Про ТОлстого, Козла и двойку.
Для меня, не имеющего специального образования, мозг человека большая загадка, уверен, что и для имеющих такие знания также вопросов больше, чем ответов. Многие пытаются по этой теме что-то выяснить, что-то объяснить, но я этим заниматься не собираюсь, просто задаю себе вопросы, на которые у меня нет ответов, и на этом успокаиваюсь. Абсолютно ненаучный подход к делу, но меня он вполне удовлетворяет.
Вот, к примеру, почему одно и тоже, стоявшие рядом люди, видят по разному. Почему, вдруг, всплывают в памяти люди, о которых забывал сразу после расставания, или события какие?..
Для одних какие-то моменты, кажутся значительными, интересными и запоминаются на всю жизнь, а у некоторых вылетают из памяти в неизвестном направлении мгновенно, потом, вдруг, совершенно беспричинно возвращаются? Да ещё и в искаженном виде.
- А ты помнишь Толстого с Козлом? - Спрашивает меня однокашник Володя Кись, и заливается до упаду смехом.
- Ага. – Зачем-то вру я в ответ. Кручу шарики, верчу ролики, аж закипает под корочкой. Ан нет, не вспомнить.
- Про Толстого! Про Козла! Про двойку! Неужели не помнишь? Ты чё? – Сразу почувствовал мое замешательство Володя.
- Да кое-что припоминаю. – Вру опять.
Про Толстого помнил, про Козла вспомнил, а вот скрестить их в памяти, ну никак. Ну, мореходка, Козёл, спорт…
Наконец-то, хоть и немного, попытка Кися восстановить мою память удалась. С трудом, но что-то… хотя и не уверен, что так и было, как вспомнилось.
А вспомнилось вот как:
ТОлстый, это Леша Крутов, учился с нами в одной группе. ТОлстым, в прямом смысле этого слова, Лёха не был, ну, если только немного, но прозвище ему дали с первого курса и прилипло оно к нему до конца учебы. А Козлом звали препода физкультуры. Не трудно догадаться, какая у него была фамилия.
Курс это был второй, хотя, может быть и третий, не важно. Мы, к тому времени уже «подросли», «оперились», подруг себе завели. А вот некоторые, типа ТОлстого, с любовью и дружбой немного припозднились, но, было бы желание и везение…
Смешно, но именно любовь и была для некоторых большим стимулом для хорошей учебы. Отличники ходили в увольнение ещё и по средам, троечники и в субботу не каждый раз, ну а двоечники могли сидеть «без берега» неделями.
Лёха и без всяких там учился хорошо, а тут познакомился с классной девахой, назначил свидание и, пользуясь моментом, готовился в увольнение.
Было это зимой. Как раз в среду. С лыжами, большинство из нас, не дружило. Старшина роты, мичман Слободенюк Иван Антонович, дал Лёхе какое-то задание, и у того появилась возможность откосить от физкультуры вполне легально. Тем более, что был он из Севастополя, значит, снег видел, в основном, по телику.
А вот преподаватель оценил отсутствие курсанта по-своему, наверно решил оправдать свое прозвище и вознамерился поставить прогульщику двойку, о чем радостно сообщил всей группе, стоявшей перед ним, после переклички, навытяжку, в строю.
А тем временем, ТОлстый, выполнив задание старшины роты, гладил форму. Это, надо сказать, было не простым делом. К примеру, на фланке, так называлась флотская фланелевая рубаха, должно было быть наглажено девять стрелок, ещё три на гюйсе и брюки, растянутые, расклешенные на «торпеде» до максимума, должны быть отпарены до идеального состояния. С фланкой и гюйсом покончено, бляха на ремне уже блестела как зеркальная, ботинки сверкали как лысина эфиопа. Остались только брюки. Для ребят, выросших под опекой мам, даже до конца учебы, процесс этот был почти творческий, требующий максимального внимания.
- ТОлстый! – Неожиданно прозвучал голос вошедшего в ротное помещение командира отделения Коли Чунихина по прозвищу Чувак. – Тебе Козел двойку поставил за прогул!
Лёха даже не шелохнулся, хотя внутри всё сжалось. Отсутствовал на занятии официально, старшина приказал, командиром одобрено. Всё официально!
- Врешь Чувак!
