: он изменит нашу жизнь, изменит всех нас. Я боюсь, мне страшно, я не знаю, что делать.
- Ты никогда не сможешь быть счастливой, если позволишь разрушить себя. Как бы сильно ты ни хотела слиться с другим человеком, чтобы быть с ним. Ты никогда не будешь такой как он. Ты можешь быть только такой, какая ты есть. Спроси Санатэ.
Я сильно удивилась:
- Что ты, неужели Санатэ ответит мне? Ведь он никогда ни с кем не говорит!
Умница Сыч тряхнул крыльями, словно пожал плечами и отвернулся.
- Но ты поможешь мне? Как спасти Местечко Рукавичку? Как все это прекратить?
И вдруг я поняла очень важную вещь. Осознала ее очень ясно. Тяжесть, которая последнее время камнем лежала у меня на душе, куда-то делась. Я не хочу меняться. Я хочу остаться самой собой. Даже если моей любви конец. Я хочу спасти Местечко Рукавичку. Новый порядок. Мои любимые плачут и становятся сами не свои – это все не по мне! Так, глядишь, я вовсе перестану их узнавать, а потом и совсем забуду, какими милыми они были когда-то. Они перестанут быть моими и для меня. И я перестану быть собой.
Я сжала зубы и ринулась вверх. Точка Сквозь Рукавичку – вот что мне было сейчас нужно. Собачка Рукавичка сначала вилась рядом, а потом метнулась вбок. Ничего, она вернется наверх сама, ведь для нее Местечко Под Рукавичкой – дом родной. Я увидела красный отсвет, на голову мне посыпались тритоны, гоняющиеся за Жучками Вероничками. Пульсирующее сплетение красных корней. Я прошла насквозь и выкатилась на поляну.
Завернутая в десять шалей
Я варежка
Я сливочек глоток
Я цитрусовый воздух
Я в тех краях где скалы и песок
Я долька ежевики
Середина
Я сердцевина ноты ля
С носочка нить
По пяточке прошита
Я маленькое семечко
Я капля масла
Да?
В итоге я чернила
Я льюсь и капаю
И растекаюсь по бумаге
Курсивом
Лишь мне одной знакомым
Здравствуйте, Игорь Иванович, это ничего, что вы мне не отвечаете. Но плохо, что, видимо, вы перестали читать почту. Что вы сейчас делаете?
У меня никогда не было собаки. А была только мечта. Я только всегда хотела, чтобы у меня была собака. Это желание и то, что оно не сбылось, и много таких желаний потом, видимо и сделали из меня неумеху. Я никогда не считала себя достаточно хорошей, чтобы у меня было что-то. Разве я заслужила то? Разве я для этого гожусь? И детей у меня нет, хотя я всегда хотела большую семью, чтобы мы жили в доме, обязательно в своем доме за городом. Кот и собака – пушистые такие, большой сад со старыми, заслуженными деревьями, которые я бы нипочем не позволила рубить – ни одной веточки. Что люди в итоге со своей жизнью делают, вот о чем я сейчас думаю, когда наверное, уже поздно? Я купила масляные краски, расписала дверь в комнату невиданными зверюшками. Придумала такой цветок, какого ни у кого нет. Если слов моих не слышат, цветов моих не видят – я не буду плакать, да?
85. Убывая по краю
В башенке из тонкого стекла
Высотою ровно в два бокала
Я такой забавною была
Я такие глупости болтала
Тихо и безмолвно. Только ласково журчит Ничей Ручей. Значит, я у самого края Угодий Санатэ. Деревья стоят неподвижно. Я лежала на земле и смотрела на неповторимые резные листья, медленно парящие перед тем, как упасть вниз. Вдруг неожиданно я увидела Санатэ. Он тихо и величаво, неслышно ступая своими мягкими лапами, шел по одному ему известным делам. Я резко села. Нечего даже и пытаться с ним заговорить. Почему-то я была уверена, что он невозмутимо пройдет мимо и не обратит внимания. "Что же делать, что бы мне такого сделать?" – лихорадочно соображала я, - как мне всех уберечь? Как попросить помощи у Санатэ?"
