На российской марсоритории Марса все спокойно, как в Багдаде. Яйцеобразный купол станции «ЧУМ-2» торчит из песков ущелья имени Президента РФ, похожий на лысину закопанного в пустыне великана.
Спуститесь в нашу подземную нору с искусственным солнцем! Если вы думаете, что науку делают гении-одиночки - убедитесь лично: сто четыре жизнерадостных чувака с планеты Земля, одиннадцать человекообразных роботов плюс два угрюмых директора (оба земляне). Банда интеллигентов обоего пола.
О том, что стряслось в русском коллективе, высокое начальство из Галактического центра отзывается с дипломатическим юмором: лишь бы не было войны!.. Представители цивилизации Ци-Ку-Ку накатали на нас жалобу, а наши соседи по Марсу, американские астронавты, называют нас чумовыми русскими из ЧУМа. Кстати, трое Президентов Галактического Центра чумовее нас: они двудомные сапиенсы-растения, что имеет отношение к странной истории, которую мы имеем честь поведать вам, кем бы вы ни были. И думайте, что хотите!
***
Ровно в двадцать один час по земному времени солнце скрылось за красными пиками Марсианских гор. В кабинете Николая Фомича, директора станции, зазвонил внутренний телефон.
- Алло!.. – крикнул он в трубку… и в это мгновение грохнул выстрел.
Пуля вонзилась в тугое сердце Николая Фомича. Он упал на пол и затих. Стрелял робот: программа глюкнула или где-то закоротило – черт его знает! У искусственного разума тоже иногда съезжает крыша.
Робот мгновенно осознал свою ошибку, заплакал, побежал - не в технический отдел, а почему-то на кухню, и потребовал у поварихи Хюрэм Ивановны, чтобы она его пристрелила. Словом, вел себя неадекватно, но - по совести. Совесть единообразна у людей и у роботов.
Повариха Хюрэм, влюбленная в директора Фомича до потери женской сознательности, завопила, заголосила и побежала искать тело. Робот топал за ней, вытирая свой заплаканный табл-фэйс посудным полотенцем.
Услышав женский плач и вопли робота, сотрудники повскакали с откидных коек, по коридорам загромыхали бутсы дежурных, зашуршали тапочки лаборантов. Убийство - событие чрезвычайное даже на Земле, а на Марсе еще никого не убивали.
В кабинете Фомича собралась толпа ученых, механиков и секретчиков. Искренне сочувствуя, мы окружили погибшего директора и с любопытством наблюдали факт смерти: грозный Фомич лежал на спине, раскинув руки, тихий и безвредный... Вошел доктор Дима Шуваев, распихал народ и склонился над убитым.
Последним прибежал вице-директор Петров, кинулся на стену, ощупал пластироль и, убедившись, что герметизация не нарушена и пробоин в бронестенах нет, крикнул: «Всех уволю!..» - потом присел на корточки рядом с доктором. Было видно, что Петров озадачен.
- Директора – в санчасть! – очнулся доктор Дима.
Мы схватили беднягу за руки, за ноги, бегом доставили в медицинский отсек и закинули в капсулу медицинского автомата. Доктор подключил свежий труп к искусственному кровообращению, накрыл тело прозрачным кожухом. О директоре позаботится комплекс БИО. Зазвенел гонг автоматической кухни-ресторана – пора ужинать! Мы отправились в столовую, и вдруг кто-то вспомнил про убийцу.
- Где робот? – замдиректора Петров покрутил головой. – Где эта железная тварь?!
- Я здесь! – отозвался неисправный агрегат. – Я требую разрешения покончить с собой от горя!
- Тебе, придурок, - сказал Петров, - для суицида нужен ядерный заряд.
Петров заметил в толпе механика Утюгова, мужчину мощного телосложения и безмятежного нрава, ткнул его пальцем в каменную грудь и приказал:
- Сумасшедшего робота арестовать к чертовой матери! Изолировать и связать!
- Чем связать? – полюбопытствовал Утюгов. – Он любую цепь измельчит в хлам.
