8. Эйфория
Воплотив в жизнь свою большую очередную мечту, я почувствовала себя счастливой. Я была на таком духовном и физическом подъеме, что, казалось, взорвусь, если не найду выход своим силам и эмоциям. Для начала я поколола целый прицеп дров, не прибегая к помощи мужиков, потом занялась участком: сама обкашивала сначала косой, потом электрокосилкой свои пятьдесят соток. Я засадила участок цветами и малиной, посадила две молодые яблоньки и вскопала огород, но картошку съел колорадский жук, а редиску и морковку съела медведка. Тогда я решила сажать то, что могло у меня выжить: сосенки, малина и цветы – море цветов. И климат был, в целом, прекрасный. Зимой я разгребала от снега широкие дорожки к дороге, к колодцу и вокруг сараев, ходила на лыжах по полянам, пересеченным следами зайцев, лисиц и волков, а летом каждый день плавала на озере.
Меня очень тянуло к людям, к тем, кому можно было бы рассказать и кого можно было бы послушать. В деревне жила своя интеллигенция, так как функционировал интернат и колледж для особо одаренных детей. Недалеко от моего дома, в имении, похожем на райский сад, жили две сестры: Рита и Рая. Старшая Рая, на первый взгляд, казалась попроще и общительнее. Младшая Рита преподавала в колледже и была в числе редакторов книги о Шумилинском крае. Ее хобби было – выращивание роскошных элитных цветов, окружавших их небольшой аккуратный дом.
Рита была оригинальным, редким человеком, единично встречающимся в деревнях. Красивая, худенькая, легкая, с замедленной четкой речью и светскими манерами, так, казалось бы, не вязавшимися с постоянной работой на земле; она очень привлекала мое внимание. Однажды я увидела ее в прелестном, неземном виде: она спешила в колледж на праздник в легком шелковом брючном костюме бежевого цвета, с прозрачным шарфиком, облачком развивавшемся на ветру, она как будто летела по воздуху. И вдруг, обернувшись, кому-то улыбнулась и помахала рукой. Я стояла на остановке автобуса и зачарованно смотрела на нее.
Меня познакомила с сестрами моя Валя. Они пригласили нас в баню, а после бани – на чай. Как же я обрадовалась и как меня прорвало! Я рассказывала какие-то интересные истории, читала стихи Бродского, а они… они слушали меня внимательно, с интересом, но ответной реакции я не нашла, получилась «игра в одни ворота».
Я почувствовала, что сходу перебрала и отныне буду слыть у них залетной московской чудачкой. В своей активности я потихоньку ретировалась. Я не только не чувствовала их притяжения к себе, но, скорее наоборот, мои излияния разделили нас. Если им доводилось войти в мой дом, они стеснялись, дичились, я с трудом оттаскивала их от порога до стола. Но мы остались добрыми соседями, охотно выручавшими друг друга. Мы дарили друг другу подарки по случаю, они приглашали меня на семейные праздники и каждую неделю — к себе в новую баню. Да и некогда им было ходить по гостям: все время отнимали работы на службе, в саду и огороде, приезды любимых родственников.
Другое дело Валя. Мы крепко подружились, и позднее эти годы Валя назвала самыми счастливыми в своей жизни. Особенно хорошо нам было, когда ее сын Леша уезжал надолго по делам в Москву, а Валя, которая не могла жить без заботы о ком-то (что было существенной чертой ее характера), переключала свое внимание на меня.
Валя была на десять лет моложе меня, то тогда мы выглядели равногодками и были удивительно похожи. Принимая меня за нее, на улицах со мной раскланивались ее знакомые, а я удивлялась: какой вежливый культурный город, здороваются даже с незнакомыми. Однажды к нам подошла группа женщин – их очень интересовал вопрос: родные мы сестры или двоюродные. Мы только смеялись в ответ.
Несмотря на внешнее сходство, мы сильно расходились в характерах, как расходятся «восточники» и «западники», как люди таких несходных судеб. Я была «раздайбой», деньги считала только чтобы знать, сколько там осталось в кошельке до пенсии. Валя же относилась к деньгам с большим уважением. Нет, она не была ни скупой, ни скопидомкой. Наоборот, она всегда щедро угощала гостей, кормила стаю бездомных кошек, тратя на них изрядные деньги, была очень чистоплотна и не любила ненужных вещей в доме. Но однажды в детстве пережив нищету, она навсегда узнала цену деньгам и вела им счет.
