Аптекарша долго вертела в руках рецепт, испещрённый мелкими циферками и латинскими буквами. Буквы обозначали названия лекарств, а цифры — количество, Арина не обращала на них внимания, а аптечная тётка обратила.
— По этому рецепту вам ничего не продадут. Принесите другой.
— Почему? — возмутилась Арина. — Потому что в Осташкове выписан? В других аптеках продавали, а в интернете написано, что рецепт с печатью любого города действует на всей территории России.
— Да не действует уже…
— Как — не действует? Он же на год выписан, срок не истёк, в августе только кончится.
— Срок не истёк, а количество выбрано подчистую. Вот, посмотрите, на нём помечено, чего и сколько отпущено. Вам в августе почти целиком партию продали, для этого нужно разрешение врача и веские основания. — Тут аптекарша посмотрела на Арину, словно оценивая эти самые «веские основания». Арина выдержала взгляд.
— И после вы ещё два раза покупали, вот пометки, когда и сколько продано, каких препаратов и в какой дозировке. Вот, посмотрите, здесь всё написано.
Написано. Но не написано, что до таблеток добрались девчонки, с которыми Арина делила комнату. Углядели пустую упаковку от флуоксетина, которую Арина нечаянно оставила на тумбочке. Пришлось сказать, что пьёт антидепрессанты, чтобы выдержать учебную практику в морге. Девчонки оценили по достоинству Аринину смекалку, и препарат тоже оценили: «Ариночка, спасительница ты наша! Капсулку выпьешь, и на душе легко весь день, и голова светлая, и море позитива! Арин, ты чего? Тебе жалко, что ли? Так мы деньги отдадим.
Арина пожала плечами: «Не надо. Он недорогой». И купила ещё одну упаковку таблеток.
Когда началась зимняя сессия, обнаглевшие девчонки лазили в Аринину тумбочку как в свою. И дружно слопали весь запас кветиапина — дорогого рецептурного нормотимика для снятия маниакальных эпизодов биполярки. «Ариночка, ты нас всех спасла! Настроение чудесное и наплевать на всё. На экзамене ни фига не знаешь, преподу улыбаешься и несёшь бред, а он тебе — «удовлетворительно», и тоже улыбается».
Арине улыбаться не хотелось: упаковка из 60 таблеток стоила больше двух тысяч. Пришлось снова идти в аптеку…
Если рецепт выписан на год, в нём обязательно указывается количество назначаемых препаратов. При продаже фармацевт отмечает, когда и сколько препарата продано и в какой дозировке. В следующий раз по этому рецепту снова продадут нужное количество лекарства, учтут прошлые продажи и вернут с новой отметкой. Если срок действия рецепта не истёк, но выписанное количество лекарства уже куплено, использовать рецепт не получится. Всё это аптекарша терпеливо объяснила Арине и вернула бесполезный рецепт.
Говорят, депрессия делает чувство времени более точным. Депрессия у неё ещё не началась, но вот-вот начнётся — от таких мыслей. Лучше думать о другом. Об иконе Святого Пантелеймона, подаренной матушкой Анисией. Арина повесила её над кроватью, девчонки сначала смеялись, а когда она сдала на отлично все зачёты и зимнюю сессию, перестали смеяться. Что сказал бы Пантелеймон, если бы мог говорить, если бы был её другом?
Обиды терпи молчанием, потом укорением себя. Молчать она привыкла давно, а упрекать себя за то, что поверила Серёжке Лемехову, Арина не станет. И ныть, как Климова, тоже не станет. Это самый короткий путь к депрессии, а ей надо продержаться до лета, до Осташкова. Бабушкина подруга Рита выпишет новый рецепт. То есть, продаст. Деньги у Арины есть, Вечесловы присылают каждый месяц. Она не потратила лишней копейки, купила только куртку и меховые ботинки. И ещё таблетки. А жила на стипендию плюс пенсия по утере кормильца с московской надбавкой. Если не роскошествовать, как девчонки, то хватало даже на билеты в театр, с обязательными пирожными и бутербродами с сырокопчёной колбасой.
Возлюби ближнего своего, как самого себя. Выражение не нужно понимать буквально, никто не ждёт от тебя любви, но хотя бы не ненавидь. И поступай по совести. Поставь себя на место другого человека, вообрази, что он это ты. Почувствуй то, что он чувствует.
