Заходишь сейчас в магазин – настоящее изобилие. Яркие блестящие упаковки так и просятся тебе в руки: купи меня, купи! На полках лежат коробки и коробочки, пакеты, кулёчки, какие-то замысловатые упаковки, банки и баночки всех размеров и всех расцветок. Покупатели обходят полки ряд за рядом, выбирают то, что нужно, а попутно берут то, что своей назойливой красотой навязывается.
Сейчас можно купить всё, даже заморские фрукты и овощи, зимой – любую ягоду в свежем виде, диковинную рыбу, привезённую с другого конца света.
А кондитерских изделий - хоть пруд пруди. От названий одних конфет – голова кругом идёт: что купить? Вот вам «Белочка», знакомая с детства, рядом «Ностальгия», «Радуга», «Незнакомка», «Лакомка», «Настёна-сластёна», «Лёвушка», «Тёмушка», «Нежность»…. Даже карамель «Раковые лапки» как-то увидела. Интересно, какой дизайнер-оформитель придумал такое.
Смотришь на всё это изобилие и вспоминаешь далёкие, почти полувековой давности, магазины. Нет-нет, да и всплывут в памяти эпизоды той далёкой поры, когда мы маленькими ребятишками любили бегать в магазины просто так – постоять у витрины, посмотреть на конфеты, которые горкой лежали в простеньких стеклянных вазочках. Недалеко от нас, прямо на углу нашей и соседней улиц, был небольшой продуктовый магазин. Все его называли: «Лабинцев».
– Ты куда?
– Да в Лабинцев – мука закончилась.
– Где чай плиточный купила?
– В Лабинцеве, на днях завезли».
В этом небольшом магазине были стеклянные пузатые витрины, как во всех больших гастрономах того времени. Лабинцевский магазин тоже был гастрономом. Но тогда понятия такого мы не знали. Сейчас бы его назвали минимаркет.
В торговом зале, даже смешно произносить это, в помещении этого небольшого деревянного магазина располагались все отделы: справа – кондитерский, слева – бакалейный. Здесь на полках стояли крупы, какие-то банки с соленьями и вареньем, рыбные консервы и разные компоты. Здесь же продавали разливное молоко, за которым мы ходили с трёхлитровым бидончиком и с удовольствием стояли в очереди, разглядывая витрины.
Мне нравился кондитерский отдел. На шоколадные конфеты, а их было сортов пять, не больше, мы с подружками не смотрели. Карамель в бумажках: «Пуншевая», «Плодово-ягодная», «Лимонная», «Золотой улей» – нас не привлекала. Мне, например, нравились жёлтые подушечки в красную полоску. Это была не «дунькина» радость с начинкой из повидла, а помадка. Внутри подушечек была ореховая или соевая с ореховым привкусом начинка.
Сейчас, спустя полвека, я смогла бы среди десятка конфет-подушечек выбрать те – из детства, из «лабинцевского» магазина – настолько они врезались мне в память.
Среди конфет, которые чаще попадали нам на стол, были леденцы. Только в ту пору их называли ландрин. Иногда отец, возвращаясь из очередной командировки, привозил красивые металлические коробки с разноцветными леденцами. На обратной стороне коробки было написано: «ландрин» или «конфеты-монпасье». Это сейчас я знаю, почему обычные леденцы назывались ландринками или монпасейками. Тогда же названия были загадочными.
Когда баночки-коробки освобождались, они служили нам вместо шкатулок, где хранилась разная мелочь. Иногда этими баночками мы играли в «классики».
Ещё в «лабинцевском» магазине продавали «деликатесы», которые время от времени мы себе позволяли. Это случалось, когда появлялись карманные деньги. А они, к сожалению, появлялись очень-очень редко. Так вот среди деликатесов той поры помню брикет фруктового чая, который стоил копеек десять-одиннадцать, и брикет кофе или какао с молоком за восемь копеек. Это был небольшой кубик, спрессованного сахара, кофе-какао и сухого молока.
Он предназначался на одну заправку, то есть, на один стакан или чашку кипятка. Что такое чашка кофе или какао? Выпил и забыл. А можно было растянуть это удовольствие на долгое время. Мы грызли маленькие брикеты всухомятку, ощущая на языке сладковатый вкус фруктового чая и своеобразный вкус заморских продуктов.