Коля молча улыбнулся, он всегда напускал на себя этакую загадочность. Трудно было понять, где у него правда, где нет. Поэтому и то и другое получалось у Коли не как у всех, будто шутил.
Продолжая гладить брюки, Лёха делал вид, что ему эта глупая шутка «до балды». Но зерно сомнения было посеяно.
- Толстый! Тебе Козёл пару вкатил! – В дверях стоял Боб, Боря Ломадзе, и тоже улыбался во все свои тридцать два разделенные золотой фиксой.
Не столько сказанное, сколько эта улыбка внесла ещё большие сомнения в душу уже начавшего беспокоиться Лёху.
- Врешь Грузиняка! Меня на физо не было официально. Сундук отпустил, Мотыль знает.
Мотылём у нас был командир роты Алексеев, а Сундуками были все мичманы флота СССР.
- Толстый! Тебе Козёл двойку поставил! – Донеслось из дверного проема, в котором появился очередной вошедший в ротное помещение.
Толстого передернуло.
И так каждый входящий в коридор, где стоял гладильный стол, а входящих было около двух десятков и заходили они в помещение на протяжении получаса, по одному. Уже в одиннадцатого полетели не доглаженные брюки. А на последнем Лёха, всё-таки, рванул в спортзал. Но Козла там уже не было, убежал в неизвестном направлении. Мотыль тоже куда-то улетел, а старшина только развел руками:
- Ну что я тебе, Алексей, могу сказать? Сиди «дома», жди командира. До увольнения ещё час.
Иван Антонович не улыбался, он вообще редко улыбался при общении с курсантами, но тут, в выражении его лица, присутствовало некоторое лукавство.
А ведь ни адреса, ни номера телефона у неё не взял, только место и время встречи.
На ужин Лёха не пошел. Присел у своей койки и грустно смотрел в одну точку.
Вообще странное это дело – прозвища. Наверно это возрастное, молодежное, каким мы в то время и были. Ну, кто бы мне объяснил, почему Сашу Корнелюка мы прозвали Сенькой или Вадима Воропаева Слоником, хотя тут понятно, здоровый был парень. А Павленко Сергея Чиканашкой или Витьку Кривича Косичем?..
Лучшего друга и по совместительству Лёхиного земляка Серёгу Черненко, между собой все звали Сливой.
Нет объяснения почему, да, собственно, и не надо.
Так вот, подсел, сразу после ужина к Толстому Слива. Сейчас бы, заслуженных капитанов Вспомогательного флота России кто бы так назвал. Лёха ему и говорит:
- Серёга! Ты только никому не говори, пусть это будет между нами, тайной. Мне… - Решил он поделиться чувствами с другом, уж больно ему понравилась девушка, захотел он Серёгу послать на свидание вместо себя, ну, чтобы адрес взял или телефончик.
- Да знаю. – Неожиданно перебил друга Слива. – Какие тайны? Все уже знают, что Козёл тебе двойку влепил.
Тут- то у Лёхи нервы и сдали. Вмазал он другу своему в ухо, да так, что тот слетел с табурета на пол. А ведь из двух десятков однокашников, включая и старшину роты, только Слива не был в сговоре по этой шутке. Теперь увольнения в город точно Толстому не видать.
И почему именно этот случай возник в памяти Володи Кись, а в моей его почти не осталось? Загадка. Да и вспомнилось мне это или придумалось? Не знаю. Вот Володя прочитает рассказ и скажет. И как говорил вышеупомянутый Чиканашка:
- Не приврёшь, не расскажешь. – А рассказывать я люблю, да простят меня, если что-то соврал, Лёха и Серёга. Ну, мозг у меня, наверно, так устроен.
Продолжение.
Прошло время и вот я читаю Володин вариант описанной выше истории. Сразу скажу, что замысел не удался, получилось не смешно, но я, тем не менее, решил довести задуманное до конца.
С первых строк видно, что автор давно мечтал о писательских лаврах и, наконец, дорвался. На лицо попытка в одном рассказе рассказать обо всем. Тут и философские измышления о смысле флотской жизни, подробнейшие описания курсантского быта и много чего абсолютно не нужного в данном рассказе. В результате этот рассказ увеличился на тридцать две страницы. По этой причине я набрался наглости и просто-напросто убрал все, что не относилось к истории с Толстым. и, судя по стилю письма и немного высокомерного обращения к читателю, мало кто смог бы дочитать его до конца.
