ГЛАВА XXX
Г-Н ДЕ МОНТАЛЕ В ТРЕВОГЕ
Услышав крики Томаса, Лакан и Глюм ускорили шаги, за секунду миновали каредор и вбежали в комнату.
Приблизившись к раненому, Лакан опустился перед ним на колени и стал нащупывать пульс.
-- Пульс почти не прощупывается, -- проговорил он.
-- Но ведь его еще можно спасти, не так ли? -- забеспокоился Томас.
— Сделаю все, что в моих силах. — ответил лекарь. — Однако, что здесь случилось?
— Самое, что ни на есть убийство, г-н Лакан — ответил Томас, вытирая слезы. — Все эти люди посягали на жизнь господина де Шарона. И если бы не мой хозяин и не вмешательство его друзей, их план скорей всего осуществился б.
— А где г-жа Мезонфор? Я надеюсь с ней ничего не случилось?
— Не знаю, г-н лекарь. Я ее ещё не видел.
— А г-н де Шарон? — на этот раз вопрос задал Глюм. — Где же г-н де Шарон?
— Когда г-н д'Афон прибывал ещё в сознании, он говорил, что за убийство месье Мезонфора всех его друзей отвели в Шатле.
— В Шатле? — переспросил ошарашенно Глюм, и после недолгого раздумия вздохнул и продолжил: — Что ж, тогда я тоже отправляюсь в Шатле, ибо мое место там, где находиться хозяин.
-- Нет уж, останьтесь, -- остановил его эскулап. -- В Шатле вас все равно не пропустят, а здесь от вас какая никакая, а польза будет. Принесите-ка лучше воды для начала.
Кивнув головой, Глюм поспешил исполнить приказания.
— Ну как там мой хозяин? — спросил нетерпеливо Томас. — Он будет жить?
— А! Черт, Томас! — воскликнул лекарь. — Вы меня слишком торопите. Сейчас все увидим.
Он осторожно снял с д’Афона плащ, камзол, рубашку и осмотрел раны; затем отрезал лоскут от его одежды и перевязал ему в предплечье руку.
— Что вы собираетесь делать? — спросил Томас, с волнением наблюдая за тем, как лекарь взял руку графа, достал из своей сумки ланцет и осторожно провел им по его вене.
— То, что вы и просили: пытаюсь спасти г-на графа, — ответил на то эскулап. — Если кровь потечет, то даю вам слово Гиппократа, у него появиться шанс. Но если не нет, то…
— Смотрите, г-н Лакан, она течет! — радостно воскликнул Томас. — Ей-богу течет! Значит мой хозяин будет жив.
— Не знаю, всю будет зависеть от его организма. Но об этом пока что ни слова, он просыпается.
И в самом деле, в ту же секунду, раненый вздохнул и тихо, тихо застонал:
— Воды-ы!.. Воды-ы!..
— Потерпите, потерпите, господин д’Афон. Сейчас для вас вода сравнима с ядом.
Услышав голос, граф открыл глаза и поглядел на склонившегося лекаря.
— А, это вы, господин эскулап, — проговорил он, едва улыбнувшись. -- а я уж думал, что встречусь с Создателем.
– Не хочу вас расстраивать, но перед вами действительно я, господин мушкетер.
На это граф слегка улыбнулся и на какое-то время опустил устало веки, но затем он их снова открыл, взглянул на Лакана и с каким-то беспокойством спросил:
– Скажите, я выживу?
Доктор невольно призадумался
" Что тут ответить, -- подумал он про себя, оглядывая раны, -- у пациента внутреннее кровотечение, в двух местах пробито легкое и все это в сантиметре от сердце. Да... операция будет не из легких, но я постараюсь спасти вас, господин дАфон. Только ради Бога воздержитесь от глупостей".
-- Почему вы замолчали, месье эскулап? -- прервал его раздумья граф. -- А, вы боитесь возразить мне? Не бойтесь. У меня хватит мужества выслушать приговор, даже если он будет суровым. Итак, господин эскулап, сколько мне осталось?
-- Ну за чем же так драматизировать? Ваши раны действительно очень серьезны, как видите, я этого не отрицаю, но все же... Я не буду учеником Амбуаза Паре, если мне не удастся поставить вас на ноги. Вот только прежде — закрою ваши раны. Потерпите, не двигайтесь. Видите ли, пока я лечу вас снаружи, природа исцеляет вас внутри. Я накладываю вам повязку, а она изготавливает кровяные сгустки. Я пускаю вам кровь, а она останавливает. О, природа – великий хирург! Без нее медицина была бы бессильна. Погодите, я вытру вам губы.
