Одно время Вовчик работал детективом. На пятом году исполнения этой роли ему досталось дело, которое раскрылось быстро, практически само собой. Все участники тех событий честно сотрудничали со следствием, благодаря чему появилось свободное время. В мыслях Вовчик уже видел себя в одних плавках, безмятежно загорающим на пляже с мелким белым песочком. Солнце, брызги… Девушки, девушки.
– Вовчик! – помощник детектива Андрюха Алексин сидел за столом напротив. Невысокий, как начальник, но покрепче. Именно он потревожил шефа.
– Валентинович, – строго сказал Вовчик, поскольку невольно вернулся в окружающую действительность.
– Конечно! Извините, Вовчик Валентинович. А что будем делать с запиской безвременно ушедшего Альберта Бобеля?
– Ничего, – немного наклонив голову, серьёзно сказал Вовчик.
– Как – ничего?
– Ну, ты же понимаешь. Смерть наступила через сутки после вечеринки по медицинским показаниям. Во сне остановилось сердце. Всё это время он находился один у себя дома. Алкоголь давно не принимал, других признаков самоотравления тоже не имеется. Необходимые в таких случаях экспертизы проведены, свидетели опрошены. Подруга говорила, что последние месяцы Бобель редко улыбался, был задумчив. Фразы о смысле жизни звучали из его уст регулярно. Депрессия, дружок. Есть жизнь, а где цель? Так бывает. Всё встало на свои места, а значит – дело закрыто.
Вовчик сладко потянулся:
– И не приставать к царю!
– Есть!
Пару минут Андрюха рассматривал обгоревшую записку, обнаруженную в квартире Бобеля.
– Мышкин труп… – произнёс он задумчиво. – Мышкин труп… Это ведь может быть предсмертной запиской Бобеля.
Вовчик смотрел сквозь Андрюху и был очень далеко.
– Мышкин… Мормышкин? Подмышкин… – бормотал Андрюха. – Надмышкин… Замышкин… Перемышкин…
Андрей перебирал варианты.
– Алексин! Закрыто дело.
Валентиныч встал, прошёлся по кабинету, встал позади помощника и, оперевшись на спинку стула, заглянул через плечо. На столе у Андрея лежал обгоревший с краёв лист. Он был согнут в своё время пополам, сейчас же лежал расправленный. Два неполных слова были написаны синим фломастером крупными буквами.
– Ну, Вовчик, ну, кроссворд, честное слово. Неужели тебе неинтересно?
Андрюха обернулся, но шеф молчал.
– Вот что ты скажешь? Первое слово – Мышкин.
Вовчик откликнулся:
– Ну, вообще, записка прилично обгорела. Да и «Мышкин», – это только в случае, если первая буква «м».
– Буква слева, на самом краю. Частично опалена. Мне, кроме «м», ничего другого в голову не приходит. Или у тебя есть варианты?
– Мышкин, говоришь? Всё уже выяснили. Эта записка ничего не значит. Тебя оправдывает только то, что мозг, действительно, надо постоянно тренировать. Итак, допустим, это Мышкин…
Вовчик вернулся на своё место, достал кубинскую сигару.
– Я помню одного Мышкина. Но неточно. Хорошо! Ребус так ребус!
– Кроссворд! – возразил помощник.
– Нет, ребус. Мышкин, которого я вспомнил, был вратарём сборной СССР по хоккею. Если ничего не путаю, «Крылья Советов». Тебе это что-то даёт?
– Ну… – Андрюха замялся.
– Не вяжется с нашим делом? – Вовчик прищурился.
– Не особо. – согласился Андрюха.
– Не особо. – Вовчик растягивал слова, разжигая сигару. Сунув её в рот, сказал вдруг. – А я уже на пляже, между прочим. Пальмы, белый песок, и никакого Бобеля. Блин! Бобель-кобель-шмобель!
– Мышкин. – скромно напомнил Андрюха.
