Петрович посмотрел на часы. До назначенного ему времени оставалось тридцать минут. Опаздывать он не привык, а успеть пройти весь путь до назначенного места придётся дворами, да ещё по талому снегу. Несколько раз пересечь дороги. Чёрная жижа там далеко разлетается из-под колёс мчащихся машин. Стоять на обочине, к тому же, опасно для дорогих брюк. Потом замучишься оттирать засохшую грязь. В любом случае замараешься.
Идти приходилось значительно быстрее, чем Петрович ходил последнее время. Организм вёл себя как-то странно. Чтобы не надел на себя, через минут десять спину прошибает пот. Расстегнёшь молнию на куртке, распустишь шарф, пойдёшь медленнее – всё равно пот, нашедший себе дорогу, продолжит движение. Теперь он будет проступать по всей спине, подмышками, на груди спереди. Если бы Петрович шёл на работу, там он смог бы переодеться в заранее принесенную рубашку. Хотя и у пиджака вся спина тоже была мокрая. Прям хоть полностью переодевайся, да ещё под душ лезь… Однако под душ и на работе не полезешь. Петрович, хоть и был начальником, но не такого ранга, чтобы у него рядом с кабинетом была потайная комната если не с душем, то хотя бы с умывальником.
А теперь-то что делать?
Нынче путь Петровича лежал в парикмахерскую. Должность не позволяла ему стричься где попало. Почти всю жизнь он стригся у одного и того же мастера, да вот пандемия вмешалась в привычную жизнь, мастер сидел дома на карантине. Может быть, и стриг кого на дому, да только не всех.
И Петровичу пришлось несколько раз ему «изменить», заглянув в мастерские около дома. В первый раз ему устроили на голове весёленькую «лестницу». Её он обнаружил, уже придя домой. Недели через две ступеньки заросли, недели через три Петрович о них забыл, а через месяц опять явился в ту же парикмахерскую. Будучи человеком терпеливым и нескандальным, единственное, что сделал, это попросил не направлять его во-он к той девочке, а дать ему какую-нибудь другую. Его посадили в кресло у окна.
Новая мастерица отличалась от прежней только порывистостью. Расчёску от волос Петровича она отнимала резкими движениями, чуть прикручивая при этом руку. Дважды Петрович вскрикивал от боли. Депиляция волос на голове не входила в его планы. После пары таких рывков он сделал замечание девице. Та тут же парировала, что ножницы у неё тупые, никто не наточит, что замечания надо адресовать не к ней, а к начальству и что, вообще, мог бы, дядя, пойти в салон, а не искать, где подешевле. Петрович прошипел, что непременно в следующий раз поступит именно так.
Дотерпев до конца стрижки он, рассчитываясь, внушительно посмотрел на кассиршу и чётким директорским тоном, глядя ей прямо в глаза, сказал, что приложит все усилия, чтобы их богадельню разогнали, а эти безрукие неумёхи никогда бы не нашли себе работу. Кассирша лишь пожала плечами. Видно было, что ей не привыкать к подобным заявлениям.
И вот теперь Петрович снова шёл подстригаться. Нет, не в ту же самую парикмахерскую. Ему по блату посоветовали хорошего мастера в салоне, договорились с ней, дали телефон. Петрович позвонил. Ему ответил приятный голосок. Он думал, что услышит акцент – имя парикмахера было явно какое-то азиатское. Но никакого акцента не услышал. Значит, непонимания не ожидается. Это радовало. Только вот опаздывать не хотелось. Этого Петрович себе, как человек пунктуальный и педантичный во всём, вплоть до мелочей, никак не мог допустить.
Он шёл быстро, насколько могли позволить хронические болячки, да и дышать исключительно носом и неглубоко. Принадлежность к группе риска, 65+, требовала осторожности.
В лифт он вошёл ровно без одной минуты четыре, и ровно в назначенное время уже стучался в дверь.
