Бронзовые мавры Торре-делл'Оролоджо ударили своими молотами по гулким колокольным бокам, разбудив возвещением нового часа крылатого льва Сан Марко, оцепенело дремавшего в тусклом сумраке декабрьского утра, и восточные короли в шароварах и тюрбанах неизменной вереницей прошли перед лазурно-золочено-медной Мадонной, восседающей на своем троне, - по краю балкона, над густо-синим кругом часового циферблата с золотыми фигурами зодиакальных зверей, невзирая на дождь, вязкий от смешанного с ним снега.
Порывы пронизывающего ветра врывались в узкие промежутки между тесно стоящими домами, свистели среди скульптурных украшений собора, леденили свинцовые крыши тюрьмы Пьемби, к несчастью для ее узников, и морщили гладь Большого канала, пересекавшего город извивами огромной антрацитовой змеи. Усеявшие канал гондолы казались чешуйками на змеиной коже.
Ветер налетал с моря, минуя преграду узкой полосы острова Лидо с его фортом, монастырем и церковью Сан Николо, хранящей священную реликвию в алтарной раке, сплетенной из ярких мраморных узоров.
Это утро началось для Клариче с новой надежды. - Я выздоровею, когда припаду к чудотворным мощам, - сказала она, еще бледная после приступа кашля. - Скоро праздник, и Франческо отвезет меня.
День перемещения реликвии Сан Николо крестоносцами, вернувшимися из Святой земли, отмечался в столице Светлейшей республики 6 декабря, поскольку совпадал с днем памяти святого, после чего череда праздников наращивала темп, так что скучать было некогда.
Особенно некогда было скучать тем, кто эти праздники обслуживал. Однако, хотя работникам швейной мастерской сеньоры Лючии, оборотистой вдовы, чье предприятие процветало, в захлестнувшем потоке заказов не то что отдохнуть – вздохнуть бывало некогда, Клариче любила это суматошное предпраздничное время, когда самый воздух пропитывался взволнованным ожиданием веселья, красоты и чудес. Она любила и свой монотонный кропотливый труд, созидавший цветущие сады, которым не грозило печальное осеннее увядание. Да и вообще у нее не было причин жаловаться на судьбу.
Попав в мастерскую еще девочкой, Клариче скоро превзошла своих наставниц и даже как-то раз получила в награду от довольной заказчицы, знатной госпожи, кошелек с несколькими монетами, что окончательно утвердило ее в статусе лучшей вышивальщицы, а далее, пусть она и сидела целыми днями за рукодельем, головы не поднимая, откуда-то у нее и поклонник появился.
Клариче не грешила заносчивостью и не была скупа, потратив часть подарка на общее застолье, не забыв при этом никого, даже самого последнего члена общества - мальчика на побегушках, так что успех ей простили, однако молодцеватый гондольер, так замечательно смотревшийся на корме своей гондолы, оказался более серьезным испытанием для женских нервов.
- Слишком он красив, - судачили мастерицы, бросая в сторону парочки, уносимой легкой лодкой по волнам канала на прогулку, сверлящие взгляды. – Покатает и бросит.
Но негативный прогноз не сбылся, и Клариче объявила о помолвке.
- Слаба она для замужества, долго не протянет, - из последних сил пытались бороться с добрым началом в сердце сплетницы, но затем доброе начало возобладало (- То-то счастье выпало сиротке!), и новоявленная невеста получила искренние поздравления – ото всех девушек, кроме одной, поскольку у этой одной, Катарины, имелась своя версия происходящего.
Согласно данной версии, Франческо уже положил глаз на Катарину, но тут появилась разлучница Клариче и коварно обворожила парня притворной скромностью и сомнительной миловидностью. Сдержать чувства Катарина не смогла, да и не пыталась, однако хлесткая пощечина от привлеченной шумом хозяйки, пригрозившей выкинуть зачинщицу беспорядка на улицу, вынудила ее надеть личину смирения.
Расправив на коленях белый шелк, Клариче вышивала цветы, золотые, как мозаики собора святого Марка, и красные, словно кровь мучеников. Тонкая и хрупкая, подобно веточке, она в самом деле не отличалась крепостью здоровья, в промозглые зимние месяцы часто становясь жертвой простуд, но при этом всегда выздоравливала. Однако на этот раз недомогание не отпускало слишком долго, и Клариче, чувствуя, что сильно ослабела, испугалась. Хозяйка разрешила ей полежать денек, но больше времени на отдых не имелось.
