13. Чёрный ворон
Один случай остановил поток ко мне незваных гостей. Я сильно приболела и предупредила об этом Леонидыча, но его не остановили мои проблемы, и он привез двух молодых женщин с детьми. Я с трудом накрыла на стол и легла на диван у печки, накрывшись пледом. Приветливых улыбок на этот раз не получилось. И тогда, наконец, подруга Леонидыча сказала ему: «На моем месте мне бы все это тоже не понравилось». Думаю, они поговорили между собой, потому что экскурсии-приемы ко мне прекратились.
Но сам Александр Леонидович продолжал часто ко мне заезжать. У него родилась новая идея: переселить меня жить к себе. Он предлагал мне большую светлую комнату своей умершей жены, городские удобства: газ, водопровод, но я-то понимала, что ему нужна нянька младшему больному сыну, а моя большая (по местным меркам) пенсия приложилась бы сама собой. Я отвечала ему, что городские удобства у меня есть в Москве и что мне хорошо в моем новом доме, и ни на что я не жалуюсь и не испытываю нужды куда-либо переезжать.
- К тому же я по ночам не сплю, смотрю телевизор, люблю ночью покушать, расхаживаю по дому. Вас такое устроило бы?
- Тогда переезжайте ко мне на дачу, - без всякой логики говорил он, - там прямо у входа водопроводная колонка. Я Вам продукты привозить буду.
- В Ваш сарай с низким потолком и слепыми окошками? Да чем же он лучше моего роскошного дома?
Странные это были отношения. Было очевидно, что мой «друг» стремится поставить меня в полную зависимость от себя. Но что он от меня хочет? Наше общение сводилось к схеме: «Один – вслух, десять – в уме». Говорить нам было совсем не о чем. У меня появилось ощущение, что этот бывший охотник на зверя начал охоту на меня. Я делала вид, что ничего не происходит, но постоянно думала о том, что необходимо прервать наши отношения (от него веяло бедой), но сделать это не было предлога, он был доброжелательным и продолжал опутывать меня паутиной добрых дел. Чего же он все-таки хотел о т меня? Предположений, самых скверных, было много.
На нашей улице в Лесковичах стояла дача солидного человека – врача. Держал врач на этой даче по очереди трех немощных старух-родственниц. Держал в полутемном закутке, отгороженном фанерной перегородкой сначала мать, потом тещу и свою тетку. Пока жена врача была жива, старухи были накормлены, а на веревках во дворе сушились простыни. Но когда жена умерла, врач отдал уход за старухами бомжу. Сам приезжал с работ ы поздно, привозил продукты. Простыни на веревках больше не сушились. Старухи умерли одна за одной и, как мне рассказали, при обработке трупов обнаружилось, что их заживо ели черви. А держали их в доме ради получения их пенсий, хотя легко могли бы определить в дом престарелых для нормального ухода.
Уж не подобную ли судьбу готовил мне мой «друг»? Пенсия моя была самой большой в деревне, люди подозревали богатства у меня под матрасом (иначе как бы я поднимала свой дом?). Годы мои уже были солидные, содержать меня было бы легко: дом Леонидыча обслуживали социальные работницы, могли бы и за мной за небольшую плату приглядеть. К тому же я была очень метеозависима, меня постоянно мучили головные боли и мог прихватить инсульт – моему охотнику надо было не упустить момент. Он застраховал ситуацию частыми телефонными звонками мне.
Этому трудно поверить, но мой «друг» стал ежедневно делать мне два-три телефонных звонка, не пропуская ни дня. Это продолжалось все восемь лет нашего знакомства. Я посчитала: два звонка умноженные на 360 дней и восемь лет получалось 5560 звонков! – бесплатных для него. Сначала я не придавала им значения, но вскоре меня это стало раздражать. Говорить было не о чем, и весь смысл звонков сводился к проверке, жива ли я, не случилось ли чего со мной.
- Ну что там у Вас? – спрашивал он.
- У нас ничего, - отвечала я.
- Ну, значит, все в порядке, - говорил он. – всего хорошего, спокойной ночи!
