Нескончаемо тянулась неделя. Каждый раз, выходя из аудитории, Вера оглядывалась, ища глазами Стаса. Но его не было, и у неё ухудшалось настроение. «Вот в пятницу Стас обязательно появится», — думала она. Прошла пятница, но Стас так и не показался. Вера ходила грустная. В субботу посмотрела два спектакля. Утренний и вечерний. Перекусывала пельменями, пила кофе с булочкой. Ей не хотелось идти в общежитие, хотя после того вечера Клава присмирела и с некоторым страхом поглядывала на Веру. Где-то Вера читала, что о человеке нужно судить не по словам, а по тому, насколько хорошо, приятно, тепло рядом с ним. С Клавой не было рядом ни хорошо, ни тепло, ни приятно. От неё исходил холод, раздражение, неприязнь.
Человек, по сути, беззащитен перед другим человеком, и от этого понимания становится жутко жить. Вере стало страшно и неуютно находиться в общежитии, видеть Клаву Верёвкину. На какое-то время Клава оставила её в покое, а как будет дальше, неизвестно, и Вера начала читать объявления о сдаче комнаты. Одно её заинтересовало, и она решила посмотреть. Метро «Парк Победы». Далековато, но зато освобождение от психологического давления. И в воскресенье, после дневного спектакля, она поехала по объявлению.
Вышла из метро, начала искать улицу. Пожилая женщина с двумя тяжёлыми сумками вызвалась проводить её, сказав, что это рядом с её домом. Вера, конечно, предложила ей свою помощь. Пришлось поднять сумки на четвёртый этаж, после чего искать дом № 11 по Кузнецовской улице. Квартира находилась на третьем этаже. Вера переживала, застанет ли дома хозяйку. С замиранием сердца нажала на кнопку звонка. Хозяйка оказалась дома. Как позже выяснилось, она работала неполный рабочий день, убирала в детском садике. Хозяйка представилась — Роза Ивановна. Вере она показалась старой. Скорее всего, из-за полноты. Роза Ивановна начала расспрашивать Веру, где она учится, откуда приехала, кто родители. Вера отвечала. Потом ей надоели вопросы, и она спросила о цене. Роза Ивановна сказала — двадцать рублей. Вера сникла.
— А не могли бы вы, Роза Ивановна, опустить цену? — спросила она без особой надежды.
— Хорошо, — сразу согласилась хозяйка. — На пять рублей, но только для вас. Вы мне понравились. У меня сын Гриша. Вечером, после шести, мне бы хотелось, чтобы вы находились дома и приглядывали за ним, пока я вернусь с работы. Ему шесть лет. Хороший, спокойный мальчик, но оставлять дома одного без присмотра, сами понимаете...
— Нет, нет! Я не могу. У меня занятия заканчиваются поздно. Добираться далеко. Могу… около семи, не раньше. И то не каждый день.
— Меня это устраивает. Несколько раз в неделю я могу возвращаться раньше, а уборку сделать рано утром, до прихода детей. Показать вам комнату?
— Покажите, — согласилась Вера, думая, что теперь не до театров будет.
Комната ей понравилась. Правда, она оказалась смежной с хозяйкиной, но с балконом, большой кроватью. На подоконнике цветы. Чисто, уютно, тепло. В кухне и ванной тоже чистота и порядок.
Уходя, Вера пообещала в следующую субботу приехать, записала номер телефона, распрощалась, вышла на улицу и направилась к метро. Шёл лёгкий снежок. Темнело. Она смотрела на белую снежную сетку, искрящуюся в полукружьях фонарей, создающую сказочную атмосферу — атмосферу радостную и в то же время умиротворяющую монотонным кружением снежинок. Остановилась полюбоваться завораживающей картиной, глубоко вдохнула, улыбнулась, подставила ладошку, на которую начали одна за другой опускаться снежинки. В голове зазвучала песня:
А снег идёт, а снег идёт,
И всё вокруг чего-то ждёт. Под этот снег, под тихий снег Хочу сказать при всех:
Мой самый главный человек
Взгляни со мной на этот снег.