Итак.
По расписанию занятий физподготовка – курсант должен быть подготовлен не только как специалист, но и просто обязан держать свое тело в отличном физическом состоянии – в море, как-никак, предполагалось ходить лет этак 25-30. И до пенсионного возраста – коль ты на флоте – ежегодная медкомиссия не отменяется...
Фамилия преподавателя независимо от учебной дисциплины, которою он преподавал, несла свою отдельную эмоциональную, нравственную и прочие виды нагрузок для всех курсантов. Не мудрствуя лукаво – какой преподаватель – такова и его «кликуха» для повседневного упоминания его имени в общении между курсантами.
Не он виноват был в том, что его родители передали ему чисто русскую фамилию – Козлов. И всего-ничего, если бы он был более терпим к курсантам, понимал их проблемы и трудности – это не давало бы ему причин для разногласий и проблем в общении с курсантами. Но… нетерпимый, безапелляционный в своих определениях, в своей настойчивости, не принимающий никаких оправданий курсанта конечно же он получил соответствующую своему поведению «кликуху»!
Читатель! Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы определить, какую именно. И не только от нашей группы, - она передавалась из уст в уста курсантами по наследству. Древняя, как славянская, так и русская нормальная фамилия превратилась в нечто вредное, бодающее, брыкающее создание. Даже с минимумом интеллекта – читатель, назови его «кликуху».
У «Козла» - пора уж озвучить – с нашей группой были давние разногласия – еще с предыдущего курса. Немаловажным и были его особенности – хорошая память на события и феноменальная слуховая память – бесполезно кому-нибудь было подать голос при перекличке за кого-то. Этот номер не проходил ни при каких обстоятельствах.
Годами он утвердил непререкаемый порядок – в начале занятия перекличка (всех присутствующих на момент занятия он отмечал в журнале), и после окончания занятия – построение с такой же перекличкой. На момент последней отсутствующие отмечались в журнале «баранкой» - два балла! А это – прощай увольнение в город в ближайшую среду и субботу.
Первая половина физо закончились быстро, никто даже не заметил, как пролетели 45 минут. Не удивительно – баскетбол игра азартная. Громкий и боле продолжительный свисток преподавателя известил группу – перемена.
Во время десятиминутной перемены вся группа собралась в раздевалке спортзала. Кто дурачился, кто просто сидел на скамейке, кто … да мало ли чем в эти минуты отдыха можно заняться, и только один – Леша Крутов – он же Толстый, он же – сменившийся с суточной вахты дневального – вел себя необычно. Стащив с себя пропотевшую спортивную одежду, он начал напяливать на потное тело форменное одеяние курсанта. Вся группа невольно пришла в удивление от его действий.
Первым возглас выдал старшина группы Коля Чунихин (Чуня) – само добродушие и простосердечие, хотя его статус старшины по Уставу требовал совершенно иное:
- Толстый! А ты куда мылишься? Занятие еще не окончилось.
-Коля! Нужно мне слинять. Понимаешь – нужно! Девушка моя... она... Короче – нужно мне слинять во как! – приставленная к горлу ребром ладонь показывала степень необходимости.
Маленькая ремарка – если курсант Ломоносовки говорил о своей девушке – воспринималось это, как святое для всей «толпы» - умри, но помоги. Но случай был не тот. Если нужно отвадить конкурента или же прикрыть от всеведущего ока старшины роты Ивана Антоновича – дело плевое. Но Толстый замахнулся на то, что сами курсанты не воспринимали как образ курсантского братства – на подставу. Более всего он подставлял старшину группы – безобидного Чуню – старшина группы должен предотвращать любые противоуставные деяния своего подчиненного. Со старшины и спросят за «линялово» его подчиненного.
- Чуня! Пусть на перекличке кто-нибудь подаст голос за меня.
- Толстый – ты что, Козла не знаешь? Отозвавшийся за тебя автоматом получает баранку в журнал. Ты подставу творишь?
- Коля! Нужно мне, понимаешь – нужно!!!
Пока длились эти переговоры Толстый, одетый и обутый по полной форме, рысью направился на выход из спортзала. Как совет вслед ему прозвучало предостережение от Чуни:
- Деж по училищу – наш командир роты. Не рви КП!