Но Санатэ говорил со мной без слов. В моей голове сами собой сложились мысли:
"Я все решила правильно. То, что случилось - слишком чужое для Местечка Рукавичка. Подожду более подходящего. Подожду того, кто поможет моим владениям расширятся. Может, мы обзаведемся новыми жителями, обогатимся. Тодга я буду счастлива. А если наши жители не могут подружиться, добра не жди. Быть войне или долгому вечному несчастью. Сейчас, пока не поздно, еще можно се исправить. Умница Сыч знает, что делать. Надо только крепче держаться за крючок, чтобы не унесло".
Я очнулась. Санатэ продолжал медленно удаляться, а потом и вовсе скрылся из виду. Я вскочила и побежала. Санатэ не смолчал, он дал мне совет. Или это были мои собственные мысли?
Мне казалось, что невозмутимые строгие деревья показывают мне дорогу. Я выбежала на луг, уже наполовину скошенный. Здесь копошились чужаки, их становилось все больше. Они деловито покрывали маленькие травяные стога своей шерстью. Руквичка вынырнул из юрты и, громко лая, понесся рядом. С его помощью я быстро переправилась через Речку Через Рукавичку и миновала Львятню. В деревне с Шиксами царил переполох - двое чужаков жестами пытались объяснить, что Шиксы неправильно плетут свои корзинки. Шиксы задыхались от возмущения и, недобро покрикивая, теснили чужаков в сторону моря. Не обращая на них внимания, я побежала дальше. У подножия Горы Светлое Падение, скрытые от посторонних глаз, сидели Хранитель Механизмов и Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно. Они тихо беседовали.
Увидев меня, они поднялись на ноги. Рукавичка на полной скорости влетел в воду. Теперь он шумно отряхивался, обдавая всех брызгами. Мы покосились на него – в воздухе замелькали крохотные фиолетовые искорки. Рукавичка, душа моя, он так старался подружиться с новыми жителями, что сам стал меняться. Значит, дело совсем плохо! Нужно было спешить.
- Знаешь, что случилось? – слегка смущенная, сказала Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно
Лицо ее просияло.
- Мохнатые сунулись в Угодья Санатэ. И как ты думаешь, что?
Я затаила дыхание, это было трудно, так я запыхалась.
- Их не пустили туда! Не пустили! Сколько они не тыкались, не смогли пройти! Деревья не пустили их. Они потоптались, потоптались и отвалили ни с чем! – Женщина захлопала в ладоши и запрыгала на месте как маленькая девочка, получившая мороженого вдвое больше, чем рассчитывала.
- Теперь они пристают к Шиксам, - ворчливо добавил Хранитель Механизмов, - и мы пытаемся придумать, как их отвлечь. Ведь если Шиксы выйдут из себя, беды не миновать. Они наступили на больную мозоль – плетение. Глупо, всем известно, что Шиксы в этом деле лучшие.
Я улыбнулась, помахала рукой и без лишних разговоров снова нырнула в Море Морей. Воздух у меня скоро кончился, и я запаниковала. Когда-то мне было страшно переступать за Край Возможностей, а теперь вот страшно задохнуться. Но ведь Местечко Рукавичка – это не что иное, как я сама, это мой мир, значит, ничего враждебного мне в нем нет. Это мое Море Морей, и значит, я могу жить в нем. Тогда я отважилась и впустила воду в себя. Ничего ужасного не произошло. Кроме того, что я налетела на Койота, который страшно рассердился. Ведь он в свою очередь был вынужден толкнуть Куницу. Та надула губки и обижено отбыла в Ореховую Рощу.
Умница Сыч глядел веселее. Он нетерпеливо ухал и перебирал лапами. Я крепко взялась за каменный крючок и кивнула ему. Умница Сыч стал клювом долбить краешек крюка, на котором сидел. Вода вокруг меня пришла в движение. Она завращалась все увеличивающейся воронкой. Я зажмурилась и что было сил вцепилась покрепче. Течение беспощадно несло, рвало и трепало. Нас крутило как на карусели. Только Умница Сыч невозмутимо смотрел, как из-под его лап вылетает смерч. Вдруг вихрь стих, все скрыла темнота. Потом зажегся ровный сине-фиолетовый свет. Я не поверила своим глазам – Остров Косточка мерцающим треугольником соединился с основанием крюка, а потом погрузился под воду. Крюк словно магнит притянул к себе целый остров. Ошарашенные бабочки метались в зеленой траве. Умницы Сыч был невозмутим. Это была для него настоящая жертва, ведь теперь и он, и некоторые обитатели самого центра Местечка Под Рукавичкой будут жить в тени, пока не свыкнутся с потопленным островом, не обживут его.