Он чист, как то, о чём молчу, О чём сказать хочу…
И Вера начала тихонько напевать:
А снег идёт, а снег идёт,
И всё вокруг чего-то ждёт.
Под этот снег, под тихий снег
Хочу сказать при всех…
Сзади послышался скрип снега. Вера оглянулась. За ней шёл парень невысокого роста, одетый в серое демисезонное пальто, но в кроличьей шапке-ушанке. Она быстро пошла к метро. На улице было довольно светло от фонарей. Однако прохожие встречалось редко.
— Девушка, куда вы так торопитесь? — услышала она голос и, не сбавляя шаг, ответила:
— К метро.
— Надо же! И мне к метро.
Вере это не понравилось. Неужели увяжется провожать до общежития, а там трудно будет отвязаться? Она не любила, когда с ней пытались знакомиться на улице, но и не решалась нагрубить, как это делали её подруги — девушки высокие, сильные, смелые. Вера промолчала. Парень воспринял её молчание за одобрение, поравнялся с ней и вдохновенно начал рассказывать о себе: живёт с мамой, отца не помнит, работает на Балтийском заводе. Потом спохватился, представился:
— Миша. А вас как зовут?
— Вера.
— Очень приятно. Будем знакомы. Вы любите Маяковского? — задал он неожиданный вопрос.
— Читаю под настроение. Для меня не совсем… как бы это сказать… понятно его «Скрипка и немножко нервно» и ещё «Ничего не понимают».
— А это! И Миша прочитал, соблюдая ритмический рисунок. Так обычно читают поэты:
Вошёл к парикмахеру, сказал спокойный: «Будьте добры, причешите мне уши». Гладкий парикмахер сразу стал хвойный, Лицо вытянулось, как у груши.
«Сумасшедший! Рыжий!» — запрыгали слова.
Ругань металась от писка до писка и до-о-о-о лго хихикала чья-то голова, выдёргиваясь из толпы, как старая редиска.
Вера очень удивилась и даже остановилась, посмотрела на неожиданного спутника. Тот смутился, захлопал белёсыми ресницами, шмыгнул носом.
«Замёрз в своём пальтишке», — подумала она.
— Я тоже не понимал этих стихов, пока однажды не подумал, что это своеобразные басни, иносказания. Ну как у Жуковского или Михалкова.
— Басни? Но в баснях как раз всё понятно. А здесь: «причешите мне уши». Разве можно причесать уши?
— Конечно! Поэту тяжело слышать ругань и всякую дребедень, которую несут люди.
— Вы, наверное, пишете стихи?
— Да так. Для себя. А вы? — Миша с любопытством посмотрел на Веру.
— И я так. Для себя.
Незаметно подошли ко входу в метро.
— Спасибо, мне было очень интересно. Теперь я начала лучше понимать Маяковского. До свидания.
— Извините, Вера. Не могу ли я дать вам свой номер телефона? Может быть, вы захотите позвонить. Я был бы очень рад,— с волнением в голосе произнёс Миша, умоляюще, как преданная собака, заглядывая ей в глаза.
— Хорошо. Но не обещаю.
— Я не настаиваю, на всякий случай. Оставьте мне хотя бы иллюзорную надежду.
— Да-да. Конечно.
— У вас есть ручка? — с жалостливой улыбкой спросил Миша.
«Как он тянет время. Приеду поздно. Не знаю, успею ли где перекусить», — думала Вера, роясь в сумке.
— Вот, пожалуйста, — протянула шариковую ручку.
— И бумаги, если не трудно. Любой. У меня, увы, с собой не оказалось.
— О да, простите. Сейчас… — и она снова начала рыться в сумке, соображая, из какой тетради вырвать листок.
Остановилась на блокноте.
— Записывайте прямо здесь, — открыла пустую страницу. — Точно не потеряется.
