Улыбка зверя

               
                Часть первая

                Жизнь – это череда выборов.

                Нострадамус                                                
   

       Глава 1.

       В маленькой избушке у покосившейся печки сидел мужчина лет сорока пяти и сосредоточенно смотрел на огонь. Он не закрывал дверцу топки, чтобы видеть, как пламя жадно проглатывает подкладываемые дрова. И он, продолжал толкать и толкать деревяшки в ненасытную пасть, как будто пытаясь усмирить жар, но сухие поленья за секунду охватывались проворным красным змеем.
       Огненное животное начинало резво скакать и приплясывать на раскаленных углях, и неожиданно они, искрясь, рассыпались в разные стороны, а после неведомая сила подхватывала их и уносила вверх по трубе.

       Картина ожившего огня завораживала. К тому же сейчас это было для него единственным доступным развлечением.
       В задумчивости мужчина машинально провел левой рукой по небритому подбородку, правая замерла, не донеся полено до топки.
   
       Мысли перенеслись в детство, когда на рыбалке с отцом он мог вот так же долго зачарованно смотреть на огонь. Просто сидеть и молчать, погрузившись в состояние транса и ощущая полный покой и отрешенность.
   
       Ты и огонь…
   
       Пока отец не толкнет в плечо и не скажет: «Ну что, сын, пора спать! Чем жарче дрова горят, тем быстрее угасают… А на угли смотреть всегда тоскливо… Пошли! Завтра рано вставать…»
   
       Со стороны угла послышались неприятные звуки и напомнили, что он не один. Справа, из-за грубо сколоченного деревянного стола, он услышал шорох, затем кряхтение и громкое причмокивание, словно кто-то там, в углу, только что уплел вкусный обед и теперь во всеуслышание заявлял об этом.
   
       Борис повернулся в сторону, откуда доносились звуки.
   
       Старая деревянная кровать противно заскрипела. С нее поднялся сухощавый мужичок, обвел комнату мутным взглядом, почесал затылок и тут же плюхнулся на стоявший рядом со столом табурет.
       Своей неопрятной жидкой бородкой и короткими усами он напоминал карикатурного гномика. Круглыми осоловевшими глазами гномик осмотрел комнату, словно видел ее впервые, с трудом сосредоточил взгляд на мужчине у печки и прохрипел:

       –    Ты дверцу-то закрой, не то сгорим… Слышь, Борис, ты че такой смурной? Ну пойми… Не обижайся, плохо мне сейчас…
   
       Он резко выбросил левую руку вперед, но она тут же бессильно вернулась на его колено.
   
       –    Чужой я здесь, а потому никому не нужен…
   
       Он говорил, говорил… Глаза его закрывались, казалось, что он вот-вот снова уснет, но затем голова замирала, веки тяжело и медленно поднимались, и пустой блуждающий взгляд скользил по комнате.
   
       Борис молча смотрел на друга, который продолжал что-то тихо бормотать, раскачиваясь из стороны в сторону:
   
       –    Сам должен видеть… Я пытался закрепиться здесь, правда, пытался… но чувствую, почва уходит из-под ног. Вот так-то, брат… Не получается… таежный народ трудный. Все не просто… Они и книг-то не читают, поговорить не с кем…
   
       Он потянулся за стаканом, в котором оставалась недопитая самогонка.
   
       –    Страшно мне в этом поселке.
   
       –    А зачем тогда пьешь? – изумился Борис, поднимаясь с табурета. – Ведь, если живешь среди такого народа, ухо надо держать востро.
   
       Он наклонился и осторожно прикрыл дверцу печки, размышляя, как лучше начать разговор. Снова сел на табурет, с неприязнью взглянул на опухшее лицо товарища и после долгого молчания произнес:
   
       –    Игорь… Что с тобой произошло? В кого ты превратился? Ты же метеоролог… был интеллигентным человеком. Может, мой вопрос покажется тебе странным, но мне непонятно, зачем ты тогда учился? Чтобы вот так прозябать? Пропивать отпущенные тебе годы…
   
       Игорь молча смотрел на товарища, словно осмысливая услышанное, и неожиданно выпалил:
   
       –    Ты что хочешь от меня услышать? Как я ненавижу обитателей этого таежного поселка? – он заскрежетал зубами. – Да, я не смог здесь стать своим. Но куда мне сейчас прикажешь идти? А, да что теперь об этом! Ты у меня в гостях, давай выпьем, а то я чувствую себя совсем никчемным человеком…
   
       Борис увидел, как на какую-то долю секунды глаза Игоря наполнились злобой. Казалось, в это мгновение он ненавидел весь мир.
   
       –    Знаешь, Игорь, – Борис изо всех сил старался говорить спокойно. – Я для себя решил, коль уж я здесь, завтра пойду в тайгу. Не хочу просто так проматывать отпуск. И так уже два дня зря потратил... Ну а, когда выйдешь из запоя, поговорим на трезвую голову.
   
       Игорь поскреб бородку и с любопытством уставился на товарища:
   
       –    Ну-ну, и как это будет?
   
       –    Да как… Все просто.  На дворе начало марта, дни стоят хорошие. Хоть будет потом, о чем дома рассказать. А то, кроме твоего пьянства, так ничего и не увижу.
   
       –    А меня возьмешь? Вроде как я тайгу знаю.
   
       –    Нет, конечно. Из-за тебя уже два дня прошли впустую. Я же не могу дожидаться, когда ты въедешь в реальность. У тебя ведь как получается: до ночи пьянка, а после весь день сон. Сам же просил приехать, только не пойму зачем… Ты меня вообще видишь?  Ау! Это я, твой друг детства.
   
        Борис помахал рукой, но никакой реакции не увидел. Его разобрала злость, руки начали непроизвольно жестикулировать. Он сложил их ладонями внутрь и крепко сжал, стараясь успокоиться.
   
       –    Вообще-то, я в такую тьмутаракань не для того летел, чтоб смотреть на твое прозябание… Я реально думал, тебе помощь нужна. А получается, зря прилетел. Ну а про местных мужиков могу сказать, мне они показались вполне нормальными. Я тут с охотниками познакомился, дали советы, как ходить в тайге. Ну, конечно, и о тебе разговоры послушал...
   
       При этих словах Игорь поднял голову и, приоткрыв правый глаз, стал рассматривать Бориса. Левый глаз оставался закрытым, только веко его дрожало мелко и часто. Любопытство пересилило, и без особого интереса он спросил:
   
       –    Ну… и что они обо мне могут говорить?..
   
       –    Да разное, – уклончиво ответил Борис, – в основном считают тебя бездельником и пьяницей. А ведь так оно и есть, если со стороны посмотреть.
   
       Он изучающе разглядывал товарища, стараясь подавить в себе жалость.
   
       –    Вот скажи честно, пока ты здесь жил, сам-то в тайгу ходил?
   
       Игорь, сидевший за столом, покачал головой из стороны в сторону, словно был с чем-то не согласен.
   
       –    Ну да, какой из тебя ходок… Ты бы хоть пожалел себя, ведь всего-то сорок пять, а выглядишь на все семьдесят, – Борис тяжело вздохнул. – А по твоим редким письмам картинка совсем другая складывалась. Мне кажется, ты сам виноват во всех своих бедах. В поселке у людей дома добротные, крепкие, а ты свою развалюху за десять лет не смог в порядок привести. Самому-то в ней жить не противно?         
   
       Открыв дверцу печки, он подбросил пару поленьев в огонь и усмехнулся:

       –    А ведь я помню, как ты писал, мол, приезжай, все будет круто… Походим по тайге, покажу тебе много чего. Ты же ничего не можешь! Даже отношения с местными наладить не сумел. Как ты их наладишь, если постоянно пьешь? Они работают, охотятся, живут, жизни радуются, а ты вечно в запое. За столько лет так чужаком для них и остался. И я теперь понимаю почему.
   
       –    Ну, извини, так получилось, – донеслось до него пьяное бормотание. – Пойдем им морды набьем, что ли…
   
        За окном шумел ветер, ветви деревьев раскачивались и скрипели. Было десять часов вечера. В дверь кто-то поскребся.
   
       –    А…, наверное, это твой маленький Шкет, – глянув на дверь, буркнул Игорь.
   
       Улыбнувшись, Борис пошел открывать. В комнату, неся с собой клубы холода, вкатился пушистый щенок. Длинная шерсть его была покрыта замерзшими льдинками, он жалобно скулил и трясся. Все это время Борис заботился о щенке Игоря, следя за тем, чтобы тот не убегал со двора. В поселке выживают только рабочие лайки, ничейных собак загрызают.
   
       –    Ну вот, Шкет, – ласково потрепал он его рукой, – взял бы я тебя с собой в тайгу, да больно ты маленький.
   
       –    На кой хрен ты его запустил, – недовольно проворчал Игорь. Протерев пальцами глаза, он взглянул на щенка и добавил: – Эта чума сейчас согреется и нагадит.
   
       Не обращая внимания на его недовольство, Борис подошел к зашарпанному холодильнику и вынул из него двухлитровую банку молока. Он купил ее еще днем у соседа. Налив в пластмассовую миску, ткнул щенка в молоко мордочкой.
       Тот, тяжело вздыхая и урча от наслаждения, стал жадно лакать. Присев возле пушистого комочка на корточки, Борис заметил, что Игорь искоса наблюдает за его действиями. Погладив щенка, он поднялся и расстроенно сказал:
   
       –    Знаешь, я правда не могу понять, зачем сюда прилетел. Вроде ехал к другу… Хотел увидеться, поговорить. Сходить на лыжах, хотя бы день пожить в настоящей тайге, поохотиться. А что получается…
   
       Борис подошел к покосившейся прожорливой печурке, из всех щелей которой тянулся дымок, открыл дверцу и подбросил еще поленьев. Затем вернул дверцу на место и закрыл щеколду.
   
       –    А получается, – продолжил он с раздражением, –ерунда какая-то. Ты не просыхаешь… И, похоже, всегда так живешь. Ты сам для себя хоть что-то сделай…
   
       Гномик вновь уставился на Бориса затуманенным взглядом и процедил:
   
       –    Вот тебе сейчас со мной плохо… ты меня ругаешь, а сам-то в людях ни хрена не разбираешься… А я с ними здесь живу… Я их насквозь вижу…
   
       –    Игорь, да очнись наконец! Мне просто хочется, чтобы ты был в своем уме, – со злостью выпалил Борис, глядя на товарища.
   
       Но перед ним сидел совсем не тот Игорь, которого он знал с детства. За прошедшие десять лет, что они не виделись, друг стал каким-то чужим. Видавший виды толстый лоснящийся от грязи свитер висел на нем мешком. Когда-то его приятное лицо изменилось до неузнаваемости. Похоже, в запой он уходил постоянно.
       Десять лет назад Игорь уехал из города «за туманом и за запахом тайги». Сначала писал восторженные письма о своих планах и намерениях, потом их поток почти иссяк. И вот несколько последних писем с просьбой срочно приехать заставили Бориса собраться и прилететь к другу.
   