– Мышкин, Мышкин. – шеф затянулся. – Кажется, был ещё граф. Или не граф… Князь! Князь Мышкин!
– Этот-то здесь причём?
– А думай! Он же давно жил?
– Ну.
– В жопу ткну!
– Тьфу! – рассердился Андрюха. – А по существу?
– А по существу… Князь-то помер.
– Ну, в смысле, да, согласен. Помер.
– Помер. – Вовчик поднял указательный палец. – Он у нас в деле может фигурировать?
– Думаю, как бы, нет.
– Вот!
Андрюха опустил глаза, продолжая изучать записку.
– Что «вот»? – спросил он наконец.
– А ничего. Сделай-ка арабику к сигаре. Так захотелось, ух!
Вовчик подошёл к окну. Створки были плотно закрыты. Внизу, словно в тумане, едва угадывался поток машин. Кроны деревьев напротив офиса потеряли объём и цвет. Подмосковье в августе того года горело. В тени температура доходила до сорока градусов. Из-за смога по улице многие ходили, закрывая нос мокрыми платками. Хотелось распахнуть окно, чтобы свежесть вползала в кабинет, но приходилось терпеть.
Шеф начал прохаживаться по кабинету.
– Мышкину ещё помню, – промолвил.
– Кто такая? – откликнулся Андрюха.
– На телевидении что-то вела. Информационную программу какую-то.
– Тогда, тогда. – Андрюха встал с чашкой кофе возле стола. – Тогда было бы «Мышкиной труп».
– Да. Отметаем.
Вовчик махнул рукой, будто отгонял муху.
Андрюха поставил кофе и снова подсел к обгоревшему листку, сдвинул его немного в сторону, рассматривая зачем-то сбоку, под углом.
– Слушай, Вовчик. Мышкин – он же может быть и с маленькой буквы.
Вовчик осторожно приложился к краю чашки, чтобы посмаковать хоть пару капель кофе. Валентиныч не пил ничего горячего.
Язвительно спросил:
– Трупик мышонка?
– Да! Версия имеет право на жизнь.
– Прелестно! – Вовчик расплылся в улыбке. – Надо поднять дело, дополнить трупиком.
– Ха-ха! – серьёзно парировал Андрюха. – Вот нет, чтобы глубже вникнуть, ковырнуть, пошевелить серым веществом!
Шеф снова припал к кружке, затем затянулся сигарой.
– Э-эх… Хороша обеда к ложку.
Он закинул ноги на соседний стул. Закрыл глаза, обронив:
– А «вышкин»? Подумай.
– Я уже голову сломал на этих буквах.
– А на угрозах не сломал? Если помнишь, была версия, что фраза типа «Мышкин труп» - приговор одному из недругов.
– Да, но весь круг знакомых Бобеля мы выявили. Тут не за что зацепиться. Ни Мышкиных, ни Вышкиных, ни Мормышкиных. И врагов нет, и круг знакомств невелик.
– Верно. – Подтвердил шеф.
Дверь в кабинет немного приоткрылась, закрылась, и в неё тут же постучали.
– Войдите! – подняв одно веко, разрешил Вовчик.
У входа в кокетливой шляпке с вуалью стояла невысокая женщина.
«Бедняжка! – подумал Вовчик. – В такую погоду, в шляпке. Но хороша, чёрт побери, хороша!»
Хороша была и длинная серая юбка в складках, но более всего притягивала взгляд идеально рассчитанная природой талия, прикрытая вместе с остальными богатствами хозяйки бежевой блузкой.
– Анна Анатольевна! – Валентиныч вскочил и зашагал к посетительнице с протянутой вперёд рукой, словно хотел как можно скорее прикоснуться к ней. Она также протянула свою правую руку, но осталась стоять у дверей. Тем не менее, за вуалью угадывалась улыбка. Подруга Альберта Бобеля, а это была именно она, со спокойствием королевы позволила поцеловать себе ручку. Вовчик несколько секунд, припадая губами к перчатке, буравил её взглядом.
