Унисекс

Часть первая. Бабушка
 
Глава Первая. Вопрос о помаде
— Бабушка, а что такое помада? — Соня подошла к старушке, вышивавший цветы крестиком, и уселась к ней на колено.
— Милочка моя, это такой тюбик с краской для губ.
— А зачем красить губы? — Удивилась Сонечка.
— Чтобы стать привлекательной.
— Привлекательной для кого?
— Для… — тут бабушка отложила вышивание и задумалась. Для кого ж, в самом деле? Когда-то для любимых мужчин, потом для всех окружающих и себя самой, и, наконец, как кошмар, для отличия, запретного и крамольного, людей менструирующих от людей поллюцирующих. — У нее больно сжалось сердце, и мысли понесли в далекое прошлое, в те распрекрасные дни безудержной молодости, когда она впервые увидела в Музее людских предрассудков флакон с французской губной помадой.
— Расскажи, расскажи, — не унималась Соня. И бабушка начала неспешный рассказ.
 
Глава Вторая. Воспоминания бабушки
— Мне было около десяти лет, когда из языка ушли слова мужчина и женщина. Их заменили на нейтральное — «человек». У незрелых людей того общества, как нас учили, были незаметные, известные лишь им, особенности: одни раз в месяц источали кровь, другие клейкую жидкость. Однако, с возрастом эти особенности исчезали, и люди становились во всем равными членами общества, «они» без мужского и женского рода. С этой филологической тонкостью помаялись ученые всего мира и, наконец, для обозначения местоимением человека стали использовать бесполое «оно». Одновременно маялись историки, переписывая тома мировой летописи, обесценивая доблесть мужчин и харизматичность женщин, и выдали обществу «Новую историю», где женская красота приравнивалась к проституции и продажности. Само собой, после этого из оборота ушла и вся косметика, помада для губ, карандаш для придания формы бровям, духи, лаки. Следом исчезла мода, хотя, пожалуй, не исчезла, а переродилась в новую форму — унисекс.
— Ой, бабушка, как интересно, расскажи поподробнее. Что за унисекс?
— В одежде не осталось отличия между женским и мужским. Когда-то женщины ходили в длинных платьях, корсетах, утягивающих талию, лифчиках, поддерживающих грудь. Новая мода давала менструирующим людям не чувствовать дискомфорта в движении, а для этого ушли прочь юбки и каблуки. Обтягивающая майка, сдавливающая грудь так, что она больше не выглядела отличительной особенностью; брюки или шорты, и сандалии — такова была новая мода моей молодости. Косы и длинные волосы тоже сочли ненужным и мешающим движению. Их заменили короткие прически, одинаковые для мужчин и женщин. Таковы были люди того времени. Был разным цвет одежды, но и тот не имел никаких гендерных отличий.
— И когда ты впервые поняла, что что-то не так? Когда задумалась об этом?
— Да, наверное, как раз, когда попала в Музей людских предрассудков, посещение которого входило в обязательную программу обучения. Так вышло, что, когда остальные ученики слушали экскурсовода, я отстала, и пошла рассматривать экспонаты сама. Вот там я и увидела помаду, пудру, духи, лифчик, и другие дамские штучки. Они не взвали у меня отвращения, как у остальных учащихся. Наоборот, с тех пор меня мучило любопытство, а как бы я выглядела с помадой на губах и четкими вычерченными бровями.
— И что ж, ты нашла эти женские штучки? — Соня заглянула в глаза бабушки с удивлением.
— А об этом я расскажу завтра, а пока иди и как следует умойся перед сном, — сказала бабушка. И Соня послушно побежала к роднику.
Глава Третья. Наречение имени
В ту ночь бабушка долго ворочалась на кровати: кошмары из прошлого, как призрака мелькали в глазах, отгоняя сон. Тогда она, ученик средней школы, готовила доклад по истории и отправилась в архив редких книг за поиском нужных источников. Их школьная форма — брюки и кофта, а также прическа-каре, делала всех учеников совершенно идентичными, и библиотекарь небрежно махнул на полки, сказав: «Проходи, гражданин». Среди уймы книг одна точно звала её ярко-красной надписью «Евгений Онегин». Роман в стихах про граждан менструирующих и поллюцирующих в двух словах, но, начав читать, она нашла там и терзания любви, и познание себя и становление личности. Именно тогда в ученике средней школы возникло непобедимое желание познать радость любви. На уроках биологии они уже проходили спаривание видов, и по окончании школы каждый «оно» мог устроиться воспитателем новых поколений. Даже больше, самым крепким и здоровым выпускникам предлагали стать «донорами семени» и работать в лабораториях по выращиванию детей. Но любви в этом всем не было. Выходя из библиотеки, она взглянула в зеркало. «Нет, так не пойдёт, бесполое имя Саша пора изменить. Отныне я Сашенька, пусть только я об этом и знаю». Сашенька вгляделась еще раз в свой образ и убрала прядь волос за ухо.
Глава Четвертая. Сердечко
— Бабушка, ты обещала рассказать про прошлое, — закончив чтение, Соня прибежала к столу и уселась, чтобы слушать рассказ. — Как ты нашла женские штучки?
— Ни в магазинах, ни на рынке этого не продавали. Оставалось лишь самой сделать что-то наподобие косметики. Я взяла сливочное масло и ягоды клюквы — из них получилась первая, условно говоря, помада. Карандаш для бровей — пришлось обойтись тушью и кисточкой.
— И как, тебе понравилось с красными губами и тонкими бровями?
— Вначале вышло грубо и броско, но через несколько раз у меня стало получаться изящно, еле заметно, так что я даже рискнула использовать мою косметику в школе.
— И что, кто-то заметил изменения? — Соня изумленно распахнула глаза.