И Лакан провел чистым платком по губам мушкетера.
— Сначала г-н д’Афон только и делал, что откашливался кровью, — проговорил Томас.
— А теперь, как видите кровотечение остановилось. Все замечательно, все хорошо. Ну-ка, г-н д'Афон, соберите все свое мужество в кулак, сейчас я отнесу вас на кровать. Думаю, что хозяйка возражать не будет.
Лакан взял мушкетера на руки, от чего тот сдавлено вскрикнул, отнес на кровать и положил по верх одеял.
— Вы пока передохните, господин граф, — проговорил эскулап, — а я попробую разыскать госпожу Мезонфор. Может она нуждается в помощи.
После ухода Лакана, д’Афон, переведя дух, стал еле слышно кликать Томаса.
— Я здесь, господин мой, — отозвался тот, припав на колени.
-- Ты уже был у господина де Мотале?
-- Нет, господин граф.
-- Так чего же ты ждешь, дуралей?
-- Я счел своим долгом позаботиться в первую очередь о вас, господин д Афон...
— Довольно, -- прервал его граф. -- Теперь, когда я в надежных руках, возьми мою лошадь и скачи к господину де Монтале. Ты должен все ему рассказать.
— Хорошо, ваше сиятельство, я все сделаю, — ответил Томас, вытирая с его лба выступившую испарину.
— Благодарю, Томас, — прошептал д’Афон, крепко сжимая его руку. — Ступай.
— Простите, господин граф, — в замешательстве проговорил Томас,— но мне сейчас показалось, что вы пожали мне руку?
— Тебе не показалось, Томас. Я действительно это сделал, потому что ты для меня больше чем слуга. Ты друг мне... Прости меня, я часто к тебе не справедлив...
— Ну что вы, господин граф,— чуть не плача, возразил слуга , — вы самый добрый, самый лучший, самый справедливый хозяин.
Сжав зубы, провансалец ощутил как по его пылающим щекам медленно скатывались слезы.
— Ну, полно, Томас, — проговорил он, пытаясь изобразить строгость. — Ступай же, наконец! Ты должен спешить к де Монтале...
Томас молча кивнул головой, поднялся с колен на ноги, накинул на голову капюшон и двинулся к выходу.
— Как! Вы уже уходите? — спросил лекарь на пороге с ним.
— Да, г-н Лакан.
— Какая жалость! А я как раз хотел попросить вас с Глюмом вынести из этой комнаты все эти тела, ибо лечить живых в окружении мёртвых, неприемлемо даже для медиков.
-- Простите, господин Лакан, но я тоже не могу находится здесь, в то время как мой господин находится в Шатле, -- вмешался Глюм. -- С вашего позволения я пойду.
— А мне, стало быть, опять придется все делать самому, -- ответил одасажено эскулап. — Ну что ж, идите если нужно. Эх-хе-хе... Все как всегда достается старику Лакану. Лакан – лечи, Лакан – таскаяй тяжести. И все это в моем преклонном возрасте: да еще и при моей подагре. Эх-хе-хе-хе-хе…
Лекарь еще долго продолжал что-то бурчать по этому поводу, но Томас и Глюм его уже не слышали, так как выйдя во двор, они тут же вскочили на лошадей и, припустил каждый своей дорогой.
Последуем же за тем из персонажей, который больше всего предоставляет для нас интерес, то есть за Томасом, а к остальным вернемся позднее.
Итак спустя полчаса он был уже у цели. Спешившись, он взял лошадь под узды подошел к воротам резиденции, взял дверной молоточек и громко постучал им ворота.
— Кто там? И что угодно? — послышался за стеной голос дежурившего в ту ночь мушкетера.
— Это я, господин Сувереньи, — ответил Томас.
— Кто это – я? — снова спросил постовой. — Назовите свое имя, милейший.
— Это я, слуга господина д’Афона…
— Томас? — признал его наконец мушкетер и тут же отворил ворота. — Какими судьбами, приятель? Ба! Я вижу, ты весь в крови. Что с тобой случилось?
— Эта кровь не моя, а тяжело раненого хозяина.
— Д'Афона! Где же он?
— В доме шевалье Мезонфора.
— А что он там делает? — с удивлением спросил Сувереньи.
— Не влюбился ли и скромный д'Афон в красавицу Лукрецию?
-- За что и получил от своего лучшего друга.
Каламбур двух мушкетёров, вызвал смеха у всех остальных.
