Патриция Вентворт
КОЛЛЕКЦИЯ БРЭЙДИНГА
(Мисс Мод Сильвер – 18)
ГЛАВА 27
Когда Чарльз Форрест вошёл в гостиную, Майра Констэнтайн не сидела в большом мягком кресле. Она тяжело топала по комнате, налетая на различные предметы мебели, позволяя им на мгновение принять её вес, а затем отшвыривая их прочь. Майра была жутко похожа на автобус, потерявший управление – ярко раскрашенный автобус. Она только что повернулась к окну. Когда Чарльз открыл дверь, она как раз бушевала у подоконника. Но тут же вернулась в центр комнаты, врезалась в спинку стула, вцепилась в неё и разъярённо выпалила, будто ударила в гонг:
– Чем это вы занимались? Где вы были? Почему не пришли, когда я послала за вами?
Приступы ярости Майры вошли в легенду. Чарльзу как-то пришлось наблюдать один. Мягкий ответ отнюдь не отвращал гнев, а побуждал Майру растоптать собеседника, живым свидетельством чего служили её дочери: Хестер, превратившаяся практически в ничто, и Милли со своим вечным: «О, мама…»
Чарльз незамедлительно одарил её ответным яростным взглядом и рявкнул, громко и грубо:
– Что, чёрт побери, взбрело вам в голову? И кто это вам позволил так со мной разговаривать? – Затем отрывисто рассмеялся, небрежно обнял её и сказал: – Лучше успокойтесь и присядьте, старушенция! И советую сбавить обороты – я вам не Хестер.
На какое-то мгновение Чарльзу показалось, что Майра намерена отвесить ему оплеуху. Затем её взгляд просветлел, в уголках глаз заиграли морщинки, большой рот растянулся, и она расхохоталась так же искренне, как и бесилась. Но когда Чарльз усадил Майру в кресло, она погрузилась в трагическое молчание, в глазах появилось тягостное раздумье, лицо отяжелело и приобрело мрачное выражение.
– Хестер, – кивнула она, – вот в том-то и дело. В Хестер. Вот ведь чертовская незадача, а?
Чарльз промолчал, и Майра пошла в наступление:
– Послушайте, Чарльз, я знаю, и бесполезно притворяться, что вы – нет. Выкладываем карты на стол, и я не возражаю против того, чтобы сначала выложить свои. Хестер вышла замуж за Джеймса Моберли. Вы знали это, но не могли прийти и рассказать мне – о нет! И вы называете это дружбой?
Чарльз оседлал стул с прямой спинкой, сложив руки на спинке стула, и взглянул на Майру поверх них.
– Не моё дело, – ответил он.
Ярость покинула Майру. Слова медленно падали, одно за другим:
– Скверно вышло. Могли бы и сказать мне…
– Как я мог?
В тёмных глазах блеснула вспышка.
– Я вытянула это из неё. Я же не дура, и видела, что творилось у меня под носом. Весь этот месяц она ходила с безумным взглядом, будто влюбившийся кролик, но, честно говоря, я думала, что причина – вы.
На мгновение Чарльза охватила дрожь ужаса с последующим облегчением. Дела, конечно, шли скверно, но не до такой же степени! А стать предметом роковой страсти со стороны Хестер Констэнтайн – всё равно, что камнем пойти ко дну.
Большой рот Майры искривился.
– Давай, выкладывай начистоту, если тебе так хочется! У неё никогда не было ни капли здравого смысла. Иначе она бы влюбилась в тебя. Я бы и сама могла в тебя влюбиться, если бы сбросила лет тридцать-сорок. Но Хестер – нет, ей нужно выбрать Джеймса Моберли, другого кролика, который может постоять за себя не больше, чем она сама. Однако это отнюдь не означает, что за них некому вступиться. Я-то не кролик!
На губах Чарльза промелькнула быстрая потаённая улыбка:
– Вы гораздо больше похожи на несущегося в атаку носорога.
Майра бурно расхохоталась.
– О, да, я могла бы влюбиться в вас, Чарльз. – Она вытащила яркий безвкусный платок и вытерла глаза. – Не заставляйте меня смеяться. Это чертовски серьёзно. Послушайте меня. У меня есть что рассказать – вам это не понравится, но это надо рассказать и выслушать.
– Хорошо, палите из всех орудий!
Майра повелительно взглянула на него своими большими тёмными глазами.
– Хестер и пальцем не сможет пошевелить в свою защиту, да и Моберли такой же. Но не я. Он – муж Хестер и мой зять, и я не намерена стряпать против него обвинение в убийстве Льюиса, к которому он непричастен, да у него бы и пороху на это не хватило. И я не собираюсь позволить отправить на виселицу невинного человека, а если этот невинный человек – мой зять, я подниму шум на весь свет. Вам ясно?
– Абсолютно.
– Я не шучу.
– Я уверен в этом. И как вы намерены действовать?
Она откинулась на спинку стула, положила руку на колено и ответила:
– Я хочу рассказать вам кое-что.
– Вперёд.
Она кивнула.
– Я не дура. Льюис имел власть над Моберли – он то и дело намекал на это. И Джеймс хотел уволиться. Он хотел жениться на Хестер – Бог знает почему, но он это сделал. Льюис был скрягой и задирой. Мерзкий характер. Все скажут, что у Джеймса была масса причин убить его. И имелась такая возможность. У него было десять минут после ухода Лилиэс и до вашего появления, и только Хет заявляет, что он находился с ней всё время и ни разу не вышел из кабинета. Имейте в виду, она говорит правду. Я знаю Хет, и я заставила её пройти через мой допрос. Она не могла лгать, когда я так давила на неё. Она говорит правду. Они с Джеймсом были в кабинете все эти десять минут, и он имеет не больше отношения к гибели Льюиса, чем я. Но Хестер его жена – кто ей поверит? Любая женщина может поклясться, что муж не покидал её, если необходимо очистить его от подозрения в убийстве. Я родилась не вчера, и знаю, как это будет выглядеть.
– Совершенно верно, – согласился Чарльз. – Но если это вас утешит, я довольно сильный соперник. Льюиса застрелили из моего револьвера, у меня имелась лучшая возможность, чем у кого-либо, и я единственный подозреваемый, который заинтересован в том, чтобы уничтожить завещание, составленное Льюисом в пользу Мэйды Робинсон.
– И вы думаете, что это заставит меня согласиться с вами?! Досси говорит, что все мужчины – дураки, и зачастую я думаю, что она права. Бедненький глупыш, да я бы предпочла, чтобы повесили Джеймса, чем тебя – если бы не Хестер. Я люблю тебя – неужели это ни разу не приходило тебе в голову? – и клянусь в том именем Господним. Не понимаю, для чего людям нужны дочери, да ещё похожие на безмолвных кроликов. Мне бы хотелось сына, и мне бы хотелось, чтобы он был таким, как ты.
Чарльз посмотрел на неё со странной смесью чувств. Он был тронут, растроган, но по-прежнему немного отстранён и способен оценить сцену с тем оттенком юмора, который не так уж далёк от слез. Именно так Майра всегда могла затронуть публику. Чарльз оказался на той же стороне рампы, что и она, и принял участие в представлении, но смог привнести в свою роль искреннее чувство, с которым и произнёс:
– Спасибо, дорогая. Вы достаточно умны, чтобы знать, что я отвечаю взаимностью.
Большие глаза засверкали. Она быстро перебила:
– А теперь перейдём к делу. Вечером в четверг, накануне того, как Льюиса застрелили, он пригласил всех нас к себе и показал нам эту проклятую Коллекцию. Я видела её тысячу раз, поэтому мне было интереснее наблюдать за людьми, чем смотреть на витрину ювелирного магазина. Я видела, как вы стояли в одиночестве, и были так заняты, глазея на эту девицу Мэйду, что вообще не замечали происходящего вокруг.
Чарльз рассмеялся.
– На неё стоило глазеть.
Майра покачала головой – точно так, как если бы ей было всего восемнадцать.
– О, у неё есть всё, что нужно, согласна. Да и нахальства ей не занимать.
– Ответ признан правильным!
Майра нахмурилась.
– Вы смотрели на неё, а все остальные – на украшения, а я глядела на вашу Лилиэс Грей.
Его глаза сузились.
– И что вы видели?
– Я видела, как она смотрела на вас, когда вы глазели на Мэйду. В её взгляде отчётливо читалась ненависть.
– Мэйда для меня ничего не значит.
Майра хмыкнула.
– Но это не мешало вам глазеть на неё.
Чарльз усмехнулся.
– Кто бы не стал!
– А вашей Лилиэс Грей это не понравилось. Она переключилась на бриллианты. Затем Мэйда надела ожерелье Форрестов и ушла полюбоваться на себя в зеркале, и через некоторое время, когда она вернулась, мы все встали и собрались уходить. И вот тогда я увидела, как Лилиэс стащила брошь.
Чарльз напрягся. Его руки с силой вцепились в спинку стула. Он поднял брови:
– Вы не возражаете против того, чтобы повторить эти слова?
Майра нетерпеливо дёрнулась в кресле:
– Прекратите! Вы слышали меня. Ваша Лилиэс Грей свистнула то, что Льюис назвал брошью Марциали – ту штучку с пятью большими бриллиантами, что носила женщина, которую муж зарезал вместе с её молодым любовником.
– Знаете, мне бы очень хотелось, чтобы вы прекратили называть Лилиэс Грей моей. Она – моя приёмная сестра.
– Хорошо, хорошо, не кипятись! Можете звать её своей бабушкой, или старой незамужней тётушкой, или подругой – мне всё равно. Я видела, как она взяла брошь Марциали и сунула её в сумку.
Чарльз побледнел и процедил ледяным тоном:
– А почему вы сразу об этом не сообщили?
Она издала нечто среднее между смехом и фырканьем.