На самом деле Остров Косточка по сравнению с Местечком Рукавичкой был намного меньше, и занял не слишком много места. Все-таки, выходит, в реальной жизни я успела узнать своего любимого совсем немного. В основном все было туманом, фантазиями. Хорошо бы корни Дерева Колыбель оплели остров, тогда сам по себе он перестанет существовать. Можно будет сказать, что моя душевная рана, а значит, наша черная дыра в чистом рукавичкином небе более-менее затянулась.
Я выплыла и огляделась. Отливающие синевой Увины с удивленным и сердитым видом плавали под водой около бывших берегов, желтые веревки, оплетавшие все подряд, сникли и беспомощно болтались, колыхаемые течением. Ленивые Гусеницы сбились в кучу. Вокруг юрт плавали розовые повязки – думаю, Спящие Еноты предпочли удрать.
Остров Косточка опустился на дно, приклеился к Местечку Под Рукавичкой.
Как только я ступила на землю, пошел дождь. Сильный ливень. Струи воды падали с неба, словно воронка Умницы Сыча подняла в небо литры воды и теперь низвергла их на Местечко Рукавичка. Дождь шел всю ночь. Солнце смыло водой, и закат был в этот раз намного раньше обычного.
В парке на скамейке под старым дубом я горько оплакивала свою несчастную любовь.
С довольно сереньким итогом
Не добившись аллилуйи
Я подхожу к забору
Красим здесь
Как утомительно биение бутонов
Нераспустившихся внутри
Горе - их разглядевшим свет
Возьмите лук
Возьмите карри
Побольше специй
Я заливаю кипятком свои глаза
Я не увижу больше
Того что слепит
Живая нежность вьется
меж лопаток ходит
не сгинул не пропал мой труд
он в озере на дне зарыт запрятан
забыт и накрепко обвязан лентой
и спит на нем русал патлатый
который илом сыт
84. Внутри одной идеи спрятана другая
Проходит время воздухом прохладным
По крышам нервам проводам где интернет
Проходит пальцами по мясистым листьям
И свежести узор меняет адрес
Меняет очертанья глубина
Под пледом я под пледом куст пиона
Пожары кончились
На Марсе есть вода
Была вода
Марс был как мы
А мы такими будем
Чуть-чуть радиоактивней с каждым летом
Стволы деревьев свет из окон
Ток льет по проводам свое сиянье
Слова «Она сказала он сказал»
Так внесезонны
Яркое, нежное, чарующее утро застало нас с Рукавичкой спящими на берегу у Мерцающих Фьордов. Мы лежали в обнимку. Гуляющие Звезды пытались обогнуть уже никому не нужную плетеную вичку. Ее волною прибило к берегу, где она запуталась среди щербатых камней. Я думала о том, что сказал Санатэ. Значит, я со временем должна буду заселить все Море Морей. Я должна буду растить и украшать этот мир, допуская в него только тех, кто мне дорог и мил, должна буду беречь, опекать, обогащать его, ограждая от опасностей. Моя маленькая планета – Местечко Рукавичка, где бы ты ни находилась и чем бы ни была – далекой звездой или маленькой каплей росы в цветке над моей головой, я чувствую тебя так глубоко и сильно, я никогда не дам в обиду, иначе и мне самой конец. Я могу жить, только если здесь все в порядке, если все веселы и довольны.
Мой Рукавичка, который всколыхнул мою душу любовью и привязанностью, показал мне дорогу сюда, создал этот мир, похожий на варежку, связанную из его шерсти. До сих пор волшебное чувство защищенности, тепла и уюта, когда замерзшая маленькая ручонка погружается внутрь мехового домика, остается для меня ощущением полного глубокого счастья. Мои родители, которых я никогда не знала, мои друзья, которых у меня почти не было, жили здесь, в этом чудесном мире, в моем Местечке Рукавичка.