Войдя, вздрогнул и замер от гаммы нахлынувших чувств. Его мастерица была молодая женщина, на вид, ей не было ещё и сорока. По сравнению с ним – девушка… Стройная, к тому же, высокая, с точёной фигуркой. Брючки и скромная кофточка подчёркивали привлекательные особенности внешности. Да, азиатка. Но очень европеизированного типа. На редкость миловидная барышня. И… да, заметно, без обручального колечка…
- Проходите, пожалуйста.
Девушка показала рукой в сторону кресла.
- Раздеться можно вот здесь.
Она открыла небольшой шкаф.
Петрович снял зимнюю куртку и в нерешительности остановился. Рубашка была вся в тёмных пятнах.
- Как же я буду в такой одежде, мокрой насквозь, сидеть в кресле? Стыдно-то как… Да ещё девушка такая молодая. А я как старик, вспотел до неприличия…
- Пиджак тоже снимайте. Снимайте-снимайте!
- Да я… – Петрович приоткрыл полы пиджака.
- Ничего, не страшно. Никто Вас не увидит. – Девушка улыбнулась, от чего на щёчках выступили милые ямочки.
- Ну красотка, да и только, – мелькнуло в голове Петровича. Будь она пострашнее, старше, похожей чем-то на мастера, у которого он стригся всю жизнь – Петрович представил того, с вечной сигареткой в углу рта, небритого, тощего и в очках, – он бы даже и не заморочился. Даже внимания не обратил. Не посмотрел даже в сторону нового мастера, сразу оценив его всего. Ну, или всю. А тут… Именно потому, что оценил, сделать простой шаг почему-то стало сложно. «Старый ты ловелас! Что за мысли в голове! Ты прочно женат, да и здоровье не то. Да и возможностей нет. Где шашни крутить? Здесь? Наивный старый баран…»
Петрович собрался, повесил пиджак в шкаф, сел в кресло, где тут же был накрыт голубенькой простыней. Мокрая рубашка чуть охладила спину, когда он откинулся на кожаное сиденье, и перестала о себе напоминать.
Петрович закрыл глаза. По мере того, как успокаивался, стал прислушиваться к ощущениям.
Какие руки у этой барышни! Как быстро, точно они делают свою работу! Никаких тебе рывков. Он даже не замечает, вообще, подстригает она или просто рядом стоит.
Петрович приоткрыл глаза. Мастерица стояла рядом, руки с ножницами и расчёской сновали вокруг его головы, подбирали прядь, равняли, брались за другую. Профессионалка!
Петрович перевёл взгляд на кофточку и брюки. М-м-м… нет, ну какая фигурка! Вот бы завести такую любовницу… Кого? Любовницу? И где бы ты стал с ней встречаться? Здесь? При входе он заметил в парикмахерской два зальчика. В каждом по два кресла. Сейчас не было никого, кроме них. Значит, в принципе, бывают моменты, когда… Рискованно, да. Или снять квартиру? Это быстро обнаружится. И дело не в этом даже, а в том, что в квартире придётся когда-то, да остаться на ночь. А при бдительности его жены останешься тут, пожалуй…
Бдительность… Да она бы лучше свою бдительность не на подозрения, а на него самого направляла! Думала о его здоровье, о чём он ей много раз говорил. Как в стенку горохом! А надо бы как в том анекдоте, когда крестьянка сидит поздно вечером в коровнике и думает: «Так! Что же я важного не сделала? А ведь что-то упустила. Так, вспоминаю. Свиньям задала. Кролям и курям задала, яички собрала… Яички… От я ж дурна так дурна! Сижу тут, темно уже, а у меня муж не трахан!!! Совсем дурна стала!»…
Петрович подумал, что последнее время ходит раздраженный и никак не может в себя прийти, успокоиться и обрести необходимую для работы в руководящей должности вальяжную форму. А всё жена. Всё она! И ведь много же раз говорил ей о том, что у хорошей жены муж должен выходить из дома с полным желудком и с пустыми яйцами. Нет, не внемлет. То у неё слабость, то у неё нет никаких желаний, то фильм хочет посмотреть, то устала от общения с внуками да от ведения дома. «А мне что прикажешь делать?» – не раз в сердцах восклицал Петрович. «Ну, брось меня. Найди себе молодую», – отвечала жена. «Да кому я нужен такой! – сердито ворчал он. – Со мной с самим возиться надо, а молодые всё хотят, чтобы их ублажали»…
Про себя, он, правда, при таких разговорах всегда думал, что одно другому не мешает. И он мог бы – с радостью и удовольствием! – заняться молодым телом, чтобы потом молодое тело занялось бы им. Взаимообразно, так сказать… Но не будешь ведь об этом жене рассказывать…
- Пойдёмте, помоем голову, – сказала мастерица.
