Нигматулины жили на окраине нашего поселка по ул. Спортивной. Там когда-то находилось футбольное поле. Было время – играли взрослые дяди после работы. Даже своя команда была. Семья у Нигматулиных состояла из пяти человек: дядя Ахмед, тетя Соня, Рашид, Рафис и Фарид. Ахмед – щуплый мужичонка невысокого роста, подкаблучник и очень работящий. Работал конюхом при колонии строгого режима, расположенной недалеко от Краснотурьинска. Лошадей он содержал при своем доме. Тетя Соня была очень крупного телосложения с ведерными титьками. Таких огромных грудей я вживую больше ни у кого не встречал. Она нигде не работала, очень любила выпить. В основном употребляла брагу, которая никогда не успевала добродить. Кажется, болела. Была ленива и очень неряшлива. Такого бардака в доме я ни у кого не встречал. Ахмед был у нее на посылках. Рашид и Фарид учились в интернате и редко приезжали домой. Средний сын Рафис жил с родителями. Рафис, мы его звали Рапсиком, был слегка кривоногим и ходил вразвалочку. Поэтому все в поселке и называли его Косолапым.
Вроде и в своем доме проживали, но такой нищеты, кажется, ни у кого не было. Тетя Соня все пропивала. Дом внутри у них не был оштукатурен. Из почерневших со временем бревен всюду торчала пакля, в которых прятались пауки да тараканы. Из посуды одна большая сковорода и кастрюля. Всю семью в основном кормила корова. Занятия в школе Рафис часто пропускал из-за того, что родители ничего ему не покупали из одежды и школьных принадлежностей.
Помню, зимой катались мы по накатанным дорогам, цепляясь сзади за машины. В основном за рейсовыми автобусами. Сзади у них бампер железный. Садились на корточки – и вперед. Любили при езде при этом орать на весь поселок куплеты из любимого мультфильма: «Ты плыви моя акула, путь-дорога далека, а не то тебе я вырву все четыре плавника!» Хорошо было тем, у кого валенки подшиты были прорезиновой тканью в несколько слоев. У Косолапого были не подшиты. После нескольких поездок тогда он остался без подошвы и показывал всем большие дырки. Пришлось всю оставшуюся зиму дома сидеть. Учился в школе плохо, даже пять классов, кажется, не закончил. Раньше, имея хотя бы одну двойку по одному предмету, никто в следующий класс не переводил.
Пока Ахмед содержал казенных лошадей при себе, Косолапый был в большом авторитете среди пацанов всего поселка. Отец часто поручал ему выгул лошадей в выходные дни, а иногда и перегон с лесопорубок до дома. Прокатиться верхом на лошади тогда мечтал каждый мальчишка, а это было возможно только через знакомство с Рапсиком. Дружбу нужно было заслужить. Пацаны приносили ему всякие мелкие подарки, чаще всего в виде пачки сигарет. Где-то немножко избаловали его тогда. Пришло время и лошадей навсегда угнали в ИТК Краснотурьинска. А нет лошадей и авторитета нет. Подношения прекратились, зато появилась обида, которая разрасталась с годами, как снежный ком. Обида на весь белый свет.
По достижении 15 - 16 лет все парни, кто не пошел в 9 класс, поступали в училища или сразу устраивались на работу в качестве учеников различных рабочих профессий. Основная масса потом становилась шахтерами. Многие ждали призыва в армию, как решение всех жизненных проблем.
Трудолюбие отца не передалось Рафису по наследству. Намного проще было брать пример с матери. Она в доме была главной, хоть и не работала. Вытягивала с Ахмеда все жилы и попрекала его за свою горькую долю. Рафис, в отличие от своих сверстников, даже не делал реальных попыток куда-либо трудоустроиться. Вся одежда, которая была на нем – дареная из жалости сверстниками.
В одном Косолапый преуспел – не пропускал ни одной дармовой пьянки за чужой счет. Часами караулил всех мужиков возле магазина и плотно потом «садился на хвост». Один раз был свидетелем, как пили на улице тройной одеколон. У Косолапого после пару глотков рвотные массы полезли наружу. Чтобы «добро» не пропало, он резко присел на корточки и стал ладошками черпать прямо из грязной лужи воду, чтобы запить ею отраву.
Отрезвляться Рафис домой не шел. Всегда старался прилечь на крылечке поселкового Совета, как будто отомстить хотел советской власти за все свои беды. Будучи нетрезвым, становился несносным и агрессивным. Часто искал повод кого-нибудь обидеть, сделать в чем-то виноватым перед ним. Достал, кажется всех. До двадцати лет не дожил. Было ощущение, как будто смерти он искал. Парней в поселке нервных много было. Кто-то из молодых ударил в ссоре его ножом в живот. Умер. Жалели не Косолапого, а того, кто убил.
Другого Косолапого тоже помню, еще не совсем испорченного подростка, когда мы возвращались зимой верхом на лошадях по зимнему лесу, по лесной чуть накатанной дороге. Он ехал впереди всех и чистым звонким мальчишеским голосом пел модную тогда песню: «Жил да был на белом свете симпатичный человек. Он пешком ходил в аптеку, на работу в зоосад. Он не знал велосипеда и не верил в чудеса, потому что не изведал всех достоинств колеса». И далее: «Даль, даль, даль,- даль, даль, даль». Пел и ловил кайф от звучания своего голоса. Дышал всей грудью свежим морозным хвойным воздухом и радовался жизни.