       Борис оглянулся: серый комочек, свернувшись и уткнув морду в лапы, спал. Бока его округлились и шевелились от дыхания.
   
       –    Ну а щенок… За него беспокоиться не стоит: если и нагадит, я за ним уберу.
   
       Игорь что-то невнятно пробормотал, потом махнул рукой и с удивлением уставился на бутылку, не понимая, почему содержимое закончилось. Его голова с полуоткрытым правым глазом медленно повернулась вправо, затем влево. Не обнаружив ничего интересного, он попытался приподняться, но это удалось ему только наполовину. В тот же момент он упал через табуретку на грязную постель, свернулся калачиком и сразу же уснул.
   
       –    Вот и опять поговорили ни о чем, – с горечью обронил Борис.
   
       Поднявшись, он начал готовиться к походу в тайгу. Еще днем решил, что задерживаться в таежном поселке больше не будет. Просто скука уже стала смерти подобна.
       Побеседовав с охотниками, которых встретил в магазине, он уже знал, куда пойдет и что возьмет с собой. Приготовив все, что нужно для похода, присел и еще раз мысленно пробежался по списку, уточняя, что будет надевать и чем питаться во время похода.
       Вскользь глянул на часы и удивился – время неумолимо скакало вперед.  Ходики показывали час ночи. Постелив себе на полу, снял с вешалки огромный тулуп и набросил на тонкое одеяло. Погасил ночник. На полу он ночевал вторую ночь.
       Уже засыпая под теплым тулупом, услышал, как где-то далеко выли волки. Резкий ветер теребил крышу утлого домишки, и снаружи то с одной, то с другой его стороны жалобно скрипели доски. Тревожные звуки накаляли и без того напряженную атмосферу в доме, носились по избушке, словно кто-то невидимый на улице назло всем раскачивал и раскачивал ржавые качели. Это был какой-то ужас, вторая ночь – и снова игра на нервах.
   
       Он уснул с мыслями, что от такого можно просто сойти с ума.
   
       Глава 2.
   
       Едва только первый луч солнца заглянул в окно, Борис сразу же проснулся. Тулуп приятно согревал его, и сразу вскакивать не хотелось. Он еще какое-то время лежал и бездумно смотрел на потолок. 
       День в тайге, как говорят охотники, всегда короткий, надо торопиться. А потому сборы оказались быстрыми. Рюкзак был уложен с вечера. Туда вошли крупа, сухари, кусок сала и пачка соли с консервами. Компас в карман, спички в рюкзак. Лыжи с палками в сенях. Огляделся – вроде бы все.
   
       Вскипятил чай, сделал бутерброды с сыром, без аппетита перекусил. Оставшиеся три бутерброда завернул в газету и засунул в рюкзак.
   
       –    Ну, вот и все! Поел, присел – и в путь.
   
       Для себя он наметил, что доберется до охотничьей избушки, там переночует, а утром, если повезет, дойдет до тока глухаря. Ну а после тем же ходом вернется в поселок. Вчера днем в магазине старый охотник подробно объяснил, как добраться до охотничьего ночлега: «Как только выйдешь к реке, двигай по правую сторону берега на запад. Километров через пятнадцать-двадцать увидишь на деревьях зарубки, ну и по этим меткам дойдешь до охотничьей избушки…»
   
       Попутно опытный таежник проинструктировал, что с собой брать и как не заблудиться: «Главное – не паникуй! Если поймешь, что заплутал, присядь, обмозгуй – решение само придет…»
   
       Мысли Бориса прервал пушистый комочек, который, проснувшись, стал тереться об его ногу, когда он уже стоял около дверей и надевал теплый полушубок на меху. Щенок наскакивал на валенки как на своего ненавистного врага. Пришлось его покормить и быстро выставить за двери, пока не набедокурил.
       Заскорузлые видавшие виды ватные штаны, латаный-перелатанный полушубок с дырками, из которых пучками топорщился мех, на голову – старую шапку с опущенными ушами, сшитую из шкуры непонятно какого зверя. Когда все это было надето, Борис, увидев свое отражение в мутном зеркале, невольно улыбнулся. «Бродяга, истинный бродяга», – пронеслось в голове.  Но в глубине души остался собой доволен. Это все, что можно было найти в избушке для похода.
   
       –    Ну что, бродяга, вперед! – подмигнул он сам себе, и улыбка расплылась во всю ширь лица.
   
       Двустволка шестнадцатого калибра висела на крючке стволами вниз. Осторожно взяв ее двумя руками, осмотрел со всех сторон.
   
       –    Прекрасно! – прошептал с удовлетворением и, надев рюкзак, пристроил оружие на левом плече.
    
       В карман бросил всего шесть патронов, которые нашел в патронташе.
    
       «Конечно, охотник из меня никакой, но для спокойствия сойдет», – хмыкнул про себя.
   
       Выйдя из остывшего за ночь дома, Борис осторожно прикрыл дверь. Шкет клубочком выкатился из будки и, часто виляя хвостом, поспешил к Борису.
   
       –    Вырастай, друг, и в следующий раз мы с тобой пойдем в далекие дали по таежным тропам, –нагнувшись, он потрепал щенка по холке. – А сейчас –пока.
   
       Заперев за собой калитку, надел на валенки лыжи и жестко закрепил их веревкой. В последний раз оглянулся на избушку и легко заскользил по твердому насту через сопку к далекой реке.
   
       Погода стояла морозная, но солнце светило по-весеннему. Настроение было бодрое. Лыжи сами несли его вперед, преодолевая глубокий снег.
   
       До реки, казалось, добрался быстро. Морозец щекотал щеки и подбородок, но голова под теплой шапкой вспотела, хотелось сбросить ее и понестись вниз по склону к реке.
   
        Пока Борис переваливал через сопку, дятел-барабанщик рассыпался дробью по дереву, бойко выбивая оживленную утреннюю мелодию. А возможно, выражая свое недовольство появлением одинокого человека.
   
       Он впервые оказался в тайге, и воображение раскручивалось и неслось вдаль. Впереди он видел бескрайние просторы реки с очертанием берегов и излучин. По обеим ее сторонам тянулась застывшая темной стеной тайга.
   
       Через время он уже спускался к берегу.
   
       «Ну, вот я и у реки. Странно, такой сказочный день, а рыбаков нет», – мелькнуло в голове.
   
       Шустрые песцы, совсем не страшась человека, гонялись друг за другом. Он шел на лыжах по сверкающему мартовскому снегу, не задумываясь, что будет впереди. Просто поставил себе цель, и ему казалось, что лыжи сами знают, куда идти, а он только переставляет ноги. Густой мех полушубка согревал его грудь, чувствовалось, что еще чуть-чуть –и пот начнет струйками стекать по спине.
   
       «Может, зря я так тепло оделся», – подумал он и, остановившись, расстегнул пуговицы полушубка. Глянул вниз на свои короткие белые валенки и довольно заулыбался: жестко прикрепленные к ним лыжи слушались хозяина, с легкостью повинуясь каждому его движению.
   
       Держась правой стороны берега, зашагал теперь строго на запад, обходя упавшие деревья и кустарники.
   
       Шел и радовался красоте природы, не мог надышаться… Вот оно, умиротворение. Такая тишина и покой! И жизнь городская кажется далекой и ненужной. Наверно, в такие моменты появляется азартное желание испытать себя в более серьезных делах.
    
       Шагая вдоль берега, Борис то и дело останавливался и всматривался вдаль – совсем скоро он будет там, где токуют глухари. «Блин, говорят, что это завораживающее зрелище», – радостно стучало сердце. Недалеко от берега он должен увидеть на деревьях метки – такие затесы в тайге оставляют охотники, чтобы по ним можно было найти дорогу к охотничьей избушке.
       Конечно, к этому времени уже стемнеет, так как ночь в тайге наступает стремительно. Зато как заправский охотник переночует в таежной избушке, ведь он так долго об этом мечтал, шел к этому, и наконец это случится наяву. Ну а после по старым следам обратно в поселок.
       Борис поправил тяжелый рюкзак, который оттягивал плечи: еды набрал на два-три дня. Это неписаное правило он знал давно: идешь на день – бери в два раза больше.
       Вспомнил, как в начале пути за ним увязался молодой долговязый пес, помесь овчарки с лайкой. Но, поднявшись вместе с ним на сопку, видно, понял, что ошибся хозяином, и, чтобы не терять зря время, куда-то исчез. По всему видать, плюнул и сбежал в поселок.
       Плавное течение мыслей прервал рябчик, шумно вылетевший прямо у него из-под ног.
       Борис поднял руку с лыжной палкой и погрозил ему вслед. Лыжи скользили, похрустывая и сминая снег.
   
       Снова нахлынули воспоминания. Игорь, друг детства, писал, что, обосновавшись в таежном поселке, нашел здесь свою отдушину и смысл жизни. Собирался строить собственный дом, так как пока жил во времянке. Работа его заключалась в том, что он делал замеры течения реки, и эти данные отправлял по инстанции в Москву. Зачем эта информация была нужна и приносила ли кому-то пользу, он и сам не знал.
       Попав в этот поселок много лет назад, он считал, что судьба его вполне удалась, и ни на что не жаловался. Писал, что таежный поселок состоит из двадцати домов, и, убежав из города, здесь, в тайге, он чувствует себя свободным.
       Вот эту-то свободу Борис и увидел. Прилетев на самолете АН-2, удивился, что его никто не встретил. Найти жилище Игоря оказалось несложно, так как все местные жители здесь друг друга знали. Он вошел в дом, который больше напоминал сарай с окном и состоял из комнатушки и маленькой кухни с покосившейся печкой. Рядом с печкой почти вплотную к ней приткнулся деревянный топчан, позже служивший ему местом для сна. Топчан подпирал самодельный стол из плохо обструганных досок, за которым Борис и увидел своего друга.
       Перед глазами тут же всплыла картинка, когда Игорь тяжело поднял голову, его осоловевшие глаза смотрели куда-то в пустоту. После, так и не поняв, кто к нему зашел в гости, уронил голову на руки и уснул за столом. Борису захотелось сразу же развернуться и уехать, но это оказалось невозможно – самолет будет только через четыре дня. Все эти два дня совместного пребывания Игорь, не переставая, пил всякую дрянь, трезвого разговора не получалось. Его день сурка казался нескончаемым… Выпив, он бессмысленно щурил глаза и пытался рассуждать о жизни…
   
       Борис поежился, чувствуя, как ветер усилился и стал проникать под одежду. Остановившись, застегнул полушубок на все пуговицы. 
       На горизонте появились небольшие облака, но солнце еще светило. Он подставил небритое лицо лучам солнца и, как мартовский кот, сладко сощурился и закрыл глаза.
   
