СОДЕРЖАНИЕ
Глава 1. Тревожное сообщение — http://proza.ru/2021/02/06/1172
Глава 2. Январские тезисы — http://proza.ru/2021/02/06/1312
Глава 3. Телефоны — http://proza.ru/2021/02/07/1037
Глава 4. Кэсси — http://proza.ru/2021/02/07/1221
Глава 5. Старый радиоприёмник — http://proza.ru/2021/02/08/1279
Глава 6. Автозак — http://proza.ru/2021/02/08/1400
Глава 7. Ортодоксальная еврейка — http://proza.ru/2021/02/09/1068
Глава 8. Ожидание ареста — http://proza.ru/2021/02/09/1176
Глава 9. На площади Рабина — http://proza.ru/2021/02/09/1276
Глава 10. Страна назавтра — http://proza.ru/2021/02/09/1333
ГЛАВА 7
Ортодоксальная еврейка
Теперь мы жили ниже травы, тише воды, как говорила моя мама когда-то, ещё в сталинские, а потом в хрущёвские времена. Хорошо хоть Анитина работа метапелет[1] была среди разрешенных, и у неё был пропуск.
Снежана тоже рисковала. Её телефон официально, как иностранной гражданки, не отслеживался, хотя я уверен, что его отслеживали даже более тщательно, чем наши с Ниткой. Слава Богу, выслать из страны её не могли, так как аэропорты и морские порты были закрыты, как и все пограничные сухопутные переходы. Но рисковала она в сотни раз больше, чем мы. Если её обвинят в шпионаже в пользу другого государства — это смертная казнь.
Её влиятельные богатые клиентки лично приезжали за ней на своих джипах, отвозили в свои дома и привозили обратно. И уверяли, что ей ничего не грозит.
Я сидел дома один. Противно стуча по стёклам и по навесам над окнами, шёл надоедливый дождь. В доме было серо, хмуро, тоскливо.
Порто вышел погулять, но через пять минут вернулся. Я вытер собаку старым полотенцем, и он разлёгся рядом с включённым масляным радиатором у меня под ногами. Масяня улеглась ему под живот, греясь сама и согревая своего дряхлеющего друга.
Десятый раз я скользил глазами по странице, но перед тем, как перелистнуть на следующую, понимал, что в сущности так и не понял о чём читаю. Только крутилось в голове «Галаха» и «Галаад»[2]. Что-то было между ними общее, и не только похожесть звучания.
За дверью послышался шорох и странные звуки, будто собака скулила. Порто вскочил, настороженно подошёл к двери, однако не залаял, а лишь неуверенно вильнул хвостом. Я глянул в глазок — опершись на перила обеими руками, наклонившись над ними, будто решаясь броситься в лестничный проём, стояла незнакомая женщина, похожая на бомжиху. Может ей требуется помощь? Может она больна?
Я открыл дверь.
— Простите, с вами что-то случилось? Вам помочь?
Она резко встряхнула грязными распущенными волосами, слипшимися в сосульки, и обернулась ко мне.
— Дядя Эли!
— Ира? — я не верил глазам. Где её головной убор, всегда закрывавший волосы? Почему она в такую погоду без куртки, в одном мокром до нитки платье с оборванными на груди пуговицами? Лицо с левой стороны всё в царапинах. — Ты откуда? Что с тобой?
Девушка бросилась ко мне, обняла за шею, спрятала голову у меня на плече.
— Я, я… Меня выпустили. Вещи: куртку, сумочку, ключи от машины и от дома, телефон, так и не вернули. Я шла от них пешком под дождём, а тремп[3] никто сейчас не берёт, все боятся. Тем более в таком виде.
Пришла, а мамы с папой почему-то нет дома.
Молодую женщину вдруг прорвало. Она отстранилась от меня и заикаясь, рыдая, продолжила:
Я ехала из больницы, с работы. Заехала уже на нашу развязку, а там творится что-то ужасное. Дым, выстрелы. Людей хватают чёрные, куда-то тащат. Проехать невозможно. А сзади уже подпирают другие машины. Я взяла и посигналила. Не в поддержку кого-либо, а просто, чтобы проехать. И тут чем-то по лобовому стеклу как бахнули. Оно не рассыпалось, но все покрылось трещинами и стало совершенно непрозрачным. Потом стали бить в боковое окно возле меня и орать: «Выходи, сука!»
Я хотела подчиниться, но у меня так тряслись руки от страха, что я никак не могла открыть дверь. И тогда чёрный выбил стекло ногой с моей стороны, открыл дверь, сорвал с меня шапку и выволок за волосы из машины. Так за волосы и доволок до автозака. В нём уже было несколько женщин и мужчин. И были чёрные. Я кричала, что я больная, что мне надо взять свои лекарства. Одному из них тот, что тащил меня, сказал: «пропиши ей почечное лекарство». И меня ударили. Я только успела увидеть его глаза над чёрной маской, горящие животным удовольствием. Повезло, что я больная, потому что я тут же выключилась. А им, видимо, убивать запрещено.
