В Южном городе снег. Полметра. Утром я с трудом открыл дверь и уже три раза чистил крыльцо. Снег никто не убирает, потому что нет снегоуборочной техники и реагентов. Транспорт встал, и я не поехал на побережье. Включил котел на полную мощность и пишу всякую белиберду. Великая русская литература многое должна зиме. Что еще делать зимой, как ни запершись в хорошо протопленном доме, положив под бок кота или собаку, терроризировать бумагу. Из-за этого хорошо начинаешь понимать графа Хвостова или Полонского (92 тома!). Если бы в России не было зимы, здесь бы не было великой прозы. Настоящий русский романист (великая русская идея, среднерусская тоска, народ-богоносец, мансы-шмансы) должен жить в Сибири в окружении льдов и снега, замерзших озер, тайги и дикого зверья. Он должен быть с бородой, ставить силки на зайцев, охотится на кабана, а летом сажать картошку и варить самогон. Юг же может подарить только крайне короткие, крайне блудливые, крайне ленивые, но зато веселые рассказики.
У каждого редактора, достигшего 50-ти летнего возраста и находящегося в профессии лет 25 бывает материал, который он не хотел бы печатать, но все-таки напечатал.
Утром Сидорову было удручающе плохо. Во-первых, он плохо спал, во-вторых, он вчера немного выпил, а в-третьих, он вспомнил рукопись Тымерланского.
Тымерланского он знал 23 года. Первые его рассказы были блистательны, и Сидоров с удовольствием их печатал, но постепенно, как-то исподволь рассказы Тымерланского становились все хуже и хуже. Чем больше премий и признания получал Тымерланский, тем его рассказы, повести и романы становились все хуже и хуже. Их печатали и печатали, а они становились все хуже и хуже. Причем внешне Тымерланский не менялся. Он по-прежнему был моложав, весел, доступен и искренен, но почему-то с годами Сидоров стал ценить в тексте не искренность, а мастерство, а Тымерланский, как был искренен 20 лет назад, так и через 20 лет остался искренен. Месяца два назад Сидоров открыл очередную рукопись Тымерланского, полученную по электронной почте, и углубился в чтение. Его рассказ ничем не отличался от рассказа, который Тымерланский прислал год назад, и два года назад, и пять лет назад, и десять лет назад, и двадцать лет назад. Он был боек, насущен и жив, но если еще год назад эта живость вполне устраивала Сидорова, то сейчас показалась вульгарной. Он с трудом дочитал рассказ Тымерланского до конца. В принципе читатель любил Тымерланского. В журнал приходили письма с вопросом о новых планах Тымерланского и будущих текстах Тымерланского, но вот именно сейчас Сидоров понял, что так дальше продолжаться не может. Он набрался мужества, хоть и побледнел, но отправил рассказ Тымерланского в корзину. Какое-то время ему было плохо и все болело, но потом вдруг наступило отчаянное облегчение, и он даже как-то забыл об этом.
Но вот вчера уже почти под вечер он получил письмо Тымерланского с вопросом, что с его рукописью. Сидоров прочитал письмо Тымерланского и испугался. Во-первых, он не знал, что ответить Тымерланскому, а во-вторых, он понимал какая будет реакция главного редактора журнала, если Сидоров не возьмет рукопись Тымерланского. Какое-то время Сидоров раздумывал, что же ему делать, потом долго страдал, потом мучился, потом выпил пятьдесят граммов коньяка, потом полез в корзину и нашел рукопись Тымерланского, перечитал ее и вдруг понял, что совершил ошибку. Еще немного подумав, он написал Тымерланскому, что рукопись взята в ближайший номер и выпил еще 50 граммов коньяка. И вот теперь утром Сидоров смотрел в зеркало и не мог понять, что же заставило его совершить этот поступок, и было ему горько, больно и стыдно.
Южный город. Февраль. Идет снег и тут же тает. Минус один. Выходит сосед, смотрит на меня и говорит:
- Холодно.
Киваю, сосу сигарету.
- Как выживем не знаю, - продолжает сосед, - ночью обещали до минус пяти, я котел поставил на максимум, занавесил одеялами двери, выпил две бутылки водки, надел шерстяные носки и верблюжью кофту.