       «Я сделал это! Я вырвался! – ликовало все у него внутри. – Хоть какое-то время побуду наедине с природой!»
   
       Ему было так хорошо, что хотелось забыть все плохое, в том числе и обиды на своего друга.
   
       Он стоял и любовался пейзажем, на сердце было спокойно и радостно. Каждой клеточкой своего тела наслаждался величавой красотой природы, сотворенной богом, впитывая ее в себя. Сказка окружала его со всех сторон. Восторг и упоение переполнили и настолько захватили его, что граница между явью и волшебством стерлась – ему казалось, что он герой этой сказки.
   
       Он снял рукавицы и, сложив ладони рупором, закричал во весь голос:
    
       –    Да здравствуют чистота природы и покой-ой-ой-ой! Все нелепое и пошлое – про-о-о-чь… про-о-о-чь-про-о-о-чь…
   
       Эхо понеслось вдаль по просторам реки, но где-то споткнулось о деревья и вернулось к нему тишиной.
   
       Он оглянулся: белый снег пронзал и слепил глаза, но ветер уже погнал поземку.
   
       –    Блин! Надо торопиться.
 
       Глава 3.
   
       Поправив рюкзак и перевесив ружье на правое плечо, двинулся дальше. Ноги послушно несли его вперед, к заветной метке на дереве, которую еще надо найти. А там недалеко и до охотничьей избушки. Поужинает, отоспится, и главное – утром увидеть глухарей, конечно, если повезет.
       По рассказам охотника, когда глухарь заводит токовую песню, это зрелище надо видеть. В это время сам он глохнет, а песня несется далеко по тайге, напоминая легкий скрежет. Так он подзывает к себе самок. В этот момент глухарь перестает воспринимать окружающие звуки и ничего не слышит, так что к нему можно подойти довольно близко…
   
       Небо нахмурилось и быстро стало затягиваться тучами, через какое-то время они поглотили солнце. Непролазная полоса тайги, тянувшаяся вдоль берега, почернела.
   
       Борис прибавил шагу – надо как можно скорее добраться до ориентира. Прожив в таежном поселке двое суток, он успел заметить, как быстро в этих местах наступает темнота. И сейчас, он до боли в глазах стал вглядываться в деревья, боясь промчаться мимо. Ну и где они, эти метки?
   
       Скоро он понял, что неизвестность выбивает его из колеи. Необъяснимое чувство тревоги нависло над ним, вызывая какое-то тягостное напряжение.
    
       Вспомнил, как буквально утром были совсем другие ощущения. Аромат весны кружил голову, дышалось легко. Сейчас же тайга выглядела иначе – она казалась пустынной и притихшей, как перед опасностью.
    
       Ноги уже не так резво оставляли следы от лыж. Приходилось все чаще останавливаться и оглядываться. «Может, вернуться? Хотя уже столько километров прошел… Скоро буду на месте…» – он гнал от себя тревожные мысли, а ноги упорно продолжали идти вперед.
   
       Похолодало, ветер усилился, порывами бросая в лицо мелкий снежный песок.
   
       Стала ощущаться усталость.

       Он поймал себя на том, что уже не вызвало у него любопытство, бегущая стайка песцов, чтоб спрятаться под корягу упавшего дерева. Он лишь проводил их глазами и глубже надвинул на глаза шапку.
       Мороз к ночи крепчал, и сквозь ветер он услышал под лыжами, противный скрип снега, а ноги упорно стали разъезжаться в стороны.
   
       Небо покрылось темной шалью.
   
       Стараясь прикрыться от холодного пронизывающего ветра, Борис медленно продвигался по берегу и неожиданно буквально в ста метрах увидел белеющую на дереве зарубку. Она светилась, словно фонарик, и манила к себе.
      
       –    Наконец-то! – облегченно выдохнул он. – Как же я устал от этой неизвестности!
    
       Добравшись до дерева с зарубкой, он сел, и спиной навалился на толстый ствол, и на какое-то мгновение замер.   
       Передохнув, огляделся: среди огромных деревьев, уходящих вершинами в небо, недалеко, шагах в тридцати, на высоте двух с половиной метров виднелась еще одна зарубка.
      
       –    Ну вот, теперь все в порядке. Я на верном пути.
    
       Он вдруг ощутил, что начал зябнуть, казалось, ветер пронизывал тело насквозь. Прижавшись к дереву, почувствовал тепло. «Надо идти, – стучало в голове. – Не хватало еще здесь замерзнуть, когда охотничья избушка совсем рядом».
    
       Сделав над собой усилие, Борис открыл глаза. Было темно.
      
       –    О, блин! Я что, уснул?!
    
       Поднявшись, почувствовал, как снег, растаявший у него за шиворотом, потек струйками по спине. Отряхнулся, поправил рюкзак и ружье, поднял воротник полушубка. В желудке все бурлило и сосало от голода. «Сейчас, еще немного – и наемся до отвала…»
   
       Мороз крепчал и уже не на шутку щипал щеки и подбородок, но ветер успокоился.
   
       По словам охотников, хоть и наступил весенний месяц март, ничего хорошего это не сулило. Надо было торопиться, иначе ночь может застать в тайге среди деревьев.
     Он не успел сделать и десяти шагов, как из таежной темноты ясно послышалось повизгивание, которое сопровождалось скулением и воем. Эти внезапные звуки заставили замереть, страх парализовал его.
   
       «Показалось что ли?» – он покрутил головой, но на снегу виднелись только поваленные деревья и кустарник, а дальше – темнота.
   
        Шагнул вперед и снова услышал, как недалеко кто-то, словно ломая ветки, повизгивал и урчал. Скорее всего, этот кто-то попал в капкан.
   
        Борис постоял, пытаясь рассуждать трезво. В нем боролись два желания: первое – просто бросить эту не самую удачную затею спасать собаку. Пусть как попала, так и выбирается. А самому как можно быстрее дойти до охотничьей заимки, напиться чаю и – спать, спать, спать.
       Второе – все-таки помочь несчастной! Чем она виновата, что была не слишком осторожна? И кто, если не он, в этой непролазной тайге может ее спасти!
    
       В нем вдруг проснулись охотничья страсть и любопытство.
    
       Он выбрал второе: «Ладно, после отогреюсь и высплюсь».
   
       Пробиваясь сквозь бурелом на звуки, понял, что лыжи только помеха. Увидев высокий куст, с трудом добрался до него и пристроил ружье на ветках. Потом снял лыжи, воткнул их вместе с палками в снег.
       Шагнул вперед и сразу же по колено погрузился в рыхлый снег. Времени на раздумья не было. Борис двигался вперед на ощупь, чутко ловя ухом звуки.

       Внезапно они почему-то прекратились. Он активнее заработал руками, упрямо продолжая пробираться через колючий кустарник и завалы бурелома. Сердце то сжималось, то начинало работать как локомотив.

       Ничего не видя в темноте, он время от времени останавливался и озирался, прислушиваясь к шорохам.  Неожиданно тучи расступились, выглянула круглая луна.
       Бледный луч пробежался по сугробам и деревьям, в тайге стало светло. Снег заблестел загадочным светом.

       И в этом свете совсем недалеко впереди он увидел несчастное животное, которое, раскачиваясь из стороны в сторону, пыталось выкарабкаться, вырваться из водоворота упавших деревьев. С первого взгляда было понятно, что это невозможно. Задние ноги и поясницу животного словно засасывало.
    
       Увидев человека, животное еще энергичнее стало перебирать лапами и карабкаться вверх, отталкивая от себя стволы деревьев. Все было бесполезно.
    
       Пробираясь по снегу через стволы упавших деревьев, Борис шаг за шагом продвигался вперед,  оставляя за собой глубокий след.
   
       Он видел, как несчастное животное от усталости откидывалось в сторону и, тяжело дыша, на какой-то миг замирало. Казалось, оно ждет помощи, а ее долго нет.
        Борис ускорил движение. Он торопился, но сучья цеплялись за его ноги, рвали одежду. Оказавшись уже совсем рядом, заработал, как трактор, отбрасывая ветки и тонкие стволы деревьев в разные стороны. Он старался расчистить от бурелома как можно больше места для свободы уставшего четвероного.
   
       И когда последние ветки были отброшены, он увидел, как серое грязное животное резко отпрянуло от него к поваленному стволу дерева. Цепляясь когтями за кору, перелезло его на передних лапах и свалилось в снег. Часто дыша, оно косилось на Бориса темным глазом и силилось подняться. Он видел, что борьба с западней далась ему нелегко: животное было настолько ослаблено и измотано, что, казалось, не могло двигаться.
   
       Физическое состояние Бориса было не лучше: слабость и усталость пронизывали все его тело, руки и ноги мелко тряслись. Присев на выступающий ствол дерева, он почувствовал, что правая нога в колене болит от ушиба об ствол дерева.
   
       –    Ничего, бедолага, подожди, немного отдохнешь – и встанешь. Вот видишь, я тоже зашибся, освобождая тебя, – подбодрил он спасенного им зверя.
   
       Стащив с плеч рюкзак, достал хлеб и, отломив кусок, протянул руку с хлебом в сторону лежащего животного. Он с трудом выровнил свое дыхание и огляделся.
   
       Рука неожиданно замерла, и Борис обомлел: напротив, него в нескольких метрах сидел огромный волк и исподлобья смотрел ему в глаза. Грязный, с ободранной мордой, которая кровоточила, словно он только что сражался со сворой собак.
       Борис медленно перевел глаза на спасенное им животное и понял, что освободил из западни волчицу. Та обессиленно лежала, но дышала уже не так учащенно. Выпуклые бока ее ходили ходуном и как будто постоянно шевелились.
   
       Он посмотрел на волка и тихо произнес:
   
       –    Жрать, наверно, твоя подруга хочет. Я могу дать ей хлеба…
   
       Стало понятно, что никакой своры собак и в помине не было – волк сам пытался ей помочь, но у него ничего не получилось.
   
       Борис положил хлеб на ствол поваленного дерева, перед этим расчистив место от снега.
   
       Послышался угрожающий рык, шерсть на холке зверя вздыбилась.
   
       –    Да ладно, ладно, я только спросил…
   
       Усталость заглушила чувство страха.
   
       –    Ну что, кавалер, иди, забирай свою принцессу, – он с трудом отлепил свое тело от дерева и тихо спросил: – Я пойду?   
   
       Волк смотрел на человека пронзительным взглядом и не шевелился.
   
       –    Я помог твоей подруге, теперь я хочу уйти, – Борис поднял ногу, чтобы перешагнуть толстую изогнутую ветку.

       В этот момент ему хотелось верить, что все это происходит во сне и самое главное – быстрее проснуться. Но хищник напомнил о себе. Нагнув огромную лобастую голову, он злобно зарычал, обнаженные клыки сверкнули желтым светом.
   