— Ах, не смейтесь, господа, — мрачно произнес слуга. — На господина де Шарона было совершено нападение: Мезонфор и дюжина убийц. К счастью об этом узнал мой хозяин и, конечно же вмешался в это дело. В ходе драки в доме Мезонфора, хозяин получил две страшной раны в грудь.
— А что же сталось с остальными?
— За убийство господина Мезонфора они отправлены Шатле. Потому то я и пришел к господину де Монтале, чтобы просить заступиться.
— Ты поведал нам ужасная история, приятель, — сказал Сувереньи. — Но господин де Монтале в данный момент почивает и вряд ли согласиться кого-нибудь принимать в такое время.
— Но неужели вы думаете, что господин капитан сможет спать спокойно, зная в какой опасности находятся его мушкетеры?
— Я думаю, что Томас прав, — подхватил мушкетер. — предлагаю сопроводить его к командиру?
— Ну что ж, попробуем. Следуй за нами.
Томас молча кивнул постовому и вместе с остальными вошел во двор резиденции. Когда он уже поднимался по лестнице, идущий впереди офицер, вошел в кабинет г-на де Монтале и, подойдя к кровати, на которой спал тем временем капитан, стал его будить.
— Господин капитан! — потряс его за плечо офицер.
— А! — вскрикнул со сна де Монтал и подскочил. — Что случилось?
— Простите, ваше сиятельство, но с вами хочет говорить слуга г-на д’Афона.
— Какого черта! — промямлил недовольно де Монтале, кутаясь в одеяло. — Что ему надо?
— Он говорит, что г-н д’Афон тяжело ранен, а г-н д’Арамица, г-н де Шарона и г-н де Порто арестованы и находятся Шатле.
— Что! — воскликнул де Монтале и, соскочив с кровати, принялся одеваться. — Давайте, зовите его скорее сюда.
В то время как г-н де Монтале спросонья быстро натягивал сапоги, Томас пересек коридор и робко вошел в кабинет.
— Доброй ночи, господин де Монтале, — промямлил он.
— Судя по тому, что мне доложил Сувереньи, не очень то она добрая, — проговорил де Монтале, застегивая пуговицы на колете. — Что у вас там случилось?
И Томас обо всем, что знал, подробно рассказал де Монтале. Дослушав рассказ до конца, капитан с досадой чертыхнулся:
— Дьявольщина! Хоть из этой истории мне не все ясно, но дело действительно стоит того, чтобы им заняться как можно раньше… Кстати, как чувствует себя, г-н д’Афон? Есть ли надежда на то, что он выживит?
— Г-н Лакан говорит, что не большая есть.
— Не отчаивайтесь, Томас, — похлопал его по плечу капитан. — Лакан — потрясающий врач; я верю в его силы. Куда сложнее обстоят дела с остальными тремя. Мне абсолютно не понятно на каком основании их посадили в Шатле. Но об это я непременно выясню.
Спустя три часа, после вышеперечисленных событий г-н де Монтале уже стремительно направлялся к главному уголовному судье. Его лицо, походка, жесты – все свидетельствовало о сильнейшем беспокойстве. В голове г-на де Монтале мелькали тысячи планов, тысячи сомнений. Мушкетеры арестованы именно теперь, когда для подготовки будущей компании на Мантуа дорог каждый солдат, а особенно они, самые способные из всех. Мало сведений, и кто знает, не утаил ли Томас из-за страха какого-нибудь важного факта…Добрый, преданный слуга д’Афона, умеющий так ловко скрывать от посторонних глаз и ушей шалости добрых друзей своего хозяина, мог утаить и в этот раз какую-нибудь важную подробность, и тем самым не дать ему де Монтале возможность подготовить оправдания своим мушкетерам.
Так, не видя перед собой дороги, де Монтале незаметно оказался возле здания уголовного суда. Там ему удалось узнать от офицера, дежурившего в ту ночь на набережной Турнель, что мушкетеры были действительно арестованы по обвинению в убийстве г-на Мезонфора и теперь находятся в крепости Шатле. Не получив от коменданта Шатле доступа к мушкетерам, де Монтале отправился к королю.
Он шел размеренным шагом и казался спокойным, однако это спокойствие было наружным; по его лбу несмотря на ноябрьский холод, скатывались капли пота, а в душе кипело мрачное ощущение досады, мучившее его тем сильней, чем решительнее он старался его побороть. Ничего не было так противно его пылкой натуре, как томительная неизвестность; ничего так не выводило его из себя, как полная неясность событий. Через четверть часа г-н де Монтале был уже во дворце, в галерее, и просил немедленно доложить о себе королю.
