В тот комически – печальный день случился наш последний наряд по столовой военного училища. Знаковое событие в общем – то, даже отчасти с оттенком грусти. Сколько в этой столовой курсантской нами было пройдено, сколько всего испытано. Центнеры жареной картошки с мясом съедены по ночам. Да и украдено было немало, чего уж греха таить. Курсант – танкист есть существо вечно голодное, так что приходилось пользоваться небольшими лазейками в этих нарядах. Чтобы потом в караулах и на полевых выходах была возможность взбодрить себя густым приварком. Да и по совести говоря, женатых товарищей коллектив дополнительным пайком поддерживал. На курсантском денежном довольствии и стипендии какой - нибудь жены - студентки только зубы на полку положить да лапу сосать на пару.
Под руководством младшего сержанта Васи Петрова в наряде этом мы в составе боевого расчёта наяривали инвентарь в посудомоечном помещении. С моими закадычными дружками Чуком и Беком. Один из них, уроженец Западной Украины, носил фамилию Медведчук. Второго, сына киргизских степей, звали Бекболот. Как же их было называть иначе ? Тут уж cам по себе почти гайдаровский сюжет напрашивался.
Работал боевой посудомоечный расчёт в поте лица, хоть и с помощью огромной, жутко гудящей, трясущейся во всех плоскостях армейской посудомоечной машины. Шутка ли – после каждого приёма пищи мыть посуду за двумя с половиной тысячью рыл.
В большом проёме посудомоечного помещения шмурыгал перед нашими глазами рабочий по залу Вовка Панин или просто Ганс. Ну вот так мы его почему – то прозвали с самого начала. Натирал бедолага с помощью швабры пол в огромном помещении, аккуратно расставлял стулья, поправлял скатерти и столовые приборы. Одним словом, наводил полнейший марафет на вверенном ему пространстве.
Наши с Гансом отношения были не то что натянутые, нет. Просто сложилось в общении между собой какое - то задорно – состязательное начало, своего рода постоянное испытание друг друга на прочность, на «слабо». Так уж повелось с первого курса.
Так вот, Ганс домыл наконец огромный по площади пол обеденного зала, устланный кафельной плиткой,. Пришла пора ему раскладывать чистую посуду по тележкам. Он давно заметил, что я в составе расчёта скирдовал отмытые тарелки и был готов подавать их в зал. Возликовала душа курсанта Панина. Его хитрая рожа просунулась в отверстие между нашей затянутой влажным паром обителью и обеденным залом. Со змеиной улыбкой на довольной роже он крикнул мне, заглушая шум трясущегося агрегата:
- Стёп, ты мне тарелки формируй ровными пачками, а не как бык нужду справил. Чтобы ровно по тридцать штук в стопке !
- Ганс, а член тебе за угол попИсать не сносить ? - раздражённо спросил я, - сам переложишь как надо.
После чего принялся выставлять вымытую посуду как придётся на широкий, обитый железом подоконник.
Чудак Вова вроде бы отстал, сам начал раскладывать подаваемые из машины тарелки по ровным горкам, но всё – таки что – то зудело в его беспокойном нутре. Немного погодя Ганс опять подступил ко мне, сунул довольную рожу в окошко посудомойки:
- Эй, Стёпа, шевели ляжками, греби парашу быстрее, - по традиции задорно продолжал задирать меня этот паразит.
Вывел своей простотой из равновесия. Моя недрогнувшая рука быстро зачерпнула остатки обеда из подвернувшегося рядом бачка. Тут уж Ганс сразу сообразил для чего рассерженная длань потянулась к параше. Вражина стремительно вынырнул из окошка обратно и исчез в глубине зала. Ему бы успокоиться, не испытывать больше судьбу, но…. Не прошло и десяти минут, как сцена повторилась. Супостат опять зачем – то полез на рожон. Теперь он не ограничился поддразниваниями, а вроде бы невзначай, но с ухмылкой на лице, толкнул локтем тарелку. Конечно же, в направление нашего помещения. Разумеется, хрупкое керамическое изделие сразу же разлетелось на осколки прямо возле моих ног, обутых в армейские тапочки. Хорошо хоть, что не поранился никак.
- Ганс, уйди с глаз долой, сволочь - проревел подскочивший к окну Вася, - не мешай работать нормально.
Одновременно и я, не выдержав явного глумления, схватил весьма добрую горсть жирной параши из подвернувшегося под руку бачка и швырнул ошмётки в Ганса. Тот еле успел отвернуть свою наглую морду от встречи с таким счастьем.
Объедки приземлились в зале, растеклись по полу. Это добавило много работы Гансу, только что вылизавшему полы и намылившемуся было пару часов блаженно поспать. Взвившись от злости, он побежал к тележке с посудой, хватанул изрядную кучу тарелок. В мгновение ока это военное и народное имущество влетело в окно посудомойки. Хорошие, свежевымытые предметы кухонного обихода сразу же превратились в сотни далеко разлетевшихся мелких осколков. Васю такая Гансова выходка просто вывела из себя. Он высунулся из проёма и заверещал не своим голосом, на очень высокой ноте:
- Ганс, ушлёпок семимесячный, ну – ка бегом сюда убирать всё. Охренел ты что – ли совсем, недоносок ?