— К моему счастью, нет. Просто никто не мог предположить такого, и сами учителя лишь понаслышке знали о косметике. Так прошли мои школьные годы, а потом я решила пойти работать в…
— Музей людских предрассудков, — закончила Соня и не ошиблась.
—… и там, как хранитель музея, я вдоволь намерила и напробовалась всевозможных выдумок старины.
Бабушка достала деревянную резную шкатулку: разбирать ее «сокровища» было излюбленным занятьем Сони. Среди сережек, колец и браслетов был кулон-сердечко, отрывавшийся при помощи маленького ключика. Внутри, как в маленькой кладовой, лежал локон светло-русых волос.
— Бабушка, чьи это волосы, — Соня приложила локон к голове, — мои?
— Мои, — улыбнулась Александра, у меня в юности были такие же, как у тебя.
— А почему ты хранишь этот локон?
— Работая в музее, я стала настоящей красавицей. Хоть и оставалась в обычном костюме унисекс, но одевала его так, что он подчёркивал мои достоинства: тонкую талию, пышные бёдра. Те сотрудники музея, которые были рождены мужчинами, пусть они об этом и забыли, подсознательно тянулись ко мне, задерживали взгляд, старались нарочно встретиться. А я ждала, когда хоть один из них проявит настоящие чувства, и я наконец узнаю любовь. Но я проработала больше пяти лет, а никто так и не подошел ко мне. Они предпочитали увольняться с работы по психическому несоответствию, не подозревая даже о возможности возникновения чувств. Тогда я пошла на хитрость: в подсобках музея я нашла фотоаппарат, наряжалась в костюмы разных эпох и делала фотографии. Увидав одну из них, молодой сотрудник музея однажды попросил у меня прядь волос.
— Ого, наверное, у вас завязалось знакомство?
— Нет, я приготовила ему этот подарок, но он повесился в хранилище музея, оставив предсмертную записку, что навсегда потерял психическую стабильность.
Бабушка надолго замолчала, а Соня закрыла сердечко с локоном и спрятала подальше в шкатулку, чтобы не расстраивать её. Подходило время сна, и, пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по комнатам.

 
Глава пятая. Фотопроекты
Она ворочалась всю ночь точно так же, как молодая Сашенька пятьдесят лет назад. Чувство вины за смерть этого сотрудника музея сменялось отчаянием когда-либо испытать любовь, и захлестывало неприятием существующего порядка вещей. Эта бессонная ночь сделала из музейщицы непоколебимую революционершу, готовую посвятить всю жизнь борьбе за право любить. Только утвердившись в этой мысли, двадцатипятилетняя Сашенька смогла уснуть. Наутро, придя на работу, она отсняла себя в изящном дамском костюме, предварительно наложив на лицо самый очаровательный макияж. Зарегистрировавшись в сети, как «Красотка», она разместила первое изображение. Не прошло и нескольких часов, как ее фотография набрала рекордное число просмотров.
«Что это такое?», «мне нравится любоваться на такое изображение», «где могли снять такого гражданина», — таковы были комментарии к фото, но лёд тронулся. На следующий день новый образ и новые подписчики. Через неделю об удивительном перевоплощающимся гражданине на фотографиях заговорили даже сотрудники музея. Сашенька не проявляла интереса к таким беседам, в тайне радуясь удачному плану. Не удивительно, что за ником «Красотка» полиция начала охоту. Проверили компьютеры музея, личные данные, но, к счастью для неё, концов не нашли. Однажды, в выходной день, она пришла в хранилище музея и весь день фотографировала новые образы в экстравагантных, женственных костюмах. В этот же день она написала заявление об уходе и оформила туристическую поездку в Грузию. Эта область Всеобщего государства Евразии, расположенная между горами и морем, казалась ей одним из немногих мест, где можно укрыться от назойливой слежки полиции. Вроде как путешествуя с туристической группой по просторам Грузии, Сашенька ежедневно выходила в сеть и размещала всё новые и новые фото Красотки. И вот однажды, сидя в трапезной Тбилиси, она услышала разговор молодых граждан за соседним столиком:
— Если б я познакомился с этой «Красоткой», то смог бы и горы свернуть.
Она обернулась. Несколько унифицированных граждан ели комплексные обеды из пластиковых контейнеров. Монотонно двигались челюсти, и ни один не отличался от других.
«Кто же сказал? Где же он, этот единственный?» Сашенька встала и подошла к столу:
— Я сотрудник полиции, — представилась она категоричным тоном. — Кто из вас смел упомянуть «Красотку», прошу, пройдите со мной.
Граждане переглянулись.
— Вставай, Дато, мы не станем отвечать за твои крамольные слова, — произнес гражданин постарше. И из стола поднялся молодой плечистый гражданин в серой униформе. Подняв на Сашеньку голубые, решительные глаза, он произнес:
— Это был я. Вяжите меня, а остальных не трогайте».
— Пройдёмте, — всё так же строго говорила Сашенька.
Выйдя на улицу, она повелела Дато свернуть в переулок, и тут, наедине, как снег на голову, обрушила на него такую фразу:
— Наконец, я тебя нашла! Я и есть та Самая «Красотка», которая в поисках любви решила публиковать свои снимки. — И она без спешки рассказала ему всю свою историю.
Он шли вдоль Куры, мимо древних храмов Мтацминда, превращенных в Музеи людских предрассудков. Они говорили и не могли наговориться, словно впервые за всю жизнь. Дато работал биологом в репродуктивном центре, выращивая в пробирках новых граждан великой Евразии. Наблюдая ежедневно, как новорожденных младенцев подключали к аппаратам по раздачи молока, он не раз задумывался о материнских объятьях, которых лишены эти дети. Для начала он позвонил начальнику и предложил на вакантную должность гражданина из Москвы. Так они смогли видеться каждый день, изображая безразличие и увлеченность работой. Через месяц Дато смог устроить перевод его и сотрудника Саши на работу в Сванский филиал… В воспоминаниях об этом прошла вся ночь. Александра смогла уснуть лишь когда забрезжил рассвет.