Времени не имелось уже вообще ни на что, поскольку предприятие сеньоры Лючии в эту зиму процветало с особой интенсивностью. Мастерицы, жившие в городе, теперь приходили раньше, а уходили позже. Мастерицы, жившие при мастерской постоянно, еще раньше забыли, что такое сон и обед. Все перекусывали наспех, почти не спали и только и знали, что работать, при свете дня и при свечах, надеясь отдохнуть не раньше, чем наступит Великий пост.
Мальчик на побегушках, Паолито, неоднократно получал от Клариче задание отнести Франческо записку, отменявшую свидание, а также сбегать в аптеку за анисово-лакричной микстурой от кашля, однако целебное зелье не помогало, словно его сила выдохлась заодно с мягким анисовым ароматом.
От усталости Клариче едва могла есть, а кашель не давал ей уснуть даже в те часы, которые для этого выпадали, зато теперь все ее существование проходило словно в непрекращающемся сне. Окружающее пространство теряло черты реальности, голоса звучали отдаленно, но шелест, с которым разворачивались драгоценные лоснящиеся ткани, предназначенные для праздничных нарядов, казался, напротив, громким и отчетливым, напоминая звук плещущей в борта лодки антрацитовой волны, как будто змея терлась чешуйчатой кожей.
Быстрыми ловкими пальцами Клариче вышивала прекрасные цветы, которые ей всегда так нравилось вышивать, и чувствовала, что, если вдруг остановится и встанет с места, то, выбившись из держащего ее в своем плену ритма, вероятно, упадет.
Она думала только о том, что вот-вот уже наступит долгожданный день Сан Николо, и, окрыленная мечтой, смешивала в своем воображении разные праздники, декабрьский и майский, представляя себе скорее день Вознесения, когда по обычаю происходило роскошное Обручение дожа с морем, и лодки под развевающимися флагами, следуя в эскорте золотого Бучентавра, заполоняли взволнованную ветром поверхность лагуны красочностью многочисленной стаи, направляясь к острову Лидо, ведь именно там, в церкви - вместилище священной реликвии, где служили священники в красных облачениях, а чистые голоса певчих звучали так, словно ангелы спустились с горних высот, проходила заключавшая церемонию торжественная месса небесному покровителю всех моряков и самой Королевы морей.
В полубреду Клариче казалось, будто пол качается под ее ногами подобно днищу гондолы, стремящейся к заветной цели в числе тех, кто прибыл поклониться святыне, и вот она уже входит под ладанные своды и останавливается возле алтаря, шепча свою молитву.
Обычай предписывал в день угодника божия в память его благодеяний одаривать маленьких детей и юных невест. Добрый святой не откажет ей в особенном подарке – в исцелении, чудо непременно произойдет. Она ведь еще так мало жила и лишь приблизилась к порогу счастливой полной жизни. Не может все закончиться вот так, неожиданно и бесповоротно.
Перед глазами Клариче плыли радужные круги, напоминающие мраморные розетки, которыми были украшены алтарь и рака Сан Николо… напоминающие весенние луга, усеянные цветами, солнечными, словно картины из смальты, подложенные золотой фольгой, и алыми, подобно радостным лучам утренней зари.
Услышав громкие испуганные крики работниц, сеньора Лючия бросила подсчитывать доходы, прибежала в мастерскую и увидала Клариче, в судорогах мучительного кашля упавшую прямо на платье, которое она расшивала. По нежной сияющей ткани растекались красные пятна.
С утра моросил дождь со снегом, занавешивая полупрозрачным пологом купола собора и вертикаль кампанилы на Пьяца Сан Марко, взамен четких очертаний и каменной массивности придав зданиям расплывчатость и странную невесомость. Мавры Часовой башни, заносившие свои молоты каждый час для удара по колокольным бокам, поверх своих шкур облачились в белые пышные плащи, а мантия Мадонны казалась сотканной из метели.