– Представляю, какую признательность ко мне ты испытал бы! Весь актёрский состав на сцене, и мисс Лилиэс Грей разоблачена, как воровка. Занавес! – Презрительный смешок. – Хотите – верьте, хотите – нет, но я могу вести себя как леди, когда пытаюсь. Я не всегда задумываюсь об этом, спору нет, но могу так поступать, когда захочу. Поэтому я позволила всем уйти, а Льюису рассказала, когда мы с ним остались вдвоём.
Повисла зловещая тишина. Мысли Чарльза метались в полном беспорядке, но нельзя просто отключить мышление, как выключается программа в приёмнике. Он быстро проговорил:
– Вы рассказали Льюису?
Майра взмахнула руками.
– Конечно. Иначе бы я стала, что называется, соучастницей, разве нет?
– Как он это принял?
– О, спокойно, очень спокойно! – Она хихикнула. – Сказал, что ничуть не удивлён, и мне не нужно ничего говорить – он сам разберётся с этим.
Да, вполне в духе Льюиса. Чарльзу показалось, что он услышал его голос: сухой, с отвратительной сухостью пустынного песка, который, натирая кожу и попадая в глаза, способен довести до исступления. Он уронил подбородок на сложенные руки. Льюис сказал, что разберётся с этим. Но разобрался ли, и каким образом? Тем более, что кто-то разобрался с ним самим.
– У вас нет представления о том, что он намеревался предпринять?
– Я не стала ждать – с меня хватило. Я не против того, чтобы выпустить пар, и меня в таких случаях интересует разве что количество мебели, которая сломается, попав под руку. Это ваши тихони читают мне мораль. Мне никогда не нравилось смотреть, как кошка преследует птицу – мягкую и скользкую. Если у меня при этом было что-нибудь под рукой, я бросала его изо всех сил. Льюис, если кого-то обижал, вёл себя совершенно иначе. Вот что я вам скажу: Лилиэс мне не нравится и никогда не нравилась, но я была готова извиниться перед ней после того, как сказала Льюису. Я имею в виду, что сама задала бы ей хорошую выволочку, но Льюис был крайне мерзок, если вы понимаете, о чём я, так что я решила, что не стоит даже и представлять себя на её месте.
– Он сказал, как собирается поступить?
– Нет. Но всё и так предельно ясно. Он позвонил ей и сказал, чтобы она приехала к нему в пятницу в три часа и принесла с собой сама знает что. Так она и сделала. – Майра уставилась на него самым мрачным взглядом. – Она приехала около трёх. Я не знаю, принесла ли она с собой брошь. Предположим, она принесла что-то ещё. Она говорит, что оставила его живым. Предположим, что всё было наоборот.
– Я не думаю, что стоит предполагать что-либо подобное.
– Тогда этим займётся полиция. Вы что, вообразили, что я собираюсь держать язык за зубами и позволить им убить Джеймса или вас? В мыслях не имела, и точка! У неё был мотив, не так ли? Она взяла эту брошь, а Брэйдинг собирался разорвать её на клочки. О да, без сомнения. Я знаю Льюиса, и не хотела бы оказаться на её месте. Предположим, он сказал, что собирается преследовать её по суду. Я не говорю, что он действительно намеревался, но она-то этого не знала! Предположим, что она ему поверила…
– Завещание сожгли, – возразил Чарльз. – У неё не было повода сжигать его.
Майра затряслась от смеха.
– Значит, она хотела, чтобы эта девица Мэйда разбогатела, да? Это не вина Мэйды, если кто-то не знает, что новое завещание Льюиса оставит ей всю кучу деньжищ. И оно лежало прямо на столе. По-вашему, Лилиэс – дура набитая, которая и пальцем к нему не прикоснётся? Если деньги перейдут к вам, то и она получит свою долю, разве нет?
Чарльз отрезал:
– Предположения не являются доказательством. Я думаю, что с меня хватит. – Он встал. – Марч и Крисп позовут меня с минуты на минуту.
Её лицо изменилось.
– Арестовать вас?
– Пока нет. Просто отправиться в Солтингс, чтобы произвести обыск.
Майра непонимающе воззрилась на Чарльза:
– Зачем?
– Искать другой револьвер. Я понятия не имею, там он или нет. И не могу понять, что же окажется решающим доказательством против меня.
– Я не понимаю, о чём вы говорите.
– О, всё просто, как дважды два. У меня было два револьвера. Когда я дал один из них Льюису, то выцарапал на рукоятке его инициалы. Все знали, что он держал его в своём ящике. Когда Льюиса нашли мёртвым, все пришли к выводу, что его застрелили из этого револьвера. Но это не так. Его застрелили из другого – который остался у меня. И, благодаря нашей преданной Досси, полиция только что об этом узнала. Итак, Марч, Крисп и я собираемся в Солтингс, чтобы найти другой – тот, которому полагалось быть в ящике Льюиса.
Майра оперлась на подлокотники своего кресла и поднялась. Затем шагнула вперёд и обхватила Чарльза руками.
– Чарльз, ты не можешь позволишь себе пропасть ради этой никчёмной дряни!
– Успокойтесь, старушка, – ответил Чарльз.
– Ты хочешь сказать – «заткнись». И не подумаю! Она того не стоит, и можешь не воображать, что я останусь в стороне спокойно наблюдать, как ты губишь себя, потому что я не намерена! Собрать кучу доказательств против себя и сунуть их полиции под нос – да ты, чёрт возьми, редкостный болван! Можешь не рассыпаться в заверениях – эта девица никогда не была порядочной. Я вижу, когда человек бесчестен, и эта девчонка, Лилиэс – из таких. Разрушила твой брак, чему я не удивляюсь…
Он попытался вернуть её на место.
– Майра, я должен идти.
Она вцепилась в него.
– А Стейси хорошая девушка – ничего плохого в ней нет. И она – тот тип, который легко попадается на удочку всяким проходимцам. Вы её любите?
Его рот скривился.
– Так себе.
Майра рассмеялась и рухнула в кресло.
– Ну ты и здоров врать! Ладно, можешь идти. Но запомни мои слова, потому что я ни в малой степени не шутила.
Чарльз уже собирался открыть дверь, но при этих словах обернулся:
– Майра, ради Бога, молчите!
Она послала ему воздушный поцелуй и усмехнулась:
– Покедова! (79)
;
ГЛАВА 28
Рэндал Марч вернулся из Ледлингтона с инспектором Криспом, который сидел рядом с ним, держа на коленях небольшой чемоданчик. Рэндал сравнивал Криспа с терьером. Он, возможно, и не чистопороден, но в ряде случаев весьма полезен. Сходство бросалось в глаза: жёсткие, как проволока, волосы, настороженные уши, выражение проворства и умения на лице. В одном отношении терьер имеет преимущество: он не отравлен классовым самосознанием. Инспектор отчётливо понимал, что часть сограждан настроена по отношению к полиции недружелюбно, и, если он даст слабину, они могут преуспеть в попытках избавиться от него. При виде Чарльза Форреста, неторопливо выходившего из Уорн-Хауса, волосы Криспа ощетинились.
– Хладнокровный тип. – В голосе инспектора Криспа почти всегда звучали злые нотки. Главный констебль кивнул и сказал: – О, да.
Затем Чарльз устроился на заднем сиденье, и они уехали.
Солнце по-прежнему жгло крышу Солтингса. Они вышли из машины и вошли в квартиру Чарльза, который принял вид небрежного хозяина, встретившего пару друзей.
– Спальня, гостиная, кухня, ванная комната. Раньше здесь находилась бильярдная, как кладовая и помещения для работы. Неплохая работа для архитектора. Адамс – умный парень. Впрочем, когда всё принадлежит тебе, то можешь делать с этим всё, что угодно.
Марч чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Случаются ситуации, когда быть полицейским противоречит инстинктам. Он нахмурился и спросил:
– Где вы держали этот револьвер?
Они находились в гостиной. Чарльз указал на изящное бюро из грецкого ореха. Откидная створка была опущена вниз, демонстрируя ящики. Выше за сверкавшими стёклами находились полки, уставленные расписными фарфоровыми птицами и фигурками – попугай, канарейка, зелёные коноплянки, очаровательное Трудолюбие и ещё более очаровательная Лень, спавшая на фарфоровом стуле: локоны взъерошены, один шлёпанец упал с ноги, а рядом котёнок играет с катушкой, выпавшей из руки. Крисп посчитал это безвкусицей. Его мнение о майоре Форресте упало ещё ниже.
– В одном из этих ящиков? – спросил Крисп.
По обеим сторонам центрального ящика располагались элегантно выкованные панели. Чарльз сунул руку в отверстие, открыл защёлку сзади и вытащил панель, а вместе с ней – и узкий вертикальный ящик.
– Раньше лежал здесь, – сказал он.
Крисп поспешно выхватил у него ящик.
– А сейчас ничего нет, – прорычал он.
Чарльз очень приятно улыбнулся.
– Как скажете.
– Другая сторона открывается таким же образом?
Чарльз открыл её. Несколько бумаг, куча ключей. И никакого револьвера.
– Ничего нет.
– Нет, – согласился Чарльз. – А вы ожидали, что будет?
– А почему бы и нет?
– Нет. Я довольно методичен, и всегда держал его с другой стороны.
– А патроны?
– У меня их не было.
– Почему?
– Я с войны не пользовался им.
– Он был заряжен?
Ответ последовал после паузы:
– Я не знаю.
Крисп нетерпеливо дёрнулся на стуле:
– Послушайте, майор Форрест!
Чарльз произнёс тихим ровным тоном:
– Ну, я не знаю. Возможно, и был. Я вернулся домой из Франции после ранения. Когда я вышел из больницы, война закончилась. Мой багаж отправили сюда. Я сунул этот револьвер за панель вместе с другим. И больше не прикасался к ним, пока не вытащил оба и не отдал один из них Льюису. Это всё, что я могу вам сказать.
– Вы дали один мистеру Брэйдингу, а другой оставили себе. Где этот другой?
– Я знаю об этом не больше, чем вы
В темных глазах промелькнула слабая вспышка. Рэндал Марч заметил её. Он спросил:
– Когда вы видели его в последний раз?
Чарльз нахмурился.