– Добрый день, Анна Анатольевна!
Он постарался произнести это аристократически мягко и широким жестом пригласил женщину на только что освободившийся от его ног стул.
– Какими судьбами?
Женщина присела.
– Вовчик Валентинович, – голос её не соответствовал тому спокойному образу, который она являла собой всего несколько секунд назад. Она была взволнована. – Мне надо Вам кое-что сказать.
– Андрей, оставьте нас. – Вовчик уткнулся взглядом в помощника, подмигнув ему незаметно от женщины.
– Ах, что Вы! – Анна Анатольевна глянула быстро на Андрея и опустила глаза, поставив мужчин в тупик.
– Я… – Вовчик встал и прошёлся по комнате. – Я думаю, что такая женщина, как Вы…
Он остановился перед посетительницей и немного наклонился, заглядывая ей в блестящие за сеточкой вуали глаза.
– Такая женщина, как Вы, просто так не придёт в сыскное бюро после закрытия дела.
Он сам удивился, насколько магически прозвучал его голос. Он переглянулся с Андрюхой, который от неожиданности сглотнул слюну и нелепо моргнул.
Гостья заговорила, тщательно подбирая слова.
– Да, понимаете, я… у меня из головы никак не… Я просто… Дело-то закончено.
Вовчик в ответ удовлетворённо кивнул головой и, затянувшись, пыхнул дымом в лицо Анны Анатольевны. Она замахала руками. Вовчик, извинившись, тоже махнул перед ней рукой.
Женщина продолжила:
– Дело закончено, а в голове – ребус!
Вовчик с Андрюхой опять переглянулись. Моргнул Вовчик. Снимая неловкость, он стал тереть кулаком непослушный глаз.
– Какой же, голубушка? – задавая вопрос, он повернулся к Анне Анатольевне. Глаз раскраснелся и моргал по своему расписанию, раза в два-три чаще другого.
– Тут такое дело, – Анна Анатольевна была захвачена своими мыслями, говорила, не обращая внимания на проблемы у сыщика на лице. – Такое дело. Придётся начать издалека.
Вовчик отошёл к окну, чтобы скрыть временный, невесть откуда взявшийся, изъян.
– Мы не торопимся, – отчётливо сказал он в стекло, – извольте.
Анна Анатольевна с готовностью продолжила:
– Каждую пятницу мы собирались у Мольбертика вчетвером…
– У кого? – Вовчик повернулся к ней, забыв про глаз.
– А… У Альберта. Извините, – она как-то невинно повела плечом, брови вскинулись. – Это я его так в шутку называла. Собирались вчетвером. Я, он, моя подруга с мужем.
– Это отмечено в деле, – Вовчик присел на подоконник.
Она вновь шевельнула плечиком, глядя на этот раз в глаза Вовчику. Вовчик сглотнул слюну. Глаз прошел. Но те несколько секунд, что они смотрели друг на друга, у детектива что-то сладко ныло то ли на лбу, то ли где-то под нижней пуговицей рубашки.
– Мне с чего-то надо начать. – её голову немного отбросило назад, будто она очнулась. – Так вот. Мы собирались, чтобы поговорить о театральной жизни, выставках, живописи. А то вся эта попса везде… Радио, рестораны, утюги. – голос на мгновение дрогнул. – А тут душа пела! Мы все люди культурные…
– Ну. – нетерпеливо вставил Андрюха.
– Ткну! – прервал его Вовчик и снова повернулся к гостье. – Продолжайте, пожалуйста.
Он пальцем что-то показал Андрюхе, повертев рукой. Андрюха сел стенографировать.
Женщина продолжала:
– Наговорившись, мы начинали игру.
Вовчик опять повертел рукой.
– Пишу, пишу, – недовольно буркнул Алексин.