Глава шестая. Дедушка Дато
Рано утром Соню разбудило блеянье баранов. Она тотчас вскочила и выбежала из дома. Вернулся дедушка Дато со стадом. Каждый раз, приходя с гор, он приносил внучке гостинец — на этот раз красивый камень с прожилками. А бабе Саше достался букет луговых цветов. Они угощались чаем из горных трав и свежевыпеченными лепешками, а дедушка рассказывал про свои похождения. Уже более десяти лет они жили в горах, вне цивилизации. И слухи о том, что происходит в «большом мире» Дато приносил из своих пастушеских скитаний. На этот раз ему удалось пройти со стадом до города Местии, столицы Сванетии, где когда-то он работал в репродуктивном центре.
— Представь, совсем перестроили здание. Все помещения перенесли под землю, снаружи лишь вентиляционные отверстия и световые окна. Но еще критичнее новость, которую я услышал: гражданам повсеместно стали проводить «унификацию».
— Что за унификация? — Спросила Соня.
— Раньше в нашем государстве у людей была гендерная принадлежность, одни до старости оставались мужчинами, другие женщинами. Унификация наступала к шестидесяти годам, когда граждане признавались совершенными, и им разрешалось занимать руководящие посты. Были молодые представители новой элиты, которые получали унификацию через операционное вмешательство и сразу занимали ведущее положение. Такое неравноправие побудило меньшинства, поллюцирующих и менструирующих граждан, бороться за свои права. И вот они добились своего, теперь всех граждан на добровольно-принудительных началах унифицируют.
Бабушка тяжело вздохнула, Соня призадумалась.
— Но как же тогда будут появляться новые поколения? — наконец спросила Соня, вспоминая учебник биологии.
— Сотрудники репродуктивных центров запасутся биоматериалом, так что на несколько десятков лет обеспечат себя.
— Ох, не нравится мне всё это, — запереживала бабушка. Соня как раз недавно стала девушкой, выросла до начала менструальных циклов, а значит, добровольное принуждение могло коснуться и её.
Дед Дато понял её ход мыслей и сказал:
— Вот и я думаю, почему бы нам не перебраться повыше в горы, я нашел там заброшенную «кошку» в ущелье. Совсем еще крепкая.
— Крепкая кошка? Дедушка, о чем ты?
— Кошка — это сванская каменная башня, их раньше было много по всей Сванетии, каждая семья строила такую для защиты от набегов и лавин. «Кошки» в Местии превратили в Музей людских предрассудков, но многие стоят заброшенными на склонах Кавказских гор. Думаю, мы бы смогли пожить в одной из них.
— А как же мама? — Спросила Соня.
— Напишем ей письмо, — обрадованно сказала бабушка. Наконец, в её голове всё прояснилось. Спрятаться в неприступных ущельях Кавказских гор, да ещё и в «кошке», казалось самой надежной защитой девичьей чести её внучки.
— Что ж, пойдём собирать вещи, — скомандовал дедушка.

 
Часть вторая. Дочка
Глава Первая. Письмо
«Дорогая моя Кира. Думаю, ты уже знаешь о новом законе Евразийского правительства. Я очень переживаю за Сонечку, поэтому мы решили уходить в горы. Не беспокойся о нас. Но если ты решишь присоединиться, ищи весточку в нашем старом доме. Крепко тебя обнимаю, мама».
Кира перечитывала письмо снова и снова: что ещё надумали эти маразматические старики? Мало того, что Кира единственная имела папу и маму, так ещё они умудрились вырастить себе внучку из Кириной яйцеклетки и теперь, на позор всем, донимали её дурацкими письмами. «Дела мне нет до этой Сони, я б и не знала, что она моя дочь, если б не хитрости отца». И вообще, дети воспитываются в училищах… Она вспомнила свое детство: родители тогда работали в репродуктивном центре Местии, и каждый день приходили навестить её. Вместо игр со сверстниками она ходила с гражданином Сашей по музеям, ела с ней вместе в городском общепите, словно их не кормили в училище. Но главное, остальные дети втихаря шептались о ней и не принимали полностью в свой круг. Воспитатели тоже недолюбливали Киру, и в этом она винила родителей.
«Выпендрились на мою голову», буркнула Кира, выбрасывая письмо в урну. Теперь уже никто не посмеет претендовать на её, Кирино, личное пространство. Она в первых рядах пойдет на унификацию, и ещё достигнет высот в обновленном государстве Евразия. Но слова, написанные гражданином Сашей, всё-таки продолжали звучать в её ушах: «Но если ты решишь присоединиться…». «Решу, но не к вам». Она нашла в сети анкету и заполнила все данные для прохождения унификации. Операцию назначили на следующий день, и Кира уснула в своей комнате в радостном ожидании.