Моя первая любовь, слепая и сильная, превратилась в тяжелый осадок на сердце. Но, что говорить, она немного увеличила территорию Местечка Под Рукавичкой. Со временем его обязательно обживут местные зверюшки, и все пойдет как надо.
Позевав и потянувшись как следует, мы двинулись осмотреть окрестности. К нашему удовольствию, новая трава уже стала отрастать. Ни одного Хийси не было видно, наверняка, они еще тщательнее спрятались на своих Буграх, подальше от посторонних глаз. МаЯчки паслись поближе к Хранилищу Механизмов, где трава осталась нетронутой. В белых юртах было тихо. Я осторожно погладила мягкую шерсть на одном из них и торопливо отдернула руку. Но, к счастью, я опасалась напрасно - никаких искр. Я отогнула полог и, наклонившись, заглянула внутрь. Под потолком жилища ровно в самом верху висел маленький глянцевый темно-желтый шарик. На белой стене была изображена, точно выткана, серая тень, очертаниями отдаленно напоминающая загадочного человека, похожего на гриб. Два чужака сидели рядышком и, тихонько шевеля своими большими пальцами на руках и ногах, вздыхали. Шерсть на груди у них была мокрой – может, они плакали? Из их странных хоботов струился туман или пар, собирающийся под потолком и окутывающий крохотное солнце, словно заворачивая его в одеяло. В общем-то ничего плохого они не делали. Женщина, Выращивающая Все, Что Нужно, похлопала меня по плечу.
- Те, что возле моего дома, уже перестали хныкать и съели на завтрак по кусочку макового рулета. Серый на стене у них потускнел, тумана поменьше, а желтый шарик горит все ярче.
- Что ж, если они любят гулять по ночам, не запирать же их! - усмехнулась она. - Но чур не шуметь. Боюсь, от топота таких ножищ не заснуть. И пора уже им сказать Шиксам: «Извините, в плетении вы самые-самые. А то несчастные созвали в деревне собрание, хотят выставить делегацию. Желают демонстрировать свое искусство. Они считают, что посрамлены и покрыты позором. Их прямо-таки лихорадит от возмущения. Теперь они оплетут нас всех своей травой!
Я засмеялась и приложила руку козырьком к глазам: в небе весело прыгало ненаглядное, любимое ласковое солнышко, слегка окрашивая розовым цветом маленькие кучерявые тучки. Оно не могло устоять на месте от переполняющей его радости. В конце концов все так замечательно устроилось.
За это я и люблю всей душой Местечко Рукавичку – здесь всем хорошо.
Внутри метафоры
Пишу без запятых
Неправда здесь
Неправду там не перевесит
83. Мир тесен – в нем не помещаются простые вещи
Очень неблизко
За елками терпкими
То ли туманы то ли метель
Неба касаясь
Белое карри
Пробуют сосны
Как карамель
Шершавым своим языком
Теплого почерка
Тел сотрясенье
Льда безответственность
Сложность окна
Мятые простыни
Челка сугроба
Желтый фонарь
Обними-обнимай
Я стою у обрыва. За спиной то, что мне хотелось бы оставить или забыть. Внизу клубятся, расслаиваются, собираются в стаи громадные, чернильные тучи. Но они больше не кажутся страшными – совсем наоборот. То, что внизу – манящее и важное. Внизу тепло, у воздуха приятное дыхание. Плещется море, и что-то хорошее шепчут мне его сладкие, колючие брызги. Внизу – покой, счастье и радость – единственно для меня возможные.
Я делаю шаг.
Тучи немедленно подхватывают меня своими мягкими лапами, и делается светло и весело. Я легкая. Я невесомая. Я могу кувыркаться и парить.
Я воздух сама.
Я прозрачна.
