Тысяча девятьсот восемьдесят третий год, я учусь в Московском строительном ПТУ и живу в общаге. Готовлюсь пополнить, а в принципе уже пополнила бессчетную армию лимитчиков, как нас тогда называли — лимита. Уже прошел первый шок от расставания с малой родиной и погружения в новую для себя среду – большой город, обучение в «путяге» и жизнь в общежитии коридорного типа. Что такое стройка, да и вообще все с этим связанное, для меня было сродни китайской грамоте, хотя о последней знаний имелось даже больше. Когда меня спрашивали раньше, да и сейчас еще порой задают подобные вопросы какого черта я там забыла!? Я отвечаю – это результат нашей с мамой наивности, точнее её наивности и моей полной неосведомленности. До сих пор помню мамино высказывание: «Ты будешь работать на свежем воздухе, а не в кабинете». Да, воздухом с различными взвесями и сладким запахом оксида цинка, когда рядом работали сварщики, я потом надышалась вволю. Москва меня совсем не привлекала, а, наоборот, пугала, но я совершенно не понимала куда мне идти учиться. Моя семья – педагоги в нескольких поколениях. Выбором же профессий, если ты к тому же гуманитарий, советские времена не баловали. Когда с колыбели слышишь разговоры об уроках, планах, тетрадях и прочее, прочее, прочее, то пединститут – это последнее место, куда ты хочешь попасть. И вот я, не ездившая даже в пионерские лагеря, хотя нет, один раз я я там была после пятого класса, но маме пришлось забрать меня через три дня по причине моих бесконечных рыданий и тоске по дому.
Живу в общаге уже не первый месяц и, что самое удивительное, прекрасно себя там чувствую.Учеба в ПТУ – самое счастливое и беззаботное время, как потом оказалось в последствии. Все девчонки, живущие в нашем отсеке, условно разделились на три группы: «оторвы», «тихони» и «идейные». Были и ни к кому не примкнувшие, но их было мало. Оторвы все, как одна, курили, что по советским временам казалось вызывающим, а в остальном это были активные, интересные, молодые девушки. Тихони, ну, они и есть тихони – без вредных привычек, старательные, с полным отсутствием жизненного опыта. Именно с ними я подружилась и жила в одной комнате, что совсем не удивительно – подобное тянется к подобному. Идейные, мы их ещё называли «коммунисты», имели активную жизненную позицию, очень правильную, как им тогда казалось. Оторвы и идейные друг друга недолюбливали, хотя и до скандалов дело не доходило, до поры до времени. Тихони прекрасно уживались и с теми и другими, принимая креативность одних и целеустремленность других. Мы мягко балансировали между ними, пребывая в собственном мире: дружбы, невинности, книг, кино, фруктового кефира и докторской колбасы.Последнее мы накупали сразу, после получения стипендии и вкушали с большим наслаждением. Вкус фруктового кефира для меня прочно связан с юностью. Сейчас такого уже не делают.
Учеба, мне тогда давалась на удивление трудно – было полное ощущение, что мой мозг, помахав рукой, отправился в отпуск. Даже учиться в последствии в университете мне было не в пример легче. Видать, при подготовке к выпускным школьным экзаменам слегка перестаралась. Если с профпредметами все обстояло нормально, то основы советского права и политэкономия давались с трудом, с огромным трудом. В прочем как и у всех, кроме «идейных». У них эти предметы от зубов отскакивали.
Наша жизнь в общежитии благодаря «оторвам» была полна сюрпризов и развлечений. Например день, точнее вечер, Нептуна прошел на ура, если не считать залитого водой коридора, а как без этого было обойтись - никак! За что и получили от воспитателей по полной программе. Были у нас и официальные мероприятия, тоже интересные и вполне успешные, но тайная, скрытая жизнь нашего отсека была не в пример увлекательней.
Мы дружили, ссорились, мирились, влюблялись, куда ж без этого в семнадцать лет, но никаких ужасов, чем сейчас наполнен интернет, с нами не происходило. Хотя драки «общага на общагу» и тогда были, как и непредвиденные беременности, но мы приехали в Москву после десятого класса и глупостям были подвержены меньше, чем те, что явились сюда сразу после восьмого.
Выходные, мы предоставлены сами себе, каждый занимается тем, что ему ближе. В своей комнате, лежа на кроватях, предаемся еще одному любимому занятию – разговорам и мечтаниям. Потоки нашего сознания витают, переплетаются, создавая фантастические сооружения, которые распадаются от шума и криков в конце коридора, там где находится наш туалет. Прибежав туда мы видим в этом самом, естественно, женском туалете, молодого человека, разбитое окно и усыпанный осколками стекла пол. Понять, что происходит невозможно. Парня мы знаем, он влюблен, причем без особой взаимности, в одну из наших «оторв». Вид у него сейчас какой-то мутный, то ли ему слишком плохо, то ли, наоборот, хорошо. Его быстро куда-то уводят подружки его зазнобы, а нас всех через полчаса воспитатели собирают на собрание в красный уголок.
Тема собрания – разбитое стекло в окне туалета и безнравственное поведение одной из нас. Как выяснилось, отвергнутый юноша удалился в наш туалет и там от избытка чувств то ли потерял сознание и случайно разбил стекло, то ли специально разбил стекло, а потом уже потерял сознание. Ситуация смешная и какая-то несуразная. Так казалось всем, кроме воспитателей, самой чаровницы и наших «идейных». Идейные были возмущены до предела, оказывается, пока мы все занимались чем попало, они изучали материалы последнего пленума. Идейных было трое, одна активная и умная, вторая спокойная и не глупая, а третья активная и совсем, ну в общем не очень начитанная. Спокойная помалкивала, она кстати переметнулась к идейным, от нас тихонь. Такие миграции иногда, хоть и редко, случались. А две активные на пару толкали речи, полные возмущения и негодования. Всех больше ярилась третья. «Сидим мы и читаем пленум !» – вещала она, обводя нас всех негодующим взглядом. У нее было красное лицо, покрытое ещё юношескими прыщами, она все время поправляла свои очки и мне стало казаться, что только они спасают нас от полного испепеления.
– Сидим мы и читаем пленум, а тут такое творится!
– Да, какая разница что мы читали, пора заканчивать с этим бардаком, – активная и умная понимала, что излишняя пафосность ее подруги довольно курьезна, относительно места действия всего происходящего. Но Ирина, так звали третью идейную, закусила удила и после её очередного возгласа: – Сидим мы и читаем пленум! – хохотом зашлись все, кроме воспитателей и идейных. Даже Лара хохотала, не смотря на угрозу отчисления и перспективу отбытия назад в родной Воронеж.
Недавно увидела их всех – во сне. Мы сидели и вспоминали прошлое, рассказывали о настоящем. «Оторвы», «тихони», «идейные» – как же я была рада их всех видеть! Этакая встреча однокурсников, почти сорок лет спустя. Жаль, что во сне.