Глава вторая. День операции
Унифицируемые граждане получали два дня отгула. Кира вымылась под душем, в последний раз ощупывая своё женское тело. Эти ежемесячные боли в животе и смены настроения, ночные видения каких-то незнакомых мужчин, стискивающих её в объятьях. «Брр, конец всему этому недоразумению, я стану совершенной».  Она надела свой серенький костюм и вышла в город: шла по улице, как на праздник. Предвкушение новой жизни наполняло сердце радостью, и от внутреннего свечения весь мир выглядел светлее, солнце ласкало теплыми лучами, и даже прохожие замечали особенность этого гражданина, чуть подпрыгивающего при каждом шаге. В операционную она пришла раньше назначенного времени, и села почитать брошюры про унификацию. Авторы приводили уйму доводов о пользе операции. «Даже приплели Евангелие», удивилась Кира, перелистывая страницы: «И когда ты сделаешь одного из мужчины и женщины, так что мужчина не будет мужчиной, а женщина женщиной, ... тогда войдёшь ты в царствие». Брошюра цитировала Евангелие от Фомы. «От Фомы, странно», насколько она помнила из курса истории, было четыре Евангелиста, но Фомы среди них не было. Она в задумчивости перелистнула еще несколько страниц. Неожиданно из брошюры на нее глянула мама. «Красотка» была сфотографирована в японском кимоно, женственная и счастливая. Надпись под фотографией гласила: «Женщины прошлого вынуждены были зарабатывать на жизнь сексуальным трудом». Странно, но мама на фото не выглядела измотанной труженицей, а скорее счастливой от своего внешнего вида дамочкой. Кира никогда еще не размышляла о том, что можно наслаждаться своей женской сущностью. Это и впрямь было открытием.
— Гражданин Кира-2075, заходите на операцию, — услышала она и пошла в открытую дверь.
…Через час с небольшим Киро отошло от наркоза. Сотрудник клиники рекомендовал оставаться еще несколько минут в кровати и предложил попить. Когда Киро уже могло вставать, ему помогли одеться и провели в зал вручения.
— Сегодня вы стали совершенным гражданином, элитой Евразии, — пожимал ему руку столетний служащий, один из основателей идеи унификации. Они прослушали гимн, и Киро получило золотой паспорт, элитарный документ страны, позволяющий бесплатно проезжать во все части света и пользоваться массой других преимуществ.
Уже выйдя на улицу, Киро оглянулось на здание операционной. Живот немного побаливал, и видимо это мешало вкусить восторг нового состояния. Киро, чуть шатаясь, медленно побрело к дому. Солнце уже не ласкало, а жгло глаза, заставляя щуриться. «Ничего, скоро привыкну», прошептало Киро себе под нос и вошло в комнату. Взгляд упал на скомканный листок письма от мамы. «Мама», почему-то сейчас Киро очень захотело прижаться к кому-то родному, чтоб его обняли и убаюкали, как ребеночка. «Самое правильное сейчас — это хорошенько поспать», сказало оно само себе и улеглось под одеяло, свернулось в позе эмбриона и обняло подушку.
Глава третья. Новости Евразии
Киро работало в новостном офисе, загружая в сеть всё то, что одобрял элитарный офис Евразияньюс. В Сванетии новостей было не много — где-то сошла лавина и засыпала дороги, где-то граждане отравились от комплексного обеда и т.д., и т.п. Но главный офис требовал ежедневное обновление новостей, поэтому их приходилось буквально высасывать из пальца. Птица, севшая на окно его кабинета, могла стать поводом о написании статьи о перелетных птицах и их маршрутах в горах Сванетии. Но больше нужны были сенсации, и чтобы обеспечить новости сенсационность, у Киро был припасен особый словарь эпитетов. По дороге на работу Киро увидело, что гражданин поскользнулся на льду. Преподнести новость об опасности дорог в Местии — это мог не пропустить главный офис. А вот рассказать, как обезопасить себя на ледяных дорожках, можно и даже нужно. Киро позвонило в магазин спортивной обуви, в трамвпункт и составило статью: «Эксклюзивное интервью с евразийским ученым: как обезопасить себя на льду». У Киро получались хорошие статьи, по числу просмотров оно всегда было впереди остальных авторов. Кроме этого, Киро выработало навык читать меж строк, находить то содержание статьи, которое автор не смог произнести, но сумел обозначить. Прошло уже несколько лет после операции, и ему, эксклюзивному члену, элите Евразии, разрешали ездить в командировки по всему свету в поисках новых тем для статей. Карьерный рост однозначно. Киро, любившее свою работу и до операции, теперь погрузилось в нее с головой. Ничто не препятствовало и не отвлекало: ни критические дни, и меланхолия накануне и раздражительность во время их, ни даже нескромные взгляды некоторых сотрудников. Отныне были только Киро и монитор компьютера, новые статьи и интересные путешествия. С золотым паспортом оно имело зеленый коридор везде, куда бы ни направилось. Вроде всё шло, как по маслу, но зачастую, забыв поесть или оставаясь без сна всю ночь, Киро ловило себя на том, что кроме работы у человека должно быть еще что-то. А что было у него? Комната, которую ему выделили в Евразияньюс, личные вещи, монотонно серые, одинаковые у всех сотрудников, золотой паспорт, пожалуй, самое ценное из всего, и ещё брошюра, прихваченная перед операцией. Киро аккуратно вырезало портрет гейши и повесило около монитора. Когда глаза уставали от работы, оно с удовольствием направляло взгляд на маму, молодую, женственную и грациозную. День ото дня любуясь ей, Киро со временем начало завидовать её красоте и изяществу. Сравнения себя с портретом гейши были всегда в пользу второго, и еле заметное чувство закралось Киру в душу, что, может, оно утратило что-то безвозвратно.
Однажды, любуясь на мамино изображение, Киро припомнило цитату из брошюры. Это были слова из непонятно какого Евангелия. «От… Филиппа? Нет, от Фомы», Киро начало поиск в сети. «Апокрифический текст, составленный приверженцем гностицизма или даже манихейства». Киро начало искать дальше и раскопало сущность учения Мани, дуализм творения и суть спасения. Разобрав все научные термины, Киро вывело следующее: человек погряз во зле, но его душа может высвободиться от мира зла и спасти мир, если перестанет перерождаться в материи, а следовательно, производить потомство. «Так они бы просто достигли конца человеческой истории», подумало Киро. И тут холодный пот прошиб его: оно ведь тоже лишено возможности производить потомство. Вздохнув глубоко, оно отогнало страхи: просто эта функция передана в надёжные руки государства. Киро поскорее закрыло информацию про манихеев и евангелии от Фомы, но мрачный осадок остался навсегда, стоило ему взглянуть на потрет гейши.
