5
Вера переоделась, сложила спортивный костюм и тапочки в пакет, спрятала в сумку, вышла в коридор, огляделась. Стаса нигде не было. Обиделся и решил, не дожидаясь, уехать? Вот и хорошо. Сейчас она пойдёт на зарубежную литературу, потом — в общежитие. По дороге где-нибудь перекусит и бегом в театр. Зачем ей Стас? Была влюблена, а сейчас у неё другие планы. И никто ей не нужен. Дорога ложка к обеду. Вот тогда, в школе, она, не задумываясь, пошла бы за ним, презрев все уроки и даже математику, по которой грозил неуд.
Подходя к аудитории, где должна была проходить лекция по зарубежной литературе, она увидела Стаса. Тот её тоже увидел и быстро пошёл навстречу. Щёки его горели. То ли от мороза, то ли от волнения. Вера обрадовалась, но не показала виду. Пусть думает, что она не та влюблённая школьница, готовая на всё, а взрослая девушка, знающая себе цену.
В гардеробе Стас помог Вере одеться, напомнил про сюрприз.
Вышли на улицу. Сразу пахнуло сыростью. Легкий морозец добавлял значительную долю холода в серый, пропахший выхлопными газами воздух, придавая едва ощутимую тяжесть, готовую удержать пушинку в своих объятиях, не давая ей возможности взлететь с порывом ветра. Прогрохотал трамвай, резко полоснувший по нервам. Шли по направлению к Невскому. Вера молчала. Ей не хотелось надоедать детским вопросом про сюрприз, а о чём говорить, она не знала, и всё же, когда пауза затянулась до неприличных временных длиннот, обещая холод отчуждения такой же непреодолимый, как если бы она вдруг оказалась на луне и к тому же без связи, спросила:
— Извините. А в какую сторону мы движемся?
— Вера! Ну сколько можно? Я же не педагог и старше тебя всего на несколько лет. Мы почти ровесники.
— Мне надо привыкнуть. Пока не могу. Будет звучать неестественно. Так куда мы движемся?
В это время они подходили к станции метро «Маяковская».
— Не волнуйся. Идём в правильном направлении.
— Я и не волнуюсь. Просто интересно.
— Не скажу, пока не увидишь. Это небольшой сюрприз.
Вера пожала плечами. Пробормотала:
— Надо же, тайна, небольшой сюрприз...
И почему она ему подчиняется? Взять бы сейчас, развернуться и уйти.
Навстречу хлынула выходящая из метро толпа. Начинался час пик.
Стас завернул ко входу в метро, пропустил Веру вперёд. Двигались вместе с тесной массой, еле перебирая ногами. Стас, слегка придерживая за плечи, предохранял Веру от посторонних толчков. Протиснулись в вестибюль. Толпа поредела. Вера встала в очередь для размена денег.
Стас сказал: «Не надо. У меня есть», бросил одну за другой монеты достоинством в пять копеек. Они поехали вниз на эскалаторе. Она привычно рассматривала пассажиров, поднимающихся вверх.
В первую очередь, Вера всегда обращала внимание на молодых красивых девушек, но сейчас её внимание привлёк старик с длинной седой бородой. Не старик, а старец, как Виктор Михайлович Васнецов на поздних фотографиях. Глубоко запавшие глаза, провалившиеся щёки, выступающие скулы. Ей нравились картины Васнецова. В них реальность удивительным образом сочеталась с вымыслом, сказочностью. Первые детские впечатления связывались с картинами «Три богатыря», «Алёнушка», «Иван-царевич на сером волке».
В пятом классе учительница по рисованию Эмма Викторовна дала задание на дом скопировать с открытки понравившуюся картинку. Вера стала срисовывать Ивана-царевича. Просыпалась по ночам и увлечённо дорисовывала, бесконечно стирала с большого листа ватмана не устраивающую её деталь, снова рисовала, раскрашивала. Картину взяли на детскую выставку. Это был первый успех. Она втайне гордилась и радовалась.
Вышли на «Петроградской». «Куда он меня везёт?» — с тревогой подумала Вера. На сердце скребли кошки. Неожиданно перед глазами всплыл другой старец. Ей тогда было лет семь. Мама стояла в очереди за билетами на поезд. Очередь двигалась медленно, и Вера начала рассматривать пассажиров, сидящих на широких деревянных лавках. Её поразил седовласый, с длинной монашеской бородой, с ясными голубыми глазами старец. Он опирался на самодельную палку с удобным гладким набалдашником, отполированным временем до блеска. От старца исходил свет доброты, умудрённости и тайны, притягивающий любопытных, желающих до срока открыть для себя истины, составляющие суть бытия.
