Рихард, стоя на аршине пространства как-то особенно наклонен был жить и смеяться именно в таких частях города, где мудрость и разум не встречаются совместно.
Что-то неподвижное, тяготящее истязало душу Рихарда.
Клочки и отрывки мыслей кишели в его голове, как позапрошлогодние снега; но ни одной снежинки он не мог - ни схватить, ни на одной и взглядом не выходило остановиться, - несмотря даже на усилия, трепет, и грубую житейскую сосредоточенность.
Оледенел и его нестерпимый озноб от рвений таких, полной безличностью, юродивостью прикинувшись в лонах забвений.
Рихард с жадностью дохнул, анамнясь, этого паровозного, скаредного, зараженного городом воздуха и сильным голосом выковал романс, в ожидании чаевых, добра, и чего-то там еще.
Означилась меркантильная пауза, тянувшаяся под тоненькую фистулу рокового напева, секретным серебром.
Юркнул ветер, щекоча Рихарда, будируя морозной иллюзией оставить колотым монументом в беспощадной пустоши присутствующих лиц этот вырезанный напрочь вечер.