Новая волна блаженства едва не заставила Петровича застонать. Как тут не застонать, когда от простых движений мастерицы всё тело неизбалованного вниманием клиента наполняла истома. Это было так приятно! Никто до сих пор никогда не мыл ему голову. Руки мастерицы массажировали ему кожу, волосы, не спеша, тщательно. Поливали тёплой водой.
Как хорошо, пусть бы длилось и длилось… Понятно, почему люди ходят в спа-салоны, проводят там кучу времени, тратят немалые деньги. Когда тобой занимаются – это же так приятно! И все эти салоны созданы именно для тех, кем дома не занимаются. Судя по количеству этих салонов, ну очень многими никто не занимается…
«Вот интересно, а что, если спросить, не подрабатывает ли она эротическим массажем? Обидится, наверно. Откажет в дальнейших приёмах. А вдруг она «не такая»? Будет жаль. Но ведь ещё жальче, что вот такие процедуры как эта будут происходить только раз в месяц. Стоп. Не спешить. Не спугнуть. Не последний раз сюда прихожу. Надо будет расспросить, с кем живёт, как живёт, то да сё. А вдруг»…
Петрович вдруг представил себе, как его приглашают, вот также, как пригласили на мытьё головы, в соседний зал. Там стоит массажный стол. Ему предлагают раздеться до плавок. Он ложится на живот. Успевает заметить, что его мастерица осталась только в лифчике и маленьких трусиках. Снова восхитился её фигуркой. Руки стали горячими от желания коснуться этой загорелой кожи, этих ножек, этого животика…
- Перевернитесь, – сказала бы она. И он перевернулся бы на спину. Она стала бы массажировать ему плечи, руки, ладони, пальцы. Ступни ног, голени, бёдра. Потом взялась за резинку плавок и плавно сняла их. Он бы приподнялся, помогая ей в этом, при этом отмечая, что и она уже без белья и даже встала на маленькую табуреточку, намереваясь подняться к нему, на массажный стол, чтобы гладить, ласкать его тело, прикасаться к нему всему и везде. Нет, он бы не спешил и слушался её желаний. Вдруг бы она просто легла ему на грудь и он увидел близко-близко её чёрные глаза. Она бы улыбалась и ямочки на щёчках снова украшали её лицо.
- Можно вернуться в кресло. – Мастерица промокнула его голову полотенцем и прошла вместе с ним на прежнее место. Оставалось совсем немного. Высушить волосы, устранить небольшие дефекты, подравнять виски да побрить шею.
- Всё. Принимайте работу!
Петрович посмотрел на себя в зеркало, потом на неё и сказал, не удержавшись:
- Жаль, что всё хорошее быстро заканчивается. Вы меня простите, должен признаться, что со мной такое впервые. Мне было очень приятно. Спасибо Вам. Если Вы не возражаете, буду к Вам ходить. Не откажете?
Девушка понимающе улыбнулась, показав ещё раз восхитительные ямочки, и кивнула.
Всю дорогу домой Петрович старался преодолеть неприятные смутные чувства. Раздражение к жене сплеталось с не менее нестерпимым желанием ей изменить и с тяжёлым стыдом за эти чувства и желания. «Надо же! Дожил, старый хрыч! А если бы и правда, представилась такая возможность? Как бы ты потом в глаза смотрел?»
Петрович представил жену, хлопочущую по дому, как она устаёт и как не находит в себе сил для него.
Ладно уж, чего там. Уж и помечать нельзя! За что я так себя корю? Думаешь, никто о таких вещах не задумывается? Ещё как задумывается! А кто-то и не думает, и не мучается, а просто делает, что хочет, и всякой хренью не заморачивается…