Я киваю. Я был в Сургуте, Якутске, Норильске и Анадыре. Я пережил минус 53.
- Как завтра завести машину, непонятно, - продолжает сосед (завтра обещают минус 3).
Я киваю. Сосу сигарету.
- Еще обещают ветер, до пятнадцати метров в секунду, - глаза соседа полны ужаса.
Я дососал сигарету.
Выкинул.
Я вырос на Камчатке.
Я видел ветер 40 метров в секунду.
Я люблю зиму.
Ловишь кота и целуешь в нос. Кот вырывается царапается. Снова ловишь и целуешь вырывающегося кота. Кот забивается под диван и ни под каким предлогом не вылазит. Ложишься на диван. Кот сам вылазит из-под дивана и лезет тебе на брюхо.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Это отдел кадров Кожно-Венерологического Диспансера.
- Да, а что вы хотели?
- Хотела на работу к вам устроиться.
- А что у вас есть медицинское образование?
- Нет.
- Может вы закончили медицинское училище?
- Нет.
- Ну тогда мы не можем вас взять на работу, до свидания.
- Постойте, - говорит посетитель.
Достает из сумки шесть розовато-голубых книг и кладет на стол директору отдела кадров.
- Что это, - спрашивает директор.
- Это книги.
- Зачем они мне.
- Я их написала.
- Ничего не понимаю, а мы тут причем.
- Они все про любовь.
Директор долго рассматривает книги. Потом открывает одну из них на первом попавшемся месте. Читает вслух:
- Он достал свой нефритовый стержень и с болью вонзил его в её чресла.
Чешет нос:
- Да, занятно, но я все равно не понимаю причем здесь КВД?
- Ну вы же за любовь.
- Мы скорее против любви, лечим, так сказать, последствия.
- Ну можно же их предупреждать.
Директор непонимающе смотрит на автора. Автор, чувствуя, что ничего не удалось, собирает со стола книги и понуро выходит. Вдруг уже в дверях слышит:
- Постойте.
Директор куда-то звонит. Долго не берут трубку, наконец раздается: "Алло".
- Слушай Марь Иванна, а мы ещё наш боевой листок выпускаем, - спрашивает директор.
В трубку что-то отвечают.
- У меня кое-кто есть для тебя.
Стало заканчиваться домашнее вино. Сегодня я спустился в подвал и из 15 литров обнаружил лишь три. Вино я сделал к Новому году, то есть за два месяца я выпил 12 литров домашнего вина. Ко мне немного приходили гости, но в основном я пил в одиночестве. 12 литров – это 60 стаканов. Получается я выпивал в день всего по стакану вина. Немного, но за два месяца получилось 12 литров парадокс. Долго смотрел на оставшиеся три литра вина. Это всего 15 стаканов. Если я буду пить с такой скоростью, то вина к приезду Г.В. не останется, а он обещал приехать в Южный город в апреле. Еще раз просмотрел на вино. Стало жаль Г.В. Пошел купил кока-колы.
Петров сидел у компьютера и осматривал семейный бюджет. Дзиньк, звякнуло смс. С семейной карточки Петровых списалось 300 рублей. Петров удивился и позвонил жене.
- Это ты списала 300 рублей , - спросил жену Петров.
- Да, - ответила Петрова.
Петров положил трубку и снова посмотрел на семейный бюджет. Задумался и опять позвонил жене.
- Зачем, - спросил Петров.
- Что мне нельзя списать триста рублей, - ответила Петрова.
- Можно, - произнес Петров и положил трубку.
Семейный бюджет теперь на бился ровно на 300 рублей. До зарплаты оставалось 3 дня.
Петров посмотрел на кредитную карточку. Лимит был выбран ещё неделю назад. Петров подумал, что завтра можно не обедать. Обед стоит ровно 300 рублей. Петров улыбнулся и снова позвонил жене, но та, думая, что Петров звонит из-за трехсот рублей, не взяла трубку.
Петров ещё раз посмотрел на файл семейного бюджета, добавил в расходы 300 рублей, закрыл его и пошел на кухню ставить чай.
Надо же надо же прочитать
Надо же надо же поддержать
Или осудить.
