В ночь под Рождество шапками пошел снег. Всё вокруг стало белым, милым, тихим… как обещание новой жизни, которая начнется прямо сейчас…
Словно бы первозданный снег скрыл всю вину, всю грязь мира... мягко укутал погосты, кресты и вздохи, смягчая холод и боль… белым покрывалом унял удрученность черных дорог... и редкий путник не сетовал на трудность шага, ибо сердце его ликовало от невиданной чистоты.
Что-то тихо зазвучало в его душе… печаль? нет... печаль плохо ложилась на ту музыку, которая сейчас поднимала в нем самые ускользающие, самые трепетные состояния.
Боже, - думал он, - сжалься над теми, кто хочет верить, но сомневается… над каторжниками жизни, отплывающими в ночь на своих галерах под небом, которое больше не освещается маяками старых надежд…
Сквозь сумрак, спрессованный долгими серыми днями, его память напала на след одного воспоминания, которое за долгие годы стерлось и выцвело, но внезапно воскресло одним только именем, возникшим в его голове и, казалось, впрыснуло новую кровь под его бледную кожу.
Крепнущее желание уводило его мысли прочь от привычных тревог... и, обходя коварные вопросы, толкало к отрадной уверенности.
Не может же быть, чтобы все было как раньше... ведь теперь всё такое другое... такое новое, чистое, светлое.
Нельзя же по-прежнему…. вычитывать молитву ледяных узоров на оконном стекле, слушать дребезжание промерзшего трамвая, и не желать ничего... кроме как остаться лежать в кровати.