- Своими соплями! – заорал Петров. – Не скотчем же! Господи, что за штат в нашей лаборатории! Я должен отключить робота от питания или, может быть, механики сами сообразят?!
Мы тут же с начальством согласились, ведь ужин стынет! Да и кто знает, что придет в голову взбесившемуся квазичеловеку?
- Его нельзя отключать, - возразил Утюгов. – Его мозг умрет.
- Прими, Господи, душу раба твоего!.. - затянул робот, крестя свою нагрудную клавиатуру дулом миномета, вмонтированного в кисть руки. (Войны на Марсе нет, и роботы совмещают армейское с научным).
Петров рассердился.
- Я думал, что на марсотории российской федерации работают креативные ученые, а не потребители домашних сериалов. Неужели не найдется ни одной гравиловушки, чтобы обездвижить негодяя?
- Больно жирно! – насупился Утюгов. - Истратим недельные энергозапасы, а потом и кофейку горяченького не попьешь!..
Пока они препирались, мы отвели рыдающего беднягу-робота на технический склад, взяли с него честное слово, что он будет сидеть смирно, и оставили в пустом контейнере для мусора.
Наш директор, уже почти немертвый, но еще почти неживой, лежал в «саркофаге Персефоны», подключенный к приборам, его убийца тихо скулил в заточении, и обстановка на станции начала улучшаться. Доктор Шуваев вызвал с орбитальной станции хирурга-реаниматолога, специалиста по оживлению умерших; народ разошелся по лабораториям и койкам, кто-то включил веселую музыку, повариха Хюрэм утерла слезы и начала лепить пельмени.
Спустя сутки к нам прилетел оживлятор, и тогда начался второй акт драмы. Это был вовсе не академик Полищук! Не специалист по воскрешению чуть подгнивших мертвецов Сан Саныч Пол (великий, как памятник самому себе), а веселый обалдуй с кудрявым дипломом врача общей практики. Субтильный врачонок вывалился из шлюза астрокатера в коридор, где мы его подхватили, качнулся, словно приплыл на шаланде, полной кефали, и пропел:
- Вы нам-таки писа-а-али? – (Мы унюхали пары медицинского спирта). – За Полищука? А зря. Я его прооперировал. Кого еще надо резать?
Рядом с нашим доктором Шуваевым, высоким блондином красивой наружности, этот мелкий заменитель гения реанимации казался дворняжкой, писающей на памятник академику Павлову. Прочитав на лице Димы Шуваева некрологи нашему директору и разрезанному Полищуку, мы заволновались, оттеснили эскулапеныша в кают-компанию, напоили рассолом и уложили – до востребования.
- Что же делать? - Доктор Шуваев в волнении подергал себя за шелковую бородку. - Этот блатной одессит ни черта не смыслит в реанимации!
– Он директора просто угробит! – согласились мы.
- Почему одессит? – обиделся главный астроном Гальперин (его мама жила в Одессе).
- Потому что блатной! - подсказала повариха Хюрэм, (ее бывший муж служит в компетентных органах марсотории республики Украина). - Он даже рук не помыл!
- Неуч, сразу видно! - сдался Гальперин.
Мы кивали, держась за бороды и гладкие подбородки, выразительно смотрели на Диму Шуваева, и - он не выдержал, покраснел и ушел в медицинский блок, что-то чинить.
- Ну, что за сопляки на моей станции! – снова возник Петров. – Слабо вам вызвать помощь из Галактического центра?!
Мы не обиделись на «сопляков», потому что старшему из нас было слегка под тридцать, а мысль о представителе ГЦ пришла нам в голову раньше, чем Петрову. Радисты уже отбили запрос.
Между тем, скованный медицинским комплексом директор был недвижим. Его кровь струилась по сосудам, сердце хранили аппараты, но руководить наукой из саркофага он не мог. Мы отложили научные дела до понедельника, чтобы погоревать: если Фомич не оживет к концу недели, кто будет лаяться с земными снабженцами, выругивая для нас лишнюю тонну вкусного продовольствия в сухой заморозке вместо полезной биомассы? Кто даст отпускной билет на Землю? Уж наверное, не его заместитель Петров, честный службист, ненавидящий все виды отдыха, кроме трудовых субботников.