– Не могу сказать.
Крисп подхватил:
– Вы видели его, когда нашли тело мистера Брэйдинга?
– То есть Льюиса застрелили из моего револьвера? И что, по-вашему, я должен на это ответить?
– Я спрашиваю вас, опознали ли вы оружие, лежавшее на полу у тела мистера Брэйдинга, когда, согласно вашему заявлению, вошли в лабораторию и обнаружили его мёртвым?
Чарльз коротко рассмеялся.
– Как вы думаете, я был настолько глуп, чтобы прикоснуться к нему? Что бы вы сказали, если бы я так поступил? Как и все остальные, я считал само собой разумеющимся, что это был его собственный револьвер, и что Льюис застрелился.
Крисп резко откинулся на спинку стула.
– Вы говорите, что посчитали это самоубийством?
– Таким было моё первое впечатление.
– То есть, впоследствии вы изменили своё мнение?
– Я передумал, когда услышал от полиции об отпечатках пальцев. И согласился с тем, что я знал о своём кузене. Он никак не мог покончить с собой.
В бюро находились три длинных ящика. Пока вопросы и ответы чередовались, Крисп достал верхний ящик и просмотрел его содержимое. Он работал быстро и аккуратно. Закончив, он засунул ящик обратно. Затем приступил ко второму. Не отвлекаясь от проверки, он сказал:
– На револьвере, из которого застрелили мистера Брэйдинга, не было инициалов.
– Я знаю.
– Но у него была некая особенность – даже более заметная, чем инициалы. Можете ли вы сказать мне, есть ли у вашего пропавшего револьвера какая-то особенность?
– Я не знаю, что вы подразумеваете под особенностью. У него царапина на задней части рукоятки.
– Как это случилось?
– Немецкая пуля.
– Вам повезло?
– Моему отцу. В первую мировую войну. Револьверы принадлежали ему.
– Не удивит ли вас, что на револьвере, найденном близ тела мистера Брэйдинга, имеется царапина, которую вы описываете?
– Значит, Льюиса застрелили из моего револьвера?
– Это действительно новость для вас, майор Форрест? Если бы вы увидели револьвер, лежавший рядом с ним, вы бы заметили эту царапину, не так ли?
– Возможно. Это зависело от того, каким образом он лежал.
– Царапина бросалась в глаза, я сразу её увидел. Но важной уликой она стала только тогда, когда мы получили сведения о том, что на револьвере мистера Брэйдинга имелись его инициалы. И вы признаёте, что на револьвере, который вы ему дали, были инициалы, а на том, который вы сохранили для себя – царапина.
– Вопрос о признании не стоит. И то, и другое – факты, которые следуют из моих заявлений.
Крисп закончил со вторым ящиком и вставил его на место. Рэндал Марч спросил:
– Можете ли вы сделать какие-либо предположения относительно того, как ваш револьвер использовали для совершения преступления?
– Ни малейших.
Крисп взялся за третий ящик. Марч сказал:
– Бюро не заперто?
– О нет.
– А квартира? Я заметил, что вы не доставали ключ, когда мы вошли. Вы всегда оставляете дверь незапертой?
– Когда я вхожу и выхожу – о, да. Я запираю дверь, если собираюсь отсутствовать весь день или после наступления темноты. На этой неделе она оставалась незапертой чаще, чем обычно. У меня гостил друг, майор Констебль. Если быть точным, я устроил его в пустой квартире наверху – у меня здесь только одна спальня – но он часто забегал сюда, и, естественно, дверь я не запирал.
– Понятно.
Крисп резко вскрикнул. Из угла нижнего ящика он достал нечто, похожее на массу мятой бумаги. Держа это в руке, он ощутил вес, некое твёрдое ядро. Он развернул бумагу, и на пол упал револьвер, на который устремились глаза всех собравшихся.
Бумага была папиросной. Крисп сложил её, чтобы поднять револьвер. Он нежно держал его за дуло и смотрел на рукоять. Затем протянул револьвер главному констеблю:
– Вот, пожалуйста, сэр. «Л. Б.» – чёткие, как напечатанные. Я думаю, что майор Форрест должен объяснить, как этот револьвер спрятан в его ящике.
– Не могли бы вы дать какое-либо объяснение, Форрест? – спросил Марч. – Я должен предупредить вас, что любые ваши слова могут быть записаны и использованы в качестве доказательства.
Прелюдия к аресту. Вот, значит, как это случилось. Чарльз испытывал почти что облегчение. Если его арестуют, то не будут допрашивать Лилиэс. Пожалуй, главная причина ощущаемого облегчения. У него будет время подумать, увидеть, как всё складывается. Он встретится с адвокатом. А тем временем…
Чарльз посмотрел на Марча и сказал:
– Я не знаю, как он туда попал. Это револьвер, который я дал своему двоюродному брату. Я не прятал его там.
Крисп, стоя на коленях на полу, открыл чемоданчик, который принёс с собой. Он вынул распылитель и нанёс порошок на револьвер. Чарльз с интересом наблюдал. Порошок образовал облачко, повис в воздухе, осел. Он лежал на металлической поверхности ровной плёнкой. Крисп подул на плёнку. Порошок рассеялся. На поверхности не осталось ни единого отпечатка. Он перевернул револьвер и повторил процесс. Тот же результат. Крисп произнёс с отвращением:
– Чистый, как стёклышко!
– Он заряжен? – спросил Марч.
Крисп откинул казённик.
– Каждое гнездо заполнено, сэр. Не хотите прокомментировать это, майор Форрест?
Чарльз покачал головой.
– Это револьвер моего двоюродного брата. Полагаю, что он сам зарядил его.
Раздался телефонный звонок. Чарльз повернулся, пожав плечами, поднял трубку и услышал лёгкое покашливание:
– Говорит мисс Сильвер. Это майор Форрест?
Он ответил утвердительно.
– Главный констебль там?
– Да.
– Не могу ли я поговорить с ним?
Он повернулся к Марчу с трубкой в руке.
– Это мисс Сильвер. Она хотела бы поговорить с вами.
;
ГЛАВА 29
Майру Констэнтайн заклинали держать язык за зубами, но она отнюдь не собиралась молчать. Как только Чарльз ушёл, она позвонила в бюро и потребовала найти мисс Сильвер и сообщить ей, что миссис Констэнтайн хотела бы встретиться с ней.
Поскольку выяснилось, что мисс Сильвер покинула клуб с явным намерением прогуляться, произошла некоторая вынужденная задержка – не слишком продолжительная, потому что прогулка не выходила за пределы тени, отбрасываемой большим и ухоженным садом, но достаточно долгая, чтобы вывести из себя женщину, и раньше не отличавшуюся ангельским терпением.
Получив извещение, мисс Сильвер ответила, что с искренним удовольствием принимает приглашение, и отправилась с сумкой для вязания в гостиную, где её уже ждали.
– Как мило с вашей стороны, миссис Констэнтайн.
Майра устроилась в своём большом мягком кресле. В её глазах горел свет битвы. Она мрачно процедила:
– Чарльз Форрест думал иначе. Он только что потребовал от меня помалкивать, но будь я проклята, если смогу.
Мисс Сильвер кашлянула. Она отрицательно относилась к использованию крепких выражений. Если бы она не была так глубоко убеждена в важности предстоящего разговора, то могла бы достаточно ясно обозначить свою позицию. Но при данных обстоятельствах она позволила проявиться лишь заинтересованности, сдерживая неодобрение.
Майра энергично кивнула.
– Если вы видите кого-то, пытающегося совершить самоубийство, разве не попытаетесь остановить его? Если ты невиновен, значит, убийца живёт по соседству – вот что я говорю. И если Чарльз, не имея ни капли здравого смысла, умалчивает о важных вещах и впутывается Бог знает в какую неразбериху, и всё это из-за самой никчёмной девчонки, какую только можно отыскать в целом мире…
Мисс Сильвер снова кашлянула.
– Вы крайне заинтриговали меня.
Майра кивнула ещё решительней, чем раньше.
– Я думаю! И пора кому-то позаботиться о том, чтобы Чарльз Форрест прекратил валять дурака, вот что я скажу. Как звали типа, который ездил на тощей кляче и пытался копьём сшибить ветряные мельницы?
Мисс Сильвер, наполовину вытащив вязание из сумки, предположила, что миссис Констэнтайн имеет в виду Дон Кихота, чьё имя она произнесла на английский манер (80).
– Тот самый! Бедный Джимми Даунс нарисовал его вместе с копьём и всем прочим. Мы с ним дружили с незапамятных времён – с Джимми, я имела в виду, а не с этим типом Квиксетом. Хороший был парень! Упился до смерти. Меня особо и не интересовали его рисунки, но ему нравилось говорить о них, и об этом самом Доне Квиксете он тоже зачастую болтал. Похож на Чарльза, только намного старше и полуголодный – я имею в виду этого типа Квиксета, а не Джимми. – Она замолчала, хихикнула и махнула рукой, пытаясь объяснить. – Я немного запуталась, но, как говаривал Джимми, этот парень вляпывался в одну лужу за другой, считая, что помогает людям, и всё, чего он добился – загнал себя в могилу. А я не собираюсь стоять в стороне и позволить Чарльзу сделать то же самое. Совершил что-то – будь любезен принять на себя последствия. Если люди позволят кому-то другому вмешаться и взять на себя их собственную вину – к чему это приведёт, кроме того, что они прогниют насквозь? Я не утверждаю, что Лилиэс Грей застрелила Льюиса Брэйдинга, но заявляю, что в четверг вечером она стянула бриллиантовую брошь, пока он показывал свою Коллекцию, потому что я видела это своими глазами. Она свистнула её и ушла с ней в сумке. И когда я рассказала о том, что видела, Льюису – после того, как все ушли – он попросил предоставить это ему и уверял, что сам со всем разберётся.
– Боже мой! – проронила мисс Сильвер.