       Человек понимал – смертельная опасность рядом. Он вспомнил слова охотников: «Весна – время голодное, и хищники особенно опасны… Никогда не поворачивайся к ним спиной… не паникуй… не беги… это очень рискованно».
   
       Человек попытался разговаривать с волком более дружелюбно. Он не поворачивался спиной, не бежал. Он не хотел быть жертвой.
   
       Темные тучи неслись над тайгой, закрывая луну. Недавно разогревшийся, он почувствовал, как мороз стал пробирать сквозь разодранные ватные штаны и полушубок.
   
       Медленно отступая задом, перелез через ветку, продолжая уговаривать волка не ходить за ним. В это время волчица оклемалась и с любопытством наблюдала за ними, положив голову на лапы.
   
       «Ты бы еще улыбаться начала», – разозлился Борис.
   
       Было темно, было холодно.
   
       Так и подмывало рвануть и бежать отсюда быстрее. Мороз подстегивал, хотелось разогреться, но вместо этого он отступал и отступал, пятясь задом и проваливаясь в глубокий рыхлый снег. Выбравшись из очередного сугроба, стремительно вскакивал и озирался по сторонам.
       Каждая ветка чудилась огромным опасным животным. Он боялся неожиданного нападения, и инстинкт самосохранения заставлял его двигаться спиной.
       Наконец добрался до лыж и уже вконец окоченевшими пальцами закрепил их на валенках.
   
       В тайге стояла тишина.
   
       Все тело трясло от холода и страха. Поискав глазами, вновь обнаружил заветную метку, закинул ружье на правое плечо и сорвался с места. И тут же, чуть не упав, остановился: правую ногу пронзила резкая боль.
       Однако страх гнал вперед. Крепко сжав палки и хромая, он побрел по снегу.
    
       Неожиданно совсем недалеко от него мелькнула какая-то тень. Да ну! Нет! Показалось!
       Борис встал как вкопанный и протер рукавицей глаза.
   
       Не может быть!
   
       Перед ним метрах в двадцати стоял знакомый волк. Прищурив круглые глаза и раскачивая голову из стороны в сторону, он пристально смотрел на человека.
   
       Борис огляделся по сторонам – волк был один.
   
       –    Не надо мне спасибо говорить, – негромко произнес он. – Я думаю, твоя подруга поправится…
   
       Он не помнил, как долго стоял напротив зверя и что-то говорил, говорил…
   
       С левой стороны донесся хруст. Борис резко повернулся на звук, но ничего не увидел. В то же мгновение каким-то чутьем понял, что путь впереди свободен.
      
       Свирепый зверь мелькнул тенью и растворился в тайге.
      
       Глава 4.
    
       Днем раньше.
   
       Они с шумом ввалились в охотничью заимку – небольшую избушку из цельного бруса, много лет служившую укрытием от непогоды коренным охотникам и всем заблудившимся.
      
       Их было двое.
      
       Тот, что плотнее и на голову выше, сбросил потрепанные мокрые рукавицы около дверей и направился к маленькой буржуйке, возле которой аккуратной стопкой лежали дрова. 
    
       –    Чахлый, ты пока покопайся на полке, авось какая жратва найдется, – на ходу приказал он своему спутнику.
    
       Замерзшие пальцы едва шевелились, и он торопился растопить эту печь, пока не началось полное окоченение.
   
       Худой невысокий парень лет тридцати, покосившись на своего напарника, стал рассматривать содержимое банок на двух полочках.
      
       –    Вот охотники жадные, ничего путного не оставили – одна каша да соль. А нет, вот еще немного чая есть.
   
       Парень быстро все прощупал, обнюхал и разочарованно сообщил:
   
       –    Каши немного, но хоть что-то да пожрем. 
   
       Он подошел к небольшому окошку и выглянул на улицу.
   
       –    Блин! Темнеет уже… и метет.
   
       Недовольно глянул на своего напарника, который ловко возился около печки, расщепляя ножом полено на лучины:
   
       –    Слышь, Крот! Ты че там телишься? Давай уже разжигай эту железку, а то и здесь холодно.
   
       –    Подождешь, ты в тайге, а не на курорте, – огрызнулся тот. – А если нечего делать, иди наружу и поймай кого-нибудь – каша сытнее будет.
   
       Сидя на корточках, он пытался разжечь бересту, на которой шалашиком лежали лучины. Только с пятой спички береста заскрипела, стала сворачиваться и вспыхнула, охватывая лучины огнем.
   
       –    Ну все, порядок, – заулыбался Крот. Положил на горевшие лучины три полена и плотно закрыл дверцу. – Давай теперь устраиваться, да и осмотреться бы не мешало.
   
       Чахлый сел на самодельные нары и уставился на печурку, в которой разгорались дрова.
   
       –    Скорей бы печь накалилась, тепла хочется, а то меня что-то трясет, – пожаловался он.
   
       Крот в это время стоял около полок, шаря по ним руками. Глянув на товарища исподлобья, пробурчал: 
    
       –    Что за черт! Действительно ничего нет. А я где-то читал, что охотники всегда еду в избушках оставляют. Будем считать, что нам не повезло.
   
       Он подошел к столику и, нагнувшись, зажег спичку. Взгляд выхватил из темноты фанерный ящик, стоявший под столом. Крот подтащил ящик к себе и сорвал накрывавшую его тряпку.
   
       –    Ого! – глаза уголовника заискрились от радости. – Чахлый! Да здесь еды дня на два, а то и три. Вот это, да-а-а! – он расстегнул фуфайку и сбросил с головы на стол шапку. – Чувствую, пир сегодня обеспечен. Ух ты, да здесь даже керосиновая лампа есть!
   
       Подняв лампу над собой, энергично потряс – внутри забулькало. Поставил на стол и стал зажигать толстый фитиль. Тот, немного помигав и покоптив, загорелся красно-синим пламенем.
   
        Тепло стало распространяться по избушке. Чахлый снял с себя телогрейку и черную мохнатую шапку. Затем задумчиво уставился на пляшущий в печке огонь и, не отрываясь от него, проговорил: 
      
       –    Я думаю, не стоит здесь долго задерживаться. Ждать у моря погоды – только себя подставлять. 
   
       –    Чахлый, да ты, наверно, не понял. Я говорю, здесь жратвы хватит, чтоб восстановить силы. Посмотри вон – тушенка, сало, консервы…
      
       –    Это ты не понял, – взревел тощий человек. – Еда просто так в таежной избушке не появляется. Значит, у нее есть хозяин, и рано или поздно он обязательно сюда пожалует. В нашем положении мы просто спалимся. Ты усек?
    
       Крот долго молчал, пережевывая сказанное. Затем присел у печки, открыл горячую дверцу с помощью лучины и подбросил несколько дров.
      
       –    Да, похоже, ты прав. Я вот что думаю: давай поедим, обсохнем, выспимся, а утром уйдем из этой заимки.
      
       –    Ай да молодец, Крот, все понимаешь. Действительно, время не ждет. Нам надо как можно скорее добраться хоть до какой-нибудь железнодорожной станции. И тогда все! К черту, к черту эту тайгу с ее снегами и морозами, – Чахлый взглянул на своего товарища и заулыбался. – А пока сваргань-ка крепыша, а то желудок что-то крутит.
    
       –    Да без базара, – охотно откликнулся тот.
    
       Взяв со стола закопченный чайник, Крот вышел на улицу. Волна холодного воздуха ворвалась в избушку, охлаждая только что потеплевшие углы.
      
       –    Ну, блин, лучше бы не выходил, – проворчал Чахлый, накидывая на плечи телогрейку.
   
       Через несколько минут маленькая дверь опять распахнулась, и новая волна холода остудила избушку.
   
       –    Слушай, там метель разыгралась не на шутку и мороз, – прохрипел Крот, потирая уши и захлопывая за собой дверь. Чайник, наполненный снегом, поставил на печь. От мокрого раскаленное железо зашипело и зафыркало. Он протянул ладони к пышущей жаром топке и замурлыкал:
   
       –    Ну нет, на улицу я теперь ни ногой. Здесь тепло и спокойно.
   
       –    М-да, Крот, завидую я тебе – довольный, спокойный, словно на прогулку в тайгу выбрался. Делового мужика сразу видно.
   
       –    Ладно тебе, Чахлый, чего запричитал?
   
       –    Вроде как простыл я, что-то колошматит меня внутри, – тощий посмотрел на своего товарища и поторопил: – Ну что там с водой? Давай уже по чайковскому.
   
       –    Минуточку, вода закипает.
   
       Крот вскрыл банку консервов, вытряхнул из мешка сухари и круто заварил чай.
   
       –    Все, вот теперь можно и расслабиться.
   
       Снаружи что-то громко ухнуло и затрещало.
   
       Чахлый округлил глаза, и в этот момент его тело подбросило словно пружиной. Подпрыгнув, он прижал свои длинные худые пальцы к впалой груди. Глаза медленно закрылись. Узкий рот резко искривился, и из него вырвался язвительный смех, напоминающий шипение.
   
       –    Что с тобой? – Крот вскочил и подошел к товарищу. – Ты в своем уме?
   
       Парень открыл глаза и снова сел на топчан. Тяжело вздохнув, долго смотрел в темный угол избы, затем с тоскливым выдохом прошептал:
   
       –    Как все надоело!
   
       –    Успокойся, думаю, скоро мы выберемся из этой проклятой тайги.
   
       Чахлый окинул его пустым взглядом и, оглянувшись, уставился на маленькое окно, в которое билась и стучала снежная поземка. Затем, будто очнувшись, спросил:
   
       –    Что со мной? Что это было? Неужели я рассудком помешался?
   
       Крот на всякий случай отошел от него и сел за стол, отставляя от себя керосиновую лампу.
   
       –    Крот! – не отставал Чахлый, глядя на своего товарища. – Скажи, ведь ничего же странного не происходит?
   
       Тот в ответ только покачал головой.
   
       –    У меня в мыслях полная чехарда, – тихо пожаловался Чахлый. – Ведь, когда бежали с зоны, такой непонятной тревоги не было. Вон сколько людей о нашем побеге знали, а все прошло без сучка и задоринки. А сейчас… волнение какое-то внутри… ведь этого не должно быть…
   
       –    Успокойся, попей вон чаю.
   
       Парень как во сне взял медную кружку и сделал несколько больших глотков.
   
       –    Все, все, все! – зашептал он. – Надо успокоиться. Ну и что из того, что уже несколько дней шарахаемся по тайге? Пока счет в нашу пользу…
   
       В голове проносились мысли, похожие на загадочный ребус. И сквозь эту сумятицу он услышал:
   
       –    Чахлый, поспи. Надо успокоиться, надо спать, спать…
    
       Скоро он действительно ощутил тяжесть в глазах, а через секунду, откинувшись на топчан, погрузился в глубокий сон.
   