 
Глава четвертая. Этнодеревня
Однажды редакция направила Киро в командировку в Этносело Каппадокия. Киро было радо поездки, тем более, что бывало там прежде, с мамой и папой. Это было одно из самых ярких воспоминаний детства: родители приехали за Кирой в летний лагерь и забрали её на несколько дней. Сначала Кира расстроилась тому, что оторвана от друзей, но стоило ей очутиться у окна машины, как впечатления отогнали грусть. Папа взял на прокат автомобиль, и они помчали через всю Грузию и Турцию в гористую часть Малой Азии, Этнодеревню. Они сняли гостиницу в одном из пещерных домой, созданных в далекое средневековье. Теперь, в своем сверхновом времени, когда дома строились их прессованных панелей за считанные минуты, такое расточительное отношение к трудозатратам вызывало лишь улыбку.
Тем не менее что-то романтичное было в том, что они жили в пещере-доме. Как настоящая семья, питались тем, что приготовит мама, и по вечерам грелись у очага с настоящими языками пламени и едким дымом, поднимающимся к световому окну в центре пещеры. Кроме того, дни напролет они бродили меж пещер Этнодеревни, где специально обученные сотрудники демонстрировали технологии древности — ткачество, выделку кожи, создание украшений. Там в туристических ларьках мама, наконец, нашла губную помаду, золотой тюбик с краской для губ, и ещё много ненужных, но занятных штучек, какими пользовались люди прошлого. Она даже научилась вышивать крестиком, наблюдая за работой сотрудника Этнодеревни… Прошло много лет, и вот теперь Киро на экспресстакси домчало до Этнодеревни.  Оно остановилось в том же трехместном номере в пещере с очагом, и прошлось по улочкам рукодельных мастерских. Почти ничего не изменилось с тех пор: также сотрудники ткали ковры и вышивали крестиком. Правда, ради равенства всех граждан правительство упразднило исторические костюмы на сотрудниках Этнодеревни: теперь они работали в серых безликих униформах. Еда тоже была унифицирована, но никто не запрещал развести в номере очаг и приготовить на огне. Киро попыталось приготовить мясо, но обгорелые корочки понравились лишь уличной собаке. «Вот у мамы бы получилось хорошо», подумало Киро. После неудачной попытки самому приготовить ужин Киро дошло до ближайшей трапезной и съело комплексный обед. Прогуливаясь после еды, оно зашло в магазинчик и выбрало два шелковых платка, вручную расписанных местными сотрудниками, для мамы красный и для Сони розовый. «Для папы тоже надо что-то взять», решило оно и выбрало кожаный ремень с вырезанным тонким орнаментом.
Через пару дней Киро отправило в редакцию интересную статью об Этнодеревне и собиралось в обратный путь.
Глава пятая. Нежданные новости
Накануне вечером оно просматривало новости в сети: статистика унифицированных граждан насчитывала уже более половины от всего населения. За вычетом стариков и детей было стерилизовано почти всё взрослое население. Теперь не брали на работу без справки о стерилизации, и золотой паспорт уже не выдавали, и так все вынуждены были пройти через операцию. Киро порадовалось, что успело получить преимущества от нового состояния. Неожиданно все строчки новостей из привычных слов превратились в «Опрст». «Это еще что», удивилось Киро. Оно тщетно пыталось вбить запрос в поисковую сеть: и там бессмысленное «Опрст» вместо набранных слов. Система дала сбой. Вызвать такси оказалось невозможным, и наутро Киро поймало попутку по дороге на север. Проезжая крупный турецкий город, оно в окно машины видело, как остановились фабрики, магазины, сбой произошел даже в работе светофоров, и смекалистый водитель решил объехать центр. Киро показало свой золотой паспорт, и учтивый водитель согласился довезти его до Местии. К своему ужасу, и в его родном городе всё пошло наперекосяк. Вместо привычной светящейся вывески его издательства большими буквами высвечивалось всё то же раздражающее «Опрст». Но хуже всего то, что сбой произошел в инкубаторах репродукционного центра, и все хранящиеся там яйцеклетки были испорчены. Для передачи информации пришлось пользоваться забытым уже сотовым телефоном, но и там можно было ткнуть лишь в сохраненный номер: все попытки набрать новый номер на экране заканчивались взбешивающим «Опрст». В редакции ответили, что вирус, закравшийся в сеть, в ближайшее время должны ликвидировать, а до тех пор необходимо всем ждать дальнейших указаний у себя дома. Киро направилось в свою комнату, но там не было ничего съестного. Выйдя на улицу, оно пыталось купить что-то в магазинах или ларьках: его золотая кредитная карта, как и всё остальное, дала сбой. В бессмысленном скитании по городу Киро, наконец, решило отправиться к дому, где когда-то жили мама и папа.

 
Глава Шестая. В горах
«…Но если ты решишь присоединиться, ищи весточку в нашем старом доме. Крепко тебя обнимаю, мама», эти строки повторяло сознание снова и снова всю дорогу к дому в ущелье. Родители смогли там поселиться, когда вышли на пенсию. Кроме того, правдами и ухищрениями им удалось забрать с собой на воспитание маленькую Соню. Киро даже представить не могло, как система допустила такую оплошность. Вероятно, по бумагам Соня числилась инвалидом, а, значит, невыгодным членом общества. Инвалидов держали в специальных интернатах, но если кто-то решался забрать к себе одного на воспитание, то система с радостью перепоручала ему все хлопоты и даже не следила за дальнейшей судьбой такого существа.
