В молодость мою девчонки ногти красным лаком красили и губы пурпурной помадой, и на челке начес делали или волосы полотенцем так сушили, чтоб, как после "химии", и глаза так молевали, чтоб за две остановки видно было. Крикливое время было, громкое. То "Ласковый май" про розовый вечер на весь район пел; то Цой про группу крови. Молодежь тогда жизни радовалась, не зная ещё, что кто-то сойдёт с ума, погибнет в Чечне, безвременно уйдет от водки и наркотиков, СПИДа, погибнет в перестрелке, пропадет без вести. Красоты Запада казались нам незыблемыми, наряды из синтетики самыми лучшими, сладости более вкусными. Мы вместо слез смеялись, входя неокрепшими душами во взрослую жизнь. Время "дельфинов и бабочек" слишком быстро поблекло и закоптилось от дыма сигарет и конфликтов, а обворованному поколению пришлось решать вопросы по-взрослому: потом и кровью или только кровью. Горючими слезами смылась тушь с ресниц вчерашних красавиц, лак на ногтях облупился, как флёр с горячо-любимого образа не существующего принца. Все лучшее, опять, досталось детям. Только вот чьим?
Окажись я теперешняя в тех временах,
ушла бы жить к бабушке. Там кот, печь, много-много разноцветных клубков ниток, вековые ели у окна, любимые соседи и в двух шагах кондитерский магазин "Лакомка". Лёд на речке, дети с горки катаются и собаки весело бегут рядом. Радуга там ярче почему-то и дожди прозрачней, и грозы такие, что на улицу бежать хочется и босиком по лужам, и метели там шикарней, и снежный наст искристей, и никого тебе там не надо, кроме родных и близких. Ты богат, у тебя есть целый мир. Вот, протяни руку и возьми! Помню, зима холодная, а я с ангиной дома лежу. Бабушка ласково так спрашивает: " Чего хочешь, Олюшка", а я думаю: чего бы нереального заказать. Дай, говорю, мороженого. Его у нас в те поры совсем никакого не было в продаже. А бабуля говорит: "Подожди" и приносит пломбир. Настоящий! Много! Я соображаю: болею, значит не положено. Сейчас не даст. А она его в эмалированную кружку и ну на печке греть. Принесла растаявшее. Вкусней того пломбира, не было ничего. Столько любви! Столько заботы, что мне порой кажется, что все, что происходит сейчас это дурной сон, что проснусь я, однажды, а бабушка и дед живы и соседи все тут, рядом, и собака моя любимая, и кот Васька. Слезы наворачиваются, так хочется проснуться.
(Вышемирская Ольга)