Братья

Виктория 10
МИКОЛА РУДЕНКО
(Перевод с украинского)

Проходят строем январи,
А там и смерть не за горою.
Была семья –
И нет семьи.
Остались только мы с сестрою.

Иван – величественный бог
Языческий, кузнец свободный.
За проволокой занемог,
Погиб в концлагере голодном.

Когда мне не хватало рифм
И слов в стихах недоставало,
Казалось мне, что ты старик.
А в сорок лет тебя не стало.

То был концлагерь для солдат,
Где в ад и смерть крутые сходни.
Каким же молодым мне, брат,
Ты представляешься сегодня!..

А брат Григорий, тот, что смог
Советских лагерей познать, и
Убил его жестокий смог
Алчевского химкомбината.

Он был открыт для разных дел:
От шила с пилкой до зубила.
И хлеборобом быть хотел –
Земля его всегда любила.

Земля – вот цель его забот.
Он был повинен пред землёю:
Удрал с колхоза на завод
И в гроб улёгся с той виною.

О, братья! Нас на свете три.
Вдыхаю воздух жадно, с всхлипом:
Как нестерпимо для сестры
Сроднить всех нас с тюремным лихом!

Так может, ты, двадцатый век,
Идёшь по следу адских боен,
И каждый честный человек
Не будет лучшего достоен?

Того, кто потерял семью,
Не заманить на пироги, и
В том самом мире...
Петлю вьют...
И только мы
Уже другие.
                (Мордовия)

Брати

Спливе іще одна зима,
А там і смерть не за горою.
Був цілий рід –
І вже нема.
Лишились тільки ми з сестрою.

Іване, де ти є тепер –
Величний, наче бог поганський?
Під дротом з голоду помер
В концтаборі
Коваль луганський.

Коли мені для перших рим
У мові слів було замало,
Ти видавався вже старим.
А в сорок, бач, тебе не стало.

То був концтабір на війні,
Де мерли воїни голодні.
Яким же молодим мені
Ти уявляєшся сьогодні!..

А брат Григорій, що зумів
Ще й наших таборів зазнати,
Не пережив їдких димів
Алчевського хімкомбінату.

Він не цуравсь ніяких спроб:
Від шила-швайки до зубила.
Та був насправді хлібороб –
Свята земля його любила.

Земля - мета його турбот.
Він перед нею мав провину:
Втік із колгоспу на завод,
 І зрештою –
У домовину.

Брати мої! Було нас три.
Ловлю повітря спраглим ротом:
О, як нестерпно для сестри
Усіх нас бачити за дротом!

Чи, може, ти, двадцятий вік,
Йдеш по слідах бісівських ратиць,
Що мусить чесний чоловік
Отак усе життя каратись?

Того, хто втратив цілий рід,
Лукаве слово не привабить.
Той самий світ...
Той самий дріт...
І тільки ми
Не ті вже, мабуть.
                (Мордовія)

* В начале 1970-х Николай Руденко включился в работу по защите прав человека, поддерживал отношения с московскими диссидентами, являлся членом советского отделения «Международной амнистии». В 1974 году за критику марксизма Руденко исключают из рядов КПСС, а через год – из Союза писателей Украины. Писатель был вынужден продать машину, дачу, а работать смог устроиться только ночным сторожем. 18 апреля 1975 года его арестовывают за правозащитную деятельность, но вследствие амнистии к 30-летию Победы, освобождают еще из-под следствия.
Но в конце 1976 году, после оглашения им вместе с Олесем Бердником и Оксаной Мешко создания Украинской Хельсинской группы (УХГ), он становится помехой тогдашней власти и 5 февраля 1977 года в Киеве его арестовывают второй раз. Летом того же года он был осужден за «антисоветскую агитацию и пропаганду» на семь лет лагерей строгого режима и пяти годам высылки. Дело Николая Руденко вмещалось, ни много ни мало, в пятьдесят(!) томов. Естественно, что вскоре специальным распоряжением Главлита УССР из библиотек и торговли были изъяты все произведения Николая Руденко. Писатель отбывал наказание в лагерях Мордовии, Пермской области, Горно-Алтайской автономной области. В 1981-м за активную деятельность в Украинской Хельсинской группе и акций в защиту своего мужа, арестовывают и жену писателя – Раису Руденко.