Рассказ Майры до такой степени захватил её, что она даже не совершила ни одного движения спицами, просто продолжая удерживать их в правильном положении вместе с прядью розовой шерсти, подвешенной на оттопыренном указательном пальце левой руки. Упомянув Господне имя, она вздохнула и заметила:
– Очень красивая брошь с пятью большими бриллиантами в ряд.
Майра изумлённо посмотрела на неё:
– Вот так так! Откуда вам известно?
Мисс Сильвер вставила правую спицу в бледно-розовую строчку и приступила к вязанию.
– Брошь, отвечающую этому описанию, нашли на столе мистера Брэйдинга – точнее, в открытом ящике. Кажется, она известна под названием «брошь Марциали».
– Значит, она принесла её обратно! – Майра ударила сжатым кулаком по подлокотнику кресла. – Он позвонил ей. Хет говорит, что Моберли слышал, как он разговаривает по телефону.
– Когда это было?
– После того, как Джеймс и Льюис побеседовали в кабинете. Незадолго до ланча в пятницу – в день, когда Льюиса убили.
Мисс Сильвер склонила голову.
– Да. Мистер Брэйдинг вошёл в пристройку и сделал два звонка. В своих показаниях мистер Моберли говорит, что последовал за ним, чтобы продолжить спор. Мистер Брэйдинг звонил из своей спальни, и мистер Моберли говорит, что он ждал в конце коридора, там, где находится дверь в лабораторию. Он услышал, как один звонок завершился, и начался другой. Я хотела поговорить с ним об этих двух телефонных звонках. Мне кажется, что они могут иметь очень большое значение, и, вероятно, мистер Моберли сможет что-то добавить к своему заявлению. Он упоминал о том, что голос мистера Брэйдинга звучал сердито, и признался, что разобрал слова: «Для тебя же лучше».
Майра снова сильно ударила по креслу.
– В яблочко! Он позвонил Лилиэс и приказал ей прийти после обеда и взять с собой брошь. «Для тебя же лучше»! – Она хохотнула. – И поверьте, он был прав! Он так и собирался – я увидела это, когда сказала ему, что она взяла брошь. Знаете, он не удивился – это просто бросалось в глаза – но производил мерзкое впечатление. Я давно уже знала Льюиса. Я намного старше, и хотя при желании смогла бы выйти за него замуж лет двадцать назад, но не собиралась становиться его женой за все его деньги, даже если бы их удвоили. У него в натуре эдакая пакостная жестокая жилка. Я не знаю, почему они с Досси расстались, но ей явно было не по себе. Можете поверить – кому угодно стало бы не по себе рядом с Льюисом Брэйдингом. Холодный, жестокий – и я уверена, что он собирался доставить Лилиэс Грей изрядные неприятности.
Мисс Сильвер быстро вязала, её спицы щёлкали. Она сказала:
– Жестокость порождает жестокость.
Майра посмотрела на неё и понизила голос до шёпота:
– Льюиса застрелили из револьвера Чарльза, не так ли? Не из того, который Чарльз ему дал, а из того, который он оставил себе?
– Кто вам это сказал, миссис Констэнтайн?
– Чарльз, только что. Он сказал, что полиция отвезёт его в Солтингс, чтобы узнать, не найдётся ли там тот револьвер, на котором выцарапаны инициалы Льюиса.
Мисс Сильвер примирительно кашлянула.
– Весьма нежелательно, чтобы эти сведения разглашались.
Майра передёрнула массивными плечами.
– Кто разглашает? Вы знаете, и я знаю – думаю, мы можем поговорить об этом между собой. Я хочу помочь Чарльзу так же, как и вы. Вы ведь здесь для этого, не так ли?
Мисс Сильвер пристально посмотрела на неё.
– Я не берусь за дело, чтобы помочь тому или иному человеку. Я ищу правду, чтобы справедливость могла быть восстановлена. Это поможет невинным.
Майра злобно рассмеялась.
– А вы не считаете Чарльза Форреста невиновным? Тогда вы чертовски мало во всём этом понимаете!
– Миссис Констэнтайн!
– Хорошо, хорошо! Не гоните лошадей. Любой, кто считает, что Чарльз застрелил своего двоюродного брата, потому что боялся, что его исключат из завещания... ну, скажем так: он – редкостный дурак, и поэтому не в силах разобраться, что такое правда и справедливость.
Мисс Сильвер внезапно подарила своей собеседнице очаровательную улыбку, которая завоевала доверие многих клиентов.
– Вы очень хороший друг, миссис Констэнтайн.
Майра ухмыльнулась.
– Не из худших. Послушайте, эта катавасия с Лилиэс – я рассказала обо всём Чарльзу, но маловероятно, что он воспользуется этими сведениями. Вот почему я говорю вам. Лилиэс Грей стащила эту брошь, а Льюис позвонил ей и велел вернуть украденное. Предположим, он сказал ей не только это. Предположим, он сказал, что собирается преследовать её по суду. На самом деле он, возможно, и не думал об этом, но не собирался выпускать Лилиэс из своих рук – если бы вы знали Льюиса, то всё поняли. Он хотел напугать её. Ну, она и испугалась до умопомрачения, согласны? Предположим, она взяла револьвер Чарльза и подошла к тому месту, где за своим столом сидел Льюис. У неё в руке была брошь, и она положила её в ящик, и Льюис наклонился, чтобы взять её. И тогда его легко застрелить. Она вложила пистолет ему в руку и надеялась, что все посчитают это самоубийством. И она сожгла завещание, потому что её не устраивает, если эта девица Мэйда останется при деньгах. И она забрала револьвер Льюиса, тот, с его инициалами, и ушла. А потом всем сообщила, что оставила его в живых. Как это выглядит?
Мисс Сильвер задумчиво вязала.
– Вы исключительно ясно выразили свою мысль.
Майра нетерпеливо взмахнула рукой:
– Если об этом рассказать полиции, они арестуют Чарльза Форреста?
– Думаю, нет – без дальнейшего расследования.
Она взяла клубок бледно-розовой шерсти, вонзила в него спицы и уложила вязание в цветастую сумку из ситца, тихо и неторопливо.
Её действия вывели из себя Майру, задавшую вопрос:
– Что вы собираетесь с этим делать?
Мисс Сильвер кашлянула.
– Если я могу воспользоваться вашим телефоном, то позвоню майору Форресту и выясню, не находится ли главный констебль в Солтингсе вместе с ним.
Она назвала номер, чопорно встав у письменного стола, усеянного корреспонденцией, журналами, библиотечными книгами, геранью, переставленной с открытого окна во избежание сквозняка, и двумя вазами, полными срезанных цветов. Она с облегчением услышала, что Чарльз ответил на звонок, а затем обратилась к Рэндалу Марчу:
– Говорит мисс Сильвер. Я очень рада, что вы не ушли.
– Как раз собирался.
– Тогда мне повезло. Я надеюсь, что вы не определились с каким-либо определённым курсом действий. Стало известно нечто важное. Я чувствую, что эти факты должны быть рассмотрены без промедления и до принятия любого решения.
Пауза. Затем Марч ответил:
– Очень хорошо, я встречусь с вами.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Думаю, вы не пожалеете об этом, – заключила она и положила трубку.
;
ГЛАВА 30
Рэндал Марч с раздражением смотрел на свою мисс Сильвер. Любовь к ней пережила его школьные годы. Его уважение к её характеру и его оценка её ума неуклонно росли с годами. В некоторых случаях, когда и самому Марчу, и мисс Сильвер приходилось проявлять свои профессиональные таланты, между ними даже возникала некая близость. Но случались моменты, когда он находил на редкость неприятной для обычного человека её способность внезапно придать делу совершенно новый поворот. Естественно, он не намеревался завершать дело, игнорируя неудобный факт, но талант мисс Сильвер к созданию неудобных фактов порой переходил все разумные границы.
Марч вышел из гостиной Майры Констэнтайн, явно встревоженный. Осведомлённый о том, что произошло в кабинете Льюиса Брэйдинга, он посмотрел на мисс Сильвер и спросил:
– И что, вы считаете, тут всё чисто?
Мисс Сильвер безмятежно вязала. Маленькие розовые жилетки предназначались второму ребёнку её племянницы Дороти – племянницы по браку, жены брата Этель Буркетт. После десяти лет бездетного брака – такого ужасного разочарования – у Дороти в прошлом году появился маленький мальчик, и теперь они надеялись на девочку. Она посмотрела на бледно-розовую шерсть и произнесла с лёгким упрёком:
– Мой дорогой Рэндал!
– Этих деятелей сцены никогда не поймёшь до конца. Они не могут не драматизировать и себя, и всех остальных. Если миссис Констэнтайн видела, как мисс Грей украла бриллиантовую брошь в четверг вечером, почему она три дня молчала об этом, а потом вдруг заговорила, когда один из главных подозреваемых оказался её зятем? Любой, не только я, сразу заподозрит, что ситуация выглядит странно, будто кто-то дыму напускает.
Мисс Сильвер сочла сравнение безвкусным. Она кашлянула.
– Миссис Констэнтайн, безусловно, яркая и драматичная личность, но я придерживаюсь мнения, что она абсолютно точно изложила то, что наблюдала в четверг вечером. Её мыслительные процессы быстры и энергичны. Это приводит к достоверности наблюдения, а если инцидент правильно наблюдается, то и описывается верно. Что касается того, почему она не упоминала об этом инциденте раньше – ответ заключается в том, что на самом деле она сообщила об этом, и в имени того, кого следовало поставить в известность. В четверг вечером она сообщила мистеру Брэйдингу, что мисс Грей взяла брошь Марциали.
Марч поднял руку.
– Это только её слова!