Совладав со всеми внутренними чувствами, он вошел в приемный зал с холоднокровием и сдержанностью. Там он увидел его величество короля и его высокопреосвященство кардинала, что позволило де Монтале обо всем догадаться, и предвкушать удовольствие от заранее подготовленной речи.
— Вы явились очень кстати, — проговорил король, увидев де Монтале. — Очень хорошие вещи рассказывают мне о ваших мушкетеров.
— У меня тоже для вас найдется не мало рассказов о ваших судейских, ваше величество, — проговорил бесстрастно де Монтале.
— Я вас не понимаю, — надменным тоном сказал монарх.
— Имею честь доложить, вашему величеству, — с тем же хладнокровием продолжал де Монтале. — что кучка комиссаров, жандармов и полицейских ищеек, людей очень почтенных, но, очевидно питающих враждебные чувства к военным, позволила себе арестовать в одном доме, трех моих прославленных мушкетеров, или, вернее, мушкетеров вашего величества, и не предъявляя никакого приказания, позволила себе заключить всех троих в Шатле. Речь идет о трех прославленных людях, которые должны быть хорошо известны вашему величеству с самой лучшей стороны. Я говорю вам о господине д’Арамице, г-не де Шароне и г-не де Порто.
— А! — почти невольно произнес король. — в самом деле, мне хорошо известны эти имена.
— Пусть, ваше величество потрудиться вспомнить, — продолжал де Монтале. — Господин де Шарон – тот самый мушкетер, который в день взятия Ла-Рошеля имел честь преподнести для вас в качестве трофеев вражеские знамена и штандарты… Да, кстати, ваше преосвященство, — обратился он к кардиналу. — Это ведь именно ему мы обязаны спасением острова «Рэ», не правда ли?
— Да, все это верно, — проговорил кардинал, с досадой прикусывая ус.
— Итак, после того как мои мушкетеры чудом остались в живых после бесчестного нападения со стороны людей господина Мезонфора…
Кардинал подал королю знак обозначавший, что: «Это по поводу того дела, о котором я говорил…».
— Все это нам уже известно, — перебил его король. — Ибо все это делалось по закону.
— Итак, — продолжал де Монтале, — по закону были арестованы одни из лучших моих мушкетеров, ни в чем не повинных, по закону они под охраной дюжины солдат были сопровождены в Шатле и заточены не в лучших условия. И все это те, которые десятки раз проливали свою кровь ради вашего величества и готовых в любую минуту отдать за вас жизнь?
— Да что вы? — воскликнул король заколебавшись. — Неужели дело это действительно так.
— Господин де Монтале, — произнес кардинал, сохраняя полное спокойствие, — не сказал вам, что не в чем не повинные мушкетеры, что эти весьма благородные люди за мгновение до ареста убили не менее достойного вашего величество слугу г-на Мезонфора.
— Который смертельно ранил д’Афона и едва не убил де Шарона, — заметил де Монтале.
— С основаниями, надо заметить, с основаниями, — подметил кардинал. — Господин де Шарон был любовником его жены, и Мезонфор, как ревнивый муж разумеется решил проучить юного бахвала.
— То есть натравить на господина де Шарона двенадцать человек отпетых головорезов, вы это называется проучить? — продолжал де Монтале. — По мне так это самое что ни на есть убийство.
— А вы уверены, что дело обстояло так как вы думаете? — спросил кардинал. — Что до меня, то я держусь совсем другой точки зрения. Дело в том, что за четверть часа до убийства Мезонфора его лакей, чудом вырвавшийся из этого ада, обратился за помощью к дежурившиму в ту ночь комиссару. Он уверяя его в том, господин де Шарон натравил на месье Мезонфора двенадцать головорезов и просил чтобы комисар ему помешал в этом злодеянии.
— Чтобы нанять стольких людей, нужно иметь деньги, — возразил де Монтале, — а мушкетеры его величества как и прежде бедны.
— Это еще ничего не значит, — сказал Ришелье.
— Господин де Шарон благородный человек. Он горяч, вспыльчив, как гасконец, но не бесчестен. Поэтому если бы де Шарон в самом деле бы решил избавиться от господина Мезонфора, то он скорее бы прибегнул к дуэли, чем к убийству. Да и сами посудите, стал бы он приглашать на подобное зрелища друзей. Разве ему бы было недостаточно найомнных цдийц. К тому же мои мушкетёры полны чести и достоинства, и вы можете даже не сомневаться, что каждый из них отказался бы от такого бесчестного дела.