Наконец корабль-скакун галактического начальства появился над плоскогорьем нашей российской марсотории, убрал огненный выхлоп и сел на гладь космодрома. Зеркальное тело инопланетного корабля замерло, и свет голубой звезды залил острые пики гор. Красивое зрелище!
Из звездолета вылез гигантский металлический кузнечик и – прыг-скок! В два прыжка приблизился к шлюзу станции. Спустя полчаса, освободившись от скафандра, мокрый и усталый, в наш обеденный зал вполз зеленый господин Цы-ко-ко – наш коллега-астронавт и большой друг из Галактического союза. Его встретила толпа взволнованных ученых.
С виду галакт - вылитая саранча ростом с человека. Появись такая гадость на Земле, человечество охрипло бы от визга, но здесь, в межпланетье, все разумные существа друг другу толерантны. Тем более что этот насекомый коленками назад – умнейший мозг Галактической академии наук.
- Что случилось? – заскрипел по-русски милейший Цы, так мы звали друга.
Мы, не таясь, рассказали о трагедии и о негодном молодом докторишке, присланном к нам вместо специалиста по воскрешению.
Милейший Цы почесал под хвостом передними лапками. Из его пасти вылезла двухголовая змея и протерла левый глаз. (Страшно смотреть! Но это был всего лишь его язык).
- Милейшего Полищука жалко, – сказал милейший Цы. - Но в чем проблема? Пересадите милейшему Фомичу другое сердце вместо пробитого пулей.
- Но у нас нет запасных органов! – воскликнул заместитель Петров, едва не рыдая. – Моя ошибка! Экипировал экспедицию спешно, бюджет урезали, вот и упустил… Казните меня, подлеца!
- Ну, тогда, - заскрипел милейший Цы, - отправьте милейшего Фомича на Землю. На Земле ему сделают операцию.
- Это слишком долго! – раздался голос молодого негодяя-докторишки, и все увидели его веселую персону с пузырьком алкозельцера в левой руке и с селедкой на вилке – в правой. (И кого только выпускает Академия космической медицины!) - Человеческий мозг погибнет, до Земли лететь пять суток.
- Ах ты, алкоголик!.. - Пышная Хюрэм схватила мелкого медика за шкирку и увлекла на кухню – отпаивать крепким кофе.
Милейший Цы потер зелеными лапами округлую голову, подумал и заскрипел:
- Отправьте милейшего Фомича прямо в медицинской капсуле, вместе со всем комплектом.
- Капсула жизнеобеспечения у нас одна, - сказал чей-то эгоистичный голос. - Сотня людей на станции останется без медицинской помощи.
На эгоиста шикнули, но все поняли, что наш директор - академик, корифей, основоположник! - обречен. Петров сказал печально:
– Судьба открыла счет…
Всем стало жутко. Это была первая жертва в нашей экспедиции. Марс, пожирающий детей Земли… – кто следующий?..
Милейший Цы встряхнул зеленой головой, бронзовые антенны-усы задрожали, и заскрипел:
- Все приемлемо – лишь бы не было войны. В моем организме имеется орган, который может послужить милейшему Фомичу сердцем. Операцию сможет сделать милейший доктор Шуваев. - Цы коснулся зеленой лапкой груди доктора, отчего милейший Дима отлетел к стене и крепко брякнул хребтом о твердый пластик.
- Милейший Цы жертвует свое сердце? – изумились мы.
- У сапиенсов вида «Цы» нет сердца, - сказал инопланетянин. – Людям мало известна наша физиология, но, уверяю вас, мое здоровье не пострадает, если будет удален только этот орган.