       Проснулся от резкого глухого треска, который доносился снаружи, откуда-то издалека. Вскоре звук повторился, он звучал страшно и убийственно.
       Выпучив глаза, парень прижался к топчану, боясь подняться, и напряженно замер.
       Правое ухо его уловило тихое мерное похрапывание. Он повернулся и увидел Крота, который спал, сидя за столом, подложив под себя телогрейку. Керосиновая лампа мигала маленьким язычком, отбрасывая неровные блики света. Тени гуляли по избушке.
       Ему показалось, что вдруг по кругу забегали чьи-то желтые глаза. Они превращались в желтые кружочки и носились, носились из угла в угол. Потом он увидел, как сформировалась тень и стала похожа на человека. В ней отчетливо была видна фигура прапорщика конвоира, который постоянно рычал на него и грозился сгноить в карцере. Затем кружочки догнали тень и прилипли к ней, от этого блуждающая фигура прапорщика стала еще более плотной и зловещей.
   
       –    Ты… ты зачем здесь? – бессвязно зашептал Чахлый, закрывая лицо трясущимися руками. – Что тебе надо?
   
       Все его тело содрогалось от страха.
   
       Стиснув зубы, он уже со злобой прошипел:
   
       –    Уходи, уходи! Иначе я за себя не ручаюсь…
   
       Превозмогая тяжесть в груди, поднялся на ноги, но тело казалось окаменевшим. Внезапно его охватила противная слабость. Он чуть было не рухнул рядом с топчаном. Нащупав рукой матрац, сел на него, а после ничком повалился на постель, закрыв лицо руками.
       Ночью его сильно трясло, оглушительный кашель разбудил Крота. Он подошел к своему приятелю и осторожно накрыл его старым одеялом. Подбросив в печку поленьев, уселся за стол, свернул телогрейку валиком и удобно уткнул в нее голову. Тишину в избушке нарушало только потрескивание сухих поленьев. Он прислушался, задул лампу и сразу уснул.
       Парень открыл глаза, когда солнечные лучи заглянули во все темные углы избушки. Откинул одеяло и спустил ноги на деревянный пол. Было тепло, вкусно пахло едой.
   
       –    Ну что, очухался? – пробасил Крот, колдовавший над столом. – Вон самодельный рукомойник, мой руки и к столу.
   
       –    Слушай, меня что-то вчера здорово кошмарило…
   
       –    Видно, простыл, да и мне толком спать не дал, – Крот уселся на табурет и стал узким кривым ножом открывать банку консервов.
   
       –    Пойду на двор, а после – мыть руки и за стол.
   
       Чахлый натянул телогрейку, сапоги и вышел на улицу.
   
       –    Быстрей дверь за собой закрывай, остудишь избу, – сердито долетело ему вслед.
      
       Спустя немного времени они уже сидели за столом и уминали консервы с сухарями, запивая густым чаем.
   
       –    Блин, почти как дома! – Чахлый окинул взглядом печь и добавил: – Тихо и спокойно.
   
       –    Ну-ну, – едва заметно усмехнулся Крот. – Кто знает, что сулит нам этот солнечный день.
   
       Он поднялся и подошел к печке.
   
       –    Я сейчас брошу в печь последние два полена, – проговорил он негромко, – и надо решить: если мы уходим, то после завтрака собираемся и вперед. Если остаемся, то необходимы дрова.
   
       Он затолкал оставшиеся поленья в печь, прикрыл дверцу и вытер руки об ватные штаны.
    
       –    Ну, вроде бы все, – усевшись за стол, в упор посмотрел на товарища. – Ты-то как, идти сможешь?
    
       –    Я непременно должен дойти до дому, – Чахлый на секунду замер и задумался, затем лицо его радостно осветилось. И уже с сияющей физиономией добавил: – О, можешь мне завидовать! Бабу я в деревне встретил. Ну, прямо бублик: пышная, щеки розовые, причем всегда... Одним словом, кровь с молоком. Даже жениться на ней задумал. Показалась она мне какой-то особенной. 
      Он поднялся из-за стола и, прихрамывая на левую ногу, подошел к печке. Стоя спиной к огню, продолжал:
   
      –    Вот только семьи у нас с ней не получилось. Загребли меня через несколько дней в ментовку, а там статья, зона. А после, месяцев через шесть, кореш отписался, что моя невеста с другим встречаться стала. Ну и решил: доберусь до деревни, порешу его, и ей достанется.
   
       –    И стоило из-за этого бежать? – хмыкнул Крот. – Ты же, дурень, новую статью себе намотал.
   
       –    Да сплюнь ты, – парень заскрежетал зубами. – Я не собираюсь возвращаться на зону, и потому прокурор теперь меня хрен найдет и что-либо предъявит.
   
       –    Может, и не найдет, если в свою деревню не ломанёшься, – Крот заулыбался во весь рот, и забросил ногу на ногу. – Расскажи хоть, как намотал себе статью.
   
       Чахлый подошел к деревянному топчану и тяжело на него сел, раздался тихий скрип.
   
       –    Ты осторожней, а то постель сломаешь.
   
       –    Да что-то ноги совсем не держат, простудил их что ли, – он пощипал икры пальцами и стал их растирать. – Представляешь..., – он задумчиво уставился на пол, и надолго умолк, а после паузы продолжил: – Как-то у нас в деревне была дискотека. Летний вечер, тепло. Мои кореши, братья Селезневы, довольные ходили, потирали руки: мол, будет сегодня разминка – городские приехали. Меня позвали представление посмотреть. И оно состоялось, только не в нашу пользу.
       Когда мы вошли в клуб, там у окна два незнакомых паренька стояли, а рядом с ними наша местная девка, дочь директора магазина. Помню, смеялись еще так весело, что-то друг другу рассказывали. Только они не знали, что один из братьев с этой девкой раньше дружил. Ну и заело Селезнева младшего, что чужие наших девок отбивают. Не понравилось ему, вишь, как эта девка городского завлекала, глазами играла…
       Парни-то из лихих были, отпора им ни от кого не было.
       Ну, подошли они к незнакомцам. Один из братьев только тронул стоящего впереди паренька за рукав рубашки, ну, чтобы выяснить с ним отношения, как тут же оказался на бетонном полу. Что это было, прием или удар – непонятно. Второй брат через секунду оказался рядом. Я не стал вмешиваться, скорее всего, просто испугался…
       Да и осмеянным быть не хотелось. В общем, вышел тихо на улицу, нашел отрезок трубы и стал дожидаться этих городских. Через какое-то время один из них появился, ну я и приложил его трубой по голове…
       Вот только не рассчитал – не поднялся он больше. А дня через два пришли ко мне домой… задержали… Влепили срок по самое не могу…   
      
        Чахлый замолчал.
   
       –    И что теперь делать собираешься? А то, может, со мной во Владик?
   
       –    Сначала нам с тобой надо выбраться отсюда, а там видно будет, – Чахлый посмотрел на приятеля, который так и не поменял своей позы за столом, и заговорил тихо и размеренно: – Вот смотри, мы недавно ушли в бега, вся зона сейчас на ушах стоит, это и без того понятно. В тайге метель, и следов наших нет...
        Но только дальше куда? Непонятно пока. Хорошо, что избушка подвернулась, жратва есть, но ты же понимаешь, что это все ненадолго.   
   
       –    Я что хотел сказать… – Крот тяжело поднялся с табуретки и, подойдя к буржуйке, открыл дверцу. В топке догорали угли. – Судя по всему, мы остаемся еще на день, и нам понадобятся дрова…
   
       –    С чего это ты решил? – перебил его Чахлый.
   
       –    Ну, хотя бы с того, – продолжил Крот, – что ты всю ночь стонал и ворочался. Похоже, тебя прилично колбасило. Ты что, простыл?
   
       –    А, вон ты, о чем…   
   
       Худой парень сидел на топчане и смотрел на широкую спину своего товарища. Ему сейчас ничего не хотелось. На улице холод, а здесь тихо и тепло.
   
       –    Ну, чего замер? – донеслось от буржуйки.
   
       –    А? Да так.
   
       –    Я так и не понял, уходим мы или еще на день остаемся? – Крот закрыл дверцу. – Тогда надо идти за дровами.
   
       –    Меня все еще лихорадит, похоже, простыл.
   
       –    Ну, я понял.
   
       Крот подошел к двери, сдернул с гвоздя висевшую справа телогрейку и быстро натянул ее на себя.
   
       –    Я за дровами… пока погода терпимая.
   
       –    Ты только смотри не сбеги.
    
       Крот заулыбался во все широкое лицо.
   
       –    Ты тоже. Кстати, осмотрюсь, куда завтра пойдем.
   
       Он машинально, дважды провел пальцами по массивному небритому подбородку и вышел.
       Больной поднялся с нагретого места и подошел к маленькому окошку, которое находилось под самым потолком. Лучи солнца вовсю гуляли по избушке. Нахмурившись и стиснув зубы, вернулся туда, где недавно сидел.
   
       –    Блин, совсем ноги слабые, не держат, – прошептал он.
   
       Перед глазами всплыла улыбка выходящего из избы товарища.
   
        –    Чего это он такой довольный, черт бы его побрал! Хоть бы не сбежал, – он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, и стал интенсивно растирать колени.
   
       В избе начинало холодать. Он тупо уставился на печь, в которой постепенно затухали последние угли.
    
       "Где его носит? Как вообще получилось, что его спутником для побега именно стал этот здоровяк? Хотя, если честно, долго к нему присматривался. Нутром чувствовал, что такой в тайге не пропадет. По характеру веселый, рассудительный... Вроде залетел за грабеж. Ну, мы все там не медом мазанные. Рассказывал, что тряхнул пьяного пузана, все деньги, что тот копил на дом, забрал... Понятно, что пузан не хотел расставаться с домом, ну и Кроту пришлось приложиться ножичком, правда, немного перестарался…".
    
        Раздались толчки в дверь, она заскрипела и с грохотом распахнулась.
        Через секунду, в избу ввалился Крот, впереди он нес огромную охапку веток, и дверь резко захлопнулась, конечно, не без помощи ног.
        Ломаные ветки с шумом упали к печке.
   
       –    Фу-у-ух, – отдуваясь, выговорил он, – сейчас растоплю и снова пойду – надо заканчивать работу дровосека.
   
       Он посмотрел на приятеля, который с закрытыми глазами лежал на топчане.
   
       –    Ну, ты чего замер? Все еще хреново?
   
       Достал нож, и стал нарезать лучины, обламывать тонкие веточки, потом разложил все это на тлеющие угли и сильно подул. Огонь взялся сразу, облизывая тонкие лучины. С трудом затолкав несколько толстых веток, мужчина плотно закрыл дверцу печки, поднялся и подошел к столу. Табурет зло проскрипел, когда он садился.
    
       –    Слушай, – он пару раз негромко кашлянул, – я все хочу тебя спросить.
    