Не рви КП – контроль пропуска – не пытайся выйти из территории училища официально. В ответ, практически из-за полузакрытой за собой двери, прозвучало:
- Я по тайной тропе. (Все знали, что тропа эта рядом со зданием кубрика – опираясь на стену здания, было легко перелезть через двухметровый бетонный забор.)
А далее события проходили по накатанной дорожке – окончание занятия, построение, поверка (не путать с совершенно гражданским понятием – проверка). На перекличке по списочному составу группы курсант Крутов не откликнулся. И как итог – приговор:
- Все свободны. Курсант Крутов – два балла. В журнал занесено. Старшина!
- Есть!
-Доложить командиру роты.
- Есть.
Занятие было последним – всей гурьбой группа понеслась в кубрик – суббота, к увольнению нужно готовиться. Самое дефицитное при подготовке к увольнению – утюг. А их-то на всю роту курсантов было всего-то 6 единиц. И фланка (шерстяная верхняя рубашка), и брюки настоятельно требовали проутюжки с отпариванием – ничего личного – по Уставу полагается. Стрелки на брюках, на фланке должны быть безупречными! А хорошо проутюженный свежий носовой платок… по толщине должен был быть равным толщине папиросной бумаги. Об обуви вообще не упоминается – блеск ботинок должен быть слегка затмевающим Солнце. Только в таком внешнем виде курсант может предстать на вид публики гражданской.
Группа в полном составе ввалилась в кубрик и … увидела Толстого – он что-то искал в своей прикроватной тумбочке. Старшина группы открыл рот для вопроса, но я его опередил:
-Лешка! Ты чего здесь шаришься? Почему ты еще здесь?
-Мне нужно кое-что взять с собой.
- Если решил свалить – вали по скорому. Построение на увольнение не за горами.
-Валю. Вы меня не видели.
Лешка заторопился на выход из кубрика, и кто-то произнес фразу в его адрес:
- Леха! Тебе Козел поставил двойку.
Крутову в этот момент было не до осознания этой информации – махнув рукой, Леша исчез из кубрика. Бедолага даже не подозревал - какой вечер ему уготовлен.
Все остальные занялись главным – предстоящим увольнением. Но… перед увольнением в город с его радостями грядет самоподготовка – короткая, часовая. Статус обучения в мореходке был строг – день проучился – закрепи знания по конспекту или учебному пособию.
Все с нетерпением ждали окончания сампо (самоподготовки) и… через открывшуюся в аудиторию дверь вошел Толстый. Удивлению всей группы небыло границ – зачем нарываться на «самоход», если через час-два можно было абсолютно легально получить увольнение до полуночи.
Время «сампо» закончилось – прозвучал звонок – группа потянулась на выход из аудитории и в это время кто-то снова произнес:
- Леха! А тебе Козел двойку поставил.
- Да знаю я.
Лешка, занятый своими мыслями, даже не подозревал о подвохе, который его ожидает в ближайшем будущем. Перед непосредственным увольнением – построение в роте с вручением курсантам увольнительных балетов. Курсанту Крутову увольнение не светило - он даже в стройные шеренги увольняющийся в город курсантов не становился. Вся рота, включая нашу группу, быстро исчезла из помещения кубрика – впереди полная свобода и посещение «Базухи» - базового клуба моряков ВМФ. А там – танцы с девушками, молодыми, как и мы. Вот уж отрыв, так отрыв! И времени свободного не менее чем целых пять часов. Кто не служил в армии или на флоте, кто не учился в мореходках или училищах военного типа, тот не поймет великой радости – пять часов свободы от Устава, распорядка и пр.пр.пр.
Ближе к полуночи – 24.00 – это предельное время возвращения из увольнения - кубрик стал наполнятся курсантами. Все курсанты роты занимались «подготовкой к отходу ко сну» - Устав именно так трактовал этот период времени. Естественно – курсанты между собой обсуждали главное – кто и с кем познакомился, какие перспективы на встречу с девушкой в следующем увольнении.
Несколько в резонанс от курсантов других групп было поведение курсантов моей группы. Каждый, возвратившийся на покой и сон, в первую очередь считал нужным довести до сведения Толстого информацию:
-Лешка. Тебе Козел поставил двойку по физо.