Мы слушали зеленого друга с надеждой. Дело в том, что мы пытались разобраться в анатомии и физиологии кузнечиков-Цы, но их наука содержит столько условностей и ограничений, что мы, честно сказать, не пошли дальше элементарного анатомического атласа со множеством непереводимых названий. К тому же, у «Цы» совершенно непонятная людям система ценностей, мораль и нравственность.
- Нет, - инопланетянин покачал головой и с удовольствием почесал лапкой задницу под хвостом. - Милейшего Фомича мы спасем, хотя этот орган не сердце. Я не могу дать вам точное описание его функций, вы все равно не поймете.
Мы, однако, подумали, что поймем. Нам всегда казалось, что милейший Цы разговаривает с нами свысока, хотя его физиономия, словно отлитая из зеленого полистирола, была лишена мимики: он даже рта не открывал, издавая звуки. Как оказалось в дальнейшем, Цы был неправ, отказывая землянам в сообразительности...
Дима Шуваев был ловким и смелым хирургом. Не зная, куда лезет и что режет, он вскрыл живот милейшего Цы в указанном зеленой лапкой месте (анестезия не требовалась), вытащил трепещущий зеленый мешочек, и, пока его коллега-неуч, совсем трезвый, смиренно зашивал брюхо милейшего Цы, Шуваев распорол живот Фомича и шмякнул «мешочек» прямо на тонкий кишечник директора.
Весь коллектив замер у экрана, транслирующего операцию. Мы увидели, как зеленый орган вполз между кишками Фомича и скрылся в глубине грудной клетки. И вдруг грудь директора сама приподнялась и задышала. У Фомича начался собственный круговорот крови.
Шуваев едва успел наложить шов, как кровавый рубец на животе сросся, Фомич открыл глаза и уставил взгляд в объектив, прямо в наши виноватые лица:
- Ну, что, доигрались, юные дарования?! А я предупреждал!.. Техническую профилактику роботов надо делать по плану, пока не сгорел главный компьютер…
- Лежите! Все в норме! - сказал Шуваев и засуетился, видимо, жалея, что Фомича не привязали к операционному столу, ведь сейчас вскочит и пойдет делать разнос сотрудникам. В самом деле, Фомич оттолкнул обоих медиков, слез со стола и, сделав два приседания для разминки, завопил:
- ЗдорОво, братцы, жить!
С этих слов началась история, о которой Фомич молчит, а каждый новый сотрудник, заброшенный судьбой в наш «ЧУМ-2», желает знать все подробности.
Фомича срочно отозвали на Землю – кресло директора марсианской станции обеспечивает зарплатой и восторгами научных открытий, но покоя в этом кресле не найдет даже блатной карьерист. Фомич был супертрудоголиком. Вскоре мы получили сообщение о том, что медики желают потискать зелененькое директорское учеными лапками, а Фомич - не дается!
- Готов на все виды исследований, - говорил Николай Фомич врачам. - Завещаю мой труп науке, но лучшее – враг хорошего. Резать себя не дам.
Объяснения были туманы, мол, у Фомича контракт на третью марсианскую в ЧУМ и планы в личной жизни - решил жениться на звезде восточной кухни Хюрэм Ивановне.
Мы послали Фомичу поздравление, книгу «Наш ребенок» и отчеты о проделанной работе. Однако никто не вспомнил предупреждения милейшего Цы о странностях его зеленого подарка...
Между тем, на нашей марсианской станции начались события, едва не приведшие к началу звездных войн. Внезапно милейший донор Цы забеспокоился и, ни с кем не простившись, улетел. Спустя сутки после его исчезновения, когда жизнь вошла в привычную колею, на красное плоскогорье сел еще один инопланетный корабль-прыгун. На станции появилась пара новых, незнакомых «цы», с виду полнейшие копии нашего друга. Новые пришельцы заявили, что они давно и безуспешно разыскивают Цы-ку-ку – таково было настоящее родовое имя нашего доброго друга.
В отличие от первого Цы, эти инопланетяне говорили по-русски через агрегат-переводчик, поэтому их голоса звучали вполне по-человечески. Одна саранча верещала женским высоким сопрано с визгливыми обертонами, другая басила, как древние барды - скорее мужественные, чем поэты.