У нас сложился прекрасный альянс: мы обе знали, чем порадовать друг друга, Я старалась платить за все услуги, при поездках в Витебск делала дорогие подарки Вале и Леше, старалась опередить ее у кассы и заплатить за ее товар. Она, конечно, из вежливости возмущалась, но, в конечном счете, это кончалось радостью. А Валя помогала мне во всех моих проблемах домашних и внешних, возила в незнакомые мне места, сопровождала в дальних, трудных для меня, поездках. Она постоянно угощала меня разными блюдами своей домашней кухни, относилась ко мне, как к члену своей семьи. Мы как будто соревновались, кто больше сделает другому добра. Мы постоянно чувствовали взаимную нужность друг другу.
Раньше у Вали не было близких подруг (подруг – до полного откровения), теперь она делилась со мной своими тревогами и волнениями – знала, что ее тайны будут «под семью замками».
Вместе нам было весело и удивительно везло, мы постоянно обращали на это внимание. В городе и транспорт подходил во-время, как по заказу, и нужные товары словно сами шли нам в руки, и всякие мелкие казусы смешили нас до слез. Мы много шутили и смеялись.
Однажды произошел удивительный случай-везение. При очередной поездке в Витебск Валя захватили в ремонт сломанный миксер. С ремонтом не вышло – мастер посоветовал выбросить. И вот мы ходим по городу, я уговариваю Валю не таскать лишний груз – выбросить прибор в урну. Заходим в магазин, а там – акция: пенсионеры могут получить бесплатно любой электроприбор в случае сдачи поломанного аналога. И тут Валя достает свой миксер и вместо него получает новенький, мощный, последней марки! Не чудо ли?
Я уже не могла называть ее иначе, чем Валечка, такая светлая, добрая она была. Валечка хорошо шила. Мы покупали красивые ткани и щеголяли в шляпках, в новых платьях и сарафанах. Мы ходили по солнечной улице купаться на озеро, а нам знакомый бомж, сидя на корточках у обочины с папироской, кричал в след:
- Девчонки, вы такие красивые! Я видел вас на озере – не заплывайте так далеко!
Дорога на озеро была недалекая, всего с километр. В лучах заходящего солнца все: и сосны, и кусты, и липы, и заросли диких трав, отливало оранжевым светом. А меня несло в разнос: читала стихи, пела песни и рассказывала разные истории, удивлялась и восторгалась красотой неба и земли. Валечке не так интересен был мой интеллектуальный багаж. Полевые цветы она считала сорняками, своих горячо любимых курочек съедала в виде тушенки, но она умела слушать или искусно делала вид, что слушает, а для меня это уже было немало. Она удивлялась не тому, что я выдавала, а тому, сколько всякой всячины я знала. Когда я читала Пушкина, она подсказывала мне забытые строчки, когда пела веселые или блатные песни (а знала я их бесчисленное множество) – улыбалась. Иногда меня тянуло в спокойную лирику, я пела любимый романс «Не искушай меня без нужды…», который когда-то пела с двоюродными сестрами на три голоса. После плаванья мы возвращались освеженные и легкие, чистая вода снимала усталость и весь негатив дня, мы словно рождались снова.
9. Новый друг
Эта история началась легко, смешно и невероятно. Ко мне заглянула Валечка. Мы сидели, говорили о том – о сем, и вдруг мне пришла идея: дай-ка я вытяну карту-таро, посмотрим, что нас ждет впереди. Читаю вслух:
- «Скоро Вы встретите человека, который назовет себя Вашим другом. Этот человек опасен для Вас – он постарается взять с Вас все, что только сможет. Остерегайтесь его».
На следующий день мы с Валечкой пошли на трассу ловить попутку в город. Ждали недолго, вскоре перед нами остановилась машина. Водителю-мужчине приятной внешности, лет пятидесяти с хвостиком, Валечка была знакома, а меня он видел впервые, и сразу приступил к расспросам: кто, да что, да откуда… И вдруг восторженно воскликнул:
- А! Так это Вы – та самая художница! Тогда я с Вами буду дружить. Согласны? С сегодняшнего дня считайте меня своим другом.
Вспомнив вчерашнюю карту-таро, мы расхохотались. Бывает-же такое! Сведения о «той самой художнице» Александр Леонидович (так звали нового друга) получил или из статьи в «районке», или, скорее всего, по слухам.
Он приехал ко мне со своей подругой уже на второй день. По-хозяйски обошел угодья, заглянул в сарай. Носик у него был остренький, а глаза приметливые. Толкнул в плечо подругу:
- Смотри, тут уголки железные длинные, нам как раз такие нужны. Распилим …
- Нет, не распилите, - вмешалась я, - это у меня устройство для просушки подушек и одеял, я вам железки не дам.
Потом раскинул свой взор по моей большой поляне, густо пестревшей посаженными мной цветами и мечтательно сказал:
- Сюда я буду привозить своих внуков: пусть играют.
- И не думайте, не буду я сидеть с Вашими внуками.