Он просто в наглую пас меня. Чего он хотел? Ворваться первым в дом и проверить, что у меня под матрасом? Или застать в немощи и отвезти к себе в дом? От его звонков я почувствовала себя и козявкой под лупой, и жертвой под острым взглядом парящего надо мной Черного Ворона. Я раздраженно закричала в трубку на вопрос «Ну что там у Вас?»:
- Да жива я, жива! Зачем Вы так часто звоните?
Но «друг» невозмутимо и ласково, в растяжку запричитал:
- Вот и хорошо, Будьте здоровы и живите еще двести лет».
И продолжал все так же звонить. Я не могла не отвечать на звонки, потому что он сразу приезжал, чтобы узнать, не случилось ли чего, а это было бы и того хуже.
Я не могла избавиться от ощущения, что от Леонидыча веет неотвратимой бедой и эта беда подползает, но так медленно, что возмущаться нечем, и остается только смириться с этой тягучей неспешностью.
Валечка была намного мудрее и осторожнее меня. Природным чутьем и западнической сутью она защищалась от сети добрых дел Леонидыча: никогда не приглашала его в свой дом и, опережая его, выбегала навстречу его машине с радостной улыбкой и подарками в руках для его сына: тортом своего изготовления, пончиками, пирожками; они перебрасывались несколькими шутливыми словами и расходились-разъезжались.
Часть III
Ходоки
1. В нашем полку прибыло
Между остановкой и магазином обычно фланировали наши пьяницы, собирая «кто сколько даст» и сбрасываясь «на что хватит». Когда территория освобождалась, на дежурство заступал пес. Он ходил между своим домом и магазином в надежде на подачку. Он был худой и, если бы ни грязный, то был бы белый. Иногда ему везло, во всяком случае, я ему всегда подавала. Звали его Барсик, и вел он себя достойно: не подхалимничал и, прежде чем уйти к своему дому, позволял себя погладить один-два раза.
Однажды у Барсика случалась большая беда: сгорел его дом, а вместе с домом – его хозяйка. Муж и сын хозяйки – Женя пса и без того не любили, а после пожара совсем перестали кормить и обращались с ним жестоко.
Не долго думая, Барсик пришел ко мне. Я его кормила и сразу прогоняла: у самой семья большая: Кыся, Тишка и я. Но Барсик от дома не уходил. Как-то ко мне зашел его молодой хозяин Женя попросить денег в долг. Я указала на Барсика и спросила:
- Твоя собака?
- Моя, - ответил он.
- Тогда забирай, у меня уже есть собака.
Женя поднял Барсика за шиворот, вынес за калитку на дорогу и, размахнувшись, с силой ударил сапогом в живот. Собака с визгом перевернулась в воздухе и шмякнулась на дорогу. Денег Жене я не дала, а Барсика тут же позвала к себе домой.
Мои животные приняли его хорошо. Я не раз убеждалась в их способности сочувствовать другим существам в беде (кроме кошки по отношению к мышам и птицам). Теперь у каждого была своя миска и свое ложе из диванных подушек, которые я принесла от Васи Баркова (там выбросили старый диван). Также я разрешала им нежиться на тахте в прихожей. Но заходить в большую комнату собакам не разрешалось. Там царствовала только Кыся. Я смеялась, наблюдая за тем, как Барсик учился умываться, копируя Кысю.
Но вскоре с Барсиком возникли трудности. Сытый, молодой и сильный, он вдруг вообразил себя главой нашего «прайда» и стал притеснять остальных. Критический момент с применением крутых мер произошел, когда в гости на очередной чаек приехал с сыном Леонидыч. Пес забрался под стол и положил морду Леонидычу на колено. И тут же мое угощение «к чаю» быстро потекло под стол. То ли Леонидыч испытывал меня, то ли забавлялся сам, но мне стало жалко печенья и обидно за такое отношение гостя ко мне. Я взяла веник и попыталась выгнать собаку из-под стола, так как команд он не слушал, но тут Барсик с ревом и хрипом бросился на меня. «Ах, так?!» - закричала я и, распахнув дверь настежь, выгнала его вон.