Вскоре в небе появляется голубой просвет. Местечко Рукавичка открывается сверху во всей своей красе. Я вижу его прекрасные очертания - Утесы Без Спроса, Гору Светлое Падение. Еще немного, и становятся различимы Жилище Хранителя Механизмов и укромные заросли Угодий Санатэ. Сговорчивый Ветер подхватывает меня и кружит над Северным Краем, а потом мимо колонии Дрейфующих Малявок, Отмели Ленивых гусениц и Белых Валунов бережно относит к Течению Блестящих Охлей – я даже вижу их серебристые спинки. Мы огибаем Южный Край, и, получив его невесомый прощальный поцелуй, я с восторгом плюхаюсь в сладкую, призывно шелестящую воду Моря Морей недалеко от Обрыва Начала Ветра. Под водой я открываю глаза – Собачка Рукавичка вьется вокруг, молотит лапками, беззвучно тявкает и улыбается. Я ныряю поглубже, чтобы разведать, как поживало Местечко Под Рукавичкой без меня, но мощное изгибистое течение в ореоле веселых пузырьков пены выносит меня наверх.
По краю Фиалковой Поляны с радостным лаем носится Пес Рукавичка. Шерсть его белая и длинная, и, кажется, за то время, пока мы не виделись, стала еще роскошней. Я спускаюсь на берег, падаю в прекрасное, ароматное царство фиалок. Рукавичка скачет вокруг, кружится от радости, ликует, встает на задние лапы, лижет мне лицо. Я ужасно счастлива видеть его! Птички Ое с приветливым щебетом неторопливо делают круг, а вернее сказать, овал почета над нашими головами, и мы с Рукавичкой припускаем наперегонки. Мне не терпится осмотреть все-все-все до самой последней травинки в моем обожаемом Местечке Рукавичка. Мы несемся мимо Цветных Камней, перепрыгиваем через Нору Муссонов и Вечное Дерево, и Слоняющиеся Звери провожают наш сумасшедший бег сонными, немигающими взглядами.
За деревьями Самжит простирается ровное поле с проседью желтых ржаных колосков и разноцветных маков. Я слегка удивлена, потому что, кажется, раньше его тут не было. От восторга, переполняющего меня, я несколько раз переворачиваюсь в воздухе через голову. Мы замедляем бег, потому что к Дереву Колыбель следует приближаться с почтением. Ничей Ручей журчит так успокаивающе и ласково, что меня клонит в сон, но Рукавичка настойчиво тянет зубами за подол, ворчливо рычит, и мы вступаем в Угодья Санатэ. Там, где кончается поле, и начинается лес, какая-то новая, неведомая мне тропинка сворачивает вглубь. Я замираю в нерешительности, но Рукавичка громко, призывно лает, и первым припускает по аллее с высокими, ровными, гладкими стволами деревьев. Здесь, в этом месте сейчас ранняя, теплая осень, солнце припекает макушку, листья желтые, слегка отливают багрянцем, и некоторые из них, принесенные порывом прохладного ветра, танцуют и ластятся к моим волосам, к платью, к все еще мокрым лодыжкам. Другие просто стелются нам под ноги, будто живой ковер - мы идем медленно.
Тропинка держится прямо, деревья, безупречно ровные, будто трубки органа, плотно обступают ее. Однако вскоре слева, сначала издалека, потом все ближе и ближе начинает отчетливо просвечивать блестящая гладь озера, отражающая горы на противоположном берегу. Я в недоумении – все в Местечке Рукавичка я знаю, а это явно что-то новенькое! И правда Угодья Санатэ – самое загадочное и непостижимое из всего, что мне приходилось видеть! Рукавичка нюхает воздух и переходит на трусцу. Солнце понемногу садится за горы – наступает блаженный, теплый вечер.
Вдруг тропинка делает крутой поворот и сбегает вниз, под уклон, прямиком к озеру, туда, где на берегу, почти у самой воды стоит дом – деревянный, двухэтажный, с большой верандой. Он располагается на поляне, которую с обеих сторон плотным дружеским кольцом обнимают обычные сосны. Белки прыгают по верхушкам, стрекочут птицы, пахнет мхом и грибами, бурые листья вперемешку с хвоей и песком шуршат под ногами. Странное, домашнее чувство уюта и тепла пробирается мне под кожу.