Когда пришла в себя я лежала на полу бусика[4]. Невыносимо воняло рвотой, то ли моей, то ли чьей-то чужой. Кажется, я в ней лежала.
Бусик остановился и нас стали по одному выталкивать из распахнутых задних дверей. Подошла моя очередь, меня подняли за шиворот и двое повели меня. Я оглянулась, поняла что это тюрьма. Вокруг стены, через равные промежутки и на всех углах что-то типа башенок-будок с охранниками. Поверх стены кольца колючей проволоки. Поставили лицом к стене, руки завернули назад и стянули пластиковой затяжкой, такие у папы есть.
— Вас там много женщин было?
— Я не знаю. Кого-то приводили к стене, кого-то уводили. Если не дай бог что, повернуться, например, или заговорить с соседом — могли лицом в землю уложить. Тут ещё не сильно издевались, только стоять с руками назад было невыносимо. Ныли плечи, затекало всё тело. Некоторые пытались переменить позу, пошевелить плечами, руками. На них орали, оскорбляли по-всякому, грозились убить. Ну, то есть, как собаки, как сорок первый год. — Ирина уже не рыдала, но слёзы безостановочно катились по её лицу. — Люди просились в туалет, так некоторых отводили под конвоем. Соседке повезло, но вернувшись она шепнула, что делать свои дела пришлось под взглядом охранника. Потом конвой сменился и на просьбу в туалет нам сказали «делайте под себя, животным туалет не положен».
Было уже темно, когда стали отделять мужчин и женщин, а потом нас снова загрузили в большой автозак и повезли в другую тюрьму. Вот тут били конкретно в этом бусе, несколько чёрных меня били, — снова пробились рыдания, — дубинами били, оскорбляли, угрожали смертью, снимали штаны с меня, сказали по кругу пустят, изнасилуют так, что мама родная не узнает. Если бы я могла показать вам, у меня ноги и выше всё лилово-чёрное.
Когда привезли, сказали: «вы все против Верховного Правителя, вы быдло тупое, и вам платят по 5000. Вы все, типа, потаскухи, все гойки-еретички, а Талмуд гласит, что наказание для еретиков должно быть «опущено в яму, но не поднято из неё». Это они меня учили, меня — ортодоксальную еврейку?!
Животным, меня просто животным, кальбой[5] обзывали, ко мне так и относились, как к животному. Хватали везде, кричали «да она потекла», потому что мои штаны были мокрые. Ведь меня так и не пустили в туалет. На землю, на локти и колени толкали, 10 лет обещали общего режима. За что? Кричали, что я террористка.
Она замолчала, видимо вспоминая все эти ужасные сцены.
— Спасибо, дядя Эли, что выслушали меня. Мне нужно было выговориться, а маме и папе я такое ни за что не могу сказать.
Мне пришлось сказать ей, что Мишу и Милану тоже увезли чёрные. Что ключ от её квартиры у меня, но если ей страшно одной быть дома, она может остаться у нас, благо её телефон отсутствует, да и между нашими квартирами меньше разрешённой дистанции. Однако, она не захотела остаться.
А вечером отпустили её родителей. Миша зашёл ко мне ровно на минутку. Он не стал ничего рассказывать. Сказал только одно: «Звери, дикие звери. Это анти-цивилизация. Цитируют Тору и одновременно такое творят…»
* * *
Я лежу с Анитой в постели. Ночь. Редко-редко по стене и по потолку проскальзывает свет чьих-то фар, в виде полосок от трис. Что это за машины? Кто-то приехал с работы, имеющий пропуск, или может это автозак, и через несколько минут кто-то ударит ногой в дверь и меня заберут. Ведь они слышали то, что Ира рассказывала мне. У неё не было телефона, но ведь был мой.
Успею ли я хотя бы одеться? На тумбочке аккуратно сложена одежда. Если что, надену прямо поверх пижамы. Господи, хотя бы Нитку за иголкой-мной не потянули.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. метапелет — Работница по уходу за пожилыми или больными людьми
2. «Галаад» — Страна, описанная в романе «Рассказ служанки». Пост американское общество разделилось по полу и классу: права женщин максимально ограничены (им нельзя работать, читать и писать), однополые отношения караются смертью, женщин, способных родить ребенка, используют как суррогатных матерей для семей высокопоставленных чинов.
Никого не выпускают за границу и никого не впускают извне. В Галааде царит теократия. Люди следуют ветхозаветным законам.
Также Галаад или Гилеад — историческая область древнего Израиля на восточном берегу реки Иордан.
3. тремп — Израильский способ добраться на попутке. Обычно водители денег за это не берут.
4. бусик — Микроавтобус.
5. кальбой — Кальба - сука, собака женского пола.
Продолжение здесь: http://proza.ru/2021/02/09/1176