Зачем?
Потому что все прочитали.
Потому что все поддержали
Потому что все осудили.
А ты не читал.
Ай-яй-яй!
Моя жена привилась Пфайзером
А я назло привился Спутником
Теперь нет жизни у меня
Моя жена сжимая Маузер
Не веря достиженьям Путина
А веря достиженьям Байдена
Замуровалась в спальне стульями
И отказалась от меня.
- Привет, я Эни Пуйкова, а не могли бы вы меня зафрендить.
Лезу в предложения к дружбе, подтверждаю заявку.
Сразу же прилетают предложения вступить в группу "Писатель Эни Пуйкова" и поставить "Нравится" странице "Писатель Эни Пуйкова".
Забиваю.
Через какое-то время:
- Привет, а почему вы не вступили в мою группу "Писатель Эни Пуйкова" и не поставили странице "Писатель Эни Пуйкова" лайк.
Чтобы не обидеть пишу просто:
- Не хочу.
Молчание.
- А зачем тогда френдили?
И правда?
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Я психолог Феня Фрумкина и провожу психологическое исследование литературной среды, исследование абсолютно анонимное не беспокойтесь.
- Как оно может быть анонимным, если вы зашли на мою страницу и мне же пишете.
... Долгое молчание.
- Да, но я никому не скажу.
- Спасибо. А что вы вообще хотите узнать.
...Долгое молчание.
- Ну суицидальность, полисексуальность, психологический нарратив.
- Угу, Есенин повесился, Маяковский застрелился, полисексуалка Цветаева, как вы выразились, тоже повесилась, Рубцова жена замочила, Айзенштад из психушек не вылазил, а нарратив надо читать, а не опрашивать.
- То есть вы не будете проходить исследование.
- Нет.
- А у нас скидки сегодня.
- Большие?
- Большие.
- Нет всё-таки не буду.
- Ну пишите если передумаете.
- Ага, ага.
- Ты что принес?
- Воду.
- Какую.
- Вкусную.
- Она же газированная.
- И что?
- А я просила негазированную.
- Не может быть.
- Ты что не можешь отличить газированную от негазированной.
- А как?
- Там идут пузырьки.
Трясет бутылку. Идут пузырьки.
- Вот видишь, идут пузырьки.
- В магазине не шли.
- Но хоть читать-то ты умеешь?
- Умею.
- Что написано?
- Что?
- Sparkling.
- Я русский человек, я читаю по-русски.
- Сейчас русский человек пойдет обратно в магазин.
Иванов родился в большой семье, поэтому конфеты всегда делились и выдавались порционно. Особенно мальчик-Иванов любил конфеты «Птичье молоко», его любили и два брата Иванова, поэтому конфет «Птичье молоко» Иванову доставалось немного.
Сегодня сорокадевятилетний Иванов шел усталый с работы домой и вдруг в витрине конфетного магазина увидел коробку конфет «Птичье молоко», такую же как в его советском детстве. Иванов остановился у витрины, сглотнул слюну, решительно вошел в конфетный магазин и купил коробку конфет «Птичье молоко». Он пришел домой (жена была на работе, а дети в школе), открыл коробку и долго смотрел на коричневые прямоугольнички из своего детства, а потом решил съесть одну конфету. В детстве все конфеты «Птичье молоко» имели разную начинку. Были белые, коричневые, розовые, желтые и салатовые. Конфета Иванова оказалась белой. Иванов не любил белое «Птичье молоко». Тогда Иванов взял вторую конфету и надкусил ее. Конфета оказалась розовой. Иванов улыбнулся. Он любил розовое птичье молоко, но все-таки желтое ему нравилось больше. Тогда он стал искать желтое птичье молоко и незаметно съел всю коробку конфет. Иванов перепугался - все-таки в его детстве «Птичье молоко» было дефицитом. Он быстро оделся и побежал в конфетный магазин и купил вторую коробку конфет жене и детям.
Он вернулся домой, разделся, достал вторую коробку конфет, поставил ее на стол и незаметно уснул. Ему снился сон, как его мама делит конфеты «Птичье молоко» между Ивановым и его братьями, и Иванову не досталось его любимого желтого «Птичьего молока». От обиды Иванов разволновался и проснулся. Перед ним за столом сидели жена и дети. Иванов радостно улыбнулся и дал детям по конфете, но дети сказали, что им нужен сникерс, а жена сказала, что не ест сладкое.