– Я думаю, что найдётся и подтверждение её словам. Почему мисс Грей пришла на встречу с мистером Брэйдингом днём в пятницу? Я расспросила людей и обнаружила, что прежде она никогда не посещала его таким образом. Она – частая гостья в клубе. Она, миссис Робинсон и майор Форрест чуть ли не постоянно едят здесь. Мисс Грей была среди гостей в пристройке, когда в четверг вечером демонстрировали Коллекцию, но лично мистера Брэйдинга она не посещала ни разу. Однако в пятницу днём она направилась туда. В тот день перед ланчем мистер Брэйдинг совершил два телефонных звонка. Мистер Моберли упоминает в своём заявлении гневный тон и разобранную им фразу: «Для тебя же лучше!». В том, что мисс Грей известили, что знают о её воровстве, и что она должна вернуть брошь, нет ничего бесчестного. Угроза разоблачения могла прозвучать как тогда, так и позже. Но, возвращаясь от логических выводов к фактам – мы знаем, что мисс Грей приехала из Солтингса, чтобы посетить мистера Брэйдинга в тот самый жаркий пятничный день, что она находилась с ним наедине чуть более десяти минут, что у нас имеются только её собственные заверения в том, что он был жив, когда она ушла в десять минут четвёртого, и что брошь Марциали была впоследствии обнаружена в открытом втором ящике письменного стола мистера Брэйдинга. Не кажется ли тебе, что заявление миссис Констэнтайн существенно поддерживается этими фактами?
– Пусть так, – ответил Марч. – Она сказала Брэйдингу, что мисс Грей взяла брошь. Брэйдинг позвонил и обвинил мисс Грей. Она принесла её обратно, а затем ушла. Не существует доказательств того, что она стреляла в него. Зачем? Это было семейное дело. Он не стал бы её разоблачать.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Я отнюдь не уверена. Он был холодным и мстительным человеком. Если ты вспомнишь о его поведении в отношении мистера Моберли, то, очевидно, согласишься с такой оценкой его характера. Дальше: помнишь ли ты, что он совсем не удивился, когда миссис Констэнтайн рассказала ему, что мисс Грей украла брошь, и миссис Констэнтайн это заметила? Лично я обратила внимание на то, что она повторила это замечание, когда рассказывала ту же историю тебе. Хотя эта деталь – всего лишь одна из целого ряда других. Я наблюдала, и всё повторялось так же, как и во время разговора со мной.
На лицо Марча набежала тень сомнения и тревоги:
– Вы считаете это важным?
– О да, мой дорогой Рэндал. Если мистер Брэйдинг не удивился, это означало, что он уже был осведомлён о воровстве, совершённом мисс Грей. Когда миссис Констэнтайн рассказала майору Форресту об этом инциденте, он тоже не выказал ни малейшего удивления.
– Когда она сказала ему?
– Перед тем, как сообщить мне. Насколько я понимаю, он не злился и не удивлялся, а просто решительно настаивал на том, что эту историю не следует повторять.
– И что, по-вашему, из этого следует?
– То, что это был не первый раз, когда требовалось что-то замять. Возможно, в данном случае мистер Брэйдинг заставил мисс Грей предположить, что не готов замять кражу брошки. Она могла почувствовать себя доведённой до отчаяния. Я не говорю, что так было на самом деле. Но утверждаю, что она могла бы принести револьвер майора Форреста из Солтингса и застрелить из него мистера Брэйдинга.
– То есть у неё была физическая возможность.
– Она могла знать, где хранится оружие. Ты говоришь, что квартира майора Форреста не закрывалась. Она могла бы зайти внутрь. Она могла бы забрать с собой собственный револьвер мистера Брэйдинга и положить его там, где, по твоим словам, он был найден – в нижний ящик бюро.
– Да, она могла бы сделать все это.
Мисс Сильвер кашлянула.
– Существует ещё один момент, который весьма привлекает моё внимание. Мисс Грей обвинили в краже. И вызвали, чтобы вернуть украденное имущество. Она не чужая – она принадлежит к семейному кругу мистера Брэйдинга. Поэтому беседе между ними полагалось быть чрезвычайно болезненной. Семейные сцены могут быть не только болезненными, но и продолжительными. Ты считаешь, что эта сцена продлилась бы всего десять минут? Я совершенно убеждена, что мистер Брэйдинг не намеревался облегчать жизнь мисс Грей. Вспомни: он совсем не удивился тому, что произошло. И потребовал у миссис Констэнтайн предоставить это ему, чтобы разобраться с этим самостоятельно. Ты слышал, как она говорила, что ей никогда не нравилась мисс Грей, но взгляд и поведение мистера Брэйдинга заставили миссис Констэнтайн проникнуться к ней жалостью. Я совершенно уверена, что мистер Брэйдинг хотел заставить мисс Грей сожалеть о своём поступке, и вполне допустимо, что он намеревался потратить на это явно более десяти минут.
– Это не доказательство.
– Конечно, нет, Рэндал. Но, по-моему, этого достаточно, чтобы продолжить кропотливый поиск доказательств. В частности, повторно допросить мисс Грей, и я думаю, что мистера Моберли следует подробно допросить об упомянутых телефонных разговорах. Ты, конечно, навёл справки на телефонной станции?
– Да. Но звонки шли один за другим, и никто ничего не помнит. – Он коротко рассмеялся. – Знаете, Крисп не придёт в восторг. Он-то думал, что птичка уже в руках.
– Вы не арестовали майора Форреста?
– Нет. Он с Криспом в комнате для писем. И мне придётся задержать его, если из нашего замысла ничего не выйдет. Ну что, позвоним мисс Грей, или она сейчас находится в клубе?
Спицы мисс Сильвер щёлкнули очень решительно.
– Мой дорогой Рэндал, ты поступишь так, как считаешь нужным. Но если спросишь меня…
– Спрашиваю. Вы знаете, как работает женский ум, а я и не пытаюсь.
Она кашлянула.
– Нельзя делить умы в зависимости от пола. Каждый человек представляет отдельную проблему. Но раз уж ты спрашиваешь меня, я думаю, что было бы неплохо отправить, скажем, инспектора Криспа за мисс Грей и допросить её в лаборатории мистера Брэйдинга. Если её попросят показать, что она делала в пятницу днём – какие движения совершала, где стояла или сидела – наверно, станет возможно выяснить, в какой степени она придерживается правды. Тот факт, что тебе известно о краже броши, естественно, достаточно сильно потрясёт мисс Грей.
Марч встал:
– Хорошо, мы попробуем.
– Ты отправишь инспектора Криспа?
– Крисп с Форрестом. Мы уже собирались отвезти его в участок и предъявить обвинение, когда вы позвонили. Я не вправе выпустить его из поля зрения, если только не произойдёт что-то непредвиденное.
– Но ты оставил его здесь, пока ездил в Ледлингтон за инспектором.
– Это было до того, как в Солтингсе нашли револьвер Льюиса Брэйдинга, а снаружи дежурил Джексон. Если бы Форрест попытался смыться, его бы остановили. Я могу отправить Джексона за мисс Грей.
Мисс Сильвер кашлянула, убирая вязание:
– Кажется, я видела его – симпатичный молодой человек. Я бы предпочла, чтобы ты послал инспектора Криспа.
– Которого никто не посчитает приятным! Никакой жалости, да?
Она подняла вверх бледно-розовый клубок.
– Мне нужна правда, Рэндал.
;
ГЛАВА 31
Бывают дни, когда время кажется стоящим на месте. Стейси видела, как машина главного констебля уезжает с Чарльзом. Затем – как мисс Сильвер, приглашённая Майрой Констэнтайн, направляется к ней в гостиную. После бесконечного растянутого промежутка времени она увидела, что машина главного констебля возвращается. Из неё вышли три человека – сам Марч, поднявшийся наверх, чтобы присоединиться к Майре и мисс Сильвер, а также Чарльз и инспектор Крисп, сидевшие сзади рядом. Сердце Стейси подпрыгнуло. Когда они уезжали, инспектор сидел впереди рядом с главным констеблем, а Чарльз – сзади, но, возвратившись, они сидели в ином порядке. Она заставила себя понять, что это значит – что это должно значить. Они больше не позволяли Чарльзу оставаться в одиночестве. Они арестовали его или собирались арестовать. Крисп сидел рядом, чтобы Чарльз не сбежал.
Стейси видела, как они вместе вошли в дом, и, продолжая глядеть вниз в колодец лестницы, наблюдала, как они прошли через зал в направлении гостиной и скрылись из виду.
Всё это время она находилась на спальном этаже, передвигаясь между своей комнатой и лестницей. Сразу напротив лестницы убрали гардеробную, чтобы расширить коридор и привнести свет и воздух. Длинное окно выходило на крыльцо и манило к себе ветер и далёкий блеск моря. Когда Стейси стояла у этого окна, она могла видеть, кто приходит и уходит. Если она выбегала на лестницу, ей было достаточно наклониться к перилам, чтобы увидеть, что происходит внизу. Если она шла до конца коридора, то видела стеклянный проход к пристройке и слышала голоса, усиливавшиеся и ослабевавшие за дверью гостиной Майры. Голоса – но не то, что говорилось. Звук доходил до неё, но слова – нет.
Во время одного из проходов по коридору Стейси заметила Хестер Констэнтайн, стоявшую у открытой двери. Она выглядела, как покойница, вытащившая себя из могилы, чтобы подслушивать, склонив голову и положив руку на косяк. Изо всех сил она пыталась уловить звуки, доносившиеся из комнаты напротив. Они со Стейси посмотрели друг на друга. Затем свободная рука Хестер протянулась и коснулась Стейси.
– Кто здесь?
– Главный констебль.
– Почему?
– Чарльз…
Хестер глубоко вздохнула и отступила назад. Для неё не имело значения, повесят Чарльза Форреста или нет. Она закрыла дверь.
Стейси вернулась к окну над крыльцом. Именно тогда она стала думать о том, чтобы спуститься в комнату для письма. Если она спустится, то снова увидит Чарльза. Она не понимала, как её могли бы остановить. Даже если он арестован, она могла бы поговорить с ним, или, по крайней мере, снова увидеть его. И это приобрело большее значение, чем что-либо ещё в целом мире.
Когда дверь гостиной Майры открылась, и мисс Сильвер вышла с главным констеблем, Стейси почувствовала мучительную боль, потому что решила, что упустила свой шанс. Застыв в дверном проёме, она услышала, как мисс Сильвер сказала:
– Если вы сможете уделить мне немного времени, в кабинете никто нам не помешает.
