У ч е н и к и з О р а н ж е р е и. Эпизод 13. Т р а в м а.
На очередных спортивных занятиях я подвернул себе ногу. Спортивные занятия у нас проходили не так часто, как мы бы хотели. Больше было зубрёжки и нудных психологических тестов.
Во время этих тестов у меня часто возникало впечатление, что кто-то – а ведь я догадывался кто – копался в моих мозгах. Даже хуже – в моей совести. Какая уж там совесть, а всё-таки неприятно.
И ведь всё это происходило принудительно, явно или тайно, и таким образом. Ученик садился в удобное кресло, а к нему подключали несколько электродов от специального прибора. Ситуация напоминала снятие электрокардиограммы, только сидя и во время беседы с Учителем. Учитель задавал самые простые вопросы, Ученик отвечал, и после процедуры делались какие-то выводы.
А в другом случае Ученик должен был сидеть в таком же кресле, свободно, но в фокусе небольших антенн от другого прибора с тем же принципом беседы.
Иногда казалось, что не стоит даже думать о чём-либо таком, что может повлечь за собой наказание. Контроль мозгов чувствовался во всём, словно кто-то тонким невидимым скальпелем препарировал моё сознание. Вспоминались разрезанные нами на части лягушки в биологической лаборатории.
И вот, на очередных занятиях я умудрился шлёпнуться на ровном месте. И поначалу больно-то было не так сильно. Но ногу я не мог повернуть и не мог встать на неё. Пришло ощущение беспомощности и слабости. Хоть плачь. Но слёзы здесь были вне правил. Жаловаться было невозможно, и некому.
- Иди отдыхай. До завтра ты свободен. – Учитель не был многословен.
Я досидел на скамейке до конца занятий, потом сам доковылял до своей койки. К вечеру, естественно, нога распухла и стала болеть. Сидел на койке и тосковал. О чём думалось? О прошлой жизни. О родственниках, которые, возможно, обо мне и не помнят. О том, что я никому не нужен. Тоска, одним словом. Ощущение одиночества как-то даже ударило мне в мозги. Надо же! Не слишком опасная, простая травма, а сколько непривычных мыслей приходит в голову.
Старик Добряк увидел моё состояние и принёс бинт и мазь. Сумел ведь где-то выпросить! Мазью для лечения мышечных растяжений натёр мне голеностопный сустав. Туго забинтовал. В общем, сделал довольно простые манипуляции, которые не требуют медицинской квалификации. Но именно это мне и было нужно в трудный момент. Стало сразу как-то веселее, хоть боль и не проходила. Подумалось: «А не такие уж они и бестолковые, эти добряки».
На ужин я пойти не смог, и Старик принёс мне его в тарелке. Мою порцию с одной ложкой. Я попросил его принести и вторую ложку для него самого. Мы разделили порцию по-честному, поровну. «По-честному» – даже как-то непривычно прозвучало в стенах Школы, хоть я и произнёс это не вслух, а про себя. Может, это доброта от Добряка? Передаётся воздушно-капельным путём? Да уж, если так пойдёт и дальше, то я буду делиться со всеми нуждающимися. А их много, всех не накормишь!
Не накормишь? Это был опять немой вопрос самому себе. И тут же придумался ответ на него – «А ведь ты и не пытался!» Всех накормить не получится. Это понятно. Но можно попробовать хотя бы угостить, хотя бы одного? Того, кто только что тебе помог? Опять вопросы… Холодное потеплело.
А ведь помнится, в прошлой жизни я такими вопросами не задавался вообще. Угощал других просто от хорошего настроения, помогал просто так и без каких-либо расчётов. И делились мы с друзьями не только едой, но и вещами более ценными. А здесь, в Школе, всё это почему-то отошло в прошлое и приобрело качество давно забытого. Тёплое похолодало.
Однако молчание в ситуации после ужина надо было как-то прервать. Старик молча смотрел на меня и ничего не говорил, поэтому спросил его я:
- Может быть, ты чего-нибудь хочешь? Скажи.
- Нет, ничего особого я не хочу. Только вот есть хочется постоянно. С этим я не могу справиться. Мне трудно любить людей, когда я постоянно голоден.
- Хорошо, буду знать. Я понял тебя, – ответил я, сознавая, что при всём желании не смогу регулярно подкармливать Старика. Делиться едой в Школе было не принято. Каждый получал свою порцию согласно статусу, а Старик был добряком.
- А ещё я хочу тебя попросить, чтобы ты осторожнее шёл по пути, которым тебя ведут в Школе. Я не вижу «света в конце этого тоннеля». Будь осторожен.
- «Свет в конце тоннеля?» Ты что, философ? Голодный философ? – мне не очень понравилась его иносказательность и «пророческий» тон.
- Нет, но простые вещи я вижу и очевидные истины знаю. Любить людей нужно всегда. Даже тогда, когда сам голоден. Хоть это и трудно, – сказал Старик довольно твёрдо и уверенно. Именно эта уверенность и не понравилась мне ещё раз. Она явно не вязалась с его статусом добряка и всей ситуацией в целом. Сам голодный, а думает про каких-то других людей! Вот бы они подумали про тебя, Добряк?
- Христос вот тоже любил людей, но они Его распяли, – я попытался придать голосу насмешливый тон.
- Да, это самый известный и убедительный нравственный ориентир для нас всех, во всей истории человечества, – тихо и спокойно проговорил Старик. – Человеческая ненависть тонет в Любви, если Любовь глубже!
- Во всей истории человечества?... Ну-ну… слишком высоко берёшь. Я вот тоже, может быть, войду в историю… когда успешно выполню задание. – Насмешливый тон мне явно не удавался.
- История – как река, её можно переплыть или перейти вброд. Но чаще всего она просто сносит тебя своим течением, не спрашивая мнения и желания. – Также спокойно и рассудительно закончил беседу Старик.
Я не нашёлся с ответом. Мне не всегда удавалось найти нужные слова в разговоре с ним. Он поднялся и ушёл на свою койку. После этого я ещё долго размышлял о том, что простые и понятные вещи иногда требуют своего переосмысления. Это был один из таких моментов.
Продолжение следует
http://proza.ru/2021/02/12/1784