«…Но если ты решишь присоединиться, ищи весточку в нашем старом доме. Крепко тебя обнимаю, мама». Киро свернуло у ручья, срывающегося с горы в звонком водопаде и через десять минут оказалось у старого кирпичного дома с массивной дверью. Дом был закрыт на замок, но ключик, как и раньше, лежал под ковриком. Киро вошло в прихожую. Сундук к двери, половички, зеркало — и тут Киро впервые за много месяцев посмотрело на себя во весь рост. Из-под серой униформы проглядывало сутулое тело, остывший взор в глазах и взъерошенная униприческа. Киро машинально уложило волосы, а потом спохватилось: «Тьфу ты, что за анахронизм», и прошло в комнату. На столе скатерть, ваза, и, — вот это да, — Кирина любимая игрушка, сделанная папой давным-давно, качели-лошадка с мишкой наездником. Мишка снимался с лошадки. Как и ожидалось, под его пятой точкой, не заметная прежде, была маленькая записка. Киро угадала витиеватый почерк мамы: иди на то место, где мы пускали змея, под скалой наш новый дом». Киро положило записку в карман, выпило воды, нашло в кладовой несколько подсохших яблок, и, утолив голод, направилось к выходу.
Оно вышло из дома, закрыло замок и положило на место ключик. Потом пошло вдоль ручья вверх, почти к вершине горы, где на пологом склоне они много лет назад ходили пускать воздушного змея. С высоты Киро обвело взглядом окрестности. Мелодично звенел ручей, жужжали мошки, ветер шелестел листвой. И вдруг снизу Киро отчетливо услышало блеянье овцы. Оно опустило глаза к траве: еле заметная тропка бежала под склон в кусты, мимо больших каменных глыб, И, наконец, Киро увидело выложенную из булыжников старинную башню.
— Тук-тук, есть кто живой», — крикнуло оно, и Сонечка выбежала на голос.
— Ой, — буркнула она и побежала обратно в башню.
Через раскрытую дверь Киро услышало слова девочки:
— Похоже на маму, но это не она. Кто-то другой, не женщина вовсе.
Разом из двери вышли Саша и Дато, сильно постаревшие, они были, как и прежде, счастливы. Их радостные глаза наполнились слезами, когда увидели стоящего перед ними Киро.
Саша очнулась первой:
— Входи быстрее, как я рада, что ты нас нашла, — последнее «а» прозвучало фальшиво, не чётко, а может, это и не «а» вовсе. Киро улыбнулось.
— Сбой сети, карточки заблокированы, магазины не работают, примите на постой, пока всё не уладится.
— Проходи, дорогая, — сказал Дато, подвил конфуз от женского окончания, и повел дочь в дом.
Мама испекла блинов и нарезала салат.
— На вот, переоденься, — сунула она Киро свое домашнее платье.
Вспотевшее с дороги, Киро с удовольствием умылось и переоделось. В женском платье, с волосами, завернутыми в полотенце для просушки, Киро стало похоже на женщину. Даже Соня наконец признала в нем свою маму и с радостью присоединилась к общему столу.
 
Глава седьмая. Разговор с родителями
Некоторое время все молчали. Дато начал первый:
— Еще не придумали слово для ребенка без пола, но под «дочка» или «сын» ты не подходишь. У меня язык не поворачивается называть тебя гражданин Киро. Позволь нам с мамой по старой памяти продолжать звать тебя «дочь».
Киро кивнуло. Сразу после этого беседа оживилась: Соня рассказала, какие книги прочла и чему научилась, обитая в горах. Все были рады привезенным из Этнодеревни подаркам, а Киро на время представило себя настоящей женщиной, приехавший навестить родителей. 
Саша позвала дочь в свою комнату и налила чай из горных трав. Киро расположилось на диване, аккуратно сколоченным отцом и дополненным большим количеством расшитых крестиком подушек. Так уютно было от каждой вещицы, сделанной родителями.
— Мама, я нашла твое фото гейши в буклете, — начало Киро, силясь называть себя по-прежнему в женском роде.
Саша достала из шкатулки много других фотографий, сделанных ею в молодости.
— Эти фотоснимки помогли мне встретить Дато.
Тут Киро вспомнило про репродукционный центр, где когда-то работали его родители и рассказало о сбое.
— Дато, слышишь, что дочь рассказывает, — Саша позвала мужа.
— Компьютерный вирус, говоришь, — Дато призадумался, усевшись на стул. — Ну, дочь, ты у нас с золотым паспортом, тебе в сложившихся условиях будет легче, чем остальным. Возвращайся, и помогай нуждающимся, а если найдется кто-то, желающий уйти в горы, присылай его к нам.
Киро и впрямь впервые почувствовало, что не зря живет: помочь людям в минуты хаоса, это достойно и благородно.
— И еще, — добавила Саша, — если найдется мальчик, ровесник Сонечке, приглашай его к нам погостить. А то без твоей помощи ей не найти себе жениха.
Киро про себя усмехнулось, но потом кивнуло: в свете своих последних переживаний оно уже не так, как раньше, верило в правильность унификации. Снабдив дочь сушеными фруктами, орехами и хлебом, родители вышли проводить ее обратно.
— И присылай весточку, а то и сама наведывайся, как сможешь, — кричал вслед Дато. Он давно приручил голубей, и теперь отдал одного дочери в клетке: голубиная почта обрела новую актуальность.
Сонечка махала рукой, потом не удержалась, и побежала следом, обняла Киро сзади и шепнула: «прощай, мама». Потом также быстро побежала обратно, к бабушке и дедушке.

 
 Часть третья. Внучка
Глава первая. Надежда человечества
— Это и есть унисекс, — спросила Соня бабушку, когда они проводили Киро. — Мама потеряла возможность оставаться женщиной?
— Она сознательно от нее отказалась, — бабушка вздохнула.