       –    Спрашивай, – донесся глухой голос с топчана.
    
       –    Я так понимаю, с нами должен был третий бежать, ведь так?
    
       –    Ты про кого?
    
       –    Ну… – Крот удивленно глянул на больного товарища и машинально почесал локоть правой руки, – ну этот, кто он… А, вспомнил, Географ вроде погоняло у него. Я так и не понял, почему он не с нами?   
   
       –    А у тебя какие вопросы к нему?
   
       –    Да никаких. Просто, думаю, с ним бы мы не шарахались по тайге так долго. Как я понял, он эту местность знает и давно бы вывел нас отсюда. Я бы уже, наверное, во Владике был…
    
       Больной открыл глаза и сел на топчане. Ему было плохо, все тело колотил озноб, голова раскалывалась. «Блин, еще со своими расспросами!» Он понимал, что этого вопроса не избежать, так как накануне побега сам сообщил здоровяку, что с ними пойдет еще один человек. Этот третий был прирожденным таежником, географию здешних мест знал на раз-два.
       И теперь надо было объяснить, почему этот Географ не рядом с ними.
       Он исподлобья глянул на своего товарища, внутренний страх пробежал по всему телу. Медленно и тщательно стал разминать ноги.
   
       –    Я, конечно, понимаю, что Географ нам бы сейчас помог… не пришлось бы плутать и мучиться.
   
       Болезненно скривившись, накинул на ноги грязную телогрейку.
    
       –    Что-то разболелись… Так вот, – голос его стал увереннее и жестче. – Ты же понимаешь, что жизнь – это как карточная игра: не так раздал, не подфартило – и ты в капкане карточного долга… А за долги надо отвечать…
   
       Здоровяк неотрывно смотрел на него, сузив темные глаза.
   
       –    Что-то я твой разговор не пойму. При чем здесь карточная игра?
   
       Больной заерзал на месте, все внутри у него вибрировало и зудело. Он чувствовал себя мухой, именно сейчас, которую должны вот-вот прихлопнуть – только необходимо дождаться, когда она успокоится и удобно сядет.
   
       –    Ну… ну… – голос сорвался на тонкий фальцет, – в общем, Географ мне должен был. Ну а за долги обещал показать дорогу.
   
       Крот хмыкнул и вытянул левую руку с широко растопыренными пальцами.
    
       –    Ну и где же он? Ты что, его замочил, что ли?
   
       Голосом и движениями он напоминал сейчас рассерженного учителя, который не может понять своего нерадивого ученика.
    
       –    Ты что, совсем не соображаешь? Мы бы с ним уже давно вышли в нужное место!
   
       «Ученик», склонив голову, уставился на печку, в которой метался огонь и все время пытался прорваться через отверстия дверцы.
    
       Он только сейчас разгадал то непонятное чувство, которое постоянно присутствовало в нем все это время. Словно обухом получил по голове, и его озарило: он просто ненавидел своего спутника. Не хотел ни видеть его, ни слышать!
        Но их было двое.
        Один здоровый, сильный, с навязчивым стремлением как можно быстрее попасть во Владик. И он – слабый, с больными ногами, но ни за что не желающий возвращаться на зону. И для себя он решил, что пока надо смириться. В одиночку в тайге не выжить…

       Ну а там при благоприятных обстоятельствах он с этим бугаем расстанется. Нет, просто выкинет этого мужика из своей жизни.
    
       Он закрыл глаза и улыбнулся.
   
       Крот недоуменно покосился на товарища:
   
       –    Ты чему улыбаешься?
   
       –    Да так, – Чахлый стер улыбку с лица и продолжил: – Конечно, я хотел, чтоб Географ оказал нам помощь. И, скорей всего, это было бы лучше, ну а после с ним разобраться…
        Но вышло так, что дневальный, тоже мой должник, шепнул, что этот Географ завязан с оперативником. Я его выцепил, потребовал, чтобы он объяснился. А он свои буркалы (глаза) вылупил и молчит. Пришлось прижать его на каверзных вопросах, ну и про кума (оперуполномоченный) намекнуть.
   
       Больной с трудом перевел дыхание, словно пробежал стометровку.
   
       –    Ну а он башку свою склонил и глухого включил…
   
       –    Я так и не понял, как вопрос разрешился? Почему он с нами не побежал?
   
       –    Да никак, – резко прервал его Чахлый, – просто, когда Географ поплыл и начал рассказывать, как его заставили стучать на каждого, я понял, что, возможно, наш побег накрылся. Ну и, похоже, на время потерял рассудок. Схватил какую-то палку, или это железка была, и врезал ему по кумполу (голове). Естественно, сотрясение. Его нашли за сараем и отправили в больничку. Пока то да се, мы с тобой в этот день ушли в бега…
   
       –    И толку-то, что сбежали? Никакого ориентира, зима, тайга…
   
       –    Ты что, не понял? Географ скрысился!
   
       На улице, что-то громко ухнуло и затрещало.
   
       –    Слышал? – Чахлый резко вскочил, испуганно оглянулся. – Что это может быть?
   
       –    Да хрен его знает, – равнодушно ответил здоровяк. – Я и ночью это несколько раз слышал. Словно дерево, подрубленное падает.
   
       –    Ну, падает тогда, когда пилят… – Чахлый снова оглянулся, словно ожидая кого-то увидеть, руки вцепились в телогрейку.
   
       Здоровяк ухмыльнулся:
   
       –    Ты же у нас деревенский, должен такие звуки определять.
   
       –    Я тебе что, лесоруб? – Чахлый поежился, чувствуя, как озноб пробежал по всему телу.
   
       Здоровяк встал и подошел к двери, на ходу надевая рукавицы, уже у самого выхода оглянулся.
   
       –    Успокойся, вон кругом гнилья сколько, деревья от ветра и падают. Я читал, что в тайге зверя бывает много. Но уж какой день, а мы его не видим. Может, потому что зима… Или нас боятся. Ладно, готовь на стол… Чайник поставь. Есть будем.
   
       Он вышел, быстро захлопнув за собой дверь.
   
       Чахлый глянул на дверь и тихо проговорил:
   
       –    Смотри, накаркаешь! Нам зверья еще не хватало!
   
       Когда Крот вернулся с охапкой дров, на столе уже стояли две открытые банки консервов, сухари. На железной печке посвистывал закипающий чайник.
   
       –    Ну и ладненько, – он сложил дрова у дверей, скинул телогрейку и шапку и пробасил: – Сейчас поедим, и пойду. Приметил тут недалеко голую сопку. Если удастся, попытаюсь на нее подняться и оглядеться. Надо воспользоваться, пока погода хорошая, бодрит…
   
       Худой мужчина стоял у маленького окошка и наблюдал за игрой солнечных зайчиков на топчане. Его поражало, как они то разбегались в разные стороны, то быстро собирались в одно целое. 
   
       –    Я бы пошел с тобой, но что-то хреновато себя чувствую…
   
       –    Нет, я сам, – твердо сказал здоровяк, – а ты используй этот день для отдыха и поправки здоровья.
   
       –    Ты только не сбеги…
   
       –    Что ты себе в башку вдолбил – не сбеги, не сбеги! Понимать же должен – тайга кругом. Человеку одному в ней верная смерть.
   
       Он кивнул на ноги своего приятеля и серьезно добавил:
    
       –    Да и ты весь больной, я же не тварь какая…
    
       –    Спасибо, если так… – Чахлый опустился на топчан и склонил голову. Голос его зазвучал еле слышно, словно он разговаривал сам с собой: – Одного понять не могу: зачем мне именно зимой надо было бежать? Мести захотелось? Да и черт бы с ней, с моей бабой, таких, как она, пол-России. Так нет, беглого включил…
   
       Здоровяк снял с печи закипевший чайник и заваривал на столе чай с сухой травой. Изба наполнилась неожиданно приятным ароматом.
    
       –    Что ни говори, а я лично воли хочу, потому и бежал. Мне много-то не надо: какую-нибудь бабенку взбалмошную, жратву и крышу над головой. Ну, во всяком случае, сейчас только этого хочется. И все это я у сестры во Владике найду, – уверенно подытожил Крот.
   
       Конечно, здоровяк лукавил.
   
       В ответ донеслось:
   
       –    Что ты мелешь?! На свободе пахать надо, чтоб на все хватало… – Чахлый подошел к столу. Табурет жалобно заскрипел, когда он садился. – А ты мне –бабенка, жратва… Мы даже вот эту еду и то не заработали – приватизировали. Мы с тобой наперед знаем, что дом подчистим до крошки ради того, чтобы выжить. – Он несколько раз раздраженно стукнул носком ботинка по коробке, которая за это время похудела на треть. – Вот тебе и закон тайги! Конечно, я уже совсем запутался, но на зону точно не хочу. Просто не желаю умереть как собака. Я там и бронхит, и еще всякую дребедень подхватил. На зоне эскулапы никакие, а потому можно сдохнуть как дважды два. Нет, нет, лучше быть на свободе, а не на привязи.
   
       Он глянул на здоровяка, который спокойно хрустел сухарями, макая их в горячий чай. И продолжил:
   
       –    Я тебе Америку не открою, если скажу, что  у любого зека есть страх перед свободой. А объясняется все просто: на свободе нет работы. Вон в новостях сообщают, что повсюду повальное сокращение. А потому почти любой зек –потенциальный бомж. Это ты на зоне пальцы веером, когда полностью на государственных харчах. А на свободе крутиться надо – зарабатывать или воровать. Первому не научился, а за второе опять зона. А чесать языком, сидя на нарах, любой может, что, в общем-то, мы и делаем. Потому и страх перед свободой…
   
       Крот, ничего не ответив, только мотнул головой в знак согласия. Вступать в перепалку с больным не хотелось.
    
       Обедали молча. Затем Крот собрался и пошел на улицу к заветной сопке. Надо было найти выход из тайги. Знал, что охотники свое зимовье всегда строят недалеко от реки. Они с Чахлым пришли сюда уже к ночи, кругом мело, по деревьям гулял ветер. С самого начала побега старались не менять направления и все время шли на север. Это зимовье оказалось третьим по счету.
     Слава богу, в нем нашлась еда, а потом стало тепло. Про первое жилье такого не скажешь – оно оказалось давно заброшенным, но от метели и мороза все же укрыло. Много сложностей было, чтобы его согреть, еды никакой, а свои припасы закончились. Боясь погони, долго задерживаться не стали – покинули сразу после первой ночи. Второе зимовье приютило их уже на две ночи, так как в нем было немного еды и дрова. Конечно, они торопились, но из-за больных ног Чахлого пришлось задержаться еще на одну ночь…
   
       Поднимаясь на сопку и мысленно продолжая диалог со своим товарищем, он соглашался, что зима не время для побега. Но зато в этот период легче уйти от погони, чем, скажем, летом. Лето – это тепло, зверье, мошка, гнус. И в то же время – б-р-р-р-р, летом свои проблемы: собаки быстро берут след… Хотя, когда лучше, по большому счету, непонятно.
       Конечно, никакого Владика нет и в помине: он просто не хотел, чтоб напарник знал правду.
   