В самом центре посёлка на пересечении двух главных улиц стоял магазин, где продавали хлеб. Его подавали через небольшое окошечко прямо на улицу, где стояла очередь. Невзирая на погоду, люди иногда стояли подолгу.
Буханки были большие и тяжёлые и продавались на вес, по норме. Напомню, это было в конце пятидесятых-начале шестидесятых годов.
Огромным широким ножом продавщица ловко отрезала от больших буханок кусочки-довески. Отрезала почему-то всегда уголком, а не ломтиком, так же ловко взвешивала хлеб на чашечных весах с гирьками и протягивала покупателю. Целая буханка доставалась редко. Обычно она была без уголка или с довеском. Этот довесок, как правило, до дома не доходил. Он съедался по дороге.
Самый вкусный хлеб продавали в железнодорожном магазине, который находился за линией. Это было недалеко от нас, но надо было переходить через железнодорожные пути. А так как наш посёлок Кизнер был ещё и узловой железнодорожной станцией, на путях всегда стояли грузовые составы. Раз существовала опасность, то мама никогда не посылала нас одних.
Когда выпадал случай, и я приходила туда с мамой или старшей сестрой, то для меня открывался какой-то чудный мир. Мир богатства и изобилия.
В стеклянных витринах товару было намного больше, чем в лабинцевском магазине. Шоколадки разных размеров были выложены не простыми стопками, а какими-то замысловатыми ступеньками. Шоколадные плитки по 25, 50, 100 граммов будоражили детское воображение. Но, увы! Это было недоступно! Железнодорожный магазин был орсовский, снабжение – специальное, товар завозили не с нашей поселковой базы, а откуда-то издалека. Вообще железнодорожники считались в нашем посёлке людьми состоятельными, денежными.
К стати, железнодорожный магазин стоит теперь на новом месте. Только ничего особенного в нём я теперь не нахожу. Магазин, как магазин.
***
В те далёкие пятидесятые годы не было тепловозов, может быть, они только появлялись, а об электровозах даже не мечтали.
На станции было много паровозов, можно было увидеть машинистов с черными лицами, осмотрщиков с фонарями и какими-то крючками, которые осматривали буксы, кондукторов, которые стояли с фонарями в последнем вагоне состава.
Говоря о состоятельности железнодорожников, вспоминаю, что у нас в классе учились несколько человек, у которых отцы работали на железной дороге. У одного отец был машинистом, у другого – кондуктором. Жили они в бараках прямо у линии. Можно себе представить, как им жилось в постоянном шуме, гари и копоти, свисте паровозных гудков, гуле паров, выпускаемых паровозами, скрипе и лязге тормозов.
Но зато у этих ребят дома были шифоньеры. Нет, их называли гардеробы – простые фанерные жёлтые шкафы. Но у нас и такого не было. И диваны. Огромные с непременной полочкой и зеркалом на спинке.
Продолжу свои воспоминания о магазинах. Их было немного в нашем посёлке. Вот ещё один – на Кизнерской улице. В него попасть было очень трудно. Тамбур маленький – двоим не разойтись. Двери на массивных жёстких пружинах. Не успеешь выйти – прижмёт. Помещение небольшое, на полках – привычные консервы, банки с соленьями и компотами, кондитерские и бакалейные товары.
В этом магазине продавались вкусные, всегда свежие, пряники «Банан». Они были продолговатые, покрытые белой сахарной глазурью. И стоили 80 копеек за кг. Иногда родители покупали 200-300 граммом, редко – чуть больше. 200 граммов – это было всего шесть штук. Аромат, я вам скажу, чудо!
Спустя время, после окончания 8-го класса, отец устроил меня на лето в пищекомбинат, чтобы я смогла немного подзаработать. Вот там я и увидела, как пекут эти пряники, как купают их в жидкой глазури, как сушат на сетчатых полках-стеллажах, чтобы стекала лишняя глазурь.
Наелись тогда все до отвала.
Конфеты «дунькина радость». Кто и когда назвал так простые подушечки? Кто придумал такое название? С детства помню, как мама, приглашая почаёвничать, спрашивала: «С чем чай будешь пить – с песком или с «дунькиной радостью»? Что за вопрос? Конечно, с «дунькиной радостью». Но и пару чайных ложек сахарного песка тоже можно положить в бокал. Сладкоежки, что поделаешь.
