«Я танк не водил, не стоял на часах!
Не чистил затвор автомата!
Я брёвна как женщин носил на руках
Свой долг, отдавая стройбату!»
(Из эпоса военных строителей. Гимн).
Часть 1. Духи.
Весной 1983 года очередная партия свежего человеческого материала прибыла в город - гарнизон «Бичегорск». В шестидесяти километрах по прямой от границы с Китаем. Табун расхристанных, полупьяных, грязных после долгой дороги через полстраны, ещё вчера обыкновенных пацанов, прямо с перрона вокзала загнали табуном во двор казённого строения. Империя Советов, вечно жаждущая свежатинки, получила новую порцию корма. А перед употреблением корм требовалось обработать и санировать. Папа, мама, кореша, вольности гражданки остались далеко в прошлом. Впереди ждала трясина неизвестности и, уж точно, никаких благостей бытия.
Майское солнце сегодня радовало лишь одинокого, бездомного грязного пса, млеющего под корявыми ветками кустов. Вновь прибывших, военный дядя, с лицом голодного вурдалака, сортировал по неведомому принципу, как россыпь картофеля, на три кучи. По окончании переклички, уже частично засыпающих на ходу пацанов, опять куда-то повели. Жутковатое бетонное строение, больше похожее на крематорий, из кошмарных снов обитателей Преисподней, оказалось обычной гарнизонной баней. Тотальная вселенская Серость и Тоска накрыла всех, предназначенных к акту омовения. Мятые алюминиевые тазы, холодная вода из покорёженных временем кранов, замызганные окна, на двоих по куску хозяйственного мыла. «С лёгким паром товарисчи! Ни в чём себе не отказывайте! Была команда «Бегом»! Мать вашу! Время пошло!».
Среди пленённых региональными военкоматами недавних отроков, выделялся размерами интересный персонаж. Этакий перекатывающийся пудинг. Круглый, обтянутый розово – белой, прозрачной кожей, толстяк с лицом семилетнего ребёнка. Глуповатая детская улыбка лучилась меж его словно нарисованных, пухлых щёк. Конечно, ещё в дороге, и немедленно, получил он от камрадов прозвище Пончик.
Когда команда мокрых, тощеголозадых пацанов, тряся первичными половыми и шлёпая ластами по лужам, выпросталась в предбанник, мрачный прапор скомандовал, как плюнул: «Гражданское сюда, насекомые! В кучу всё! В печь! И ткнул пальцем в угол. Идол с острова Пасхи со знаками отличия младшего сержанта начал выдавать обмундирование. Естественно размеры заранее никто не снимал. Потому тем, кто имел среднестатистическую антропометрию 44-48, новенькая форма вполне себе и даже комфортно пришлась куда надо. А вот с Пончиком сразу случился аттракцион. В стопках приготовленного обмундирования ничего даже близко по размеру не оказалось. И даже самый длинный из имеющихся новеньких ремней не мог застегнуться на его предполагаемой талии. «Бери, что самое большое! Напяливай! В части портной разошьёт! Бегом марш!» Так он и топал в строю до места прохождения службы, с пузом наголо и растянутых трикохах по ветру. Дальнейшие события, ежеминутно наполненные радостным ужасом непоправимой действительности, стремительно разложили новобранцев по сортам и полкам характеров, сообразительности мозга и навыкам рук. Пончику сшили персонально комплект обмундирования. В сапоги вставили клинья, а ремень состыковали из двух, очень умело и прочно.
Часть 2. Первый полёт.
