У меня растут года
Скоро восемнадцать
Кем работать мне тогда,
Чем заниматься?
(Маяковский)
Наступило лето 1980 года. Год олимпиады в Москве. Год смерти Высоцкого. Год окончания школы. Куда идти после выпуска? Работать, учиться или просто бездельничать?
Лично у меня никаких терзаний не было. Я точно знал, что буду военным. Но кем именно? Лётчиком или десантником? Романтично, но здоровья не хватит. Моряком? С моим вестибюлярным аппаратом только в моряки и идти. Как-то отец предложил, есть, мол у него знакомый, который легко может устроить в МАИ. ВУЗ престижный, интересный. Поступлю легко, вот только как удержаться. Нет, гражданка это не для меня. Только в военные. Но поступать особо не хотелось. Постоянно ловил себя на мысли, что становлюсь похож на Емелю из сказки, любимой фразой которого было: я ленюсь! Лениво и медленно начал собирать документы, для поступления в Бакинское Общевойсковое училище, за компанию с одноклассником Серёгой Красичковым. А когда всё же собрал, оказалось, что я опоздал. Серёга поступил а я нет. В тот год поступили почти все мои одноклассники. Серёга Аветисян в Политическое, а Борька Михайловский в Зенитно-ракетное. А я купался в свободе. В школу ходить не нужно, экзамены сдавать не нужно. Можно до поздна гулять с Ленкой и есть мороженное. Но, где-то в глубине души возился червячок. «Что, так и будешь всю жизнь сидеть на шее родителей? Ты же не дармоед». Именно с начала этой «взрослой жизни» этот червячок сомнений и начал набирать силу. Именно он старательно пресекал глупости, рождаемые беззаботным юношеским настроением. Ругался, зудел, как старый дед, весь из себя правильный и порядочный. Через неделю этого зуда я не выдержал и попросил маму, устроить меня на завод, где работала она сама. Мама подумала и согласилась. Но, потом строго добавила:
- Учти, к нам на завод просто так не устраиваются. Чужих тут нет. Можно только по рекомендации. И, человек, который рекомендует, несёт ответственность за рекомендуемого.
- Мам, а я тебя когда подводил?
И вот я уже работаю на лучшем предприятии города Баку. Завод имени Калинина. Мы изготавливаем электронное оборудование для нефтеперерабатывающей промышленности. Никогда не забуду свой первый спаянный жнут для блока питания. Столько лет прошло, но кажется, взять сейчас тот шаблон, одеть на него разъёмы, смазать контакты флюсом и пошла пайка. Кембрик, провод, паяльник, кембрик паяльник… Маму не подвёл. С учётом малолетства и статуса «ученика» получал от ста до ста пятидесяти рублей. Это при условии, что инженер в те времена получал сто двадцать рэ. За полгода я освоил все операции по всем системам. А вечером шёл на свидание с Ленкой и мы бродили до поздна.
Так в круговерти событий и ощущений пришёл Новый год. Уже в феврале в отпуска приехали одноклассники. Я смотрел на них уже совсем другими глазами. Как школьник смотрит на взрослых дядек. Дело даже не в том, что я моложе любого из них минимум на полгода. Они были уже где то далеко. В настоящей «взрослой жизни». И разговоры у них взрослые. Вечером на балконе в сумерках стоим и потягиваем сигаретки, лениво переговариваемся о чём то. У каждого свои суждения. Только от меня отмахиваются как от неразумного дитя. Но, конечно больше всех поразил Борька. В новенькой серой шинели, с годичкой, шевроном, и кожаным ремнём он был неотразим. Больше всего я крутился около него. Именно в тот вечер я понял: политическое и общевойсковое не для меня. ПВО - вот она истинна! Сразу же, в начале встречи Борька дал мне листок формата А5 с текстом заявления о приеме в училище. Нужно было только вставить фамилию имя отчество, дату и поставить подпись. Маленький, жёлтый, ни к чему не обязывающий листок, но я держал его в руках как величайшую ценность. Я вдруг понял, что это – мой первый документ из моих мечтаний о венной службе. Борька посмотрел на заполненный листок, кивнул, сложил вдвое и засунул в карман шинели.