Среди немногих магазинов, которые располагались в центре посёлка, был один со странным названием «КОГИЗ». Он был таким маленьким, что в нём едва могли разместиться десяток покупателей. Там продавали учебники и книги, тетради и альбомы, карандаши и ручки, перья к ручкам и перочистки, чернильницы-непроливайки и стирашки.
Мы писали перьевыми ручками, и перья были под номерами. В начальных классах требовалось писать тонким пером, чтобы получалась, так называемая, волосяная линия, писали с нажимом, когда надо было провести линию потолще. Никто из современных школьников этого не знает, потому что шариковой ручкой такого не сделать. А мы писали по всем правилам чистописания.
Кто может сейчас сказать, что такое нажим и волосяные линии? Или что значит, перо номер пять? А что такое чернильница-непроливайка или перочистка?
***
Цветные карандаши были большой редкостью и большим дефицитом. Коробку, где лежали шесть карандашей, ну, в крайнем случае, двенадцать, можно было купить. В городе можно было увидеть коробку, где в три ряда ступеньками размещались двадцать четыре штуки.
А вот коробка, где лежало 36 карандашей!? Это же было какое-то чудо. Там лежали карандаши всех цветов и оттенков. В Новосибирске у старшей сестры я увидела коробку, в которой было сорок восемь карандашей. Это уже был предел мечтаний. Красных карандашей – шесть оттенков, столько же синих, зелёных, жёлтых… Одним словом, сказочная радуга. Но к чему они мне? Я всегда плохо рисовала. Способностей к этому делу не было и не появилось.
Вспоминая Новосибирск, не могу не рассказать о магазинах, где мне довелось побывать. Впервые я побывала в городе, когда мне было лет четырнадцать.
Город огромный, магазинов много. По кизнерским меркам – на каждом шагу. Почти рядом с домом находилась булочная, куда я ходила каждый день. На полках в изобилии лежали буханки черного и белого хлеба, батоны, сайки, баранки…
Кроме буханки белого пышного хлеба я покупала себе баранку с маком. Она была такой огромной, а стоила всего пять копеек. В магазине всегда была очередь, и покупатели специальной вилкой проверяли свежесть хлебобулочных изделий. Тогда я думала: вас бы в наш посёлок, чтобы не рылись.
А в большом, длинном, чуть не на весь дом, гастрономе можно было купить всё, что душа желала. Моя душа желала молочный коктейль, который продавали в одном из уголков магазина. Его готовили тут же на заказ…
Потом я рассматривала витрины с конфетами и шоколадом, печеньем, вафлями и пряниками. Передвигаясь вдоль витрины, переходила к отделу, где продавали сливочное масло, шоколадное и не знакомый мне гидрожир. Масло лежало на витрине огромным бруском весом в двадцать килограммов. Как лежал в коробке, так его и вываливали на витрину. Для красоты каждый брус был расчерчен на клетки и сверху украшен замысловатыми масляными цветочками.
Тогда я впервые попробовала на вкус шоколадное масло. И мне понравилось. Но когда сестра послала нам масло в посылке, я так наелась, что долгое время смотреть на него не могла.
Много лет прошло с той поры. Мир изменился. Всё познаётся в сравнении. Я иногда сравниваю нынешние дни и то далёкое время, небогатое, но счастливое, наполненное какими-то несбыточными мечтами и желаниями, и думаю: а может, это неплохо, что нам пришлось пережить трудности и недостатки. Лёгких дорог не бывает. Как же хорошо мы жили в то плохое время.
Магазины… магазины… Я переживаю сейчас такое время, когда ходить в них совсем не хочется. Хожу только за самым необходимым. Чуть не каждый день по ТВ рассказывают, что кроется за этими яркими баночками, упаковками, этикетками. Тут добавки, там что-то несъедобное, где-то просроченный продукт…
Хорошо в современных магазинах, но почему-то нет-нет, да и вспомнится родной «лабинцев». Кстати, много времени спустя узнала, что народное название свой магазин получил по имени продавца – заведующего магазином – Николая Лабинцева.