Но кроме маленькой Веры, на старца никто не обращал внимания, как будто его присутствие так же естественно, как вокзальный воздух, смешавший в себе и звук отходящего товарняка, и плач ребёнка, и глухой гул множества голосов, поднимающейся к высокому потолку и там отдающейся слабым эхом и растворяющиеся в папиросном дыму запахи, присущие помещениям, скапливающим большое количество людей с их заботами, волнениями, судьбами.
Маленькая Вера встретилась с небесного цвета глазами. Смотрела открыто, с любопытством и восхищением. Старец снял руку с набалдашника, поманил заскорузлым указательным пальцем. Вера подошла, робко улыбнулась. Старец поднял руку, хотел было погладить девочку по голове, но раздумал. Его ладонь мягко опустилась на тыльную сторону левой руки, накрыла её, привычно расслабилась. Он произнёс всего несколько фраз. Вера выслушала и запомнила. Старик сказал, что она не рождена для этой жизни, что ей надо идти в монастырь и что там её место. Что он этим хотел сказать? Почему в монастырь? И что там ей делать?
Вера очнулась от воспоминаний. Худой мужчина с букетом завернутых в целлофан цветов стоял у стойки, с нетерпением всматриваясь в лица поднимающихся пассажиров. Люди, ступив с бегущей дорожки на устойчивую поверхность, спешили к выходу. Слева висел плакат: «Качество — гарантия прогресса». Под надписью — рисунок, изображающий тиски, из которых вылетало изделие, напоминающее ракету.
Стас подвёл Веру к остановке автобуса. Дул холодный ветер. Реденький снежок манной крупой бил по лицу. Быстро темнело, что было естественным в декабре для этого времени суток.
— Куда вы меня везёте? — ёжась от холода, задала вопрос Вера, подняв голову, снизу вверх глядя на Стаса.
— Осталось совсем немного. Дождёмся автобуса, а там — рукой подать, — глаза его весело сверкнули. Он потёр руки, подул на них, свернув губы трубочкой, поёжился. — Брр… холодно.
— Это потому, что сыро и ветер, — Вера шевелила замёрзшими пальцами ног в своих ботиночках, стараясь разогреть их движениями. Ей уже не хотелось никакого сюрприза. На душе стало тревожно, тоскливо. Очень хотелось есть. Она не успела пообедать в студенческой столовой. Может, он везет её в кафе? Но зачем так далеко? На Невском есть замечательные кафешки. Горячий кофе с булочкой. Чего ещё надо бедным студентам? Предел мечтаний!
Подошёл автобус. Толпа на остановке ожила, хлынула к открывшимся дверям. Выходившие с трудом протискивались сквозь плотный строй желающих уехать. Люди начали активно втискиваться в узкие двери, помогая себе локтями. Стас схватил Веру за руку, ринулся сквозь толчею тел, оттесняя массой высокого молодого торса более слабых. Но атака не удалась. Двери с трудом закрылись. Автобус покачнулся и, накреняясь направо, медленно начал отъезжать.
— Полна коробочка, — недовольно проговорил Стас. — Следующий минут через двадцать.
Вера молча кивнула. Внутри поднималась волна протеста. С одной стороны, ей хотелось нравиться Стасу, быть податливой, послушной, преданной своей первой юношеской влюблённости, а с другой — её начала раздражать эта поездка. Поди туда, не знаю куда, возьми то, не знаю что. «Издевательство какое-то», — подумала она, резко повернулась и побежала к метро.
— Ты куда? — догоняя, крикнул Стас.
Про себя Вера сказала: «На Кудыкину гору», а вслух ответила, не останавливаясь:
— Сюрприз откладывается. Я замёрзла. Еду в общежитие.
— Подожди! Чего ты раньше не сказала? Я сейчас возьму машину!
Но Вера не слушала. Она бежала, не оглядываясь. Сейчас ей хотелось только одного: обжигающего кофе с булочкой, да чтобы тревога в сердце рассеялась.
Вера опустила пятикопеечную монету в прорезь. Створки раздвинулись, и она с радостью ступила на скользящие вниз ступеньки.
Стас остался стоять в нерешительности: броситься за ней или плюнуть? Он решил плюнуть. «Ну и дура!» — проговорил он про себя. На остановке осталась неубывающая толпа пассажиров, к которой спешно подходили всё новые и новые. Ничего не поделаешь — час пик.
Продолжение: http://proza.ru/2021/02/17/1998