- Нехрен парашей кидаться, - огрызнулся Ганс и снова ретировался от греха подальше.
Тут уж я тоже не выдержал. Какое – то исступление нашло в тот момент на меня, помутнение разума. Душа возжелала мгновенного ответа врагу. Схватил первое, что попалось под руку - плоское алюминиевое блюдце, подлетел к окну. Ганс уже быстро улепётывал по залу. Прицелившись, я запустил блюдце в сторону ретирующегося недруга. Красиво полетела посудина. Вращалась, прямо как летающая тарелка. Наблюдая сей полёт, сразу же понял, что пуск метательного снаряда оказался на редкость точен. Блюдце стремительно приближалось аккурат в направлении Гансовой головы.
- Га-а-анс, - отчаянно проорал я.
Вова обернулся на мой истошный крик, но лучше бы не кричать мне, а ему и не оборачиваться вовсе навстречу злой судьбе своей. Отделался бы мудила большой шишкой на затылке, а так получил удар летящего куска плоского железа точно по нижним зубам. Двух из них он мгновенно лишился.
Дико завыл Ганс, рухнул на колени и судорожно стал вытирать стекающую по подбородку на одежду кровь, выдавливая из себя яростные проклятия:
- Пидарас, ну Стёпа ты пидарас, угондошу тебя, гада !
Стало немного не по себе. Ганса я не боялся – были у нас с ним до этого стычки, пощупали мы друг друга в на прочность. Даже тюкнули пару раз по кумполам в «дискуссиях», но расходились при этом как ни в чём не бывало. На самом деле в тот момент я испугался прежде всего самой меры совершённого мною. Ни за что вроде бы, если разобраться, да и не по злому умыслу вовсе лишил товарища двух зубов. Сие деяние, как ни крути, называется воинским преступлением.
Вообразилось мгновенно, что вот берут меня под белы рученьки, да подтягивают на допрос в военную прокуратуру. Гауптвахта, камера, суд, дисбат, крах всех надежд на блестящую военную карьеру. Всё это в мгновение пронеслось в воспалённом событием мозгу, ввело в ужас и ступор. Глупыми, трусливыми были те мыслишки, но всё же правду говорят - велики глаза у внезапного страха. Ганс тем временем поднялся и с диким рёвом понёсся в сторону посудомойки, рыбкой влетел в окошко…
Его подхватили Вася с Чуком, удержали. Вова выворачивался изо всех сил, орал и грозил мне страшными карами. Пытался достать меня ногой из - под крепких Васиных рук. Мне драться не хотелось, хотя бы потому, что чувствовал себя виноватым. Но всё равно при этом я был внутренне мобилизован, готов к бою.
Спустя некоторое время Ганс понемногу успокоился. Выплеснул эмоции в проклятиях, отлегло у него.
- Все, нормально ? - спросил Вася, всё еще не решаясь выпустить агрессора из своих рук, обвивших Гансу шею. Чук при этом страховал заламывал Вове руку на болевой приём, контролировал каждое избыточно ненужное движение.
- Вася, пусти, хватит, - прохрипел Ганс.
- Точно ?
- Отвечаю.
Вася расцепил свой силовой замок, Чук отпустил руку Ганса из захвата. Тот сплюнул тяжёлый сгусток крови, склонился над раковиной, и, утробно урча, долго умывался холодной водой. Пришёл в себя, а затем предстал перед нами красавцем с опухшими синими губами и большой, слегка кровоточащей ссадиной, улёгшейся чуть ниже нижней губы наискосок к подбородку. С очаровательной пустотой в проёме рта. Хмуро и уничижительно глянув на меня, спросил:
- Мудак, ты, Стёпа. Зачем вот так ?
- Ганс, ты извини, не хотел же я тебе тарелкой прямо в рожу влупить, сам понимаешь.
- Да понимаю, бляха, так теперь надо как - то рожу маскировать и придумывать, чего начальству говорить.
Вася сразу вмешался в дело:
- Тебя же кроме нас никто не видел ?
- Да как – то не успели пока за три минуты, - со злостью в голосе ответил Ганс.
- Давай скажем, что ты в своём зале на полу поскользнулся и прямо об край тележки мордой навернулся, - предложил Чук, - а все подтвердят.
Версия звучала вполне убедительно. Жирный пол, огромная железная тележка, набитая посудой, рабочий по залу, с трудом её толкающий. Одно неловкое движение, нога пошла скользить, тело раскоординировалось, вот грех и случился…
- Можно и так сказать, да стоять на том, - согласился Ганс, - только с тебя, Стёпа, четыре чипка, по два за каждый зуб.
- Да не вопрос, Ганс, хоть пять. Ну, извини, фигня такая получилась.
- Ладно, давайте доделаем всё, пойдём финишный обед заточим, там уж разберёмся, - обрубил Вася наше благолепное обсуждение, и мы расходимся. Ганс вытирать пол, мне же предстояла собрать осколки и выставить оставшиеся вымытые тарелки.