— Я понимаю, вы торопитесь, — начал записывать номер телефона Миша. — И если меня не будет, передайте моей маме, что вы звонили. Её зовут Вера Константиновна. Я написал её имя, — протянул блокнот.
— До свидания.
— До свидания. Извините, я не смогу вас проводить. Мама ждёт. Она… Это… ужасно волнуется, когда я задерживаюсь.
— Меня не надо провожать. Я привычная. Всего доброго, — Вера быстро пошла к метро, чувствуя спиной, как Миша провожает её взглядом, и вдруг услышала:
— Подождите! Вы забыли ручку!
— Оставьте у себя! На память, — на ходу крикнула Вера, помахала Мише рукой и скрылась за дверью.
Ожидая поезда, легонько пританцовывала, чтобы согреться. Вошла вместе с толпящимися людьми в вагон. Заняла свободное место и погрузилась в себя.
«Боже, как я одинока. Вот сейчас мне придётся возвращаться в общежитие, видеть Верёвкину, слышать её раздражённый голос с нотками металла, делать вид, что мне безразлично её присутствие, а Миша очень даже ничего. Стеснительный. Любопытно трактует Маяковского. Надо было спросить о его отношении к Пушкину, Лермонтову, Тютчеву. Маяковский слишком громогласен. Мне пора подумать о постановочном плане. Всё же Лиля и Люда очень хорошие. Хочется сделать им что-то приятное. Не знаю, будет ли лучше, если я перееду в эту комнату? Может, смириться, не обращать внимания, ещё реже появляться? Я и так каждый вечер прихожу не раньше одиннадцати. Девочки не спят, и Верёвкина тоже. Куда подевался Стас? Вдруг что-то с ним случилось? Ой, даже думать не хочу. А Витя? Вспоминает меня? Думает, наверное, иногда, но скоро забудет. Хорошо, что переехала. Валя Зверева тоже хорошая. Если бы не Верёвкина... Тратить последние деньги на комнату, экономя на своём желудке? Какой сюрприз подготовил Стас? Лучше бы я поехала с ним на 123-м автобусе. Нет. С Витей не стоит поддерживать отношения. Хорошо, что так всё получилось. Если бы осталась, неизвестно, чем бы закончилось. Полежи, говорит, со мной. Полежала. Нужно думать головой, а не чувствами. Не влюблена в него, и хорошо. А в Стаса? Даже не знаю. В школе другое совсем, чем сейчас. Как быстро всё меняется. Странно даже. Вот парочка сидит. Он её обнимает. Поженятся? Возможно. Она хорошенькая. Глаза как вишенки, носик аккуратненький. Всё при всём. И он ничего. Худущий. Вместе учатся? Хорошая у неё улыбка. Завтра понедельник. Сценическая речь, сценическое движение. Фехтование. Изучение стойки, выпад ногой, рука вперёд, укол, шажок назад, лёгкие руки, баланс тела. Мне скоро выходить. Не проехать бы. Самой бы сыграть Гелену. Нет. После Алисы даже думать смешно. Какую же мне сцену выбрать для постановки? Встречу Нового года? Пора выходить. Семь тридцать. Можно успеть выпить кофе. Хочется жареной картошки. Сосисок. Хотя бы жареной картошки на подсолнечном масле. Вчера проходила мимо кухни, кто-то жарил. Аромат. Слюнки потекли. Надо экономить. Кофе и булочка. Достаточно. Холодно, однако, после метро. Чего это парень застыл и смотрит? Спутал с кем-то? Папа со своей пенсии по инвалидности присылает мне каждый месяц двадцать пять рублей. Это с девяноста рублей. Отнять двадцать пять, остаётся всего шестьдесят пять. Мама не работает. Папочка, мамочка! Как мне вас благодарить? Хорошо, что вы у меня есть. У Верёвкиной только мать, и та больная. Поэтому она и ходит раздражённая. Чего на неё обижаться? Да я и не обижаюсь. Моим нервам тяжело. Они дают сигнал тревоги при виде раздражителя. Умом-то я понимаю, а вот нервам приказать не могу. Не могу, и всё! Нервы сами по себе, и на них невозможно воздействовать. Но мозг выше. Мозг руководит всем. А как на мозг воздействовать? Словом? Вот я говорю себе: пожалей Верёвкину и не обращай внимания на её агрессивный тон. Ура! Кафе открыто. Очередь. Ничего, постою. Здесь тепло. Только когда дверь открывают — дует. Вот сейчас булочку и кофе. Чего те двое за столиком на меня смотрят? Понравилась? Да куда там. Вон сколько девушек. Одна лучше другой. Пожалуйста, кофе и булочку, вот эту. Да, эту, справа. Спасибо. Где бы пристроиться?