Она позволила им спуститься, наклонилась над балюстрадой, пока они не скрылись из глаз, а затем ринулась вниз сама. Время, тянувшееся раньше до бесконечности, теперь стремительно ускользало – последний раз, когда она могла увидеть Чарльза, прикоснуться к нему его, услышать его голос. Она побежала и ворвалась в комнату для писем, учащённо дыша и разрумянившись.
Чарльз стоял у камина спиной к ней, очевидно, занятый созерцанием мрачной картины сражения, красовавшейся на дымоходе. У него появился повод для цитаты, и он думал, что точнее всего описать увиденное удастся тем отрывком из Библии, в котором говорится о великом шуме и одеждах, обагрённых кровью (81). «Ибо каждое сражение воина…» Да, он начинается именно так… «… свершается с великим шумом, и одеяния обагряются кровью...» Нет, он не был уверен, верно ли вспомнил цитату. Такие вещи неожиданно всплывают из глубин разума, как некогда выброшенный балласт.
Он совершенно бесстрастно размышлял, что странно беспокоиться о цитате, когда ожидаешь, не арестуют ли тебя за убийство, и в этот миг услышал, что распахнулась дверь, и повернулся, чтобы увидеть, как Стейси вбегает в комнату. Она захлопнула дверь и бросилась к нему, быстро дыша, то бледнея, то краснея, со страхом в широко раскрытых глазах.
– Чарльз!
Инспектор Крисп сдвинулся со стратегической позиции, которую занимал, находясь на полпути между дверью и окном, одновременно наблюдая и за тем, и за другим. Стейси даже не заметила его. Не обратила ни малейшего внимания. Она обхватила Чарльза обеими руками, а во взгляде отчётливо читались все чувства, переполнявшие её сердце.
Крисп стремительно вмешался, пытаясь обратить на себя внимание:
– Прошу прощения, мисс Мэйнуоринг…
Стейси даже не посмотрела на него и не заговорила с ним. Просто выдохнула:
– Отправь его прочь отсюда.
Если Чарльз отвечал ей слегка дрожавшим голосом, то, очевидно, из-за невероятной скорости, с которой меняются эмоции в трудную минуту. Смех мгновенно может смениться слезами. Он ответил:
– Боюсь, он не уйдёт.
– Мисс Мэйнуоринг…
Стейси по-прежнему не замечала Криспа, отчаянно вцепившись в Чарльза.
– Они не... арестовали тебя?
Он посмотрел поверх её головы на Криспа – злого терьера, который не в состоянии схватить крысу.
– Пока нет – технически. Но мы находимся в процессе обсуждения. Как бы вы это назвали, Крисп? Задержание для дальнейшего допроса – кажется, в газетах употребляют именно такое выражение. Или я на пути к участку, где мне предъявят обвинение? Тоже как-то знакомо звучит.
Эти слова ничуть не смягчили Криспа. Он заявил так жёстко и официально, как только смог:
– Я должен попросить мисс Мэйнуоринг уйти отсюда.
– Всему своё время, – заметил Чарльз. – Если я пока не арестован, то припоминаю, что у меня ещё остались кое-какие права. – Он тихо сказал Стейси прямо в ухо: – Тебе лучше уйти, знаешь ли.
Её руки оставались неподвижными.
– Они собираются арестовать тебя?
– Идёт процесс. Появился ещё один след. Но будет ли от него толк, неизвестно.
– Мисс Мэйнуоринг…
Стейси по-прежнему не обращала на него внимания.
– Если они… если они тебя арестуют… можно ли… позволят ли мне свидеться с тобой?
– А ты хочешь?
– Чарльз!
– Это вообще-то довольно противно. Я сижу за одним концом стола, ты – за другим, а надзиратель слушает.
– Майор Форрест, не могли бы вы попросить мисс Мэйнуоринг уйти? Я должен исполнять свои обязанности.
– Я не думаю, что они включают её насильственное удаление, так ведь? И моральное убеждение, кажется, до сих пор не возымело результата. – Он снова понизил голос. – Тебе действительно лучше уйти, Стейси. Становится трудновато, тебе не кажется?
– Тебе?
– Мне.
– Я пойду, – пробормотала Стейси и так внезапно убрала руки, что Чарльз решил, что она потеряла равновесие и сейчас упадёт, но прежде чем он успел прикоснуться к ней, она выпрямилась. Казалось, жизненные силы полностью покинули её. Она попрощалась едва слышным голосом, затем повернулась и вышла из комнаты.
Крисп приоткрыл дверь и с грохотом захлопнул её. Можно было подумать, что он пытается её вышибить. Стейси не смотрела на него, когда пришла. И не смотрела на него, когда уходила. Возможно, его вообще не было в комнате.
Когда Крисп, грохнув дверью, обернулся, Чарльз Форрест вновь стоял спиной к нему, уставившись на картину сражения, но на сей раз имелись все основания усомниться, видит ли он вообще хоть что-нибудь.
;
ГЛАВА 32
Лилиэс Грей отодвинула шторы на окнах в гостиной. Солнце уже ушло в сторону, и с моря подул лёгкий ветерок. День действительно был удушающе жарким, но через час-другой воздух освежится. Она подошла к двери и открыла её, чтобы устроить сквозняк в комнате. Как досадно, что её квартира открывается в общий коридор прямо из гостиной. А вот у Чарльза в квартире внизу был милый маленький вестибюль. Она не понимала и никогда не могла понять, почему в её квартире нельзя сделать такой же. Факты, приведённые мистером Адамсом, архитектором, не имели никакого значения для этой точки зрения. Так что повод для недовольства никуда не делся. В такой жаркий день, как этот, конечно, имелось определённое преимущество в том, что удалось добиться продувающего комнаты сквозняка.
Она отошла от дверей и снова встала у окна. Как долго тянется день! Чарльз не встречался с ней. И поэтому Лилиэс злилась и обижалась. Она на мгновение увидела его в холле, когда он выходил на ланч с майором Констеблем, и всё. Она бы даже и не увидела его, если бы не услышала, как майор Констебль спускается и следует за ним, потому что, конечно, она сразу догадалась, что Чарльз пригласил его на ланч. Ещё один повод для недовольства. Её-то Чарльз не пригласил.
Конечно, она бы отказалась. Если бы кто-то заметил её, то мог бы подумать, как странно – так скоро после смерти Льюиса. О нет, она бы не пошла, но хотела бы, чтобы её пригласили. Никто не обратит внимания на совместный ланч Чарльза и Джека Констебля в Ледбери – даже в наши дни мужчины гораздо свободнее женщин – но было бы неразумно, если бы её заметили в отеле или ресторане, пока не состоялись похороны. Естественно, ей придётся пойти на похороны. И надеть чёрные куртку и юбку, как бы ни было жарко, потому что у неё больше не было ничего подходящего. К счастью, они не очень плотные, но шерстяные – и в такую погоду! Однако необходимо носить именно их, и на дознании тоже.
Мысли, проникавшие в сознание Лилиэс, неумолимо подводили её к дознанию. Ей придётся пойти, принести присягу и дать показания. Тут она пришла в полное замешательство, её охватила невольная дрожь. Это – самый страшный момент дознания. Ей придётся встать в такой ящик с выступом, прочитать клятву, напечатанную на карточке, которую ей вручат, и давать показания. В комнате окажется полно народу, и все будут глазеть на неё. На чёрные куртку и юбку. Оттеняющие светлые волосы. Можно надеть маленькую чёрную шляпку, которая почти ничего не скрывает – только кокетливый изгиб над глазами и клочок вуали, чтобы скрыть поля. Воображению Лилиэс рисовалась утешительная картина – она стоит на месте для свидетелей, трогательно стройная, дышащая правдивостью, изо всех сил старающаяся быть смелой. Затем дрожь и тревога вернулись. Её охватило чувство жуткого страха – она давала показания, и вдруг запуталась и не знала, что сказать. Ужасное потрясение. И никого рядом. И Чарльза рядом нет.
Она уставилась в окно. Ни облачка в небе, ни тени на море.
Кто-то поднимался по лестнице – мужчина. Чарльз? Майор Констебль? Звук доносился через открытую дверь. Она повернулась, подошла к порогу и увидела, как инспектор Крисп шагнул на лестничную клетку.
К тому моменту, когда Крисп и Лилиэс появились в пристройке, сцена была полностью подготовлена. Стеклянный проход напоминал печь, как и в тот ужасный пятничный день. Выход из всего этого тепла и яркого света в комнату, которую Льюис Брэйдинг оформил для своей Коллекции, сопровождался потерей добрых десяти градусов тепла и погружением в то, что на первый взгляд казалось темнотой. Под потолком горела единственная лампа, и стены, покрытые чёрным, приглушали её свет. Лилиэс Грей перевела дыхание, на мгновение остановилась, почувствовала прикосновение Криспа к своей руке и зашагала дальше. Он сказал: «Сюда, мисс Грей», и они вышли в освещённый коридор.
Дверь лаборатории была приоткрыта. Крисп открыл её и встал в стороне, чтобы Лилиэс могла войти. Все лампы были включены. Комната казалась ослепительно яркой, как палата в больнице – белые стены, белый потолок, прохладный воздух.
Лилиэс вошла, повернула направо и увидела старшего констебля, глядевшего на неё из-за стола Льюиса, расположенного в дюжине футов от дверей. Марч сидел там, где сидел Льюис. Слева неподалёку от него расположилась маленькая безвкусно одетая женщина с бледно-розовым вязанием на коленях. Частный детектив Чарльза. Каким-то образом её внешность типичной гувернантки вызвала облегчение. Холодное, трепетное ощущение, заставлявшее Лилиэс чувствовать себя едва ли не больной, начало стихать. Как утомительно – притащить её сюда жарким вечером без внятного объяснения причин, за исключением того, что полиция хотела проверить некоторые из сделанных заявлений. Но бояться нечего. Её нервы просто сыграли с ней шутку, что совсем неудивительно после испытанного потрясения. Обычное дело – такое же заурядное и обыденное, как безвкусная невысокая гувернантка, вязавшая бледно-розовую шерсть.