Я не подпускала Барсика к дому трое суток, кидала в него камни и поленья и даже набила ему шишку под глазом. Он ходил вокруг дома большими кругами, его белый нос осторожно высовывался то из-за бани, то из-за куста. К концу третьего дня я решила, что он понял, кто в доме хозяин, и позвала его к себе. Он подполз и перевернулся на спину кверху лапками. Я погладила его, сказала, что прощаю и мы, оба счастливые, пошли в дом.
Пес стал неузнаваем: он слушался меня с шепота и не спускал с меня обожающих глаз. Больше мне ни разу не довелось повысить на него голос. Он был умным и на похвалы стеснялся: прижимал нос к груди и делал такую конфузливую физиономию, что не рассмеяться было невозможно. Люди его не узнавали: «Неужели это Барсик?» - такой он с тал пушистый, белый и «интеллигентный».
Другое дело – собаки. Теперь они его люто ненавидели и, поймав удобный случай, затаскивали в ближайшую лужу, искусывали и так вываливали в грязи, что он становился мокрым черным чучелом.
Мои звери без меня не уходили со двора (исключая периоды собачьих свадеб), лежали, глазели на меня и нагуливали жирок, и тогда я поняла, что мы должны выгуливать друг друга. Каждый вечер мы вчетвером делали длинные прогулки за деревню, по гладким полевым дорогам. Кыся не оставалась дома одна и тоже бежала вместе с нами, опасливо прячась за спины собак и своим нежным голоском призывая вернуться назад, домой.
2. Природные катаклизмы
Климат начал ломаться с 2013 года. Зима была бесснежной, только в январе выпал первый снег. Потом – ранняя теплая весна.
Это произошло в середине июня.
Я вышла на крыльцо в полчетвертого утра. Едва развиднело. Над полями стелился туман. В легком сумраке уже мимо меня пролетел аист на болото. Лягушки пробовали голоса в низких нотах. В лесочке напротив покрякивала утка и допевал свои последние песни соловей. В конце улицы перекликались женские голоса. День обещал быть ясным.
Но спустя несколько часов я услышала непонятный гул и, выскочив из дома, увидела, как средь ясного дня с дальнего конца поляны прямо на меня летит по земле огромная – до неба, клубящаяся черная стена. Края ее заворачиваются, силясь сделать воронку смерча. Со страха я охнула, метнулась в дом и зачем-то закрыла на крючки все двери, окна и форт очки. Через минуту накрыло. Стало темно. Я опомнилась и открыла дверь: передо мной в сплошной лавине воды горизонтально летели оборванные ветки, листья, цветы, какие-то обломки и тряпки. Закончилось все очень быстро. Водяной клубок промчался, оставив за собой затяжной дождь и удручающую картину: ободранные от листьев, обломанные и согнутые дугой деревья, поломанные цветы, трава, плотным слоем, словно зеленый лист бумаги, прилипшая к земле, и везде – в огородах, в канавах, на полях – вода, вода, вода. Старожилы не помнили, чтобы землю так заливало водой.
А дождь все лил и лил. В огородах начали гнить овощи, многим пришлось заново пересаживать картошку. (В это время заливало Западную Европу, тонули города в Германии, Франции, Венгрии, Черногории).
В июле поливало меньше. Разбухшие растения силились ожить, но в августе на целый месяц запалилась жара за 30 оС – и ни капли дождя. Мой бугор с поляной высох, как орех, цветочная поляна погибала. Цветы ночью пытались поднять головки, но днем снова роняли их и казалось, что им больно.
Каждый вечер я носила воду из колодца в бочку, из бочки – на клумбы, по ковшику на цветок. Я хотела дотянуть до дождя. Ноги и руки болели от тяжелых ведер. Пришлось нанимать за деньги Витю Шевцова, чтобы он подносил мне воду от бочки, а я – поливала.
3. Витя
Витя Шевцов был работником обстоятельного, замедленного действия. Конечно, он был герой, потому что лень родилась раньше его и труд был его героическим преодолением. В начале рабочего цикла он оживлялся, даже ходил быстрее обычного, потом движения его замедлялись, учащались перекуры и трагический взгляд выражал всю тяжесть работы.