       Никому нельзя верить.
   
       Он бежал, чтобы подельники не успели присвоить его добычу. В голове, словно кадры в кино, стали прокручиваться картинки, как грабили инкассаторов и как чуть не спалились.
       В последний момент все пошло не так. Их подельник-инкассатор не вышел на работу, казалось, вся операция рушится. Но в геомаркете, в этот день был ажиотаж, шла бойкая распродажа, и от намеченного плана отказываться не стали.

       Брали сумки нахрапом, когда инкассаторы появились из служебного выхода. Если бы этот индюк не заболел и, как полагается, пришел на работу, все было бы просто как пять копеек. Получил бы по морде, упал, очнулся, а сумки ку-ку…
       Но в реальности все вышло не так: две сумки нес маленький улыбающийся мужичок, который крепко прижимал их к своему телу. За ним семенил худой инкассатор-пенсионер, также с двумя сумками…
   
       Улыбчивый неожиданно стал отважно бороться за чужое добро и, сопротивляясь, даже сумел стянуть с него маску. Он был засвечен, пришлось применить нож. «Зачем ты это сделал!? – заорал он маленькому мужичку. – Ты теперь мертвец!» После они с подельником быстро покинули место грабежа. У каждого в руках было по две сумки. Пенсионер даже не сопротивлялся – просто отбросил сумки и поднял руки.
    Зачем тот, маленький, так яростно дрался, непонятно…
    За углом их ждали жигули, угнанные за два часа до операции. Когда запрыгивали в машину, издалека уже слышалась сирена.
    Они успели скрыться. По пути во дворах избавились от машины. А через день появился подельник-инкассатор, который сообщил, что на всех розыскных досках его фоторобот.
    Надо было что-то делать. Решил совершить небольшую кражу в другом городе, чтобы за мелочью спрятаться от большого срока… Но в азарте в отношении пузана опять всплыл нож...
   
       –    Эх, добраться бы быстрее до места, а то подельники все самое вкусное растащат, – с досадой произнес он вслух. – А там унестись ветром от всех, и как можно дальше.
    
       Неприятно кольнуло воспоминание о том, как они избавились от подельника-инкассатора, лишнего свидетеля и шантажиста. Под благовидным предлогом заманили на стройку – делить куш… Ну а там он поскользнулся и упал с четвертого этажа. Носит людей непонятно где…
       От этой картинки, живо вставшей перед глазами, по телу пробежала дрожь. Он остановился, поморщился. Б-р-р-р, надо же было об этом вспомнить! Все, забыли…
      
       Уже на верху холма он осмотрелся. Сверкающий снег слепил глаза, мартовское солнце пронзало тайгу.  Вдалеке отчетливо увидел длинную полосу берега реки, вдоль которого стеной тянулась тайга.
    
       –    Ну вот и найден ориентир, – выдохнул он с облегчением и весело заспешил обратно к зимовью.

       Когда подходил к месту ночлега, начинало смеркаться, холодать. Заиграла поземка, ветерок пронизывал телогрейку.
      
       В избушке было тепло, напарник, как заправский кочегар, подбрасывал в печку дрова.
    
       –    Что так долго? Я уж подумал, что ты сбежал…
    
       –    Ага, без продовольствия…
   
       –    Как дела? – кочегар, присев на топчан, уставился на него.
   
       –    Все нормально, – Крот разделся, отряхнул от снега телогрейку. – Думаю, завтра пораньше можно выдвигаться. Видел речку…
   
       –    Наконец-то, – обрадовался его худой спутник и неуверенно добавил: – Движение – это жизнь…
   
       –    Понятно, что жизнь, только какая? Ладно, придем на речку – там будем ориентироваться, в какую сторону весело шагать.
   
       Крот вытащил коробку и осмотрел содержимое, часть припасов выставил на стол.
    
       –    Это съедим сейчас, а остальное возьмем с собой, неизвестно, сколько топать придется, – сняв со стены вещмешок, аккуратно уложил в него все, что оставалось в коробке. – Ну, вот и все, открывай банки и заваривай чай.
    
       –    Все будет пучком, – радостно затараторил больной, ища поддержку в глазах товарища.
   
       Ужинали молча. Каждый думал о своем.
   
       Быстро стемнело. Здоровяк зажег самодельную керосиновую лампу и, взглянув на сидящего напротив, произнес:
   
       –    Завтра надо пораньше встать. Спать будем по очереди, чтобы поддерживать в избе тепло, – в лесу ветер разгулялся. Ты ложись первым, а ночью я тебя разбужу – сменишь меня.
   
       –    Без базара, – обрадованно кивнул тот и стал быстро одеваться, – я только до ветра. И сразу сплю.
   
       –    Ну-ну, – Крот подбросил оставшиеся дрова ближе к печке, наверняка так они скорее обсохнут. Осмотрел избу, словно уже сейчас покидал временное пристанище. Завтра надо быстро, без проволочек собраться – и в путь.
   
       Ввалившийся в избу Чахлый впустил с собой клубок холода. Плотно закрывая дверь, протараторил:
   
       –    Слушай, там и днем такая же поземка была? Что- то уж очень холодно и страшно…
   
       –    Когда солнце – тихо и тепло, а сейчас ночь наступает. В тайге погода быстро меняется.
   
       –    Ну ты прямо как учитель поясняешь…
   
       –    А чего ты с дурацкими вопросами лезешь?
   
       Обиженный напарник глянул на товарища, сбросил сапоги, телогрейку и шапку и залез под старое одеяло.
   
       –    Я сплю, – донесся его глухой голос.
 
         Глава 5.
   
       Здоровяк расположился у печки и, не отрываясь, уставился на выскальзывающие через дверцу языки пламени. Времени прошло достаточно: он уже раза два подкладывал поленья в прожорливую печь.
   
       Спутник его храпел, нарушая тишину избы.
   
       Дрова заканчивались. Он оделся, чтобы занести с улицы последнюю охапку, лежавшую в метре от дверей. Хорошо, что не поленился и заготовил впрок.
      
       Взял шапку.
      
       И вдруг с улицы послышались отчетливые звуки. Они доносились так явственно, что ошибиться он не мог. Молнией метнулся к столу, схватил нож и сунул в голенище. Толкнул спящего товарища в плечо – тот мгновенно вскочил, словно и не спал.
   
       –    А!? Что?! Что случилось?
   
       –    Да не суетись ты! Одевайся, по-моему, к нам гости.
   
       –    Кто это?!
   
       –    Слышно, что один человек. Возможно, охотник.
   
       Он крепко взял его за плечо и глянул в испуганные глаза:
    
       –    Значит так. Суетиться не надо, нам нужен проводник. Живой проводник. Ты понял?
    
       Напарник молчал. Здоровяк слегка встряхнул его за плечо.
    
       –    Чего трясешь! Понял я, понял.
    
       Кто-то подошел к дверям, остановился и стал отряхиваться от снега.
   
       Двум мужчинам, сидящим на топчане, казалось, что этот кто-то за дверями делает все нарочито медленно.
   
       –    Что он там, оборзел что ли? – прошипел Чахлый, его худые пальцы нервно отбивали непонятный ритм на одеяле. В ответ услышал:
   
       –    Не суетись, сказал. Авось полезный человек к нам пришел. Теперь и дорогу есть кому показать.

                .   .   .
   
       Когда волк исчез, Борис прибавил шагу. «Показалось что ли?» – подумал он, увидев вдали избушку. Дым валил из трубы и разносился по тайге ветром. «Ну наконец-то!» – сердце радостно стукнуло и заколотилось, он с облегчением вздохнул.
     Возле избушки сразу же заметил ворох нарубленных дров и две пары самодельных снегоступов. «Значит, охотников двое», – мелькнуло в голове.
    Он стал отряхиваться, чтобы как можно меньше занести снега в избу. После дернул на себя дверную ручку и вошел.
                .   .   .
   
       Волна тепла окатила его промерзшее лицо, и, чтобы не выпустить его, он постарался быстрее закрыть за собой дверь.
       Внутри царил полумрак. Стоявшая на столе керосиновая лампа тускло освещала избу. Борис не взял с собой в тайгу очки и потому не сразу увидел двух мужиков.
       Но чувствовал, что они где-то рядом.
   
       –    Привет честному народу, – начал он разговор.
   
       –    И вам не болеть, – донеслось от окна. Чахлый попытался придать своему голосу безразличный тон. – Каким попутным бураном сюда занесло?
   
       Борис прошел к столу, снял шапку, ружье поставил около дверей.
   
       –    Так я с самого утра сюда иду, из поселка еще засветло вышел.
   
       Он силился разглядеть говорившего.
   
       –    А вы кто будете? Охотники?
   
       К столу подсел худой мужичок. Маленькие круглые глаза его бегали из стороны в сторону, словно он пытался найти то, что недавно потерял. Коротко стриженные волосы были грязными и лоснились.
   
       –    Напой хоть что-нибудь, – процедил он, – кто ты по жизни?
   
       Глаза его быстро обшаривали фигуру вошедшего в коротком тулупе на меху.
   
       –    Шкура у тебя классная, не то что мой казенный ватник.
   
       Здоровяк в это время взял ружье и повесил к себе на плечо.
   
       –    Чего ты к нему прилип, не видишь – фраер перед тобой безответный.
    
       –    Ладно, я пас, – Чахлый сердито глянул на своего товарища с ружьем. – Ошмонать не забудь, – проговорил он сквозь зубы, – вдруг колющее и режущее при нем… А то мы и до утра не доживем…
    
       Борис непонимающе смотрел на мужиков. До него только сейчас стало доходить, что это не охотники, все гораздо хуже: он в избе с беглыми зеками. 
       Дрожь пробежала по всему телу, когда он понял, кто перед ним. И это в дремучей тайге, далеко от людей! «Вот так и бывает – спасаешься от волков, чтобы попасть в пасть другим…», – молнией пронеслась в голове мысль.
   
       –    Что хохоталку зажал? – донеслось до него. – Западло и слово сказать?!
    
       Драться он не умел. Да и на киношных героев не походил. Когда-то мечтал заниматься в спортзале и превратить свое мягкое тело в гору мышц, да с работой инженера все откладывалось на завтра.
       Он затравленно смотрел на худого человека, тот в свою очередь, ухмыляясь, уставился на него.
   
       –    Слушай сюда, – он говорил громко и неприятно скрежетал зубами. – Тебе надо сидеть тихо и не дергаться, и тогда мы тебе ничего не сделаем.
      