Дверь дома открывается, и на пороге появляется большая белая собака. Дыхание мое замирает - это Апрель. Едва не сбив меня с ног, завидев подружку, Рукавичка кидается навстречу, и собаки принимаются обнюхивают друг дружку, кружиться, носиться и гавкать, как сумасшедшие. Я до слез смеюсь, так радостно. Хозяин дома пристально меня разглядывает. Он в старой, выцветшей майке, потертых джинсах и босяком. Высокий, худой, лицо загорелое, руки сильные. Отросшие светлые волосы небрежно обрамляют лицо. Мгновенье спустя он улыбается, и на щеках у него появляются две забавные ямочки, он распахивает дверь пошире и приглашает войти.
Я делаю несколько робких шагов по деревянным, некрашеным ступеням. В доме горит камин, здесь просто, но имеется именно та нехитрая утварь, что придает жилью уют. Стопки книг лежат на диване рядом с пледом. Я едва не падаю в обморок – это же мои рукописи! Они переплетены, будто живые внутри мои рисунки, названия на обложках словно подмигивают. Здесь же мои незаконченные истории, которые ждут, когда же я их допишу, тетради с записями и набросками, ручка и бумага. Я беру их в руки, целую дорогие моему сердцу странички – строчки, буквы, слова. Мои персональные глупости, которые я не променяю ни на что – ни на какие сокровища. Я готова расцеловать также и этого милого хозяина, который сберег их для меня – и хозяин, похоже, совсем не против.
Потихоньку садится солнце, становится прохладно, местные фокусы с погодой здесь явно не проходят. Кажется, мы в самом обыкновенном, просто очень красивом месте. Мы идем прогуляться по тропинке вдоль озера. Радостное собачье тявканье и возня слышатся далеко впереди. И мне не хочется никаких объяснений – кажется, будто всю жизнь я только и делала, что шла сюда. К ночному костерку на берегу, что обрамлен речными камнями, к двум довольным собачьим мордам, к оранжевым бликам на воде, к горным вершинам вдалеке, к крикам ночных птиц и шумным ежиным вылазкам в темноте, прямо под самым нашими ногами, к пледу, что укрывает мои плечи и к этим рукам, что укутывают их. Тихо, и ветра почти нет. Местечка Рукавичка словно растворилось, превратилось в прекрасную фантазию, важным осталось только это – то, что здесь с нами и сейчас.
Когда ночь становится звездной, студеной и черной, как глаза Апрель, мы входим в дом. Он уютный и чистый, дрова в камине давно превратились в мерцающие угли, и по углам гуляет полумрак. Мы на скорую руку готовим ужин, варим горячий, сладкий глинтвейн, его аромат расползается по дому, а собаки рядышком лежат у огня, положив свои огромные головы на лапы. У подобных минут простого, лучистого счастья нет границ, оно ударяет в голову и немедленно вьет себе там крохотное, уютное гнездышко, из которого потом могут вылететь прекрасные белые птицы. Мы садимся к углям, прямо на пол, пьем вино и рассказываем друг другу все подряд. Его слова, прикосновения и все, что вокруг, кажется мне таким родным, близким и нужным. Рукавичка облизывается и зевает.
Как странно, что все это оказалось вовсе не таким уж волшебным и чудесным, как я себе представляла. Моя фантазия создала мир, в котором я действительно хотела бы жить и быть счастливой, но он, этот мир, оказался простым, вполне возможным домом у озера с камином и недописанными рукописями, а также хозяином дома, подходящим только мне одной. Пусть будет так. Надеюсь, мы будем жить здесь, может, кроме нас, появится кто-то еще, а потом еще и еще. Может, мой сын приедет к нам на каникулы, может, мы заведем кота, может, приедут на обед друзья, может, я напишу что-то действительно важное и красивое, может, я буду купаться по утрам перед завтраком в холодной воде, может… Я чувствую, как стремительно и безвозвратно Местечко Рукавичка уплывает куда-то, и все его заполняет обычный, повседневный мир. Мой единственный прекрасный мир – оказывается, он такой реальный.
И такой далекий сейчас, когда я стою у обрыва. За спиной у меня то, что я хотела бы забыть или оставить, а внизу, под ногами клубятся громадные, синие, чернильные тучи.
