Болезнь

Любовь Тарасова-Горина
Не помню, где,  как-то прочитала:
«Сижу на скамейке, реву. Подходит маленький мальчик:
– Тетя, ты почему плачешь?
– Никто меня не любит…
Мальчик уходит. Через некоторое время возвращается:
– А ты всех спросила?»
Стоит ли об этом спрашивать?

Сентябрьским утром, собираясь в школу, я почувствовала, что лучше туда не ходить. Хотелось лечь, закрыть глаза и никого не слышать и не видеть. Болела голова, першило в горле. Мама положила мне на лоб руку:
– Вроде температуры нет…
У меня не бывает температуры, когда я простываю и болею. Ну, иногда 37,2. Или на одну-две десятых  больше.
Папа досадливо махнул рукой:
– Притворяется…
Едва отсидев два урока, я обратилась к классному руководителю, молоденькой преподавательнице математики, первый год работающей после института в нашей деревенской школе, с просьбой отпустить меня домой. Она тут же отправила меня в сельскую амбулаторию. Портфель остался в классе, а я побрела к тете Пане, так многие из ребятишек называли нашего фельдшера-акушера.
В тот год в нашем районе случилась вспышка дифтерии. Началась она в соседнем селе Солдатке, где сначала местные медики не распознали страшную  болезнь, еще и упустили время из-за отсутствия противодифтерийной сыворотки, и в селе погибли двое школьников. Добралась  дифтерия и до нашей школы, но мой класс она как-то миновала, больных  увозили в районный городок, где в инфекционной больнице уже были забиты палаты заболевшими детьми со всего района. Заглянув в мое  горло, тетя Пана поставила мне диагноз и велела срочно идти не домой, а  в больницу. Но я, памятуя об оставленном в классе портфеле, вернулась в школу и постучала в двери своего класса. 
– Заходи,– распахнула двери Галина Дмитриевна.
– Нет,- мотнула я головой, - у меня дифтерия…
Галина  Дмитриевна охнула, захлопнула дверь и прижала мою голову к своей груди.
Портфель принесла ко мне домой моя одноклассница Галя, жившая по соседству.
Нас было четверо в палате, все с дифтерией. После уроков под окном столпилась добрая половина моего седьмого «А» класса. Махали руками, что-то кричали ободряющее, улыбались.  Вечером  пришла мама, смотрела в окно и плакала…
Этим же вечером в больницу буквально влетела Галина Дмитриевна с надеждой увидеть меня и хоть как-то ободрить.
– А вы кто ей будете? – осведомился  молодой врач, тоже приехавший к нам по направлению после окончания института.
– Никто… – растерялась моя учительница.
Ну,  раз никто, значит и разговора не будет. Галину Дмитриевну  вежливо выпроводили из зараженной зоны.

Уколы были тяжелыми. Сыворотку кололи по одному разу в день, в мышцы рук, которые затвердевали и приобретали зловеще лиловый цвет от плеча до локтя. Когда обе  руки стали твердыми, как дерево,  лекарство стали вводить в мышцы ног.  Они тоже становились твердыми и лиловыми от бедра до колена. Через четыре дня нас  перевели в районную инфекционную больницу.
Мама приезжала каждую неделю, а то и два раза в неделю. До нашего села отсюда было 16 километров и всегда можно было доехать на попутном грузовике  или попутном же автобусе.  Мне передавали гостинцы, что она привозила из дома, а она по полчаса стояла на холодном октябрьском воздухе под окном и с тревогой всматривалась в меня.  А я не унывала, улыбалась, что-то рассказывала, но слышно было плохо через двойные деревянные рамы.  Однажды я попросила маму привезти мне квашеные помидоры. Мама солила капусту в деревянной бочке и прокладывала в ней слой  томатов. Я очень любила эти красные, пропитанные капустным рассолом помидоры. Можно ли?  Мама сходила к лечащему врачу и, вернувшись, обрадовала: разрешили.  Через день вся палата угощалась этой вкуснятиной.
Вскоре привезли мою одноклассницу Надю,  жившую через дорогу от нашего дома. У  нее оказалась скарлатина, и в её палату, занавешенную простыней, густо  пропитанной хлоркой, никому не разрешалось заходить. Но нас разве удержишь.  Заходить   не заходили,  но заглядывали или беседовали сквозь простыню. Надя потом стала врачом.
Меня выписали, когда уже  начались первые осенние каникулы. Наступил ноябрь, от бесконечных дождей  дороги были почти непроезжими и ноги в резиновых сапогах увязали в грязи. За мной приехала  мама и мы с ней пошли на большак, за город, на развилку дорог ловить попутку.
Прошло сорок дней, как я очутилась на больничной койке. Ровно столько же я не видела папу.
Зато оказалось, что за то короткое время, что я поучилась в седьмом классе,  я успела заполучить  по всем предметам по одной пятерке. В начале учебного года мне всегда хотелось учиться хорошо. Так что в первый и последний раз в моей одиннадцатилетней школьной жизни я была круглой отличницей по результатам учебной четверти.
                февраль 2021