Крутов первые сообщения встречал без особого волнения, и ему даже хватало каждому отвечать:
- Да знаю я.
Но терпение курсанта не бесконечно! Его койка уже была приготовлена ко сну и можно было свалить «на боковую», – он встал в проходе кубрика и начал собирать возвращающихся одногруппников в своем проходе между коек. Дождавшись момента, когда собрались практически все вернувшиеся из увольнения одногруппники, он, стоя перед ними в майке, военно-морских трусах - обычное одеяние курсанта перед сном – уже с некоторым напрягом произнес:
- Я знаю, что мне по физо Козел поставил двойку. Знаю!!!
Все происходило на пространстве всего кубрика, в котором ни продольных, ни поперечных переборок небыло – а там, помимо нашей группы, обитали еще три группы судоводителей и группа радистов. Но все прочие в процесс разборки не вмешивались и вопросов не задавали – дело келейное, сами в группе разберутся.
Дежурный по роте – ему не до разборок в группе – предупредил всю роту, что через десять минут о вырубит общее освещение. Пора готовиться ко сну. Завтра воскресный день, но сегодня день будничный, хотя и в полночь воскресенья команду «Отбой» не отменяли.
Бедолага Крутов думал, что его тягости закончились. Он ошибся – растянув свое тело на койке, укрывшись одеялом, он пытался погрузиться в сон, но не суждено было...
Всегда в каждой группе, то ли это мореходка, то ли это другое учебное заведение, есть свои лидеры, непререкаемые авторитеты, в серединке – общая масса, и на периферии – «пнутые». К мнению и голосу последних никто и никогда не прислушивался, их просто терпели. Если о таковых в Ломоносовке - было принято простое правило - трудно будет – поможем, но не путайся под ногами. Именно таким в группе был Володя Цалко – измените букву «а» на «е» в его фамилии и будет понятно его прозвище в обиходе. Маленький и добродушный большеухий белорус из глубинки своей республики.
В течение всего периода особого внимания группы к Крутову он таил молчание. Его второй ярус койки был как раз над койкой Леши. И вот - вечер… Через пару минут отбой. Лучше было бы ему перетерпеть, но дернула же его нечистая. Перед тем как улечься на свое мест он сделал ошибку:
- Леша, а Леш!
-Чего тебе?
-Наверное ты не знаешь – тебе Козел двойку поставил.
Бедолага Цалко думал, что его спасет второй ярус коек – место его обитания. Он ошибся и очень серьезно – трудно было предположить, что Толстый обладает реакцией тигра и гибкостью обезьяны. С рыком типа … «Достали все!!» – он в секунду оказался на втором ярусе коек. Ближайшие курсанты предотвратили вендетту «по-курсантски».
Всю суету прекратила команда дежурного по роте.
-Рота! Отбой!
Общее освещение обесточено, на выходе из кубрика зажегся плафон синего цвета - маяк, путеводное светило при экстренной эвакуации роты. Казалось бы – день окончен. Но нет – страсти в нашей группе не затихли.
У Леши Крутова, севастопольца по месту рождения, был друг еще со времен их совместной учебы в школе – Сергей Черненко, а в нашей среде просто Слива. С самого начала эпопеи «Леша! Тебе Козел поставил двойку по физо» Сергей не принимал участие в этом процессе. Он просто молчал и черт его подвигнул содеять непотребное, не дружеское.
Если спальное место Володи Цалко было над Лешей, то койки Толстого и Сливы были рядом, без просвета, без прохода между ними. Успокоившийся от репетилий дня Леша уже предчувствовал сон и в этот момент:
-Леха! Ты спишь? – (мне потом тот же Цалко поведал, что вопрос был без издевки)
-Сплю. Чего тебе?
-Совсем забыл – тебе Козел двойку поставил в журнал.
Рык доминирующего льва в прайде никак не отразил бы случившееся практически мгновенно – снизу лишенное к движению тело Сливы – сверху на нем нечто неуправляемое и не контролируемое – тело Толстого. Намерения последнего были более чем агрессивные. Ближайшие соседи по койкам – курсанты нашей группы – с большим трудом их растащили и потом, еще минут с десяток, стояли рядом. Мало ли что…
На этом день и закончился. Еще один из немногих перед практикой.
Спим.
Завтра день новый с его радостями, заботами и проблемами – пусть последних будет самая малость.