Гондола, блестя свежей черной краской, увитая гирляндами по случаю праздников, покачивалась на волнах возле причального полосатого шеста. Франческо пил вино, изредка давая отхлебнуть глоток привычно разукрашенному синяками Паолито, примостившемуся рядом. Паолито опьянел и плакал, и, плача, рассказывал, как подслушал разговор сеньоры Лючии и ее доверенной, старой Лауры, смотревшей за мастерицами в отсутствие хозяйки. Лаура сомневалась, не нужно ли призвать к ответу Катарину, которая, как ей удалось подсмотреть однажды, выливала лекарство Клариче за порог.
- Пусть она и ответила нам тогда, что лишь хотела помыть флакон, но ведь перепугалась не на шутку. И хорошо, если просто выплескивала микстуру, а что, если чем-нибудь ее заменяла?
- Забудь об этом, - отвечала сеньора. – Теперь это дело прошлое, а лишний шум всегда некстати. Доказать уже вряд ли что-то можно, лишиться же сразу двух мастериц точно нельзя. Что до Клариче, то она так и так была потеряна: много ли проку от замужней женщины с детьми. Хотя жаль, конечно: Катарина менее искусна.
Вино, впитавшее в себя терпкость тугих синих ягод и летний зной, обещало забвение печалей, но кончилось раньше, чем выполнило обещание, и Франческо выбросил пустую бутыль за борт в темную воду.
После дня Сан Николо, прошедшего так, как обычно и бывало, настала пора полюбоваться рождественскими презепе, вертепами, а далее с безудержностью тарантеллы закуролесил карнавал, и маски, без которых уже с конца лета нельзя было появляться вне дома до самой Пепельной среды, стали тем более обычным атрибутом, а улицы, площади и мосты сделались малы и узки для нарядной толпы, охваченной вакханалией танцев и вседозволенности.
Катарина, успевшая успокоиться и забыть свой страх, после выполнения наиболее срочной работы вместе с другими мастерицами получила возможность принять участие в празднике, в связи с чем веселилась без удержу, до тех пор, когда, любуясь в минуту передышки окутанным бархатом вечерней тьмы Гранд-каналом, в плещущих волнах которого отражались огненными сполохами и затем гасли со змеиным шипением петарды, вдруг ощутила сильный удар, а о том, что после этого ее столкнули с набережной в канал, она уже не узнала.
Хватились ее не сразу, а когда хватились, о ней могли бы рассказать только чайки, неоднократно принимавшие ее лицо, смутно белеющее под захлестывающей водой среди увядших букетов, растрепанной мишуры и прочего праздничного мусора, уносимого течением в море, за лакомую рыбу и каждый раз ошибавшиеся на этот счет, но побеседовать с чайками никому еще не удавалось.
Сеньора Лючия, умудрившаяся с помощью аппликаций и дополнительных вышивок, которые закрыли не поддающиеся выведению пятна, спасти испорченное белое платье, благодаря чему заказ не был просрочен, а заказчица осталась в неведении относительно случившегося, вздохнула было с облегчением, но преждевременно, поскольку ее несчастья только начинались: по городу разошлись слухи, будто бы особая эффектность вышивок, которыми славилась ее мастерская, достигается тем, что нитки красят по особому рецепту кровью молодых девушек.
Слухи были очень упорны и, даже притихнув, вскоре начинали циркулировать с новой силой, в результате чего поток заказов ощутимо иссяк. Сеньора Лючия билась, как могла, над исправлением ситуации, стремясь спастись от разорения и опасаясь особого внимания инквизиционного трибунала, но все ее старания пропадали впустую, зловещая слава закрепилась прочно.
В остальном же в прекрасном городе на ста двадцати островах лагуны все шло как обычно: лев Сан Марко придавливал лапой раскрытую книгу мира, часы на Часовой башне вторили гулким соборным колоколам ударами мавританских молотков, напоминая восточным королям поклониться Мадонне, узники Свинцовой тюрьмы Пьемби изнывали летом от жары, зимой от холода, и карнавалы шумели в положенное время.
А Клариче бродила по шелковым луговым травам и собирала цветы, желтые, как сияющее золото, и красные, словно киноварь.
06.01.2021
*** *** ***
Иллюстрация: картина «The Doge On The Bucentaur At San Niccolo Del Lido 1766-70» («Дож на Бучентавре возле церкви Сан Николо ди Лидо 1766-70 [в день Вознесения на церемонии Обручения с морем]»).
Художник Франческо Гварди (Francesco Guardi, 1712-1793).
Картина находится в экспозиции Лувра, Париж.