Вон тот столик с женщиной».
— Здравствуйте. Можно?
— Да, пожалуйста.
— Спасибо.
Кофе горячий. Странные глаза у женщины. Улыбается.
— Девушка, вы не будете против, если я задам несколько вопросов?
— Смотря каких.
— Не беспокойтесь. Совсем простых.
— Пожалуйста.
— Почему вы так зажаты?
— Разве?
— Очень зажаты. Это потому, что вы не можете решить, переезжать вам или остаться в общежитие?
— Что? — от неожиданности Вера поперхнулась.
— Не удивляйтесь. Вы тоже обладаете таким даром.
— Каким? — совсем растерялась Вера и почувствовала, как по спине поползли мурашки, а руки и ноги начали испытывать неприятные ноющие колебания, идущие сверху вниз. В животе закрутило.
— Успокойтесь. Ничего страшного не происходит.
Обычное дело.
— Откуда вы это знаете?
— Как откуда? И почему вас это удивляет? Лучше скажите, как вы вышли на этот уровень, — женщина испытующе смотрела на Веру. Она, не выдержав взгляда, отвела свой и стала смотреть в окно. Шёл лёгкий снежок. Мелькали прохожие. Самые предусмотрительные — под зонтами.
Вернула взгляд на женщину.
— Ой, глаза у вас тоже зелёные.
— Зелёные, зелёные, как и у вас. Давайте лучше знакомиться. Меня зовут Ирина Львовна. Можно — Ирина.
— Меня — без можно — Вера.
— Вот и хорошо. Вы, Вера, обладаете уникальными способностями. Я, если пожелаете, помогу вам их раскрыть.
— Правда? — Вера в растерянности оглянулась. Вдруг кто-то услышал. Но никому до них не было дела. Двое парней, которые пялились на неё, выходили из кафе. Ничего особенного вокруг не происходило. Три пожилые женщины интеллигентного вида мирно беседовали, кивая друг другу головами и отпивая по глоточку из своих чашек. Мужчина средних лет с сумкой через плечо размешивал ложечкой сахар.
Вера внимательно посмотрела на Ирину Львовну. На её левой щеке прилепилась родинка, волосы длинные, крашенные под блондинку, лицо бледное, худое. Выделялись глаза — зелёного цвета, внимательные, чуть насмешливые.
— А зачем мне вас обманывать? — аккуратно отломив двумя длинными пальцами кусочек сдобной булочки и положив его в рот, спокойно сказала Ирина Львовна.
— Как вы определили? — не унималась Вера, поражённая этой случайной встречей и проникновением в её мысли не меньше, чем Верёвкина, когда Вера начала рассказывать ей про её больную мать. Ведь если бы Вера пришла чуть раньше или чуть позже, этой встречи могло бы не случиться.
— По ауре.
— По ауре? — переспросила Вера. Видимо глаза у неё неестественно округлились, потому что её собеседница отпила кофе, промокнула губы салфеткой, улыбнулась.
