Лес призывает к себе смелых. Вытаскивает их из прохладных постелей ночью и ведет через поле к границе, где за камнями и деревьями спрятана узкая тропинка. Иногда он ведет их к реке и вынуждает плыть. Но всегда ночью. Долго и с любопытством ребенка наблюдает, а потом забирает в свои владения, как новую игрушку.
И через заросли земляники, через кианитовые ели, которые уже не царапают чужака, а щекочут, ведет к Скрипучей Избушке. Старшая топит печку, и над мурчащей Избушкой поднимается дымок. Младшая на крыльце курит трубку, завернувшись в клетчатое одеяло. Перила, ступеньки, и даже тропинка мокрые от росы.
Младшая роняет трубку. Румяные щеки ее начинают белеть, лицо превращается в одну сплошную гримасу, не то боли, не то ужаса. А потом вдруг озаряется пониманием. Вот почему она ничего не почувствовала! Он теперь свой!
Алеко стоит на пороге Скрипучей Избушки и смотрит калейдоскоп из эмоций Младшей. Он даже не понимал, как сюда дошел.
Лес и Ветер кружат по поляне и играют в салочки. Ветер толкает сначала Младшую в спину, потом Алеко.
Наконец, Младшая улыбается, спускается к нему, накидывает на него часть одеяла и обнимет за плечи.
- Я так понимаю, - начинает она, - добро пожаловать домой. Проходи, не стесняйся. Дядюшка уже чаю сварил. Как раз историю свою расскажешь.
Алеко не хочется ничего рассказывать. Но укутанный теплом Младшей, он вдруг почувствовал себя наконец в безопасности. Сердце в груди предательски сжимается, а на глаза наворачиваются слезы.
Младшая ведет его на кухню, где у стола суетится еще одна девичья фигурка. Синий сарафан, как колокольчик, кружится из стороны в сторону, будто с перезвоном. Белые пышные рукава покрывают хрупкие длинные кисти, и почти сливаются с ними по цвету. Две длинных рыжих косы, как лисьи хвосты, игриво подпрыгивают, а красные ленты в них перешептываются.
Старшая поворачивается к нему, и Алеко сразу видит родство в их чертах. Сестры почти одного роста, у обоих светлая кожа, но у Младшей будто светится золотом, а у Старшей — снежным переливом. Волосы Младшей как соломенные поля, у Старшей же они были похожи на языки пламени. Обе с кукольными носиками и изящными, как парус над лодкой, губами. Лица сердечком, но у Старшей выделялись щечки с персиковым румянцем. У Младшей глаза были серые с зелеными крапинками. У Старшей — как лазурит. Они были похожи, как две одинаковые картинки, хоть и раскрашенные разными цветами.
Алеко растерялся и не знал что сказать. Вечно серьезная Старшая даже не удивилась его появлению. Ни улыбки, ни страха. Ни один мускул на лице не дрогнул.
- Новенький? - Старшая обратилась даже не к нему, а к Младшей.
Та кивнула. Старшая достала с полки еще одну тарелку и чашку, положила ему булочку с маслом и налила молока. Из-за печки появился маленький человечек с чайником в руках, одетый в лапти и бурую рубашку. Дядюшка ворчал что-то себе под нос и вдруг уперся лбом в колени Алеко. Поднимает голову и осматривает всех присутствующих.
- Как-то вас сегодня здесь много... - наконец изрекает он, почесывая затылок.
Младшая толкает Алеко за стол и устраивается рядом. Старшая садится напротив. Дядюшка забирается на высокий табурет и сразу хватается за банку с медом.
Завтракают молча, без вопросов и историй. И так уже много слов для утра. Едят долго, смакуя сладость меда и кислую горечь калины, тающее масло и соленый хлеб. Старшая прикидывает в голове план на день и думает, куда бы определить Алеко. Раз уж Лес его к ним вывел, значит, у них он и останется. Младшая макает хлеб в молоко и думает о вечном: о простуде, о гостях, которые появляются не вовремя, о запасах грибов и ягод на зиму, о теплых носочках и о новом сарафане у Сестры.