Вскоре я начала улавливать (хотя еще не могла сполна оценить) сверхъестественное чутье моего друга в оценке ситуации, которая могла бы принести ему бонусы. А ситуация была такова: новый дом с необычным внутренним убранством, новая радушная гостеприимная хозяйка, красивая поляна с экзотическими столами из толстых чурбаков, с кострищем, шашлычницей и казаном, словно ожидавшими гостей…
В практичном, изворотливом уме моего друга сверкнула идея – и завертелось! Почти каждый день он стал привозить ко мне на приемы-экскурсии полезных для себя людей, с детьми и без. Он и не думал согласовывать со мной эти наезды. Просто, уже подъезжая, спрашивал по мобильнику:
- Можно, мы к Вам заедем, мы тут рядом – не прогоните?
И уже к моему дому по дорожке тянулась вереница незнакомых людей, и я, если не дура, то простофиля, по долгу радушной хозяйки, радостно встречала друзей моего друга и выкладывала на стол все, что у меня было съестного. Я стала заранее заботиться о продуктах, чтобы меня не застали врасплох. В теплые вечера гости рассаживались за столы на поляне среди цветов, горел костер, жарились шашлыки, вкусно булькал казан, на столах-пнях появились вина и соки.
Александру Леонидовичу к столу, в знак особого уважения, выносила кресло. После очередного инфаркта в рот спиртного он не брал, как обычно, больше молчал и внимательно слушал всех говоривших. Но потом, пересев поближе к костру, впадал в ностальгические воспоминания: рассказывал о своей бесшабашной, хулиганской юности, об охоте на кабанов и волков. Первый инфаркт он получил в страшном происшествии на охоте на кабанов. Он вспоминал, как когда-то работал на Смоленщине, занимал хорошую должность в совхозе, отстроил новый дом, завел большое хозяйство (о жене и детях в рассказах не упоминал).
10. Байки нового друга
Как-то ехал он тихонько на своем коне по усадьбе, а на улице молодая цыганка стоит – Азиза. (С каким чувством он произносил это имя!) Стоит, а вокруг – несколько курочек. Азиза кидает крошки, а курочки клюют и по одной исчезают, как растворяются в воздухе. И пошла потихоньку вдоль по улице. Из дома вышла хозяйка, жалуется, что курочек потеряла. А друг ей с коня:
- А ты юбку у Азизы задери!
Азиза – в крик, возмущается, а наш друг с коня:
- Да ты не бойся, задирай!
Тут хозяйка схватила цыганку за юбку, а из-под юбки – ее курочки врассыпную!
Время было летнее, хлеба дозревали. И, откуда ни возьмись – цыганский табор. Стали прямо на поле, потравили посевы. Вызвали барона в контору, большой штраф предъявили. Барон пришел со своими молодцами:
- Какой вопрос? Зачем волноваться? Вот вам штраф (шлепнул на стол пачку денег), и еще сколько хотите!
Они стали ходить по комнате и «клеить» на плечи всем подряд погоны из крупных купюр.
- Ну что, мы в расчете? Все довольны?
Все были довольны. А наутро обнаружили, что цыгане исчезли, и вместе с ними исчез табун самых ценных племенных лошадей. Искали, даже вертолет вызывали – ничего! Как сквозь землю провалились.
Потом в новый дом моего друга ударила молния. Сгорело все. Александр Леонидович с семьей перебрался в Белоруссию, в Шумилино, ближе к родственникам. Поставил большой кирпичный дом, купил машину, дачу, завел пасеку и стал заниматься пчеловодством. Его жена умерла за год до моего приезда в Лесковичи.
Дача и пасека были недалеко от моего дома, так что заезжать ко мне не составляло особых затрат и труда, а чай и сладости ждали гостей в любую минуту.
В Лесковичи на летнюю подработку приехала из Украины цыганка Ирина. Ее поселили в оставленном мной доме Васи Баркова. Немолодая, смуглая, несимпатичная, грубоватая на лицо, она вызывала самые теплые чувства у моего друга. Приезжая ко мне, он всегда просил позвать Ирину, и назвал ее – Азиза. У костра он просил ее спеть что-нибудь, и Азиза без лишних церемоний затягивала речитативом бесконечно длинную балладу на украинском языке. Я уже истомилась в ожидании, когда же кончится это монотонное распевное чтение с непонятными словами, а мой друг, замерев и еле дыша неотрывно смотрел на ее лицо, освещенное костром, словно загипнотизированный, впавший во власть переживаний давно ушедшей молодости.
Когда, наконец, «Азиза» умолкла, я предложила послушать красивую, мелодичную украинскую песню-балладу о том, как мать провожала сына на войну. Я запела:
У нэдилю рано, рано – поранэньку
Кувала зозуля у саду жалибнэнько…
А потом запела задорную украинскую песню:
А мэни маты що-сь ны тэ каже
Стылы, доню, постэль, коваль спать ляжэ …
Я думала, Ирина подхватит, но она не знала ни одной песни из моего репертуара.