— Вера, я понимаю. Ты очень молода, если не сказать — юна, и тебе многое будет непонятно. Скажу вкратце: аура — это свечение вокруг человека, которое могут видеть некоторые люди, обладающие психическим зрением. У тебя аура чистая, а фиолетовые всполохи говорят о твоих сверхспособностях. Если их развивать, то ты сможешь многого достигнуть, гораздо большего, чем смогла я. А сейчас извини, мне надо идти. Важная встреча, и я не имею права на неё опоздать. Вот моя визитная карточка. Если тебя заинтересовала возможность развить в себе определённые качества, позвони, и мы продолжим разговор, — Ирина Львовна протянула карточку. Вера обратила внимание на её длинные ногти, покрытые фиолетовым лаком. На среднем пальце красовался перстень с тёмносиним камнем в серебряной оправе. Женщина ободряюще улыбнулась. Вера взяла визитку.
— Спасибо, — сказала она, всем своим существом ощущая нереальность происходящего. Прямо театр, да и только.
— До свидания, Вера. Надеюсь, мы ещё увидимся. Сердце тебе подскажет. Но запомни: нельзя зарывать талант в землю.
— До свидания, Ирина Львовна, — тоже улыбнулась Вера, чувствуя лёгкое головокружение, ломоту в ногах и озноб. Мысли закрутились в голове, наскакивая, перебивая одна другую:
«Странная женщина. Что написано на визитке? Ирина Львовна Меньшикова, экстрасенс высшей категории. Что-то мне нехорошо. Холодно здесь. Кофе тёплый, невкусный. Надо было взять другую булочку. Хотела другую — первая мысль, взяла эту. Сколько раз замечала: первая мысль — верная. Научиться бы всегда принимать правильные решения. Переезжать мне или остаться? “Так вонзай же, мой ангел вчерашний…” Нельзя биться в закрытую дверь. И что тогда? Да ничего. Ничего не случится. Это-то и хорошо. Для Вити я — бывший ангел. А кто я для Стаса? Куда поставить чашку? А, вот здесь, где подносы. Похолодало. Где переход? Странно, птиц, рыб, зверей, насекомых огромное количество видов, а людей? Есть расы, но они всё же не имеют столько различий. Идут мужчины, женщины, девушки, юноши. Дети в это время суток сидят по домам. Сейчас захожу. Раз, два, три. Открываю дверь. Возьми себя в руки. Не обращай внимание на Верёвкину. Привет, девочки. Выговаривает, что на тумбочке оставила много книг, не убрала, хотя бы аккуратно сложила стопкой, да ещё листки выглядывают, вид портят. Мне что-то совсем нехорошо. Не буду отвечать. Лягу поскорее и засну. Люда спрашивает, пойду ли в театр. Не пойду, хочу спать. Меня знобит, и ломота во всём теле. Вот хорошо. Сейчас согреюсь, и легче станет. Зуб на зуб не попадает. Спрошу у Люды лекарство».
— Люда, у тебя есть что-нибудь от простуды? Я, похоже, заболела, — Вера приложила ладонь ко лбу, покачала головой. — Не пойму, немного горячая.
Люда тоже приложила свою ладонь и громко спросила:
— Эй, девочки! У кого есть что-нибудь от простуды? У Веры температура.
— У меня — аспирин. Подойдёт? — откликнулась Валя Зверева.
— Подойдёт! — кивнула Люда и вышла подогреть чайник.
«Сейчас приму, и будет легче. Грипп, говорят, ходит. Подхватила где-то. Ничего, отлежусь несколько дней, и всё будет хорошо».
— Девочки! У кого есть мёд? Хорошо бы Вере выпить чай с мёдом, прогреться, — заволновалась Лиля Попова.
— У меня, правда, немножко осталось, но свой, от дяди Коли, с пасеки. Натуральный, — протянула Верёвкина поллитровую банку.
Веру напоили чаем с медом, дали таблетку аспирина. Люда заботливо укрыла её ноги шубкой. Стало тепло, уютно, спокойно.
Через три дня Вера почувствовала себя лучше и решила пойти на занятия. Когда вышла из аудитории после зарубежной литературы, увидела Стаса.
— Привет! Ты где пропадала? Я приготовил для тебя сюрприз, — сказал он, весело улыбаясь.
2018–2019