Никого, кроме них, на втором этаже гостиницы, где они поселились, не было: они и пустые номера. Если кто и шумел, то опять же они. Но какой от них шум: когда рано уходили, и когда поздно возвращались. Правда, раз было, когда они поссорились, и ссора, возникшая в другом месте, имела продолжение здесь, в их номере.
Гостиница в центре небольшого поселка, который больше походил на село. Поэтому, по этой причине, когда они, въехав в него, в самом его начале притормозили, Леня Палагута, высунувшись в окно, спросил у мужчины, лет тридцати, который вел рядом с собой велосипед, куда, к раме, он привязал веревкой асбестовую трубу: «Это что? Какое село?». Тот ответил, с гордостью: «Это не село, а Маньковка».
Разговор произошел рядом с высоким строением из шифера за забором. Дальше, на повороте - киоск «Белая акация». Круто поворачивая, дорога поднималась и уходила на мост. А там грязные дворики, крохотные домики, и одна, центральная улица, по которой, если за день проедет машина, то очень хорошо.
По ней они ходили по утрам на базу спецмедобеспечения, где подрядились на ремонт кровли.
Была поздняя осень. В рощице рядом с гостиницей по утрам выпадал туман. Он развешивали по веточкам капли, которые серебрил застенчивый рассвет, без красного солнца, без ясного неба. Под ногами мокрые листья. Влажный воздух холодил лицо, дразня кожу. Было зябко. Они, пока привыкнешь к холоду! шли, ежась.
Накануне у них случилась ссора. Третьяков пристал к Кашубе, что ты-де не так, неправильно растапливаешь битум.
-Мы начинаем работу уже после часа. А до этого гуляем. И все из-за того, что битум не готов. Надо как-то ускорить. Быстрее, что ли. Так дело не пойдет, - он говорил отрывисто, как выкрикивал.
-Что я могу сделать?! – психанул Кашуба. - Не лезть же мне в котел вместо дров, - он стоял перед Третьяковым, и в том, как стоял, всем своим видом показывая, что не чувствует за собой вины, прямо, глядя ему в лицо, был вызов.
-Лезть. Лезть. Медленно поворачиваешься, - сказав это, и ушел в сторону, пропуская Кашубу, который было направился за дровами.
Он понимал, что неправ. Но сказать, мол, извини, зря я так сказал, он не мог: не то чтобы боялся, что, если так сделает, то кто будет его слушать, или, может, стеснялся (кого ему стесняться?) а из-за неуверенности, что тот его поймет. Одним словом, погорячился. Ведь Кашуба не такой. Был случай, когда они так же ремонтировали кровлю и уже закончили работу, осталось погрузить на Камаз котел. Так вот, он один, сам загрузил его - раз и котел в кузове. А теперь "медленно поворачивается". "Потом, - решил для себя Третьяков. - Потом объяснюсь".
Утром Кашуба встал раньше, чем обычно и ушел.
-Куда это он? – спросил Палагуту Третьяков. - Может, уезжает. Обиделся и решил, что ну их, то есть нас, с нашей работой.
- Вряд ли. Хотя, черт его знает. Может, и так, - поворачивая на другой бок, заметил Палагута.
-Спите. Никуда он не уедет – не на чем. Он пошел растапливать котел, - сказал Автомеенко.
-А если?
-Игорь прав. Автобус, если и будет, то не в пять же часов.
Они шли втроем. Как обычно – пустая улица. И молчали. Тогда, чтоб не молчать, Палагута сказал, что, если по ней за день проедет машина, то очень хорошо.
Кашуба был возле бочки – весь черный и счастливый. В бочке булькал битум.
-Вот видишь. Можешь, если захочешь, - нарочно весело, чтоб ободрить Кашубу, который, конечно же, обиделся, сказал Третьяков.
Тот расплылся в улыбке:
-Я тут нашел уголь. Поэтому все… Ну, сам понимаешь.
На следующий день все повторилось: Кашуба встал рано и пошел к бочке. Когда через два часа они, Третьяков, Палагута и Автомеенко, вышли из гостиницы, то увидели, что деревья и листья под ними – все в инее.
-Вот почему я замерз ночью, - сказал Палагута.
-Да, скоро зима, - поддержал его Автомеенко.
Там, где были лужи, под ногами трещал лед. Небо опустилось на землю и дышало морозом. Из труб поднимались столбы дыма. Ни ветерка, ни звука. Тишина.
-Закончилась наша работа, - вздохнув, произнес Третьяков.
Но ближе к середине дня выглянуло солнце. Растаял на крыше иней. Все повеселели. Битум был готов. Он сильно шибал в нос. Кашуба подавал его ведрами на верх. Палагута и Автомеенко на крыше стелили рубероид.
А в четыре часа пошел снег. Сначала он кружил над землей, как бы высматривая место, где лечь. Потом его подхватил и понес ветер. Неизвестно откуда взялся к тому снегу еще снег. И вот он повалил. Было ясно, что так дела не будет: надо кончать с работой.
-Да, не даст поработать, - сказал Автомеенко.