После прохождения карантина и праздника присяги, в ходе которого единственный раз, будущие воины увидели и подержали автомат Калашникова, в отряде их числилось аж три штуки, начались будни «Копай глубже! Кидай дальше! Пока летит, отдыхай!». Пончик по причине своей комплекции был малоспособен и малоподвижен. В карантине дембеля пробовали его бить, он ойкал, охал, таращил на злодеев свои залитые слезами детские глаза, но ни ползать, ни прыгать, ни отжиматься от пола он был просто не создан. Зато, как и все новобранцы, он быстро вкусил Знание, что такое Интернационал, Дружба народов и «человек человеку, …. - волк». А в противном случае - корм и средство удовлетворения прихотей волков. Третьего не бывает. В конечном итоге на него махнули рукой как бесполезный к использованию предмет. В какой – то момент он был определён вечным дневальным по роте, но и тут всё повторялось. Сколько он ни получал пинков и оплеух от дедов и дембелей за косяки, качественных изменений не происходило. От долгого прозябания сутками на территории части, за забором, Пончик начал перманентно чудить. То в штаб зайдёт невпопад, в полумраке чуть не сбив с ног комбата, падая своими полутора центнерами на полку с книгами и обращая её в труху, то нечаянно перевернёт ведро с нитроэмалью, забытое малярами на плацу, то запнувшись о камень упадёт на скамейку, превращая её в дрова… И напросился он у ротного ездить как все, на объект народного хозяйства, то есть на стройку. Военные строители они строят. Говённо правда, но дёшево и быстро. И дни Пончика вдруг и, наконец, наполнились хоть каким – то да смыслом. Всё не со стенами в роте сутками разговаривать. Стал он разнорабочим. Подай – принеси, что не бьётся и не ломается. Табличку прорабу в вагончике заполнить, за куревом сбегать в ближнюю лавку. Да мало ли.
Июльским днём, когда Светило, решило по всему устроить на Дальнем Востоке экваториальную Африку, Пончик, истекающий салом и потом, вяло шаркая стоптанными сапогами, искал хоть какую - нибудь тень и прохладу. На промежуточной площадке между четвертым и пятым этажами, он в изнеможении прислонился лбом к кирпичной кладке стены. Хотелось к маме. Домой на речку к роднику. Внизу, прямо под стеной, лязкая сталью и поднимая тучи горячей пыли, разгружался самосвал со щебнем. Уже не первый. За внушительным курганом, в оседающих клубах щебёночной пыли ему кто – то истово махал руками. Пончик усилием воли вынырнул из душного забытья, сфокусировался на изображении в телевизоре оконного проёма. Аааа, то был Серёга, по прозвищу Узун, пермяк. Длинный, вечно краснолицый и жилистый как ствол можжевельника. Он отчаянно гонял ветрилами нагретый воздух, матерясь изысканно, - Пооончик! Шланг хренов! Ё-пэ-рэ-сэ-тэ!! Там поддоны есть на площадке?! У– фэ -хэ-чэ-шэ-ща…!!! Скидывай все! Какие есть! Опять не хватает! Что ж, обычное дело на стройке. В ходе возведения строительных
объектов, поддоны из - под кирпича убирать некогда, гонка, спешка. Всё бегом. Вот они и стоят – валяются, где ни попадя, неподъёмные, сколоченные из необрезного горбыля минимум «восьмидесятки», гвоздями соответствующего размера, за «соточку». Конечно, в ходе безжалостной эксплуатации, они быстро превращаются в строительный мусор. Аммортизация, понимашь! У противоположной стены, на чуть живого Пончика смотрел с укоризной, весь в засохших брызгах бетона, такой вот экземпляр тары. А Узун всё орал снизу, - Пончик! Падла! Уснул что ли? Есть там? Аль нет? Падла, напрягшись, вынырнул таки из глубин раскалённого омута, махнул ладошкой, мол, - Ща! Погодь! Скину! И, кряхтя, звонко пукая он натуги, начал манипуляции по катапультированию поддона. Занёс его в проём окна. Прицелился. Глянул вниз. Вроде никого. И толкнул деревягу с гвоздями в полёт.
Покрытый пылью Серёга Узун, наоравшись, прокашлялся. Выдернул из пачки «Примы» сигарету, и метко закинув её в угол рта, чиркнул спичкой, прикуривая. Он смотрел в эту секунду на проём окна, когда поддон пошёл на вылет. И так и застыл, не чуя, как догоревшая спичка поджаривает пальцы. Следом за поддоном, гигантской белкой летягой, растопырив руки, вылетел Пончик с сильно удивлённым лицом. «***се!» - выдохнул дымом Узун и сорвался с места.