Король взглянул на кардинала.
— Ничего не могу возразить против слов, господина де Монтале, — произнес Ришелье в ответ на безмолвный вопрос монарха. — я к сожалению не присутствовал при этом побоище и поэтому могу судить об этом деле лишь со слов свидетеля. Вот протокол составленный по словам лакея Мезонфора.
— Неужели показание парижской черни стоит честного слова дворянина? — гордо спросил де Монтале.
— Довольно, довольно, Монтале, — прикрикнул на него король, — замолчите!
— Если господин де Монтале не доверяет словам черни, как он изволил выразиться, так быть может он поверит словам знатной дамы. Вдовы, господина Мезонфора.
— Что! — воскликнул де Монтале. — но этого не может быть.
— Взгляните на протокол сами, если не верите, — кардинал подал де Монтале лист с показанием.
— Читайте в слух, — повелел король.
Г-н де Монтале стал читать:
«Несчастная супруга жестоко убитого г-на Мезонфора уведомляет господина парижского прокурора о том, что в ночь на 6 ноября королевский мушкетер роты де Монтале Ален де Шарон, прибыл в наш дом с пятнадцатью неизвестными…»
— Хочу заметить, ваше величество, — решил подчеркнуть Ришелье, — что вдова упоминает здесь по мимо наемных убийц, – численность, которых ровна двенадцати, —еще и трех человек; из чего следует, что это были друзья нашего де Шарона.
— Читайте дальше, Монтале, — велел король.
Поклонившись, г-н де Монтале продолжил:
«… с намереньем убить моего мужа. Когда-то я действительно питала нежные чувства к месье де Шарону, но убедившись в недостойности предмета моей слабости, я сумела побороть охватывающую меня страсть и нашла в себе мужества просить господина Шарона забыть меня и дать мне возможность позабыть его. Но, как видно мои слова показались ему не достаточно убедительными, и де Шарон решил вернуть мое расположение столь не достойным образом. Ваша честь, прошу у вас правосудия и справедливости к убийцам моего супруга.
Подпись: г-жа Лукреция Мезонфор».
— Что вы на это скажите, милейший господин де Монтале? — спросил кардинал.
— Я скажу, что мне совершенно не понятно, как в таком г-н де Мезонфор, кто как мне известно не особо отличался мастерством в фехтовании, мог одержать победу над двенадцатью убийцами, ранить г-н д'Афона и ещё едва не убить г-на де Шарона? Как вы можете это объяснить, г-н кардинал?
— Я слышал, что в стрессовых ситуациях человек способен ещё и не на такие вещи. Вот, допустим: один мой слуга рассказывал, что когда за его другом погналась огромная собака, то тот со всего маху перескочил через огромный забор. Кода же после этого случая его попросили вновь перескочить через забор, он едва мог перескочить травинку. Вот и с г-ном Мезонвором, по видимому случилось такая же история.
— У вас есть ещё, что-нибудь добавить? — обратился к г-ну де Монтале король.
— Нет, ваше величество, — ответил г-н де Монтале. — Но мне все равно ничего не понятно.
— А мне напротив все даже очень ясно, — сказал кардинал, забирая у г-на де Монтале листы с показаниями. — Ваш де Шарон не мог простить г-же Мезонфор расставание, и решил прибегнуть к устранению соперника.
— Я не верю не единому слову из этого доноса, — еле сдерживая себя, проговорил де Монтале. — Госпожу Мезонфор не иначе как вынудили написать эту лож.
— Я понимаю ваши чувства, г-н де Монтале, — продолжал Ришелье. — И искренне сочувствую вам; но подумайте сами, кому нужно принуждать госпожу Мезонфор к подобной гнусности. Я сам уважал господина де Шарона и его отважных друзей, но факт — упрямая вещь и тут уже ничего не поделаешь.
— Что их ожидает? — спросил твердо де Монтале.
— Это решать не мне, а Парижском суду, который состоится уже завтра. Но полагаю, что господина де Шарона и его друзей приговорят к смерти.
— У вас больше нет доказательств невиновности ваших мушкетеров? — спросил король.
— Нет, ваше величество, — возразил де Монтале. — но обещаю вам, что они у меня будут. В котором часу начнется суд?
— В половине двенадцатого, — ответил кардинал.
— Отлично! В запасе у меня ещё целые сутки, — сказал г-н де Монтале, взглянув на часы. — Я успею найти нужные доказательства для моим мушкетёров. А теперь, позвольте мне откланяться, ваше величество.
Король подал ему знак, позволяющий ему удалиться.