И время, вдруг, остановилось. Я с нетерпением отсчитывал недели до начала поступления. Казалось, дни специально текут медленно, чтобы досадить за незаметно пролетевшее лето и осень. Уже в апреле, в рекордно короткие были собраны все документы. И опять ожидание.
Июль. Душный поезд Баку-Москва. Первая моя военная халява. Мы едем бесплатно от военкомата. Хоть ехать и недалеко, до станции Беслан, всего то двенадцать часов, но уже ощущается дух путешествия. В пути все перезнакомились. Наша команда - двенадцать человек едет в одно училище Орджоникизевское Высшее Зенитное Ракетное Командное Училище ПВО!
Беслан и Орджоникидзе встретили ярким солнцем, синим небом и удивительно стоячим воздухом. Город окружённый с трёх сторон горами смотрелся яркой вишенкой на дивном торте природы. Весёлой гурьбой мы грузились в автобус, потом пересаживались на трамвай и шли пешком. Оказывается, среди нас был абитуриент, который поступал уже в третий раз и знал здесь все входы - выходы. Узенькая улочка с маленькими частными домиками выводит нас к дороге с аллеей посередине. Сразу же за дорогой высокий каменный забор и ворота. Вот оно моё училище! От ворот отъезжают грузовики с молодыми, как и мы пацанами.
- Куда это они? - удивляемся мы.
- На полигон, - объясняет Всезнайка. - Но, оформиться вначале, нужно всё равно в училище.
Вся команда весёлой гурьбой устремляется к КПП, но меня что то останавливает. Я снова и снова смотрю на забор, КПП, ворота. В городе я впервые, но ведь где то я это всё уже видел! Только спустя три месяца переходя из спального городка в учебный я вспомню. Это всё я видел во сне, весной, когда готовил документы, хотя никто мне не показывал фотографий и Борька не описывал училище.
Документы оформлены. Мы грузимся в открытые грузовики и едем на полигон училища. Тридцать весёлых беззаботных пацанов в открытом грузовике. Ветер в лицо. Мелькают незнакомые пейзажи, новые посёлки, дороги, поля засеянные кукурузой, пшеницей, и какой-то травой. Потом грузовик сворачивает на грунтовку и останавливается перед воротами.
В первый же день, бросив вещи, я отправился осматривать полигон. Наверное, «полигон», это громко сказано. Маленький островок огороженный колючей проволокой с какими-то кабинами, антеннами и пусковыми установками. Ещё островок с непонятными установками: компрессоры, полуприцепы, огромные трубы с крышками, похожие на футляры для сигар, только длиной метра в три. Столовая больше похожая на летнюю беседку, да примитивная кухня с очагом. Площадка из бетонных плит размером сто на пятьдесят метров и четыре полукруглых ангара покрытых блестящими цинковыми листами. Именно в этих ангарах нам и предстояло жить. Внутри ангара хорошо. Полумрак, после яркого солнечного света. Гораздо прохладнее чем на улице. Справа и слева плотными рядами высятся двухъярусные кровати. На фоне высокого свода они смотрятся как кроватки из кукольного домика. Странная акустика. Отчётливо слышно, что говорят в любом уголке, но эха нет. В первый раз, войдя в ангар, я глубоко вдохнул. Пахло армией. Не передать как, но пахло. Гуталин, кожа сапог, хлопчатобумажное бельё, мужской пот, и какие-то масла или смазки.
Как то гуляя между ангарами вдруг заметил знакомую фигуру:
- Борька! Ё-моё, ты здесь? Здорово…- начал было я и осёкся. На борькиных плечах были солдатские погоны.
- Это как? – я судорожно сглотнул.
- Отчислили.
- За что?