Состояние литературного бонзы: зная, что не отправлял рукопись, все равно искать себя в авторах издания.
Набережная Ялты небольшая, но красивая. На рейде стоят яхты, красавцем торчит Морвокзал, дети катаются на роликах и гироскутерах, прогуливается солидная буржуазная публика в кашемировых пальто и кашне, в ресторанах и кофейнях сидят толстые дяденьки и тетеньки с розовощекими детьми и поглощают итальянскую пасту и французские круассаны. В Ялте зож. Мне очень неудобно здесь курить. Я выбираю самую отдаленную лавочку под вечнозеленой магнолией и курю в кулак, но спортивные старушки с палками для скандинавской ходьбы и поджарые дедки-ранеры в спортивных трусах в феврале все равно меня как-то вычисляют и корчат мне угрожающие физиономии. Дух охраны себя, вечной безболезненной жизни и гедонизма - символ буржуазной Ялты. Когда-то здесь отдыхали красные комдивы и партийные бонзы, пили массандровские вина и ели хурму с гранатами, а теперь над всем повисла атмосфера степенной благопристойности. Мне скучно в Ялте. Я с тоской вспоминаю отвязный литературный Коктебель, но за постсоветские годы он превратился в место запущенное и опасное для здоровья приезжающих с материка
11 вечера, почти ночь. Что-то дзинькает в телефоне. С тоской лезу в телефон. Всё-таки по работе бывает всякое. Из десятка мессенджеров нахожу сообщение в телеграмме (использую раз в сто лет). Пользователь "Дезинфекция тараканов" предлагает провести дезинфекцию тараканов. Я травил тараканов год назад. То есть они знают, что через год эти твари вернутся. И почему в 23 часа. Они что знают, что тараканы выползают в 23 часа? Они правят тараканами? Они в сговоре?
За ночь чат моего дачного СНТ выдал 178 сообщений о потерях в электрических сетях при том, что все регулярно оплачивают счета за свет. То есть это означает, что кто-то из дачников тайно подключился к магистрали и ворует драгоценную и дорогую электроэнергию. Наворовал на 357 тысяч рублей. Что он там делает? У него лесосушилка или цех по разделке тушек бройлеров. Возмущенные дачники предлагали найти нарушителя и:
1. Сжечь.
2. Утопить.
3. Удавить.
4. Кастрировать.
5. Колесовать.
То есть никому из 549 владельцев участков не пришло в голову возбудить уголовное дело. О русский человек, жаждущий справедливости по совести, а не по закону.
В выходные друзья мои молчат,
Закутавшись в теплые пледы
И обложившись жирными котами
Они читают Генриха Бёлля
"Бильярд в половине десятого"
И пьют горячий глинтвейн
Под музыку Прокофьева
Ромео и Джульетта
Танец Рыцарей
И только ты постишь
В Фейсбук всякую ерунду
В надежде получить их одобрение
В виде сердечек и "мы вместе",
Впадая в метафизическую тоску
Без сердечек и мы вместе.
Но в понедельник, рано утром
Когда друзья выходят на работу
Чтобы увеличивать ВВП
Нашей многострадальной Родины
Вдруг появляются лайки
Под всем тем бредом,
Что ты накрапал в Фейсбук за выходные.
Видимо друзья ещё верят в тебя
Видимо друзья понимают:
Они что-то недодали тебе в выходные
Иначе зачем им ставить лайки
В будний день.
Напланируешь в пятницу, проснешься утром в субботу, а за окном серая морось, по телевизору дребедень, по ютубу тоска, футбола нет, жизнь катится как колобок, хочется спать и бесконтрольного веселья, какую-то отвязную девушку или гамбургер с картошкой или бессистемного чтения, но читать не хочется, а хочется просто уехать куда-нибудь на побережье или отватсапить кому-нибудь ерунду, но к счастью смотришь – атмосферное давление, да еще кот под боком и успокаиваешься и совесть не грызет.