— Ну, ты же рассказывала, что раньше были монахи, которые посвящали свою жизнь Богу, отказываясь от семейных уз.
— Разница есть. Они не лишали себя данных им от Бога половых особенностей, а силой воли обращали всю жизнь в аскезу. Никого раньше не поощряли к таким действиям. Человек может сам решить, быть ему семейным или холостым, но изменять то, что ему дано от природы, — такого раньше никогда не было.
— А когда это началось?
— В начале XX века люди научились изменять человеку пол. Уже столетие спустя в школах стали детям навязывать, что, как профессию, они могут выбрать и пол.  А после, когда ученые научились массово производить новое поколение без материнской утробы, стали учить об обременительности половых особенностей. В конечном итоге пришли к тому, что сейчас: общество унисекс. Вот только не учли они, что один сбой в работе репродукционных центров может привести к вымиранию род людской.
Соня встрепенулась:
— Бабушка, как ужасно. Выходит, те дети, которых вынашивали репродукционные центры, не родятся?
— И еще весь собранный материал яйцеклеток для будущих поколений пропадет. Остается рассчитывать на вас, молодых и здоровых, кому еще не сделали операцию по унификации.
— А нас таких много? — Соня оглянулась по пустым углам. — Ты уверена, что еще есть?
— Будем надеяться, — вздохнула бабушка, укладывая внучку спать. В этот раз она укутывала Сонечку в одеяло с особой тщательностью и нежностью: быть может, в ней осталась последняя надежда всего человечества.
Глава вторая. Голубь с письмом
Не прошло и нескольких дней с момента визита Киро к родителям, и вот, к вечеру Сонечка заметила голубя с письмом на голубятне.
— Деда, письмо голубь принёс, — крикнула она.
Дато бережно открепил письмо от лапки и прочел.
Потом, не говоря ни слова, передал прочесть жене:
«Дорогие мама и папа. Едой нас обеспечили: всех кормят комплексными обедами и ужинами. Магазины по-прежнему не работают, но люди меняются вещами, продавая и покупая, что кому нужно. Насчет просьбы найти сверстника Сони, тут возникли сложности. Оказывается, уже несколько лет детям делают прививку, чтобы лишить их возможности становиться половозрелыми. Все дети, выращенные в училищах, привиты. Остается рассчитывать, что где-то есть такие же, как и Соня, живущие в семьях. На этом пока всё, крепко вас обнимаю. Киро».
Дочитав, Саша тяжело вздохнула. Соня поймала вопросительный взгляд деда, и решила уйти кормить голубей. «Видно вести касаются и меня, и им нужно время, чтобы придумать, как их мне рассказать». решила она здраво.
Глава третья. Подготовка
Уже вечером за чаем, бабушка начала свой разговор.
— Мы и представить не могли, что государство решится стерилизовать детей. Выходит, ты осталась, в лучшем случае, одна из последних, способных к деторождению. И если мы не найдем тебе жениха, то род человеческих исчезнет на твоих глазах.
— Простите, но можно жениха себе найду я сама, — впервые возразила Соня. — Если бабушка нашла дедушку с помощью фотографий, пусть и мне помогут они.
Соня решила вернуться в Местию и при помощи мамы распечатать портреты «Красотки». Продавая их, она надеялась встретить еще не совершенно унифицированных людей, и быть может, найти друзей и даже жениха.
И дедушка, и бабушка одобрили решение внучки, вот только прежде выхода в свет, ей надлежало как следует приготовиться.
Прежде всего, Соню подстригли по моде унисекс точно так же, как Киро. Дедушка Дато сходил в город и выменял на корзину яблок униформу серого цвета, а бабушка перешила её по меркам Сони. Но главное провернуло Киро: заявив о пропаже своего золотого паспорта, оно оформило второй, а старый передало Соне. Поскольку сеть до сих пор не работала, никто из полицейских не смог бы проверить утерянный паспорт в базе. Да и к тому же гены никуда не делись: Соня в униформе с короткой стрижкой выглядела совершенно так же, как и Киро, разве что значительно моложе.
Кроме того, Киро снабдило Соню книгами по географии и этнографии, чтобы дочка смогла продумать, где искать еще не унифицированных сверстников. После месяца штудирования и составления карт, Соня с заплечным мешком и с золотым паспортом отправилась на поиски.
 
Глава четвертая. Базар.
Первое, что пришло в голову Соне — это встать на базаре с фотографиями «красотки» и посмотреть на реакцию прохожих. Утром, к открытию, она подошла к воротам на базарную площадь. Световое табло, где всегда ярко горела надпись «Городской Рынок», теперь было завешено тканью. Развиваясь на ветру, ткань обнажала надпись «Опрст». Соня улыбнулась и зашла в торговые ряды. Между старых книг и кухонной утвари она увидела пустой прилавок и разместила там фотографии. Покупатели стали появляться почти сразу — сначала ранние пташки, одинокие пенсионеры и серьезные коллекционеры, потом все больше простого люда, вышедшего поглазеть на товар. Одинаково серые с короткими прическами, они были совершенно однообразны, кто-то чуть толще, кто-то потоньше, а со спины, так вообще не разобрать. Но, присмотревшись в серую массу прохожих, Соня стала различать у кого-то голубые глаза, у другого нос с горбинкой, у третьего ярко-рыжие волосы. «Как хорошо, что эти отличия еще не унифицировали, не создали рыжеволосое меньшинство и не перекроили носы». Разглядывая лица, Соня вдруг увидела, что одни любопытные глаза с интересом рассматривают фотографии мамы.
— Купить хотите? — Спросила она.
— Да не, откуда у меня деньги, так просто любуюсь, — ответил тонкий приятный голосок.
Соня подошла поближе: девушка примерно её возраста в неряшливо несвежей униформе смотрела на неё.
— Здравствуй, я Соня.