Марч сказал:
– Заходите, мисс Грей. Возникло несколько вопросов, которые я должен вам задать. Крисп, вы готовы записывать?
Дрожь возобновилась. Конечно, очень глупо – эти её нервы… Рэндал Марч – симпатичный человек. Он был суперинтендантом в Ледлингтоне до того, как стал главным констеблем. Он выглядел, как деревенский джентльмен – большой, красивый, загорелый.
Инспектор поудобнее устроился и вынул блокнот. Именно такие формальности заставляют нервничать. Какая необходимость в том, чтобы их соблюдать? Почему мистер Марч не мог просто побеседовать с ней в её собственной гостиной? Было бы гораздо лучше. Он начал довольно вежливо, но голос звучал совершенно официально:
– Итак, мисс Грей, у меня имеются ваши показания. Извините, что вынужден обеспокоить вас, но если вы снова воспроизведёте прошедшие события, это очень поможет нам. Кстати, я не знаю, встречались ли вы с мисс Сильвер. Она частный агент по расследованиям. В первую очередь мистер Брэйдинг обратился к ней, а теперь она представляет майора Форреста. Если у вас нет возражений, я бы хотел, чтобы она присутствовала.
– Нет… нет… конечно… я имею в виду, я совсем не против. Чарльз говорил мне.
– Тогда, если вы не возражаете, мисс Грей, я бы хотел, чтобы вы вернулись к двери и вошли снова. Я хочу, чтобы вы представили, будто я – мистер Брэйдинг. И прошу вас снова сделать и сказать то, что вы делали и говорили в пятницу днём.
Мисс Сильвер, увидев мисс Грей, решила, что та очень бледна. При этих словах она стала заметно бледнее.
– О, я не могу… я не думаю…
– Я бы хотел, чтобы вы попробовали, мисс Грей. Если то, о чём вы говорите в своих показаниях, верно, я не совсем понимаю, почему вы возражаете.
Она поднесла носовой платок к губам и, прикрыв рот, облизала их.
– Я сделаю то, что смогу…
Она направилась к двери, всё ещё держа в руках платок. Когда она повернулась, чтобы повторить вход, Марч остановил её.
– Был ли у вас носовой платок в руке?
– Нет… нет… о нет…
– Мы постараемся быть настолько точными, насколько возможно, поэтому уберите его. У вас была эта сумка?
– О… да.
– В левой руке?
– Под моей рукой.
– Итак, вы вошли. Что же дальше?
Лилиэс Грей пыталась вспомнить свои ответы. Слова были записаны, но между этими словами и её воспоминаниями о них возникла картина, уводившая мысли в сторону. Губы так пересохли, что пришлось снова их облизать. Она не знала, что сказать – но она должна что-то говорить, иначе они подумают… они подумают…
Она шагнула к столу, бормоча и запинаясь:
– Я не знаю… вы заставляете меня нервничать. Очевидно, я поздоровалась.
– А Брэйдинг?
– Очевидно, он тоже.
– А потом? Что вы делали?
– Я не могу припомнить каждую мелочь.
– Просто попытайтесь. Покажите мне, что вы делали дальше.
Лилиэс медленно прошла остаток пути, нервничая, колеблясь, уставившись на Марча. Подойдя к столу, она осталась стоять. Её рука легла на край стола.
Крисп пристально взглянул на Лилиэс Грей. Раньше задуманное казалось ему шутовством, но теперь он изменил своё мнение. Методичность и хорошая память помогли ему вспомнить её показания. Где говорилось, что она вошла, села за стол и стала беседовать с мистером Брэйдингом о делах, которыми собиралась заняться, поскольку у неё появилась такие дела, и она нуждалась в совете. Что ж, мисс Грей всего лишь попросили повторить свои действия, но она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, есть ли стул, а подошла прямо к столу и оперлась на него.
Главный констебль спросил:
– Вы так опирались на стол?
Она торопливо убрала руку.
– Нет… нет, не думаю.
– Что ж, попробуйте вести себя так же, как в пятницу. Вы стояли так, как сейчас?
Лилиэс охватило чувство паники. Она попыталась вспомнить, что отвечала... Что-то о разговоре с Льюисом – сесть и поговорить с ним. Она ответила так быстро, как только могла:
– Нет, нет, я села.
– Где?
У стола стоял стул. Каждый раз, когда Лилиэс закрывала глаза, она видела стол и Льюиса. Стул находился немного правее того места, где она сейчас стояла. Она махнула рукой и сказала:
– Там.
Повинуясь взгляду главного констебля, Крисп встал и пододвинул стул, на который она указала. Лилиэс очень обрадовалась возможности усесться.
– А потом? – спросил Марч.
– Мы приступили к разговору о бизнесе. Я пришла спросить его о вложении денег.
Именно так она заявляла, давая показания. Теперь всё в порядке. Если она будет придерживаться этой линии, они не смогут поймать её в ловушку. Она утверждала, что речь шла об истекающем сроке закладной и желании получить от Льюиса совет, куда лучше вложить деньги. И стала это повторять.
Когда Лилиэс дошла примерно до середины, она увидела, что мисс Сильвер смотрит на неё. С таким странным выражением. Не то, чтобы неодобрительно, и не так уж строго. Скорее, с неким сожалением. Голос Лилиэс снова задрожал.
– Он посоветовал… поместить их… в государственные… ценные бумаги…
– А потом?
– Ну и… всё. Ну, то есть… конечно, мы немного поговорили об этом…
– Что вы говорили?
– О, просто… его мнение, как лучше поступить… с этим.
– И что он сказал?
– Поместить… в государственные… ценные бумаги…
– И больше ничего?
Лилиэс почувствовала облегчение. Допрос подходил к концу. Она выдержала. Она ответила:
– О да.
– И ничего о броши Марциали?
Глаза Лилиэс расширились. Язык снова коснулся губ.
– Я не понимаю… о чём вы говорите…
– Разве, мисс Грей?
Она покачала головой.
Мисс Сильвер отложила вязание и подошла к ней со стаканом воды в руке.
– Я думаю, вам лучше выпить это, мисс Грей.
Воду поднесли к её губам. Она стала пить. Часть воды пролилась. Лилиэс выпила ещё немного. Мисс Сильвер поставила стакан на стол и произнесла ласково, но твёрдо:
– Теперь вам придётся выслушать главного констебля.
Марч начал:
– В четверг вечером вы присутствовали вместе с другими во внешней комнате пристройки, когда Брэйдинг демонстрировал свою Коллекцию. Одним из экспонатов являлась брошь Марциали с пятью большими бриллиантами имеющая значительную ценность. Миссис Констэнтайн заявляет, что видела, как вы взяли её и спрятали в сумку. Что вы скажете на это?
– О… это неправда… – Она потянулась к воде, сделала глоток и чуть ли не уронила стакан обратно на стол.
Марч продолжал, ни на йоту не изменив тон:
– Миссис Констэнтайн говорит, что подождала, пока все уйдут, и сообщила Брэйдингу о том, что видела. И по её словам, мисс Грей, он не удивился и заявил, что сам разберётся с этим вопросом. Он позвонил вам прямо перед ланчем в пятницу, не так ли?
– Речь шла об инвестициях… я приехала, чтобы посоветоваться с ним… – задыхаясь, выдавила Лилиэс.
– Так вот, мисс Грей, вам не нужно отвечать, если вы не хотите. Я должен предупредить вас, что всё, что вы говорите, может быть записано и использовано в качестве доказательства. И хочу сказать, что заявление миссис Констэнтайн и ваше собственное поведение вызывают очень сильное подозрение в том, что вы причастны к убийству мистера Брэйдинга. У него была причина полагать, что вы украли ценную брошь. Он послал за вами, чтобы разобраться с этим вопросом. Вы пришли и увидели его. Вы вернули брошь, потому что её нашли в этом ящике, который остался полуоткрыт. Если мистер Брэйдинг угрожал вам разоблачением, у вас имелся сильный мотив. Оружие, из которого его застрелили, взяли в Солтингсе. Оружие, лежавшее в его ящике, доставили обратно в Солтингс…
– Нет, нет! Это не я! – завопила Лилиэс, мёртвой хваткой сжав руку мисс Сильвер. – Заставьте его замолчать! Остановите его! Это не я!
Мисс Сильвер мягко, но решительно освободилась от вцепившихся рук. Рэндал Марч, порой желавший, чтобы она не вмешивалась, сейчас безоговорочно радовался её присутствию. Истеричные женщины – хуже, чем землетрясение.
Мисс Сильвер настоятельно посоветовала:
– Прошу вас, успокойтесь, мисс Грей.
– Но я не… я не прикасалась к нему… и к револьверу! Я не могла! Такие вещи пугают меня до смерти! О, вы же не думаете, что я застрелила его! Мистер Марч, вы не можете… вы не можете думать, что я застрелила его!
Он не ответил. Ответила мисс Сильвер:
– Мисс Грей, вы должны контролировать себя. Если вы невиновны, вам нечего бояться. Если вы хотите дать какое-либо объяснение…
– Он не будет слушать меня! Никто не будет слушать! Вы не поверите мне! О, вы не сможете заставить его выслушать меня! – беспомощно, испуганно всхлипывала Лилиэс.
Мисс Сильвер положила руку ей на плечо.
– Всё, что вы скажете, будет выслушано. Мы не требуем ответа и ни к чему вас не принуждаем, но вы можете добровольно сделать заявление. Инспектор Крисп запишет его. Затем текст вам прочитают, и вы подпишете его, если захотите. На вас не будет оказываться ни малейшего давления. А теперь выпейте ещё воды и решите, не хотите ли вы что-нибудь нам рассказать.
Лилиэс протянула дрожавшую руку к стакану, сделала несколько глотков между рыданиями и снова поставила стакан. Часть воды, пролившись, потекла по подбородку. Она промокнула его носовым платком и простонала:
– О, мистер Марч, я не стреляла в него. Он был уже мёртв, когда я пришла к нему.
