Чтобы удостовериться, что мне не надо опрометью бежать сдаваться в Скорбный дом, я потихоньку, чтобы никто не заметил, достал из кармана свой Samsung. Сети естественно не было, а заряд приближался к нулю. Ещё пара часов и она превратится в пустышку и безделушку из пластика.
За то время, пока я ждал официанта, мне в голову лезли самые противоречивые мысли. Как же всё-таки такое могло произойти? Я вспомнил несколько фильмов, в которых герой по своей воле или нет попадает в прошлое. Временной промежуток в тридцать лет сразу воскресил в памяти «Назад в будущее», но никакой машины времени у меня с роду не было, да и желания вернуться назад тоже. Вспомнилась и «Полночь в Париже», когда главный герой, сам того не осознавая, каждую ночь переносился в Париж прошлого, но утром обязательно возвращался в своё время. Может быть нечто подобное произойдёт и со мной, надо только подождать? А может быть, преследуя Парсельера я угодил во внезапно возникшую червоточину? Ведь в свое время Эйнштейн доказал, что пространственно-временной континуум может разрываться и образовывать проходы либо в другие измерения, либо в другое время. Правда существуют они, если верить великому насмешнику, ничтожно малые доли секунд. Однако, чем чёрт не шутит? Тогда надо попробовать ещё раз пройти тем же маршрутом, вдруг что-нибудь и получится?
Прошло уже пятнадцать минут с того момента, когда должна была появиться Стефани, если бы я был в 2014 году, но её до сих пор не было. Зато мне наконец принесли кофе. А может быть волшебство существует, и я, сам того не ведая, дотронулся до портала? Я начал вспоминать все свои действия и ощущения после того, как увидел Парсельера, но так и не выяснил ничего путного. В том, что мой временной скачок был связан с появлением художника, а точнее, с моим решением за ним увязаться, я был уверен на сто процентов. А единственная вещь, которая нас объединяла, это газета, старый номер «Либерасьон», забытый или специально оставленный Парсельером у склепа.
Я открыл сумку, аккуратно двумя пальцами вытащил газету и положил её на стол. Ничего не произошло, хотя кто его знает? Выйду из кафе, пройду пару кварталов и окажусь на Гревской площади во время собственной казни.
Следуя логике, я ожидал, что номер окажется либо восемьдесят четвертого либо четырнадцатого года; однако, нет, на первой странице стояло число: 18 мая 1989 года. Случайная старая газета, только и всего? Мне надо было отвлечься от своих грустных мыслей и я покопался в памяти. Да, обычная старая газета, но только для тех, кто не знает. Я пролистал её до середины и нашёл то, что искал. Абсолютно пустая страница с одной только надписью: «Myl;ne, ceux qui t'aiment te saluent»(1).
Эх, Стефани, Стефани, где ты сейчас, в каком измерении или времени? Как далеко от меня? Ведь именно благодаря тебе я и знаю, что тогда, в 1989 году группа поклонников молодой восходящей Милен Фармер выкупила целую полосу «Либерасьон», чтобы поддержать её во время начала концертов во Дворце Спорта; теперь же, к тридцатилетию карьеры они собрались повторить опыт восемьдесят девятого года.
И вот теперь у меня две газеты, одну из которых я купил падкой на любой стафф Стефани, а вторая, случайно или специально, была оставлена на кладбище Парсельером. Это было загадочно, по меньшей мере странно, но додумать, связано ли это хоть каким-то образом с моим путешествием во времени, мне не дал официант, молча согнувшийся надо мной с листком счёта.
Я, не глядя, достал и протянул ему купюру в пять евро.
- Мсье шутит? – официант удивленно уставился на банкноту. – Это что, фантик от конфеты?
Тут я вспомнил, где, а точнее когда я нахожусь, и принялся складно врать, что только что вернулся из несуществующей африканской страны и ещё не успел обменять оставшуюся валюту обратно.
- Надеюсь, мсье всё уладит? – официант отдал мне бесполезные здесь деньги и устремился на очередной зов посетительницы в бежевом клетчатом плаще.
Теперь я понял, что влип, и влип по-крупному. Не из-за кофе, конечно, всегда можно найти момент и незаметно слинять из кафе, не заплатив. Дело в другом. У меня есть с собой пятьдесят евро, про которые никто никогда не слышал, да кредитная карта, которая ещё даже не выпущена. Одним словом, ничего. Мало того, в Париже восемьдесят четвертого у меня нет ни родственников, ни друзей, ни знакомых родителей. Мои родители живут в маленьком городке в Оверни, а я приехал покорять столицу всего пять с половиной лет назад. К тому же, я ещё просто-напросто не родился. Это замечательное событие произойдёт (или должно будет произойти) спустя целых восемь лет. Меня здесь не должно быть ни в каком виде, помощи мне ждать неоткуда, а если я начну проповеди типа «я из будущего», меня быстро упрячут в психушку. Когда до меня дошла вся глубина этой ситуации, я покрылся испариной и холодным потом. Нет, надо что-то делать, но для начала неплохо убраться из кафе. Не хватало ещё в довершении ко всему попасть в полицию.
Искоса поглядывая за официантом, я начал складывать газету обратно, но сделал это настолько неловко, что зацепил за её шершавый пожелтевший край рукавом и она соскользнула мне на колени. Я приподнял ей, встряхнул, чтобы разгладить, как вдруг, из неё выпала купюра с портретом Делакруа(2). Сто франков, выпуск 1980-го года, вот это номер! Я подозвал официанта, расплатился, сгреб сдачу, и в надежде на то, что газета открыла мне ещё не все свои секреты, перетряхнул все страницы. Больше ничего, что ж, дорогой Парсельер, и на том спасибо. И сто франков, и пища, много пищи для размышлений.
1- Милен, все, кто тебя любят, тебя поддерживают (франц.)
2- На стофранковой купюре изображен художник Эжен Делакруа
продолжение следует...
предыдущий фрагмент Тридцатый виток Сатурна гл. 3
http://proza.ru/2021/02/02/734