— Я Тамара.
Девушки разговорились. Оказалось, что Тамара уже несколько лет жила на базаре, подкармливаясь подачками торговцев. Она сбежала из училища, не поладив с наставником, и это спасло её от проводимой там унификацией. Не имея, где ночевать, она стала бродяжкой, знала все подворотни и чердаки, уютные крыши и сады.
— Так значит, я всё-таки не последняя, — улыбнулась Соня и спонтанно заключила её в объятья, — здравствуй, сестра.
До конца дня других любопытных так и не появилось, народ шел однородно серой массой, бесполый и полностью унифицированный.
Перед закрытием рынка к двум весело болтающим девушкам подошел Дато.
— Дедушка, познакомься, это Тамара.
— Камарджба, — по старинке поприветствовал её Дато, забыв о всеобщем языке. Далее с кавказским великодушием он достал из корзинки фрукты, отварное мясо, хлеб и родниковую воду во фляге.
— Угощайтесь, проголодались небось, — позвал он, и Тамара впервые за долгое время наелась вдоволь.
Они собрали остатки еды и непроданные фотографии с прилавка и вышли с базара.
 
Глава пятая. Разговор с дедом
— Теперь мы с бабушкой не будем переживать, что ты одна, — сказал Дато, глазами указывая на Тамару, — как-никак, а две головы лучше, и в путешествии безопаснее.
Они шли к автовокзалу, чтобы сесть на ночной автобус на юг.
— Можно я спрошу, — неожиданно обратилась к Дато Тамара, — я до сего дня не задумывалась о поиске второй половинки и вообще о смысле жизни. Просто жила себе день за днем. И тут вдруг Соня с её миссией найти еще не унифицированных людей. Объясните мне вы, прожившие всю жизнь в браке, стоит ли это того?
Дато на минуту задумался, потом начал говорить:
— Чтобы стать настоящим мужчиной, нужно иметь рядом женщину. Тут не только интимные аспекты, но вся жизнь обретает новый смысл. Имея рядом с собой человека с одними качествами, ты можешь доверить ему соответствующие сферы жизни, а сам совершенствовать другие навыки, которых не достает в твоем партнёре. Проще говоря, я беру на себя тяжелый физический труд, и развиваю выносливость, мускулатуру, ловкость. В то же время бабушка Сони может совершенствоваться в рукоделии, приготовлении еды, выращивании растений. Если б её рядом не было, все её навыки пришлось бы развивать мне, и я бы не стал настолько искусен, как теперь.
— То есть, у вас разделение труда и специализация, — резюмировала Тамара, — да, пожалуй, это не плохо. Но вот мы с Соней, если решим жить вместе, сможем так же развить разные способности и дополнять друг друга.
— Может и сможете, — улыбнулся Дато, — но сама природа наделила мужчин большей выносливостью и логическим мышлением, а женщин чуткостью и интуицией. Моя жена может приметить то, что я даже не замечу, я могу помочь ей в том, что ей не по силам.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Тамара.
— Вся природа живет по законам взаимодействия полов, — продолжил дед, — птицы-самцы вьют гнезда и зазывают туда песнями самочек, хищные звери вместе заботятся о потомстве, охраняя и принося еду. Наблюдая это вокруг себя, неужто человеку одному нужно переломать устои и придумать нечто инородное, считая, что он умнее всего живого и самой природы.
— Как нас учили в детском саду, «гендерные пережитки первобытного общества», — улыбнулась Тамара. — Пожалуй, я тоже буду искать себе пару, — заключила она.
— И еще кое-что скажу, — добавил Дато, — человек, делая что-то для себя, погружается в эгоизм. Одинокий человек, без семьи, если он не эгоист, не станет тратить свои силы на приготовление еды, на отдых и любование природой. Только в семье эти все аспекты, разделенные с партнером, обретают новый смысл. Бабушка Сони уже не для себя самой готовит вкусный обед, а чтобы порадовать меня с внучкой. И вся жизнь проходит в служении близким, наполняя её значимостью. Представь на минутку, что она одинокий член нашего общества, каждый день для себя печет пирожки. Все бы признали её чревоугодницей, не разумно расходующей время. И я бы не стал строить большой крепкий дом, живи я один. Таким образом весь труд превращается в семье в служение. И служишь ты не безликому обществу, а конкретным, близким и любимым людям. Делая их счастливыми, ты показываешь пример и остальным искать себе счастья.
Они стояли на остановке автобуса, разговаривая до поздней ночи. Дедушка приготовил им в дорогу сумку с фруктами, а бабушка передала ватрушек. Около полуночи подошел автобус, и унифицированные пассажиры начали занимать места. Соня обняла деда, Тамара пожала ему руку, и, забрав все вещи, девушки направились к своим местам.
— Бог вам в помощь, — сказал Дато, и долго еще махал им вслед, пока автобус не скрылся за холмом.
— Куда мы теперь? — Спросила Тамара.
— Начнем с Каппадокии, там бывали мои родители, стоит и нам посмотреть.
— А если там не найдём?
— Есть еще много мест, — Соня достала блокнот с картой, — есть Гималаи со скрытыми от общества поселениями, есть почти безлюдные острова Океании, есть… — тут она закрыла блокнот, — я встретила тебя в родной Местии, быть может, где-то поблизости есть ещё какие-то спрятавшиеся от общества, как и ты, юноши.
Девушки закрыли глаза, убаюкиваемые мчащимся по дороге автобусом. И каждая представила себе своего суженного: в тени подсознания он стоял, скромно маша рукой. Лица было не видать, только внимательный, добрый взгляд, согревающий теплом, сильные плечи, крепкие руки и мужественная фигура — это был точно он, суженный, такой нужный, чтобы наполнить жизнь смыслом и придать значимость всему происходящему…
Конец.