       Борис глянул на человека с широкой спиной, который палкой ворошил угли в печи. Из открытой дверцы пламя вырывалось наружу, освещая дальние углы избушки. Закрыв дверцу, широкоплечий негромко, но резко сказал:
    
       –    Хорош базарить. Твой ор, кореш, только хищников в тайге разбудит.
    
       Чахлый обиженно замигал глазами и замолчал.
    
       Наступила тишина, слышно было только, как щелкают угли в печке, а на улице завывает ветер.
    
       –    Ты, мил человек, коль пришел, располагайся. Еда в избе есть, я думаю, что здесь даже тепло. Мы тебя не тронем, – Крот покосился в сторону своего напарника и продолжал: – Согревайся, пей чай. Только хочу предупредить: давай без выкрутасов, не советую.
    
       Он угрюмо посмотрел на Бориса, который был и без того перепуган, поднялся с корточек и сел на топчан. Ружье находилось при нем.
    
       –    Просто предупреждаю…
    
       После долгой паузы до Бориса донеслись уже спокойные слова:
   
       –    Ну, коль так случилось, что мы все втроем, да еще ночью, в этой маленькой избушке, думаю, до утра должны мирно перекантоваться…
   
       Он глянул на товарища, который, не шевелясь, разглядывал лампу, и обратился к гостю:
   
       –    В какой стороне река, знаешь?
   
       Борис ответил утвердительным кивком.
   
       –    Ну и ладненько.
   
       Гость, набравшись храбрости, осторожно сказал:
    
       –    Я когда сюда шел, волков видел.
    
       –    А чего ж они тебя не разорвали? – захихикал мужичок, напротив.
   
       Но через секунду, словно подтверждая слова Бориса, вдалеке раздался протяжный вой.
       Мужичок за столом испуганно глянул на окно и двери и заерзал на месте, словно в ожидании, что должен появиться кто-то еще.
   
       –    Ты двери запер? – перевел он взгляд на своего напарника.
    
       Здоровяк, не отвечая, взял полено и, подойдя к двери, сначала зачем-то ударил ее ногой, а после подпер поленом.
    
       –    Ну что, так тебе спокойней?
   
       –    Хорош подкалывать, и так тошно!
   
       –    Ладно, я понял. Давайте устраиваться на ночлег, – бросил он и обратился к гостю: – Тебя как звать?
    
       –    Борис.
    
       –    Так вот, Борис, пей чай, если хочешь, и укладывайся. Завтра рано вставать. Да, и вот еще что: спать тебе придется там, где сейчас сидишь…
    
       Худой человек подошел к своему товарищу и зашептал на ухо:
    
       –    Что-то не доверяю я этому пришлому. Вон волки воют, так, может, он из них… Почему они его не разорвали? От слабого всегда бедой веет…
    
       Здоровяк зло глянул на него и процедил:
    
       –    Чего ты раскаркался? Не хватало еще на ночь глядя, страшилки твои слушать!
   
       Деревянный топчан жалобно заскрипел под его грузным телом.
   
       Вой волков стих.
   
       «Фу ты, так и чокнуться можно. Все, спать!» – приказал себе Крот и через мгновение уже похрапывал под треск поленьев.
   
       Борис тихо сидел за столом и пил чай. Есть не хотелось. Он просто не знал, что делать. Для себя решил, что поспать все равно надо. А там новый день покажет, как дальше быть.
    
       Он глянул на худого человека, сидевшего возле печки в обнимку с ружьем. Голова его, постепенно опускаясь, падала на грудь, он вздрагивал и просыпался…
   
       «Я ведь совсем не герой… А если бы на моем месте был Джеймс Бонд, как бы он поступил?..» Он сознавал, что сам на своем месте ничего не предпримет и ничего не сделает. «Блин! Эта моя чертова деликатность… или робость… даже на силу свою не могу надеяться. Вечный тюфяк», – сердито охарактеризовал он себя и, смирившись со своим положением, положил голову на скрещенные руки и уснул.
   
       Солнце заглянуло в маленькое окно избушки, осветив пристанище трех мужиков.
       Первым проснулся человек на топчане, он поднялся и оглядел избу. Гость спал за столом. Худосочный напарник, сидя на полу, подпирал спиной топчан, ружье лежало возле ног.
    
       –    Вот дите неотесанное, – проворчал он и, взяв ружье, бросил на то место, где только что спал.
    
       Одевшись, вышел на улицу и скоро вернулся с ворохом дров, внеся с собой в избу холод. Открыл печку и раздул затухающие угли. Огонь занялся быстро, дрова, брошенные в печь, затрещали, и тепло поползло по избе. Поставил греться чайник.
      
       Борис проснулся от звуков.
      
       –    Ну что, гость, как поспал?
      
       –    Да вроде нормально.
    
       –    Ну и лады. Сейчас поедим – и в путь.
    
       Зашевелился сторож. Он открыл заспанные глаза и растерянно посмотрел на своего товарища:
    
       –    А это… где?
    
       –    На топчане, – заулыбался здоровяк. – Спать меньше надо, так и тебя украдут.
    
       Борис достал из мешка бутерброды и предложил мужикам.
    
       –    Что у тебя там еще есть? – подскочил к нему худой мужичок. Хихикая, выхватил рюкзак из рук Бориса и быстро провел инвентаризацию. – Ого! Да здесь жратвы дня на два!
   
       Отодвинув продукты в сторону, кинул рюкзак на топчан и уселся рядом с ним.
   
       –    Так спокойней – он тебе больше не пригодится. Ты сейчас все равно домой идешь, а у нас дорога дальняя…
   
       Борис только кивнул.
   
       Перекусили быстро.
   
       –    Я схожу в туалет? – обратился Борис к здоровяку.   
   
       –    А чего ты у меня спрашиваешь, надо – иди.
   
       Когда Борис вышел из избы, Чахлый подскочил к товарищу и затараторил:
   
       –    Ты что, не понимаешь? Его нельзя отпускать. Он нас видел… Ему только до своей деревни добраться, и тогда все охотники начнут нас преследовать…
   
       –    От меня-то ты что хочешь?
   
       –    Все просто: дойдем до реки, покажет нужное нам направление – и мочить его надо… Одним больше, одним меньше… Зато нам спокойней будет.
   
       Он суетливо забегал возле здоровяка, который тушил огонь в печке.
   
       –    Ты че такой спокойный, как бык? Он сейчас где? Он же сбежит…
   
       Крот разогнулся и ухмыльнулся, потирая поясницу.
   
       –    Суетной ты… Такие не убегают. Такие как телки на веревочке ходят и ждут нового приказа. А нам сейчас его пугать нельзя, пусть все идет своим чередом… Ну а дальше, даст бог, домой он не вернется…
   
       В это время Борис вошел в избу.
   
       –    Я готов.
   
       –    Ну и ладненько, – сказал здоровяк и распорядился: – Значит, идем таким образом: Чахлый впереди, за ним гость, ну а я за вами. Да, кстати, Борис, патроны, которые у тебя есть, все давай сюда.
   
       Борис вытащил патроны, сколько было, и протянул здоровяку.
   
       –    Вот и ладно, вот и хорошо, – Крот положил их в правый карман ватника. Ружье закинул на правое плечо, вещмешок на левое.

       Борис надел свой рюкзак – в последний момент Чахлый отказался нести чужие вещи, которые все равно скоро будут его, и все молча вышли, плотно закрыв за собой дверь зимовья.
   
       Ловко надев снегоступы, Чахлый застегнул телогрейку на все пуговицы, натянул шапку поглубже, так что из-под нее виднелись только глаза, и зашагал по еле заметным лыжным следам. Борис, как на привязи, двинулся следом за худым человеком, на ходу поправляя лыжные палки.
   
       Здоровяк еще раз оглядел избушку, нацепил снегоступы, и пошел по лыжне Бориса, проваливаясь в снег.
   
       Шли молча.
   
       Через километр Борис увидел знакомое место, где он, сбросив лыжи, по пояс в снегу пробирался через сугробы, чтобы освободить волчицу. Воспоминания были не из приятных. «Надо же так опростоволоситься – вместо собаки помог волчице…»
   
       Проходя мимо, еще раз оглянулся, возвращаясь к своим воспоминаниям.
   
       Вдали показалась линия берега реки.
   
       –    Ну, еще километра три-четыре – и будем у реки, – громко сказал он.
   
       Здоровяк остановился и посмотрел вдаль.
   
       –    Верно, скоро будем.
   
       Вдруг впереди идущий резко остановился, будто наткнувшись на что-то. С искаженным от страха лицом вытянул руку и закричал:
    
       –    Смотрите! Смотрите!
    
       Все застыли как вкопанные. Шагах в пятидесяти, а то и меньше, стояли два волка. Они молча смотрели на людей и не двигались.
    
       Замыкающий вскинул ружье – звери исчезли.
    
       –    Надо быстрей уходить отсюда, – визгливо запричитал худой мужчина, – они нас даже не боятся…
      
       –    Так двигай живее своими мослами, – угрожающе прикрикнул на него замыкающий.
    
       Худой подпрыгнул на месте и ускорил шаг. Борис от такого бега вспотел…
    
       Вопль впереди идущего раздался прямо над ухом Бориса. Он резко остановился, сил бежать уже не было.
    
       –    Смотрите, они к нам уже намного ближе.
    
       И действительно, волки появились как приведения и, скользя, стремительно спускались с пригорка, до которого было не больше двадцати шагов.
    
       Рыча, они показывали огромные клыки и бесстрашно приближались к людям.
      
       Здоровяк остановился и взвел курки.
      
       –    Еще посмотрим, кто кого, – прокричал он и прицелился…
      
       Стоявший в трех шагах от него Борис неожиданно для самого себя вскрикнул:
      
       –    Только не это! Не стреляй! У нее де-е-ти!
      
       Словно какая-то сила подхватила его, и, выставив руки вперед, он кинулся на здоровенного мужика…
      
       Они столкнулись, прогремел выстрел, что-то тяжелое ударило по голове. Борис почувствовал лицом холодный снег…  неудобное положение из-за лыж…  и тишина.
       Очнулся от того, что кто-то касался его лица теплым шершавым языком.
      
       Какое-то мгновение, не открывая глаз, он слышал рядом с собой тяжелое дыхание. А после наступила тишина. И вдруг где-то недалеко начал токовать глухарь. «Вот я и услышал пение птицы…»
    
       Борис поднял голову, чувствуя тупую боль в затылке и звон в ушах.
    
       –    Черт, что произошло? – он сел на снег. – Все как в тумане.
    
       Постепенно в голове стало проясняться, белая пелена рассеялась. Он поднял глаза и обомлел: недалеко от него лежали в крови растерзанные зеки.
   
       Услышав, как хрустнула ветка сухого валежника, повернул голову – волки уходили в темнеющую чащу. Впереди шел огромный самец, следом за ним с тяжелым животом – его подруга.
    
       Ему показалось, что на секунду она остановилась, глянула в его сторону и улыбнулась.
    
       А может, только показалось…