Я платила ему каждый день за конкретно выполненную работу от двух до пяти рублей. На эти деньги он покупал сигареты, макароны или еще что-нибудь съестное и, конечно же, спиртное. Спиртное было с ним заодно, оно постоянно напоминало Вите о том, что пора бросать эту ненавистную работу и переходить к естественному независимому образу жизни. Тогда Витя находил причину для обиды (например, я не дала денег на опохмелку), молча резко отворачивался и решительно уходил навсегда. Из этого «навсегда» он возвращался, когда нечего было курить и пить, все сплетни с мужиками на остановке были переговорены, а все крупы дома были сварены и съедены. Я встречала его спокойно, без лишних слов, и начинался новый очередной рабочий цикл. Нужно было косить траву, носить дрова, рабочую воду из колодца в бочку, питьевую воду из колонки, вечером поливать цветы и т.д. – в деревне в любом доме работа ждет всегда.
О Вите мне рассказала Софья Федоровна. Когда-то у него был свой дом, оставшийся от родителей, но по пьянке он сжег его. Перешел жить в сарай на сено, но выпил, закурил и тоже сжег – остался без крыши. Софья Федоровна пожалела его и попросила соседа:
- Ты живешь один, приюти парня пока он найдет себе жилье.
Сосед приютил, а через месяц умер, и остался Витя жить в хорошей квартире: две комнаты, кухня, коридор, сени, отдельный вход, сарай. В доме тепло – есть обогреватель. Старенький телевизор кто-то отдал ему. Электричество обрежут за неуплату, а он снова все наладит. Пе6риодически впадает в запои, а потому ни на одной работе не держится. Самая лучшая была у него работа на ферме ночным сторожем при телятах. На телят никто не нападал. Витя забирался под одеяло и крепко спал. Если его застукивал контролер, то говорил: «Сильно замерз, залез погреться под одеяло». Утром немножко косил траву, немножко что-то разгребал лопатой, потом пил молоко, брал с собой бутылку и шел на подработку или домой отдыхать от ночного отдыха.
Как-то увидел Витя на чердаке моего сарая рулон стекловаты и, чтобы предостеречь меня, рассказал такую историю:
«Работал я шофером, подвозил материалы к вагонам. Собралась бригада – шесть человек и стали подрабатывать грузчиками. Однажды после работы мы сели уютненько, выпили, закусили, поговорили. За руль садиться нельзя – и пошли мы пешком по домам.
Уже стемнело, иду я через поле, вижу – впереди что-то белеет. Подошел, потрогал: мягкое, сухое. Лег я на эту кучу и поспал немного. К рассвету зябко стало. Встал, вижу – рулончики белые. Дай, думаю, домой отнесу. Взял подмышки по одному, иду – курить захотелось. Зажал рулончики между ног, прикурил и пошел дальше.
Пришел домой, лег спать и тут началось! – по всему телу колется, чешется, а между ног – с ума сойти! Я и мылся, и терся – ничего не помогает. Вышел на улицу, рассказал знакомой женщине, она позвала к себе домой. «Раздевайся, - говорит, и лезь в ванну. Отмылся я в воде, отскребся, дала она мне одежку: мужнину майку и рубашку. Трусов мужниных чистых не оказалось, так она мне свои трико дала. Мою одежку выбросила. Вот так я познакомился со стекловатой».
4. Толик
Цветы мне помогли спасти мои дорогие помощники – Валечка и ее сын Алеша. Вечерами они переносили ко мне насос и тяжелые шланги и заливали мои бочки водой.
Близилась осень. Дни стали короткие, не успеешь выйти на уличные работы, а уже темнеет. Работы много: надо вымыть и утеплить окна, выкопать георгины, рассадить топинамбур, вскопать грядку и подготовить ее к посадке чеснока «под зиму», перенести подсохшие дрова с улицы в сарай, выбить ковры, накормить свою животную ватагу и т.д. и т.д. А Витя, как назло, в очередной раз обиделся и ушел «навсегда». Устаю – душа вон! И тут на моей дорожке появляется новый помощник («Свято место пусто не бывает») - Толик Пальвинский.