Потом я вспомнила Новеллу Матвееву:
Развеселые цыгане
По Молдавии гуляли
И в одном селе богатом
Ворона коня украли …
Но я заметила, что никто мои песни и стихи не слушает, и пошла убирать посуду.
11. Паутина из добрых дел
Я продолжала писать картины. Их активно заказывали клиенты как из райцентра, так и из Лесковичей, платили неплохо. Но Александр Леонидович активно перехватывал их. Он не платил за них, забирал по-дружески, а я отдавала по-дружески. Живопись его не интересовала. Он даже не останавливал на холстах внимания. Просто говорил, что, к примеру, у невестки – день рождения, и как кстати – картина. А родственников у него было много, и всем им он дарил картины. Через какое-то время и его дом был украшен картинами.
Назвать неблагодарным его было нельзя. Он с готовностью оказывал мне бесплатные для него, но очень ценные для меня, услуги, стоило мне только намекнуть. Выезжая с подругой в лес по ягоды и грибы (которые они сдавали в РАЙПО), он брал меня с собой – на прогулку. Он раздобыл мне в доме инвалидов трехколесный велосипед, так как двухколесный я никак не могла освоить. Теперь я могла совершать дальние прогулки и не носить в руках тяжелые сумки с продуктами. Когда я в первый раз сломала руку, он приехал и отвез меня в больницу (такси тогда еще не было). Был двенадцатый час ночи. Он долго ждал, пока хирург был занят с порезанным в драке мужиком и потом выправлял смещение костей на моей руке, и привез меня домой поздней ночью. Он доставал мне лекарства. У него, жившего под девизом : «Не подмажешь – не поедешь», были огромные связи. Для него не было ничего невозможного.
Он настоятельно приглашал меня на свои домашние семейные посиделки. Я из вежливости не могла ему отказать и готовила подарки неизвестно кому, а потом отсиживала пару нудных часов за большим столом, уставленным обильной разнообразной едой, соками и винами, среди незнакомых и неинтересных мне людей. Леонидыч, как всегда, не пил, молча слушал разговоры захмелевших родственников и заваливал горой салатов мою тарелку.
Я, словно в паучью сеть, все больше влипала в ощущение долга перед его добрыми делами. Я не хотела этого и ни о чем прямо его не просила, но он в разговорах узнавал, чем я озабочена и тут же спешил разрешать мои проблемы.
12. Квартира
Ко мне в гости приезжал из Москвы мой сын Алеша. Александр Леонидович рано утром встречал его у поезда и привозил ко мне в Лесковичи. Он был заинтересован в этих наездах, так как обратно в Москву Алеша увозил много меда, который я покупала у него для своих московских друзей.
Я предупреждала, что мой сын неравнодушен к спиртному и просила Леонидыча не угощать его, но мои просьбы стали для него командой «наоборот». Как только ему доводилось везти Алешу на машине, мой друг (теперь уже «друг») вручал ему бутылку водки. Алеша оживлялся и обширно отвечал на его вопросы.
Вскоре Леонидыч уже знал, что Алеша не женат, что квартира в Москве завещана ему, что моя комната в этой квартире пустует. Сначала он стал уговаривать Алешу переехать жить в Лесковичи – матери помогать надо. Потом, за очередными шашлыками, вдруг обозначилась проблема: подруге Леонидыча и его пассии – Светлане, зачем-то срочно понадобилось ехать в Москву.
- Слава Богу, пожить есть где. Там всем места хватит, - оживленно говорил Александр Леонидович.
Провожая Алешу в Москву, он неожиданно стал толкать Свету в вагон, крича:
- Садись, садись! Там разберетесь!
Она даже заколебалась, растерялась, но поезд тронулся и все закончилось смехом, вроде-бы шуткой.
Но я сразу поняла, что это была не шутка, а сорвавшаяся афера. Впервые я подумала, что надо мной парит черный ворон и жаждет добычи. Надо было защищаться.
Я сказала «друзьям», что решила переписать завещание на квартиру с сына на двоюродную сестру: сыну есть где жить, а сестра бедствует. Нотариус была хорошо знакома Леонидычу (я слышала, как он называл ее Ленкой), и он легко мог проверить мое намерение. Я и самом деле переоформила завещание и за очередным чайком подбросила небрежно документ на край стола так, что в мое отсутствие они могли прочитать его. Подействовало. На этом прекратились все разговоры о квартире и необходимости поездки Светы в Москву. Потом, спустя время, когда стабильно затихла эта тема, я поехала в Витебск и снова переоформила завещание на своего Алешу.
Следующая страница: http://proza.ru/2021/02/11/92