Захотелось написать стих, такое бывает. «Где жизнь моя привольна и легка» - написал я первую строку. Задумался, полез в Яндекс искать, не написали ли эту строку за меня. Нашел Пупкина, Горяновского и Зильштена. Исправил на «Где жизнь моя устала и легка». Опять полез в Яндкес. Это написал Паратовский. Опять исправил строку «Где жизнь моя прикольна и сложна». Проверил. Кто-то написал. Исправил на «Где жизнь неимоверно холодна». Проверил – никто не написал. Перечитал полученной строку. Понял всю ее бесперспективность и бросил писать стих.
Когда отец узнал, что после окончания университета в 90-е я стал играть на бирже, то очень расстроился. Он сказал мне, что всегда мечтал, чтобы я стал ученым. Я никогда не задумывался о том, кем я хочу стать. Я просто поступал в лучший университет, потому что мне сказали, что он лучший, потом я поступил в аспирантуру, потому что мне сказали, что надо поступать в аспирантуру. Потом всем сказали, что надо заниматься бизнесом. Под бизнесом предполагалось все: от обмена валюты у метро, до торговли сникерсами и косметикой на рынке в Лужниках. Когда мой научный руководитель узнал про брокерскую контору, то сказал что-то веселое про контору, но я тогда не понял его юмора. Умение думать не как надо, а как хочется пришло ко мне слишком поздно, когда оказалось, что я умею только писать, да и сейчас я в этом сомневаюсь. С отцом меня примирила только первая книжка. После ее выхода он, выпив горячительное (а впивал он регулярно), вышел на улицу своего поселка и всем рассказывал, что его сын писатель (сказать же о себе, что ты писатель, это все равно, что сказать о себе – я хороший человек). Так со мой стал здороваться весь поселок, что меня пугало, потому что в эпоху интернета они вдруг узнали обо мне такие факты, которые я и сам не знал.
Когда папу неожиданно настигла болезнь, то я не верил в самое мрачное, но оно произошло причем как-то быстро и гнетуще. Этого периода я почти не помню (наверное, память специально вымарывает худшее). Помню только, когда он уже почти не мог говорить и двигаться, я сидел у его постели и папа вдруг глазами показал, что ему неудобно. Сначала я двигал ему подушки, потом пытался перестелить белье, потом пытался накормить. Когда стал кормить, то осознал, что проблема во рту. Мне показалось, что у него там косточка или остаток пищи или болит зуб. В принципе я был близок к истине, но промучился еще час, пока не понял, что ему под губу попал волосок. Когда я вынул волосок, то радостно вздохнул и уехал в Москву, но буквально через три часа мне позвонил брат и сообщил, что все произошло. Я понимаю, что это должно было произойти и никакой связи нет, но мне до сих пор кажется, если бы я не нашел тот волосок или искал его дольше или не понял, что это волосок, то папа бы жил дальше.
Сегодня ездил в Партенит. По выходным я езжу из Южного города к морю, потому что только прогуливаясь вдоль побережья могу отдохнуть. Трасса идет сверху по горам, а поселок находится внизу у моря, поэтому выйдя из троллейбуса надо ждать редкую маршрутку или спускаться минут 20 пешком. Поймал какой-то побитый «Москвич», предложил 100 рублей.
- За 100 рублей я отвезу тебя даже в Геленджик, - сказал водитель
- В Геленджик мне не надо, надо на набережную, - смеюсь.
Приехали, погулял, побросал камешки, погладил собак и покормил кошек. Обратно надо подниматься в гору. Пошел к таксистам. Опять предложил 100 рублей до трассы. Таксисты попросили 300 рублей и заявили, что за сто рублей я могу доехать только до туалета.
Диалектика.
Футбольный матч «Монако» - «Ницца». На замену выходит статный афроамериканец из Сенегала Флабио Данилюк. Представил бедного хохла, занесенного в буйные девяностые в Африку, моряка сейнера «Тарас Шевченко», который выбросило на рифы в районе мрачного городишки Сен-Луи. В борьбе за жизнь он освоил сенегальский язык, женился на массивной афроамериканке, создал ферму по выращиванию тигровых креветок, народил 15 детишек, один из которых уехал во Францию для покорения футбольных полей.