В стеклянном доме
С пуфиками на полу
Я дни веду
Сама себе рассказываю сказку
Прильнув к стеклу
Любой увидеть может
Как я губами шевелю
Истории взлетев под потолок –
Живет иная а иная тает
Приходит ночь с повязкой на глаза
С махровым капюшоном крыши
Смеркается
И вот уже не помню ничего
А тот кто за стеклом и вовсе
Никогда и не услышит
У меня жар – наверняка, температура зашкаливала. Эх, попросить бы у Вероники градусник, да он поди лопнет от злости. Все время хотелось пить. На дрожащих ногах я в который раз плелась к чайнику, чтобы снова обнаружить, что он давно пуст. Внутри пульсировало, рвалось наружу, билось, скреблось. Страшно было подумать о том, что когда-то я могла спокойно открывать вьюшку и рассматривать свое нутро, не опасаясь, что оно вцепится мне в лицо, изувечит, убьет. Когда я уже почти не могла дышать от распирающего огня, в голове прояснилось.
Он пришел вечером. Легкий стук в дверь. Шарканье. Тишина. Забытье.
«Если это Пепита воскрес, я его сама удушу,» - решила я.
Воображаемый кот Мияко-тян мурчал под левым ухом. Ветер рвал рамы, трепал жимолость. Море грохотало.
Кашлянув, сел на краешек кровати, а потом, вздохнув, перебрался за стол. Достал что-то из кармана и расправил на столе ладонью, ощупывая пальцами края. Двигался он странно, рывками, наощупь, волоча ноги. Я наблюдала за ним из-за слипшихся ресниц. Посидев немного за столом и послушав тишину, он снова поднялся. Нисы вели себя подозрительно тихо.
- Черт, - пробормотал он, наткнувшись на опрокинутое кресло.
У него были светлые волосы, свалявшиеся на затылке. Круглое лицо. Типчик в домашних тапочках, шаркающих и стоптанных. В линялой майке. Я, кажется, потеряла сознание.
Потом скрипнула дверь. Плеск воды. Мияко-тян призывно мяучит в прихожей. Потом провал. Горячее дыхание травяных паров. Надо же – оказывается, теперь я знаю, что такое счастье – пить горячий чай.
- Слушай. Я не ошибся? – он шмыгнул носом, было прохладно. – Я же ни черта не вижу. Но, кажется, карта… Она не врет? А?
И тут с потолочной балки ему на голову нисы вывалили ведро золы.
«Горсточка, дурочка, птичка бестолковая, - говорила бабушка. – Ну не умеешь ты прятаться. Так хоть молчи».
И я засмеялась. Я так давно не смеялась. Он стал отряхиваться и чертыхаться. Зола образовала вокруг него облако.
Топоток под кроватью. Звякнувший стакан.
Я увидела ее мутным призраком возле печки. Наклонившись натужно, бабушка пыталась разжечь огонь, чиркала спичкой, но ничего не получалось. Бабушка-то у нас мертвая.
Я привстала – на столе лежала моя карта-самолетик, расправленная. Ну, если ты явился с моря… Дух соленый. Не видал там кого? Сам знаешь кого.
- Можешь помочь мне? – прокаркала я.
Горло саднило. Так нервничала, что стала кусать одеяло. Еле-еле мы вдвоем нащупали вьюшку.
В окно кто-то кинул камень. Я закрыла глаза и увидела, что нисы повсюду. Они стояли на моей груди, сидели на шкафу с посудой, висли на подоконнике. Они ничего не могли мне сделать, и поэтому просто смотрели.
- Тяни сильнее.
Руки у него были холодные, белые, как у покойника, все в золе. Тряска святого Витта. Я уж подумала, не Дерек ли явился за мной с того света? Ррраз. Я почувствовала, что мне внутренности вырывают с корнем. Что меня выворачивает наизнанку. Что же это такое, боже мой! Холод к жару. Снег к огню.
«А поплачешь, как будто горюшко маслом смажешь – так оно с горки-то и покатится. И глядишь, съежится, мыкнет в щелку, сгинет.»
Я тряслась, как прутик березовый на ветру. То сильно, то дробно. Медленно достал он ледяными руками мою себячесть, всю в крови, горячую, живую.