– Похоже, тут надо ещё раз, и подробнее. – высказал догадку Вовчик. – Пожалуйста, рассказывайте.
Он налил для неё кофе. Женщина взяла предложенный ей гранёный стакан и, отставив мизинчик в сторону, сделала маленький глоток.
– Итак, – вежливо сдерживая нетерпение, сказал Вовчик, – ну…
– Ткну, – послышался шёпот Андрюхи.
– Ну, и в тот раз, как всегда по пятницам, мы начали игру.
Анна Анатольевна собралась сделать ещё один глоток.
– Хитроумные ответы на обычные, казалось бы, вопросы. – вырвалось у Вовчика.
– О, да! Я так люблю эту игру! – так и не отпив, гостья поставила стакан на стол. Она многозначительно посмотрела на Вовчика, перевела взгляд на его помощника. – Иногда мы играли всю ночь!
Андрюха хмыкнул. Владимир Валентинович закашлялся и от натуги покраснел.
Извиняясь кивками головы, он добрался до своей кружки кофе.
– Простите, – сипло выдавил он, пригубив дымящийся напиток. – Мы остановились на том, что вы играли всю ночь. Это уже в другие игры?
– Нет. Да, играли всю ночь. И игра-то такая, – она понизила голос, еще больше заинтриговав мужчин. – Помните? Философско… э-э… юмористическая.
– Я так и знал! – сказал почему-то Вовчик. – Напомните, в чём смысл игры.
– Да, что делали-то? – поддержал нарочитый стиль шефа Андрюха.
– Играли.
Мужчины понятливо качнули головами. У обоих, однако, лица исказились в попытке загасить улыбку. Вовчик решил сесть. Женщина продолжила:
– Выбирается ведущий. Он задаёт тему. Или ставит вопрос. Надо на своем листке написать ответ. У кого-то он получается философским, у кого-то с юмором. И кое-что я вспомнила.
Она сделала загадочную паузу. Для Андрюхи это было чересчур. Он нетерпеливо заелозил на своём стуле.
– Я вспомнила, что в тот раз был и такой вопрос: «Что такое жизнь?» Альберт написал: «Мартышкин труд».
Вовчик вскочил.
– Мышкин труп!
Гостья с удивлением кинула взор на сыщика. Алексин засопел.
– Я только вчера всё поняла. Альберт по заданию заведующего кафедрой Митина писал много статей, которые затем публиковались в авторитетных мировых научных изданиях за подписью одного лишь человека: его начальника. Ведущие химики всего мира знали Митина, переписывались с ним, он вошёл в эту среду как нож в масло. О существовании же Альберта никто не подозревал.
Она замолчала и посмотрела на Вовчика.
Мужчины смотрели на неё и молчали.
– Ну и что? – спросили они наконец хором.
– Как, вы не поняли? – удивилась Анна Анатольевна. – Предсмертная записка – это вовсе не предсмертная записка. Это листок из нашей игры. Он обгорел. Отчетливо читается «ышкин труп». Вы, насколько я поняла, подумали: «Мышкин труп». Первая буква, например, - «м», последняя – как ворота в футболе, значит…
– «П» – поскучнел Андрюха.
– А вот и не «п»! – возразила гостья. – Теперь-то вы понимаете, что «д»! Низ буквы обгорел, а верх он почему-то писал не как все, в виде домика, а как ворота в хоккее.
– В футболе?
– Ну да!
Вовчик, погрузившись в свои мысли, зашагал туда-сюда.
Прошло две минуты. Помощник что-то стенографировал.
– Почему Вы сразу нам этого не рассказали? Игра, вопросы, ответы. Митин этот. Значит, предсмертная записка, – сказал Вовчик, – это…
– Это вовсе не предсмертная записка, – замотала головой Анна Анатольевна.
– Не предсмертная, – повторил, как эхо, Вовчик. – Листок из игры. А Вы промолчали, сделав вид, будто не понимаете, что за обгоревший листок лежал у него на столе.
