- Джон! – сказала стройная сорокалетняя женщина, похожая на учительницу старших классов. Она была в строгом домашнем халате. Волосы стянуты на затылок, открытая шея. – Ты поел? Надо поговорить…
Мужчина, похожий на боксера, но уже располневший, с залысинами, допивал вечерний чай.
- Догадываюсь… Коллеги шепнули?
- Не о нас. Белке - плохо. Затравили в классе… Подростки же!
Пятилетний Гуч доламывал в углу машину, пытаясь добраться к педали сцепления. Дочь, девятиклассница, закрылась в своей комнате. Сквозь дверь доносилась унылая музыка, попсовая хрень.
- С ней не общаются, никуда не зовут. «Дочь мента!» А после последних событий - заели совсем. Записки подбрасывают…
- Переживет… Пусть учится. Все у нее есть…
- У нее боль на душе. Я боюсь…
Отец помолчал. Он догадывался о состоянии дочери.
- Пусть выйдет, покажет…
Дочь с покрасневшими от слез глазами вышла, уставившись в окно. Записки бросила на стол. Майор зашагал по комнате. Он любил семью и подыскивал правильные слова.
- Тебе скоро выбирать... Лора, не мешай! Я плохо учился… Жалею о том. Но мои предки, трудяги, дали мне честность и стойкость. Я дрался, курил… Но бандитом не стал! Наоборот, хотел защищать… Мечтал об этом!
…Думал - в следователи. Не сдал экзамены. Пошел в школу милиции. В ОМОН. Мы очищали город от пены 90 – х… Тогда горели киоски, убивали за рубль… Я жил работой! Дышал ей!
- Помню те годы, – сказала жена. – Я гордилась тобой…
- Да… Потом преступность ушла в офисы. Пришел капитализм. Меня повышали в звании. Мы помогали ФСБ брать коррупционеров, наркоманов… Никто не знал, что нас поведут на разгон демонстраций…Мы вынуждены подчиняться. Читай уже!
Помявшись, жена Лора зачитала записки вслух: «…Ментовская сука! Нас били палками…» «Ответишь за карателя…» «Увезем в лес. Порвем и, - голой – по дороге…»
- Сволочи! – выдохнул от ярости Джон. – Не осмелятся, пугают…
- Зачем ты поднял забрало? – спросила Лора. – Тебя сфотографировали. Теперь твой снимок – в интернете!
- Прика - аз был! И мои не били! Я сказал – только за руки – в автобус…
- В автозаки! – пискнула Белка. – Обыскивали, отбирали телефоны, воду… И держали в клетке по 6 часов.
- Черт! – не сдержался Джон. – Нас накачали. Сказали - будут взрывать...
- Нашли? Гранату, баллончик?
- Нет! Но - оскорбляли! Стоишь на морозе, а в тебя снежки с криками – Фашист! Нервы сдают…
- Снежки? Есть что-то выше приказа. Вы не роботы! Ты сам сказал, бандиты поднялись. Они теперь не на улицах. В больших кабинетах. Зачем столько Росгвардии? 400 тысяч! Армия! Нужны отделы экономических преступлений, банковских схем, компьютерщики… Раскрывать коррупцию… Но увеличивают вас, повышают зарплаты…
- Я не просил! И как отказаться? Поднимут на смех. Ну, давай сменим школу. Переедем… Уступать нельзя. Сожрут…
- Кто? Студенты? Старики без пенсий? Порядок должен быть. Но – честный!
- Станет хуже! Придут урки, бандиты.
- Да нет! Сам знаешь… Есть партии, другие команды – экономисты, юристы. Профессора. Честные управленцы…
- Откуда знаешь? Уверена?
- Это несложно. Все знают. И делают свой выбор. Кроме того… Мне придется уйти из школы. А может и вообще… Я не могу так работать! Меня прожигают ненавистью, как волки глазами…
- Пройдет все, забудут…
- Вряд ли. Недовольство копится, волнения нарастают. Куда мне идти? Шить не умею. В книжный магазин – не пробиться. Помидорами торговать? Допустишь?
- Выход какой?
- Джон! Пойми. Надо уходить… Тебе.
Мужчина замолчал. Ему стало больно, обидно. Столько отдано сил! И откуда удар? От семьи! Но выхода не просматривалось. Он понимал, скоро начнут клеить листовки на стены, на дверь квартиры. Потом сожгут машину, дачу… Изобьют сына… Могут могилу родителей испоганить. Но главное, - он терял веру в праведность дела. Наступало время, о котором он старался не думать…
- Что я могу? Уволюсь, стану – изгоем… На любом месте узнают, кем был…
- Пусть! Ты – мастер, дачу отстроил. Печь сложил. В машинах разбираешься. Охрана, в конце концов… Заслужишь авторитет!
- Охранять воров? Банкиров, поп - звезд? Я – офицер!
- Тогда на стройку…
- Не потяну! Гастарбайтером, по 10 часов? Посмотри на соседа! Приходит домой - как тряпка. Без водки от усталости не уснет! Просто так - не платят… А болтать и врать не умею.
- Джон! Ты здоров, умен… Переучишься. Потерпим. Продадим дачу… И мы… - любим тебя.
Мужчина, обхватив грудь руками, долго смотрел в окно, на улицу, по которой три дня назад шли с транспарантами люди. Их не обманули вожди – провокаторы. Люди шли за себя… Потому что их жизнь ухудшалась на фоне ожирения других. На фоне обещаний, лжи и подачек…
Он понимал, надо решаться. Сейчас или – никогда. Наступила космическая пауза, - временная точка выбора. Наконец, тяжело вздохнул.
- На мое место придет другой. Жестче…
- Речь ведь о нас, о семье…
- Ладно. Скажешь всем, - он посмотрел на дочь. - Скажешь, уволился. Подтяну живот. Завтра подам рапорт…
- Папа! – Белка в слезах бросилась к отцу.
Они стояли втроем обнявшись. Женщина тоже плакала в катарсисе. Маленький Гуч, бросив растерзанную игрушку, обнимал ногу отца. Так они стояли, маленький кораблик в море радостей, бед, пока лужа слез не коснулась их ног.
Лицо майора, обветренное, смелое, лицо флибустьера, которое еще нравилось женщинам, - тихо светлело…