- За самоход. Ладно, извини, я тороплюсь.
Он явно тяготился разговором, потом развернулся и ушёл. А я остался и ещё некоторое время смотрел ему в след. Ровно год спустя, словно дежа-вю я увижу такую-же картину, только в училище. Я уже буду на втором курсе, а он будет поступать на первый.
- Привет, Боря! Я вижу опять поступаешь? Опять отчислили? За что?
- Опять за самоход.
- А если опять отчислят, ещё будешь поступать?
- Врядли…
Его отчислили в третий раз. И опять за самоход. Больше он не поступал. Но, как я благодарен ему, что «сбаламутил» он меня поступать в это училище!
Нас поделили на батареи по сто человек в каждой. Каждое утро разводы. На построении доводят информацию. Когда какая батарея сдаёт какой экзамен. В этом году повышенный набор. Четыреста человек вместо двухсот. Потому то и средний проходной балл маленький – три с половиной. В прошлом году было четыре. Всего экзаменов четыре. Сочинение, физика, математика устный, математика письменный. Но после сдачи экзаменов будут зачёты по физподготовке: подтягивание и кросс на один километр. Это для меня страшнее всего. Первый экзамен по физике я сдал играючи. Получил свою законную четвёрку и ушёл весело посвистывая. Ай, спасибо Людмиле Фёдоровне, моей школьной учительнице по физике. Выдрессировала! У неё больше тройки в четверти не получал. Однажды даже умудрился двойку отхватить. Вот влетело-то от родителей! Второй был математика устный. Вытянув билет, я как Штирлиц понял, что это провал. Как истинный партизан буду молчать до последнего. Но, к своему удивлению что-то сумел сказать. Даже то, что давно забыл. Тройка показалась мне манной небесной. Сочинение. Тема простая «Почему я решил стать военным». Ну, тут рецепт простой. Взять немного исторических фактов, перемешать логикой, добавить связку из патриотических лозунгов и немного приправить лирикой. В общем, пятёрка. В чём я даже особо не сомневался. Я уже, практически видел себя в курсантской форме. Остался последний - математика письменный. Буквально сразу после третьего экзамена меня свалила непонятная болезнь. Сейчас можно вспоминать это с улыбкой. Называть головокружением от успехов или медвежьей болезнью, но тогда мне было не до смеха. Может чем-то отравился, может переволновался. Началось всё с того, что я практически поселился в полигонном туалете. А на следующий день не мог встать с постели. Кое-как поднялся, но выйдя на солнечный свет, чуть не упал. В глазах всё побелело, ноги подогнулись и противно задрожали. Соседи по взводу Олег и Герман подхватили меня под руки:
- Может, останешься, отлежишься?
- Не, нельзя, - еле выдавил я, - надо идти на посторенние.
Так и втащили они меня в строй, практически висящего на их руках. Старшинами во взводах были четверокурсники. Один из них подошёл к нам, принюхался:
- Пьяный?
- Не, болеет – хором ответили друзья.
- Да, вроде не пахнет. Ну, ну…
Так и таскали они меня на построение и в столовую весь день. Иногда мне становилось лучше. Тогда я вырывался и шёл гордо, как все. Но стоило отрубиться, как они снова подхватывали меня. В таком же состоянии они притащили меня и на экзамен. Как сдавал математику-письменный не помню. Помню только итог – два!