Эти слова потрясли собравшихся в комнате. Мисс Сильвер проронила: «Боже мой!». Застыв рядом с мисс Грей, она пристально наблюдала за ней. Изнеможение и напряжение полностью покинули её. Странным образом шок, вызванный этими словами, полностью успокоил Лилиэс. Она ещё вздрагивала, но больше не оседала на стуле. И перестала рыдать.
Рэндал Марч спросил:
– Вы хотите официально заявить об этом?
– Да… да… конечно. Я должна. Я не могу позволить кому-либо думать…о, это ужасно!
– Брэйдинг был уже мёртв, когда вы вошли в эту комнату в пятницу днём?
Ответ выпалили с лихорадочной энергией:
– Да, да, конечно! Вы же сами понимаете, поэтому я и не могла сообщить вам ни то, что он сказал, ни то, что я сказала. Он был мёртв. Я в жизни не была так потрясена! Я вошла в комнату, и тут же увидела, что он мёртв.
Мисс Сильвер тихо вернулась на своё место и принялась за вязание. Мисс Грей вела себя спокойно. Истерика не повторится. Раз уж сделано самое поразительное признание, остальное будет легко. Она мысленно процитировала французскую пословицу: «Ce n'est que le premier pas qui coute» (82).
Рэндал Марч перешёл к появлению в пристройке.
– Кто вас впустил, мисс Грей?
– Дверь была приоткрыта, – ответила она.
– Это вас удивило?
– Да… нет… я подумала, что Льюис оставил её открытой для меня.
– Горел ли свет внутри?
– Да… как и сегодня.
– Горела только одна лампа?
Дрожь возобновилась.
– Да… при входе было темно...
– А коридор освещён?
– Да… как и сегодня.
– А лаборатория?
Снова дрожь.
– О да… ужасно ярко.
– Расскажите мне точно, что вы увидели, когда вошли.
Инспектор Крисп всё записывал, но Лилиэс не возражала. Она не могла всё рассказать достаточно быстро, но начала:
– Я вошла в комнату. Вначале мне показалось, что он спит. Его голова лежала на столе. Я подошла немного ближе и увидела, что его застрелили.
– Почему вы не подняли тревогу?
Она ответила безжизненно и медленно:
– Я… не… знаю. Я… была в шоке. Я просто стояла там… и не могла пошевелиться.
– Но затем сдвинулись с места?
– Да... Я подошла удостовериться, что он… мёртв.
– Покажите мне, как он лежал.
– Его голова… касалась края… лотка для промокательной бумаги.
Марч отодвинул свой стул и встал.
– Я хотел бы, чтобы вы показали мне, как именно лежало тело.
Лилиэс обошла стол и показала ему, очень точно изобразив положение, в котором был найден Льюис Брэйдинг.
– Спасибо, мисс Грей.
Они вернулись на свои места.
– Правая рука свисала?
– О да.
– Вы видели оружие?
– Оно лежало там, на полу – как будто он только что уронил его. Я думала, что он застрелился.
– Знали ли вы какие-либо причины, по которым он мог застрелиться?
– О нет.
– Но вы думали, что это самоубийство?
– Да, верно.
– Тогда почему вы не подняли тревогу?
– Я… я…
– Мисс Грей, первоначальное потрясение миновало. Вы начали рассуждать. Ваш разум был достаточно ясен, чтобы сформулировать теорию, по которой Брэйдинг покончил с собой. Естественная реакция – вернуться в дом и поднять тревогу. Почему вы этого не сделали?
Её руки сжали мокрый носовой платок.
– Я боялась.
– Почему?
– Я боялась, что подумают… – Она умолкла.
– Вы боялись, что подумают, что вы застрелили его?
Она затаила дыхание.
– Значит, вы так думали, верно?
– Потому что имелся очень сильный мотив.
Мисс Сильвер кашлянула. Затем обратилась к начальнику полиции с вежливой формальностью:
– Пожалуйста, извините, но могу ли я задать вопрос мисс Грей?
– О, конечно.
Она посмотрела на розовую шерсть и сказала:
– Какие основания были у вас предполагать, что имелся такой мотив? Когда мистер Брэйдинг говорил с вами по телефону, он сказал вам, что миссис Констэнтайн видела, как вы взяли брошь Марциали?
На мгновение Марч испугался, что истерическое рыдание повторится. Но ничего подобного. Лилиэс Грей возмущённо выдохнула: «О!», встала и разразилась потоком слов вместо слёз.
– Майра Констэнтайн – вульгарная старуха, она всюду суёт свой нос. Всех судит по себе и думает, что у всех такие же низкие мотивы. И Льюис всегда прислушивался к ней. Он был самым недобрым, самым несправедливым. – Она пыталась и действительно сумела окружить себя атмосферой достоинства. – Я позаимствовала брошь, потому что она меня очень заинтересовала, и я хотела сделать набросок. И написать несколько статей о ювелирных изделиях. Я не спрашивала Льюиса, потому что он учинил бы мне массу препятствий. Я решила просто пошутить и вернуть брошь на следующий день. А потом он позвонил и был очень зол. И, конечно, я знала, что Майра из этого раздует целую историю. Поэтому, когда я обнаружила, что Льюис мёртв, я подумала, что будет намного проще, если я просто ускользну и ничего никому не скажу.
Именно в этот момент Марч действительно поверил, что она говорит правду. Только естественные процессы совершенно непоследовательного ума способны создать такой совершенный пример безрассудства. Выдумать подобное невозможно. Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы снова собраться с мыслями:
– Вы решили, что просто уйдёте и ничего не скажете?
Лилиэс мило ответила:
– Я думала, что это лучший выход из положения.
Что за женщина! Ладно, он вытащит из неё всё, что только можно.
– Хорошо, мисс Грей, вы оставались здесь в течение десяти минут. Что вы сделали после того, как решили ничего не говорить?
– Я положила брошь во второй ящик стола. Он был открыт.
– А револьвер лежал в ящике?
– Нет… на полу.
– Вы видели где-нибудь второй револьвер?
Лилиэс выглядела удивлённой.
– О, нет. Я уверена, что у него был только один.
– Итак, вы положили брошь в ящик. А дальше?
Выражение изумления было так незначительно, так мимолётно, что его заметила только мисс Сильвер.
– Я не знаю, что вы имеете в виду.
– У вас было десять минут. Я не думаю, что вы рассказали мне всё. Что вы делали после того, как положили брошь в ящик?
На этот раз потрясение ясно читалось на лице
– Я ушла…
Марч покачал головой:
– О, нет, не сразу. У вас оставались десять минут. Вероятно, я смогу вам помочь. Вы видели металлический поднос на столе?
– Я… я не знаю… быть может, да…
– Ну-ну, мисс Грей, я думаю, вы его видели. Где он находился?
– Вот… вот там. – Она указала левой рукой на пустое место.
– Он был пуст?
– Да… да, кажется…
– Вот видите, память возвращается, – улыбнулся Марч. – Продолжим наши попытки. Вы видели завещание Брэйдинга?
Лилиэс охнула, как будто у неё из-под ног выбили опору.
– Вы видели его, мисс Грей?
Она беспомощно уставилась на Марча и разрыдалась.
Мисс Сильвер положила вязание и очень твёрдо заявила:
– Мисс Грей, если вы не скажете правду, то, полагаю, окажетесь в серьёзной беде. Я думаю, вы видели завещание мистера Брэйдинга. Я считаю, что оно лежало там, на столе. Вы видели его, и вы прочли его. Вас очень разозлило, что все деньги достаются миссис Робинсон. Я не думаю, что вы стали рассуждать дальше. Если бы это завещание уничтожили, деньги перешли бы к майору Форресту, а если бы они перешли к майору Форресту, вы бы наверняка получили свою долю. Сказать, что вы сделали? Бланк завещания был не так уж велик. Вы взяли свой платок и переставили металлический поднос в дальний правый угол стола. Вы достаточно держали себя в руках, чтобы помнить, что нельзя оставлять отпечатки пальцев. Вы положили бланк на металлический поднос и зажгли спичку – так как вы курите, у вас, вероятно, имелись спички в сумке.
– Откуда вы знаете, что я курю?
Мисс Сильвер кашлянула.
– Я спросила у миссис Констэнтайн. Вы зажгли спичку, подожгли завещание и убедились, что оно сгорело. Именно так всё и произошло, верно?
Лилиэс всплеснула руками. Изорванный носовой платок упал на пол.
– О-о-о! – воскликнула она. – Откуда вы знаете?
ПРИМЕЧАНИЯ.
79. В оригинале – Tooraloo, ирландское и австралийское прощание, эквивалент фраз «Пока!», «До свидания!» и пр.
80. То есть – Дон Квиксет (Don Quixote), если придерживаться современных источников (лет сорок с небольшим назад полагалось произносить «Дон Квайзоут»). Строго говоря, по правилам следовало бы произносить «Дона Кихота», но в русском языке прижился именно первый вариант.
81. «Ибо каждое сражение воина свершается с великим шумом, и одеяния обагряются кровью, но да будут преданы на сожжение, в пищу огню». Исайя, 9:5. В данном случае цитируется так называемая Библия короля Якова – перевод Библии на английский язык, выполненный под патронатом короля Англии Якова I и выпущенный в 1611 году. Этот перевод отличается от текста той же самой главы, принятого, например, в православной церкви: «Ибо всякая обувь воина во время брани и одежда, обагрённая кровью, будут отданы на сожжение, в пищу огню».
82. Ce n'est que le premier pas qui coute – труден только первый шаг (фр.). Слова французской писательницы Мари де Виши-Шамрон Дюдеффаи (1697—1780 гг.), приятельницы философа и писателя-просветителя Вольтера. Так она прокомментировала рассказ кардинала Полиньяка о длине пути, который, по преданию, проделал святой Дионисий, уже будучи обезглавленным (его казнили на Монмартре, но он дошёл до Сен-Дени, держа свою голову в руке).