Петров, временно исполняющий обязанности директора, приветствовал гостей на астролингве, понятной всем разумным существам. Пришельцы ответили витиеватыми длинными оборотами по-русски, в том смысле, что очень рады нас видеть.
- Что привело вас к нам? – прямо спросил Петров.
- По всей галактике мы следуем за Цы-ку-ку, - сказал «мужчина». – Но он ускользает от нас.
- Он нами пренебрег! – пискнула «женщина».
«Самец» хлестнул «самку» крылом по заднице (оказывается, у них мощные кожистые крылья!), она запищала, уползла в угол и затихла.
– Мы трио, - сказал «мужчина». – Я известный драматург, это моя жена, актриса, а наш посредник Цы физик.
Петров всякого повидал на своем веку, поэтому дипломатично улыбнулся, сделал знак поварихе, мол, принеси «Полюстровскую» без газа (все сапиенсы любят воду планеты Земля).
- Скажите, куда удрал этот прохвост Цы-Ку-Ку?
- К сожалению, Цы-Ку-Ку не оставил своего нового адреса.
- Слушай ты, морда ученая! – вдруг сказал автопереводчик и самец угрожающе зашевелил жвалами на Петрова. – Или сейчас же дашь мне карту навигации этого подлеца, или я взорву к вашей чертовой матери твою станцию. И боевые роботы тебе не помогут!
Угроза звучала так убедительно, что Петров побледнел и кинул взгляд на главного астронома, Гальперин развел руками, вытаращив глаза – навигации нет! Петров оглянулся на военного представителя – тот поправил очки, шмыгнул носом, но промолчал.
- Нам очень жаль. Не желаете ли воды? – сказал Петров.
И вдруг из ошеломленных рядов коллектива вылез доктор Шуваев.
- Скажите, милейшие цы, - начал Дима, - какое значение в вашей физиологии имеет орган называемый «ждлофыва», которым пожертвовал ради Фомича наш друг милейший Цы-ку-ку?
Доктор искусно произнес инопланетное слово, именуя «зеленый ползающий мешочек». Саранчи заскрипели так быстро, что автопереводчик начал заикаться и умолк. Видимо, они выражали чувства, не известные землянам. Наконец, стало понятно, что донорский подвиг милейшего Цы они оценили как-то странно. «Женщина», кажется, испугалась, а «мужчина» жутко рассердился.
- Как, Цы отдал свой ждлофыва? – зарычал «мужик».
- Объясните, в чем проблема, - сказал Петров. - Мы готовы оплатить донорский орган. Предъявите ваши права, документы и прочее. Сколько вы хотите? В астроцентах или в иной валюте?
Доктор Шуваев вдруг сообразил, что языка человеческих жестов инопланетяне не понимают, и прижал палец к губам - Петров замолчал.
- Мы – трио, - наконец заговорил переводчик мужским голосом. - С госпожой Цы мы отыскали друг друга и собираемся создать семью. Вы понимаете? Любовь, потомство! Много-много маленьких кузнечиков! Семейное счастье! Вы же не двудомные, как растительное начальство в Галактическом центре, а двуполые-разнополые, и должны понимать! Но негодяй Цы-ку-ку бегает от нас, как… как…
- Как клоп от дихлофоса! – подсказал пришлый докторишка, на него цыкнули, и он исчез.
- Мы с госпожой Цы были так счастливы, но любовь без детей – это яма, полная мрака.
Зеленый мужик выразился, наверно, более витиевато, потому что автопереводчик начал запинаться.
Петров взял инициативу в свои руки:
- Так чего же вы хотите от нас?
- От вас? Ничего, - зашипел зеленый «мужчина». – Вы сделали свое гадкое дело. Теперь мы останемся без потомства, а я буду жаловаться в Галактический центр, и пусть попробуют эти жертвы гербария нам отказать.