Так я попал в «клуб упёртых». Упёртые – это те, кто получил «двойку», но решил остаться, рассчитывая на переэкзаменовку. Неупёртые получив «двойку» сразу собирали вещи, сдавали постельное бельё и с чемоданом уходили в сторону трассы, на автобусную остановку. Почему-то двойку называли «тахан», а двоечников соответственно «стахановцами». «Упёртые стахановцы» собирались, как правило, после ужина между ангарами и делились планами, как всё-же протиснуться в курсанты. Неоднократно поступающие травили байки о том, как получалось пройти некоторым счастливчикам. Особо сильный отсев уже принятых, шёл до присяги. Кто то уходил сам, кого то отчисляли. Численность курса падала и именно в этот момент нужно успеть влезть. Кто-то дежурил перед КПП училища весь месяц, кто-то разбивал палатку возле дома начальника училища и встречал его каждое утро и вечер. У кого-то прокатывало и его зачисляли. Моё нежное подсознание начинало хныкать «Ну, всё. Попробовал. Не получилось. Давай домой. Ну как тут исправишь «тахан»?». Но, нудный червячок упрямо нудил «Ну, ты же слышишь, некоторым везло. А может ещё устроят переэкзаменовку». Но потом опять начинал хныкать «Ну, смотри, ты же больной. Никто тебя не поругает, что ты сдался, не судьба». Потом опять вскидывался червячок «Что?! Сдаваться? Никогда! Давай попробуем ещё зачёт по физподготовке и всё». На физподготовку я выходил с тяжёлым сердцем. Двойка по математике. Стоит ли бороться? Подтянулся на пятёрку, отжался тоже. Остался километр. И вот я уже бегу в колонне. Бледный, задыхающийся, ещё не отошедший от болезни. Упрямый червячок словно кнутом хлещет «Вперёд, вперёд! Быстрее!» К финишу пришёл в числе последних, на одной только злости. Уже перед финишем я был зол как дьявол. На экзаменаторов, на себя, на проклятые босоножки, болтающиеся на ногах и мешающие бегу. Так в бессильной злобе и запустил босоножек с ноги в сторону судей.
А потом была переэкзаменовка. Стыдно, обидно. Проверяющие, практически, не запрещали шпаргалки, а даже помогали «стахановцам». Говорили с ними как с дебилами. Ласково и простыми словами.
Медкомиссию я проходил уже в режиме автопилота. Проклятый червячок рулил во всю. Мне удалось красиво скрыть все мои болячки: детский ревмокардит, плоскостопие, сотрясение мозга и залеченный перелом шейки бедра. Но, проклятое заикание, чуть было не свело к нулю все мои усилия.
- Что же от вас так пахнет? – брезгливо поморщился доктор в белом халате.
Все в ответ загалдели, мол, уже месяц не мылись, нету здесь бани. А на улице жара, однако.
- М-мы, скоро вообще з-завоняем как бараны – ляпнул я потеряв всякую бдительность.
Доктор пристально посмотрел на меня и сделал пометку в блокноте. Пройдя всех врачей, я с чувством выполненного долга, вышел на улицу и уселся на лавочке, подставляя лицо щедрому солнцу.
Из дверей медпункта вышел Герман и скорым шагом направился ко мне. Подойдя, негромко скороговоркой выпалил:
- Димка, двигай отсюда! Тебя доктор ищет. Похоже, ты спалился со своим заиканием.
Мне дважды повторять не нужно было. Уже через минуту я сидел в зарослях лопуха за «колючкой» и наблюдал за домиком медпункта. Комиссия уехала перед обедом. Ну и ладненько, хоть пообедать дали спокойно.
И вот настал последний день нашего пребывания на полигоне. Сегодня большинство поедет в училище «почти курсантами». Кто–то с вещами в сторону трассы, с чемоданами. А то-то в палатку дежурить под окна Витеньки, генерала Мелехова, начальника училища. Нам уже сообщили, что будет набрано четыре батареи (седьмая, восьмая, девятая и десятая) по сто человек в каждой. По четыре взвода в батарее. Начали зачитывать фамилии. Седьмая батарея – комплект. А моей фамилии нет. Восьмая – комплект. А меня нет. Девятая – комплект. Снова мимо. Десятая, первый взвод – без меня. Второй взвод – тоже. Неужели всё пропало? Проклятый червячок, ты же видишь?! Я боролся до последнего. Третий взвод – меня там тоже нет. Вот набрано уже половина последнего сто четвёртого взвода. Вот две трети…
- Купянский!
- Я!