Дядюшка убирает тарелки и чашки, прячет банку с медом в кровожадную пасть шкафа.
Сестры впитывают молчание и насыщаются им. И, наконец, Старшая изрекает:
- Ну что ж, давай знакомится. Тебя как звать?
- Алеко. - отвечает он, после долгой паузы, - А тебя?
- Старшая.
Сам не понимая, почему, Алеко засмеялся. Старшая и Младшая. И никаких имен. Где же это видано?
Сестры смущенно переглянулись.
- А это Дядюшка! - почти выкрикнула Млашая, указывая на черта, рывшегося в шкафу.
- Чей? - спрашивает Алеко.
- Полагаю, наш. - Младшая растерянно улыбается, а потом резко становится серьезной, - Просто Дядюшка.
- Домовой он. - поправляет Старшая.
- А они разве бывают? Он что... настоящий?!
Дядюшка обиженно смотрит на Алеко, а сестры тяжело вздыхают.
- Что б вы знали, юноша, - Дядюшка упирает руки в бока, - я еще очень даже настоящий!
- Извините. - смущенно бормочет Алеко.
Теперь уже смеются все.
Лес дружелюбно стучится своими ветвями в окно. Ветер пробирается в печную трубу и с клубами золы врывается в кухню. Все начинают кашлять.
- Ах ты, негодный! - закричала Старшая, хватая ртом воздух.
- Вот же зараза! - домовой вытирает тряпкой лицо, - только же весь дом вымыл!
Ветер притих, спрятавшись ужиком среди банок с вареньем и соленьями в ящике.
Старшая бежит переодеваться. Младшая выходит отдышаться на улицу. Алеко, как щенок, следует за ней.
Младшая угощает его трубкой, и он рассказывает ей про маму. Рассказывает про отца и про все байки, что слышал в детстве.
- Глупости, - ворчит она, - и вовсе мы не такие страшные.
Алеко пожимает плечами.
Они говорили, даже когда мимо них промчалась Старшая и скрылась в лесу. Даже когда домовой носился с ведрами и руганью по дому. Время Младшей, наконец, закончено. Можно денек другой отдохнуть.
Они говорили даже когда опустилась ночь, из темноты возникла фигура Шамана, и он приветственно опустил шляпу. Даже когда загорелись звезды, спустилась Малая медведица и доверительно положила мордочку на колени Алеко. Старшая вернулась с лукошком лисичек. Грязный домовой устроился на пне с трубкой Младшей.
И Алеко снова рассказывал историю, но не жуткую, про боль и смерть. А про чудеса, про волшебных огненных птиц, про то, как его мама пекла пироги и пела ему перед сном, как он любил ее, а она его. И не было в этом рассказе грусти, а только бесконечная нежность.
Алеко вспоминал мамины истории про русалок и про Водяного, про Лешего и злую ведьму,
живущую в одиночестве в чаще леса.
- Еще бы! - вскричал Дядюшка, - с ее-то характером она всегда одинокой и будет!
Все засмеялись, а Алеко в недоумении оглядывал собравшихся.
- Не бери в голову! - сказала Старшая, и, к удивлению Алеко, улыбнулась.
Лес призывает к себе смелых. Или просто тех, кто легко забывает. Обнимает их, как ребенок родителя, смотрит своими лучистыми преданными глазами, обещает быть хорошим и послушным. Задабривает ежевикой и аметистовым закатом, еловым и дымным запахом. Ведет по тропе к Скрипучей избушке, которая приветливо машет хвостиком, а затем к реке, к самому рыбному месту. Лес меняет твою картинку мира, заменяя ее на шелковую вышивку Старшей.
Но кого бы он не зазывал к себе, они всегда в нем нуждались. Нуждались в чуде, толчке, который оторвал бы их от душной приевшейся жизни. И он дарил им новую семью, друзей, цель... Лес давал им приют, а они оберегали его от напастей.
Лес призывал к себе смелых... Или все же крал?