Последняя фраза прозвучала с презрением, словно автопереводчик научился выражать эмоции. О растениях-сапиенсах мы уже знали, хотя не видели их никогда. Возможно, они представятся нашим отдаленным потомкам. Говорят, что человеческое вегетарианство внушило им отвращение к человечеству.
- Но все-таки, - настаивал Петрович. – Ведь вы не потребуете сатисфакции только из-за благородного поступка милейшего Цы?
- Да я бы вас всех сожрал одним жевком! – прохрипел переводчик, и зеленые жвалы разверзлись, как ворота, открыв огромный зев с зубами, увитыми зеленым змеем. – Я таких, как ты сушил, солил, и мариновал!..
В этом месте автопереводчик снова умолк. Стало ясно, что земными словами передать образную речь инопланетянина невозможно. Видимо, он говорил правду.
- Позвольте, я поясню, - сказал Дима, по-китайски, чтобы понял только Петров. – В энциклопедии, подаренной мне Цы-Ко-Ко, сказано, что эта саранча питается людьми только желтой расы. Мы можем не волноваться.
- Китайцами что ли? – спросил Петров тоже по-китайски.
Повариха Хюрэм ахнула и зажала рот кулачком (мы и не знали, что она понимает китайский!).
- Нужно срочно сообщить на Землю, - снова по-китайски сказал Дима.
И вдруг зеленый мужик сказал на чистом китайском языке:
- Нет, всех китайцев на нашей планете сьели еще триста лет назад. Мы выращиваем их искусственно и получаем по карточкам.
– А нам-то что же делать? – сказал Петров.
Но оба цы молча развернулись, небрежно разметав хвостами толпу ученых, и уползли в тамбур. Мы видели на экранах внешнего обзора огненный хвост их умчавшегося звездолета. Конфликт был исчерпан. Семейка цы убыла со станции и больше никогда мы о них не слышали. Отловили они свою сбежавшую треть или написали трагедию о неразделенной любви – кто их знает!
К счастью, никаких последствий для планеты Земля не было. Конечно, разбитых влюбленных сердец было жаль. Но особенно размышлять нам некогда: программу работ никто не отменял, а Фомич обещал вскоре прилететь на Марс и лишить премии весь личный состав, если хоть одна задача плана не будет решена.
И все-таки история имела продолжение. Когда директор Николай Фомич, уже женатый на Хюрэмке, подписывал отпускные карты сотрудникам, возвращающимся на Землю, Дима Шуваев сказал:
- Как ваше зеленое сердце? Кардиограмма ваша – просто песня любви!
- Еще бы! – Николай Фомич не любил рассказывать о своем самочувствии. – Желаю счастливо отдохнуть на Земле!
- Спасибо! – сказал доктор Дима. – Позвольте мне на прощание открыть вам секрет зеленого мешочка.
Мы были так рады возвращению домой, что приготовились посмеяться. Даже Фомич улыбнулся, а Петров снял галстук и расстегнул воротник рубашки.
- Мой приятель из Галактической инспекции, - сказал Дима, - перевел кое-что интересное из анатомического атласа цы. Там написано, что вид цы трехполый
- Знаем!
- Размножаются на троих, ну, типа групповухи, папа-мама плюс посредник.
- А у меня с женой тоже есть посредник – теща!
- И у меня!
- Не ври, моя мама тебя очень уважает!
- Моя теща тоже хорошая..,
- Хорошо устроились эти цы! – засмеялись мы. – И что дальше?
- А то, что наш дорогой Цы, сбежавший от влюбленной парочки, отдал для пересадки так называемый орган размножения, в котором вынашиваются их яйца – много-много, по двести штук за раз. Земные гинекологи назвали бы этот орган «маткой». Видимо, милейший Ци-Ку-Ку отказал себе в счастье материнства, ради научной карьеры.
- Ну, и дурак! – воскликнул Николай Фомич. – Я бы отдал ему этот орган обратно. Все равно для меня уже вырастили искусственное сердце. Надо было рассказать ему про дочек Марии Кюри. Нет, русские женщины самые умные.
- И самые красивые, - добавила счастливая Хюрэм Ивановна.