Это, пожалуй, подходит. Арина присела на скамейку и вспомнила сеансы аутотренинга (самогипноза), которым её научил врач. Глубоко подышала, отрешаясь от реальности, и перенеслась в общежитскую комнатку со стенами, выкрашенными масляной краской в бежево-абрикосовый цвет, с купленными вскладчину жёлтыми шторами. На трёх кроватях казённые синие одеяла. На четвёртой, Арининой — шотландский плед в розово-зелёную клетку. Климова сейчас, наверное, лежит на кровати, уткнувшись в подушку лицом, и плачет. Всё, что она наговорила Арине, бравада. Хотя беременность бравадой не назовёшь.
Что она сделает с ребёнком? Оставит в роддоме? Отвезёт матери, которую муж оставил с тремя девчонками и для которой Ирочка последняя надежда: окончит вуз, будет работать — и в доме будет полегче с деньгами. А теперь Ире придётся взять академический отпуск, так что вуз она окончит не скоро. За это время мать, неравнодушная к спиртным напиткам, сопьётся окончательно. Что будет с Иркиным ребёнком? Что будет с двумя её сестричками?..
— Девушка, вам плохо?
Арина открыла глаза. Какой-то прохожий присел рядом с ней на скамейку, держал над ней раскрытый зонт и настойчиво дёргал за рукав. — Не стоит гулять в такую погоду. Может, вызвать такси? У вас есть деньги на такси? Если нет, я могу одолжить, вернёте, когда сможете.
— Не надо такси, я близко живу,— сказала Арина. — Мне хорошо, просто я не выспалась и заснула нечаянно.
Вскочила на ноги, стряхнула с куртки снег. Улыбнулась. Возлюби ближнего своего… Теперь она знала, что следует сделать.
***
Когда-то Сергей дал ей свой домашний телефон, на всякий пожарный случай. Пожарный случай наступил.
— Добрый день. Это квартира Лемеховых? Маргарита Анатольевна?
— Да. Представьтесь, пожалуйста.
— Здравствуйте, Маргарита Анатольевна. Это Арина. Я у вас была один раз, вы меня на дачу приглашали… Нет, Серёжу звать не нужно, я с вами хочу поговорить. О вашем внуке. Или внучке. Вы хотите внука?
Голос на том конце провода превратился в стальной несгибаемый прут.
— То есть, вы хотите мне сказать…
— Нет-нет, я вовсе не это хочу сказать, — заторопилась Арина. — Его ещё нет, внука. И это не я. Богом клянусь! Если бы это случилось со мной, я не стала бы вас беспокоить.
— Что же вы замолчали? Я слушаю. — Голос на том конце провода потеплел. — Может, вам с Серёжей сначала закончить университет, а потом уже думать о детях?
— Да я вообще о них не думаю! — ляпнула Арина. — И замуж за вашего сына не собираюсь. Вы неправильно поняли. Маргарита Анатольевна, мне нужно с вами встретиться. Можно в кафе «Полюс», оно недалеко от вашего дома. Я тоже недалеко.
— Так может, вы зайдёте к нам? Серёженьки нет, он на тренировке. Выпьем кофе и поговорим, вам очень нравился наш кофе, я помню…
— Нет, лучше в кафе. Или на лавочке в парке посидим. Вообще-то на лавочке холодно. Лучше в кафе.
— Арина… Что вы там говорили… о моём внуке?
— Он родится месяца через четыре. Ирочка не собирается его воспитывать одна, сказала, в роддоме оставит. У неё мама… болеет (Арина вовремя заменила глагол), и две сестрёнки. А отец с ними не живёт и алименты не платит, насколько мне известно. Ирка на стипендию еле концы с концами сводит, а ей питаться нужно, и витамины… Да. Да. Через десять минут в «Полюсе».
«Полюс» оказался кафе-мороженым. Кофе здесь подавали на несколько градусов теплее. К счастью, Маргарита Анатольевна принесла с собой термос. Арина нервничала и никак не могла начать разговор, к которому долго готовилась. Съела два пирожных. Извинительно улыбнулась и съела третье, Маргаритино, которое та положила на её тарелку. А потом пила Маргаритин кофе, грея руки о стакан, и излагала сухие факты, от которых обеим хотелось плакать.
Свадьба Сергея и Ирочки состоялась через месяц. Летнюю сессию Климова… то есть, теперь уже Лемехова сдала досрочно, ушла в декретный отпуск и больше в общежитии не появилась.
Иллюстрация из интернета: кафе "Полюс"
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2021/02/20/887