И не стало меня больше.
Я умерла.
- Ух ты, - сказал он. – Все как на карте. А вот это особенно красиво.
Лицо у него было бледное, измученное, волосы мокрые. На лбу морщина – хмурая, так гвоздь поперек доски торчит, за все задевает.
Весна, она, когда запаздывает, коготками себе проскребает дорогу – голубой мышиный горошек на мокрой черной земле. Показывает зубки – белые, робкие цветочки. Зеленые березовые листики, холодные, мокрые, а разворачиваются. Ярко-розовые кулачки цветов миндаля. Весна готова биться – с ветром ледяным, с температурой минус один градус по ночам. Весна знает, что должна потерпеть. Это стоит того. Надо быть со стержнем внутри, начинку иметь.
И я как-то должна продержаться. Прожить. Если каждый год в природе одно и то же, значит, это зачем-то надо? Эти войны тепла с холодом.
- Ты же не видишь ничего?
А дышать полегче, между прочим. И сердце вроде начало потихоньку – тук-тук-тук-тук. Робко так.
- Вижу. Вот теперь мне видно. А уберешь если, снова спрячешь – ничего не разобрать. Одна темнота. И мухи блестящие летают. Страшно.
Внутри меня было пусто. Но к сердцу я прислушивалась изо всех сил – держалась за него, как за ниточку шелковую. Тук-тук-тук-тук, выведи меня на свет божий. Я погладила окровавленную себячесть. Мияко-тян опасливо нюхал мою красоту, задевая усами. Трясущимися руками я распустила его, как вязаную салфеточку. Прощай, котейка, клубочек мой нежный. На что-то ты, моя фантазия, да сгодилась. Закусив губу, на шнурок нанизала свою себячесть. Потом надела эти бусы гостю своему на шею.
- Видишь?
- Вижу, - улыбнулся он.
И поцеловал меня в висок.
- Очень красиво.
- Тогда давай спать.
Это показалось нам правильным, потому что мы оба очень-очень устали. В доме было тихо. Бабушка зажгла печь, и стало тепло. Потом, скрипнув дверью, вышла. Возле печки осталась мокрая холодная лужа, пахнущая морем. Моя себячесть тихо мерцала между нами, высыхая, мы лежали, обнявшись, как два совенка. Все в золе.
Мне приснилось, как нисы ведут меня, в легком домашнем платье, босую, по холодным скользким камням. Даже причесаться не дали. В дырочку между скалами нырк. Теперь мы под землей, бредем по пещере. Вот седой, старый, угрюмый и страшный ниса спрашивает тех, кто меня привел:
- Не уберегли, значит, убогие?
Он и сам знал, что не уберегли.
Но для порядка потрогал мне живот, встав на чью-то спину, приложился волосатым ухом, послушал.
- Что ж, - вернулся в угол и вынес на ладони, нежно нянча, горсточку золотистой пыли.
- Не пора ли свершиться чуду? – гаденько улыбнулся и совсем легонько, сторожко дунул.
Пыль поднялась, свилась в узел, снова распустилась и струйкой вылетела прочь. Теперь только увидела я над головой щель между камнями – и голубое небо. Чудесатость убралась наверх, куда-то в неизвестное, чтоб достаться какому-нибудь ребенку-бедолаге на нашей мелочной земле. В животе у меня заныло. Захотелось плеваться.
«А зарастет и забудется, - говорила бабушка. – Лишь бы ты забыться дозволила сама.»
Нисы запели. Отвратительные у них голоса, и никакого слуха. Бестолковое стадо. Пакостники. Шкодоробы.
Я проснулась и выглянула в окно. Деревья у берега стояли чинно, рядком, и послушными, отслужившими свое, старыми плетьми свисали рваные ветки. Небо было чистым. Не было слышно привычных воплей чаек. И безветрие тоже резало слух. Горизонт чистый, спокойный и ясный. Я посмотрела на море – оно было гладким. И очень тихим.
«Ты хорошо подумал? Теперь кем ты хочешь быть в моем рассказе?»
Прежде всего надо сделать уборку. Смыть золу, печаль, зиму. Но сначала поцелуй. Нежный, сладкий, теплый поце