Толик выкосил траву за сараем, вскопал новые грядки для цветов, подстриг кусты вдоль дороги, чтобы не лезли в провода. Каждый день – бутылка, бутылка, бутылка. Толик пьет «плодово-выгодное», т.е. какую-то дрянь. Спрашиваю:
- А что, самогон тут не гонят? Ведь денег на каждый день не наклянчишь, а вы, алкаши, почти всегда пьяные.
- Гонят, но боятся …
А бутылки с каждым днем дорожают, а денег у меня до пенсии – в обрез. И я объявляю:
- Конец работам, больше не приходи.
На другой день вижу – идет! Все мое нутро встает дыбом. Кричу:
- Чего идешь?
Он медленно подходит с кроткой улыбкой, смотрит своими большими виноватыми глазами и тихо произносит:
- Грибы… Выполнил заказ Валентины Ананьевны (т.е. моей Валечки), а она уехала в город.
За плечами – рюкзак с опятами. Иду за деньгами на бутылку.
Толик – большой, мягкий и толстый мужик, раскормленный на родительских харчах. Он добрый и улыбчивый. Умелец: может и косу насадить и отбить, и все другое по хозяйству, но у него одна с Витей главная черта — лодырь высшей марки, постоянно занятый одной проблемой: где найти денег на бутылку.
Дед Толика в советские времена был садоводом. Огромные сады, посаженные и выращенные им, простирались тогда к западу от Лесковичей. Потом, в проклятые девяностые, по указанию сверху все сады пустили под бульдозер. Дед плакал, его поразил инфаркт. Сейчас на месте садов — большой пустырь, поросший высоким будыльем.
После окончания работ Толик стал захаживать ко мне за деньгами в долг. Я не давала – знала, что не отдаст. А он – хитрющий, смотрит растерянно и жалобно, показывает кровавую рану на голове и на руке, приводит разные доводы.
- И вообще, - говорит он, - я прошу деньги не для меня, а для Юры. А сам Юра стесняется прийти к тебе, потому что по пьянке от радости, что дала в долг, поцеловал тебя в щечку, а теперь считает, что вел себя недостойно.
У Толика и у Васи Баркова очень много ума, поэтому головы у них большие и тяжелые. «Приняв градус», они часто падают, врезаясь в землю головой, а потом ходят по деревне с открытыми кровавыми ранами и предъявляют их как довод к тому, что им надо одолжить денег.
Осень была ранняя и холодная. Уже с начала сентября повеяло холодными ветрами, приближением зимы. Бабьего лета не было и все время – тучи, тучи …
Шел дождь. Я шла под зонтиком в магазин. Впереди трусили две мои собаки. Молодой Барсик все время оттеснял Тишку в сторону – хотел бежать первым, а мудрый Тишка отбегал, вставлял нос в траву на обочине дороги и замирал. Барсик сразу бросался к нему и, пока выяснял, что там обнаружил Тишка, тот уже преспокойно бежал дальше. Я смотрела, как они бегут рядом и смеялась: где уж им не спорить, если хвост у одного отклоняется влево, а у другого – вправо, природой даны разногласия. Вдруг вижу – обе собаки воткнули морды в траву и слышу – мужскими голосами, человеческой речью, тихо переговариваются между собой. Оглядываюсь – никого из людей нигде не видно. Тихонечко подхожу и вижу: в высокой траве лежит мокрый серый шар. Это Толик. Он сидит на корточках, натягивает капюшон куртки, с которого стекают ручейки дождя, и силится зажечь сигарету. Получается плохо. И он что-то бурчит себе под нос. А я-то подумала – собаки.
- Пойдем, - говорю, - я тебя домой отведу, ты весь промок.
- Не… Мне здесь хорошо.
- Ну, тогда сиди, - и мы пошли дальше.
Следующая страница: http://proza.ru/2021/02/11/96