Говорят, когда-то в нашем городе была только одна дорога, по которой черепашье-медленно тянулась бесконечная вереница допотопных консервных банок. Это я про машины. Потому как эти примитивные конструкции машинами можно было назвать с бо-о-ольшой натяжкой. Сейчас с такой скоростью бывает проедет разве что третьеклашка, лишь недавно севший за руль. И то, если первый урок отменили и в школу можно особо не торопиться. Нет, ну вы представьте, и они еще говорили, что живут, мол, в век высоких скоростей. Обхохочешься! Где двадцать первый век и где век высоких скоростей?
Знаете, что нынче чаще всего можно услышать в разговоре взрослых? Нет времени! Это они говорят в офисе, на вечеринках у друзей, на свиданиях, у стойки в очереди за фастфудом. Вот, скажем, пьют мои свой утренний кофе, наспех заталкиваясь тостами и мама такая говорит отцу:
- К матери бы съездить. Уже три месяца у нее не были. Вроде, приболела она там чего-то.
А бабушка, кстати, на другом конце города у нас живет, в трех кварталах от нашего района.
И отец тут отвечает, брови еще так схмурит:
- Дааа! Нехорошо получается! Надо бы заехать. Но время… где взять время? Совершенно нет времени!
- Нет времени! – эхом соглашается мама и, поправив на ходу мне челку, торопится к двери. У нее через полчаса занятие в фитнес-зале. А чтобы добраться туда, маме придется проехать полгорода, отстояв в пробках и переругавшись заблаговременно с соседями из-за парковки. Полчаса туда, полчаса обратно. Только для того, чтобы сорок минут за бешенные бабки попотеть на тренажерах. Если у меня не хромает математика, то за эти сорок минут можно было бы неплохо потренить и на площадке возле дома, не теряя целого часа на дорогу. Но у нас как-то это не принято. Да и площадка чаще всего бывает занята машинами.
В школу я езжу сам. Права мы получаем вместе с ученическим билетом, когда поступаем в первый класс. Бабушка говорит, что во времена ее молодости в семьях была только одна машина. Ну, максимум две. Теперь «колес» нет разве что у младенцев. С тех пор, как повсеместно внедрили систему автопилотирования, получить права может любой, умеющий говорить. Это чтобы отдавать голосовые команды. Поэтому дорог у нас в городе поприбавилось. Их теперь около четырехсот. А точнее – 384. По крайней мере, мне так в департаменте сказали. Я тут как-то позвонил им на днях. В общем, пришлось сократить место под тротуары, убрать парки, детские площадки, снести памятники, закатать под асфальт фонтаны. Про клумбы я и вовсе молчу. Кстати, я видел однажды клумбу. На маминой детской фотографии. Так что вполне знаю, о чем говорю, уж поверьте.
Я читал, что раньше люди, покупая новую квартиру, особенно обращали на вид из окна. В двадцать втором веке это уже совсем стало пережитком. А какая разница? Вид-то у всех один. Дорога. Дорога с несущимися силуэтами машин, с беспрерывным визгом колес и ревом моторов, с визжанием автомобильных гудков, аудиосигналов светофоров и воем полицейских сирен. От этого въедающегося в мозг шума никуда не деться. Не помню, чтобы дорога когда-то затихала. Постоянный, не прекращающийся ни на миг гул настолько силен, что его не перекроешь ни орущим телевизором, ни музыкой из затыкающих слуховые проходы наушников, ни специальными медицинскими затычками для ушей – беруши называются. Беруши у нас, как в двадцать первом веке влажные салфетки. У каждого есть в кармане. Только они не особо помогают.
Сегодня у меня день рождения. Мне исполнилось четырнадцать. Когда мои спросили, чего бы я хотел на свой день рождения, я без заминок ответил – бинауральную слухорезекцию. Это такая миниоперация. Снижает порог слуха до третьей-четвертой степени тугоухости, а то и до полной глухоты. У кого на сколько денег хватит. В любом салоне сейчас делают, как татухи или пирсинг. Модно очень! У нас в классе все пацаны уже сделали себе такую штуковину. Ну, не все, а те, у кого родители посовременнее. Мои тоже не против. Бабушка только ворчит. Типа, внучок, подумай хорошенько, это же на всю жизнь! Ничего, поворчит – перестанет.
Короче, я сейчас в салоне. Сначала небольшим пистолетиком мне забабахают микроповреждения на барабанной перепонке. Это вообще не больно, говорят. Потом на ухо одевается слуховой аппарат. Его прям здесь на месте можно купить. Я выбрал черный с металлическими заклепками – круто смотрится. Сначала нужно постоянно в аппарате ходить, чтобы мозг не закипел от непривычной тишины. Потом снимать его, по-немногу увеличивая время, начиная с десяти минут. Адаптироваться, так сказать. Ну, а как привыкнешь, одевай по мере надобности. На уроках там или чтоб с друзьями поболтать. Главное, что шум дороги теперь не будет так надоедать. Очень удобно. Психологи отмечают - я в сети читал, что у детей со слухорезекцией даже успеваемость повышается. За счет роста уровня концентрации внимания. Решаешь ты, скажем, алгебру, а чтоб ничего не отвлекало, снимаешь аппараты и погружаешься целиком и полностью в мир синусов и косинусов. Ни тебе воя сирен, ни тебе визга шин! Вот так вот!
…
Через две недели после четырнадцатилетия, мне, наконец, разрешили снять слуховые аппараты. Это было вечером, 22 октября. Я уже лег в кровать, когда подошла мама и сказала, что пришло время. Она аккуратно сняла их, вытащила батарейки и положила в маленький чехольчик, до этого без надобности лежавший на прикроватной тумбе. Сначала я не понял, что произошло! Стало даже как-то не по себе. Я выглянул в окно. По дороге беззвучно неслись машины, слепя фарами и мигая поворотниками, все так же брызгами фонтанов разлеталась вода луж из-под колес, и менялись сигналы светофоров, но стоило мне отвернуться, как это все вдруг исчезло. Дорога исчезла! Исчезла, понимаете! Я растянулся на кровати, укрывшись теплым пушистым пледом, и как-то незаметно уснул. Всю ночь мне снилось море.