Издавна прижилась в нашем взводе такая хорошая традиция – завершать каждый наряд по столовой большим, обильным и вкусным совместным обедом. Теперь же случай предстоял вообще особый. Не подхарчуемся мы более в нарядах по столовой. Всё – таки какая – то малая частичка нашей общей жизни уходила, оставалась только в истории и личных воспоминаниях. Так что уж гулять, так гулять. Заканчивался третий курс, а четверокурсникам по сроку службы не полагалось выполнять грязную работу. Так уж повелось с основания училища.
В обеденном зале уже всё готово. Сдвинуты несколько столов, на тарелках разложена варёная картошка, котлеты, маринованные бочковые огурцы, квашеная капуста, хлеб, масло, сахар, дымящиеся чайники со свежезаваренным крепким чаем. Всё, что плохо лежало, всё, что удалось за сутки подтянуть и украсть в перспективе совместного обеда. Чтобы наесться от пуза, оставить внутри себя добрые впечатления.
. Большая часть разговоров была посвящена обеззубленному курсанту Вове Панину.
- Да, Ганс, - заметил вроде бы и серьёзно, но с каким - то подкожным юмором наш неутомимый хохмач и главный балагур роты Лёха Дадонов, - на твою уральскую рожу и так без слёз не взглянешь, а теперь тебе её ещё и отчленовредительствовали, отрихтовали знатно. Подруге твоей такое очень понравится. Съезди к ней, порадуй бабскую общагу.
- Ничего, она меня любого примет и отлюбает как положено, со страстью - блаженно улыбнулся Ганс, отсвечивая всей широкой прорехой во рту.
Потом он навалился на меня, обхватывая за плечи.
- Стёпа, мудель, завтра в чипок с тобой идём, не забудь.
Обиды позади. Его улыбка с беззубым оскалом всех умиляет.
- Ганс, нехватчик, сначала сегодняшние котлеты перевари, - заливисто рассмеялся Чук.
- Да ладно, я уже к ужину о них и не вспомню, а вот турбинку со сметаной очень даже захочу, - мечтательно ответил Ганс, откинулся на стуле в сытой неге. Ослаблил ремень, улыбнулся во всю ширину своей обеззубленности. Чего бы ему и не порадоваться, если сыт и на ровном месте четыре посещения чипка как с куста отхватил ? Зубы то что, дело наживное.
- Тебя, Ганс, легче убить, чем прокормить. Всю продслужбу армейскую подорвёшь, - хмуро заметил Вася. Он до сих пор не простил Вове его недавних вывертов.
- Нормально всё, Вася, я стресс испытал, а от этого аппетит только растёт.
- Жевать ты чем будешь, если твоя два зуба ушёл ? - со смехом спросил Бек, используя свой неповторимый, колоритный киргизский акцент.
- Было бы чего жевать, а там разберусь.
- Да, Ганс, харя у тебя сейчас штрафная, - добавил Лёха, - тебе только до ближайшего отделения милиции дойти и там на стенде повиснуть: «их разыскивает милиция». Перекособоченной мордой лица поторговать.
- Похрен, - парировал Ганс, продолжая довольно улыбаться, - в отпуске поставлю новые зубы, а сейчас на мою боеготовность дырка в челюсти не сильно влияет…
Конечно же, командиры и начальники не могли не заметить брешь во рту курсанта Панина. Учинили строгий допрос всех, кто был в наряде, заставили нас писать объяснительные. Большинство отписалось, что никто ничего не видел, ни о чём ни ухом, ни рылом не ведают.
Присутствующие при случившемся уверяли, что собственными глазами узрели яркую картину. Как товарищ курсант поскользнулся на куске свиного сала. Которое неведомо как оказалось на полу зала. Очевидно, выпало из тележки какого – нибудь дежурного - раззявы. Не удержав равновесия, товарищ курсант Панин упал в развороте и ударился о край тележки нижней губой. Итогом чего стала травма лица с сопутствующим лишением двух зубов.
Конечно, не очень то нам поверили граждане начальники, но и копать глубоко не стали. Мало ли какая правда выплывет… Печали тогда от вышестоящих инстанций не оберёшься. Неуставные взаимоотношения и всё такое невкусно пахнущее, но влекущее крепкую порку начальственных задниц. Поротая задница накрепко запоминает хлёсткий звук розги и не спешит на его зов.
Ну а так, обычный несчастный случай. Дело ограничилось выговором дежурному по столовой за недогляд. От удивления товарищ прапорщик вытаращил глаза во всю ширину лба и клацнул об пол упавшей челюстью. Мы уж потом, как могли, по совести компенсировали ему эту моральную травму. Продуктами, украденными во время наряда.
После этого случая мы с Гансом больше не конфликтовали. Наоборот, как ни странно, подружились что ли. Он меня даже на выпускной экзамен по физподготовке индивидуально натаскивал на стометровке. Чем сильно помог мне, совсем не спринтеру от рождения. За что ему огромное спасибо.