– Да, не предсмертная записка. Он не собирался умирать. А я, глупая, не принимала его метания всерьёз.
Анна Анатольевна съёжилась, обхватила себя руками. В сыщике родилась жалость.
– С этим понятно, – произнесла она, – а вот почему листок на столе обнаружили обгоревшим? Ребус… Возможно, когда мы распрощались, он выбросил остальные листы в мусоропровод, а этот зачем-то оставил. Хотел сжечь? Что же тогда помешало?
– Ребус, ребус.
Вовчик стоял посреди кабинета, вглядываясь куда-то через окно, через смог, через силуэты деревьев в парке. Наконец, уже без всякого выражения, он продолжил:
– Возможно, только господин Бобель мог бы помочь нам в этом вопросе. Нет, я даже уверен, – только он знал ответ. Но унёс его с собой.
– Простите. Я чувствовала себя виноватой перед ним, была не слишком внимательной. Ведь он не поднимался по карьерной лестнице, в отличие от Митина. У него не было научных публикаций. Это был тупик. Я умолчала этот факт, когда Вы спрашивали о листе. Пожалуйста, простите. Лишь вчера у меня в голове сложилась картина случившегося. Повторюсь, только с листком остались непонятки.
Детектив повернулся к гостье, вдохнул полную грудь воздуха. Хотел положить женщине руку на плечо, но рука повисла в воздухе. На мгновение возникла неловкость.
Вовчик вздохнул.
– Ну, что, голубушка, большое Вам спасибо!
– Мне надо отдохнуть. И подумать ещё.
– Хорошо. Я Вас подвезу?
Он, уже нисколько не стесняясь, заглянул в пьянящий омут, окружённый ровным частоколом бережно выписанных чёрных ресниц.
Анна Анатольевна не ответила. Вставая, она дарила этому милому человеку свой взгляд. Губы чуть шевельнулись, обозначив улыбку.
– Вас не ждать, Владимир Валентинович?
Андрюха улыбался и смотрел на шефа.
Вовчик сам хитро прищурился:
– Тебе задание. Выйдешь на улицу – ни в коем случае не садись в первый попавшийся кэб. Второй также пропусти. На третьем…
– Понятно. Доехать до Вестминстерского аббатства и четверть часа ходить по ГУМу, наблюдая, нет ли за мной хвоста. Позже Вы меня сами найдёте.
Вовчик хлопнул по плечу довольного помощника и, пропустив вперёд даму, покинул помещение.
Следующим утром Вовчик ворвался в офис озабоченный и бросил на ходу:
– Привет, Мышкин труп!
– Привет! А я думал, ты уже на Мальдивах.
– Где? А, да ну их! Я, если честно, и не собирался.
– Не понял…
– Я к тетке. В Бутурлиновку хотел. А теперь, может, и на Мальдивы…
Он с задумчивою улыбкой уставился в окно.
Андрюха молчал, соображая.
– Андрэ! – Вовчик порылся у себя в ящиках стола и повернулся к товарищу. – Звонила Анна Анатольевна, она сейчас придёт, у неё ещё какие-то важные признания.
– Показания?
– Не знаю. Может быть. Будем дело закрывать.
– Так закрыли ж, барин!
– Ну, закрыли, открыли. Туда-сюда.
Скрипнула входная дверь.
Вошла Анна Анатольевна.
– Про Митина, запоминай, – шепнул шеф Алексину. – Передай официально дело в органы. Не наша компетенция. Передай вместе со вчерашней стенограммой и видеозаписью.
– Понятно.
Андрюха собрался стенографировать, но Вовчик провёл женщину в дальний конец кабинета, где они долго шептались.
Назавтра Вовчик наконец улетел на Мальдивы. История умалчивает, с кем он там провёл время. После возвращения они с Анной Анатольевной месяца три закрывали дело, всё как-то вдвоём обходились, и не в офисе.
Затем Андрей её больше не видел.