История одной кантаты

Владимир Борков
История  одной  кантаты

 
 Где-то в марте 1987 года в Бориславе был объявлен конкурс на написание стихов и песен к наступающему 600-летию города. Сашка не помнил, как обстояли дела с конкурсом стихов, а вот в конкурсе песен было всего 2 произведения: Сашкина кантата и “Песня о Бориславе” Нины Михайловны Финкиной, которая в то время была “министром культуры” Борислава. С ней Сашка был не просто хорошим знакомым. Он был в то время ведущим певцом в партии басов бориславского хора учителей, которым руководила Нина Михайловна, а также некоторое время ее ассистентом в хоре “Каменяр” дворца культуры нефтяников. Однако, несмотря на такие вещи, при решении вопроса о главной песне на 600-летие Борислава в конкурсе (которого фактически не было) “победила” песня Финкиной. Возможно, на окончательное решение повлияли тексты. “Песня о Бориславе” Финкиной была написана на типичный советский текст, в котором упоминалась руководящая роль коммунистической партии, а в Сашкиной кантате ничего такого не было. А при желании текст можно было трактовать и как просоветский, и как антисоветский:
 
  Мой родной город в предгорьях Карпат,
  Обновленный, милый, счастливый.
  В памяти у тебя блики костров,
  Которые враги разводили.

Канули в вечность далекие времена
  Господ, нефтяников-рабов и неволи.
  Расти и своею гордись красотой
  О, город счастливой доли.
 
  Песню Финкиной взяли для разучивания хор учителей и хор “Каменяр” дворца культуры нефтяников, чтобы на празднике выступить сводным хором. Кроме того, был создан сводный оркестр, основу которого составляли учителя музыкальной школы и духовики-любители из духовых оркестров бориславских предприятий (таких оркестров в то время насчитывалось 13 или 14).
 Сашкина же кантата “Мой Борислав” была тихонечко “отфутболена”, но он решил, что сможет исполнить ее со своим детским хором средней школы №4, в которой тогда работал, на ежегодном смотре школьной самодеятельности. Ему хотелось все сделать как можно солиднее и он, вместо того, чтобы стоять с баяном перед хором, написал хорошее фортепианное сопровождение и дал ноты Вольдемару Иосифовичу Сикоре, а сам должен был на репетициях и на самом смотре дирижировать. Почему его выбор пал на Сикору? До этого смотра Сашка считал его сильным пианистом, а его ежедневное хвастовство в разговорах с учениками на уроках (Сашка тоже у него учился в выпускном классе музыкальной школы) добавляла Сашке  уверенности в успехе задуманного. Как же он просчитался!!! Никто из бориславских музыкантов того времени ни за что не поверил бы, что Сикора окажется таким мандражистом, таким последним трусом, который от сценического мандража, видимо, не помнил своего имени.
 На репетициях в средней школе №4 (их было 5 и за каждую Сашка платил Сикоре 20 рублей из собственного кармана) все шло без проблем. Но когда во время смотра хор уже стоял на сцене, то пришлось некоторое время ждать бледного как мел, Сикору, чтобы тот, наконец, страшно дрожащими руками развернул ноты. В Сашкиной  памяти появилось четкое воспоминание, как будто все это происходило лишь час назад: Сикора начинает играть вступление к кантате, запинается раз, потом второй, третий, потом вообще останавливается, делает вид, будто не так стоят ноты, начинает с большими погрешностями все сначала, хор своевременно вступает, но через 4 такта Сикорино сопровождение куда-то пропадает, словно исчезает сквозь трещины в полу сцены. Хор продолжает петь, Сикора пытается попасть в нужное место, пару раз попадает пальцами... не туда, куда надо было, наконец кое-как ловит хор и все вместе доползают к середине кантаты.
 Далее в исполнении Сикоры еще несколько раз были места со  “знакомыми” нотами, но это уже не имело никакого значения – премьера кантаты была безвозвратно провалена уже в самом начале. После осмотра Сашкины  коллеги передали ему слова одной из членов жюри: “Довыдрючивался Сашка, так ему и надо – никто не лезет на сцену со своими писульками, а он лезет”. Было очень обидно слышать такое от коллеги по цеху.
 А через полтора месяца надлежащую оценку этой кантате дал заслуженный деятель искусств Украины Юлиан Алексеевич Корчинский, который был председателем экзаменационной комиссии на Сашкином государственном экзамене по дирижированию в Дрогобычском музпеде. С Корчинским они были знакомы гораздо раньше по сотрудничеству в народном ансамбле песни и танца “Трускавчанка”: Корчинский им руководил, а Сашка там работал концертмейстером в 1979 – 1980 годах.
 Этот экзамен Сашка сдавал со своим хором (по положению о государственных экзаменах это было возможно) в средней школе №4 и не в июне, как большинство выпускников Дрогобычского музпеда, а в конце мая, так как школьники в июне уже обычно отдыхают на каникулах. Среди произведений, которые исполнял хор, была и Сашкина кантата “Мой Борислав”.
 Директор школы Евгений Михайлович Луцик на своей личной машине в назначенный день привез государственную комиссию во главе с Корчинским в школу. Вместе с ним приехали преподаватели музпеда Светлана Шологон (Сашкина преподаватель по дирижированию), заведующий кафедрой методики и дирижирования Михаил Бурбан и Сашкин  однокурсник Петр Юрчик, который с удовольствием согласился быть концертмейстером.
Программа шла так, как и было задумано: песня звучала за песней, Сашка четко дирижировал, Петр Юрчик безупречно аккомпанировал на баяне, а хор звучал как-то особенно чисто и слаженно, на него было любо-дорого смотреть.
 После официальной части дети пошли по домам, а у взрослых, как и надлежало тогда в подобных случаях, началась “неофициальная” часть с коньяком и изрядной закуской на первом этаже в кабинете музыки, который Сашка собственноручно построил в виде кафедры. Единственное, о чем жалел Сашка, было то, что общение оказалось очень коротким. Всего каких-то минут с 40 или 50. Но это были незабываемые минуты. Вспомнили и “Трускавчанку”, и записи на телевидении, и пластинку, выпущенную тогдашней всесоюзной фирмой “Мелодия”. Сашка рассказал о своих успехах. Перед отъездом Юлиан Алексеевич только посочувствовал Сашкиной неудаче с исполнением кантаты на смотре и тому, что она не будет исполняться на праздновании 600-летия города, прозрачно намекнув на Финкину: кто имеет больше власти, у того и больше прав...