От смерти Пончика спасла куча щебня, ещё не успевшая слежаться. Угол конуса кучи смягчил удар. А виновником полёта бедолаги оказался отогнутый от доски гвоздь. Зацепился он за обшлаг рукава, да и увлёк за собой не устойчиво стоящего в окне толкача. Из госпиталя в часть Пончик вернулся только в конце февраля, изрядно похудевший. Сотрясение мозга, переломы, раздробление сустава и другие следствия приземления. В силу повреждений ему прописали только лёгкий труд. Осенью в госпиталь приезжали родственники, охали, ахали, трясли бумажками, но комиссоваться потерпевший отказался. Наотрез. Да и оставалось служить ему, по сути, чуть больше года. Привык уж как – то. Друзья, кореша, Да и хоть чем – то, а полезен коллективу. И дни потекли своей однообразной серой рутиной дальше.
Часть 3. Судьба.
До последней весны, до дембеля, призыву Пончика оставалось уже менее полугода. Миновали танцы вокруг ёлки. Наступил 1985г. Ещё вовсю гулял вольную февраль – ветродуй, наметая по ночам двухметровые сугробы, но в период затиший, ослепительный диск солнца, «ванькой – встанькой» выскакивал из - за зубчатого среза горизонта. Ярило радостно и озорно пригревало подветренные стороны расположения части и организмы млеющих на перекуре воинов всех мастей. Из тайги тянуло весной.
Будущие дембеля ждали приказа Министра обороны и объявления комбатом, по традиции, дембельского аккорда. И дождались. И как всегда заработал маховик бешеной гонки. Дембеля – каменьщики пахали в три смены, порой ночуя прямо на объекте. Вся рота «стояла в ружьё», точнее «в мастерок». К этому моменту Пончик, сменил форму одежды размерами в минус пару раз. Уже не нависало за ремень дряблое пузо, уже обычные сапоги спокойно принимали его голеностоп, а на всё также розовощёком лице наметились признаки мужественности. Он стоял на крыше, дымил «Беломором», и по – отечески гонял духов указывая, где надо ещё досыпать керамзита. И опять, как в то памятное лето, снизу, перекрывая шум стройки, кто-то орал ему по матери, - Пончик! Поддоны есть там? Кран занят! Слышь! Скидывай все пустые, шланг хренов! Он кивнул головой, типа, - Ага! Ща! Ловите! В поле зрение попались сразу штук пять этих самых изделий. Достал из кармана новенькие, недавно выменянные у каптёра за четыре пачки «Беломора» офицерские шубенки, немного правда тесноватые ему, зато тёплые. Не сразу натягивались варежки на потные ладони, упирались овчинным нутром. Решил начать с крайнего поддона, который лежал у самого среза крыши. Напрягшись поставил его на торец у кромки, привычно посмотрел вниз. Можно. И толкнул, на этот раз двухметровый в засохших бетонных соплях поддонище.
Часть 4. Рождённый
летать – ползать не
можетт.
В этот раз всё оказалось намного серьёзнее. Стояла зима. Кучи щебня внизу не было. А зияла огромная яма заброшенного, не достроенного фундамента под пристрой. То ли магазина, то ли ещё чего. Ямы между бетонными блоками, установленных бригадой монтажников под будущие стены, были залиты постоянно парящими гейзерами воды из прорывов водопровода на соседний дом. Глубиной почти на метр. А расстояние меж стенами не более двух.
В этот раз гвоздь зацепился за шубенку. С громким шмяком тело Пончика влетело между фундаментных блоков, подняв фонтаны мутной жижи. Кто видел, не сразу вышли из ступора, и рванули к недострою. Завизжали у подсобки гражданские бабы малярши. Спасло его опять чудо. Вода в яме, и точное попадание между стен с зазором в пару сантиметров от непокрытой головы и ступней. А также несовпадение траекторий глиссады с поддоном.
Эпилог.
Когда «лётчик» очнулся, первое что увидел, опять крашенный мерзким зелёным потолок палаты госпиталя. А спустя минуту появился кэп – доктор. Долго смотрел на него, качая головой, и произнёс прокуренным баритоном: «Видать, сынок, ты пока кому-то очень сильно нужен здесь! – он показал пальцем вверх, - но больше не летай! Третьего раза может и не быть!».
Итого из двух лет срочной службы, полтора года он провел на госпитальной койке. В гипсах и бинтах. А домой смогли его забрать только в сентябре, пока не сняли все швы и раны его многострадального тела не восстановились.
Февраль 2021 г.Екатеринбург