В одном небольшом городке, в старинном каменном особняке была картинная галерея. По стенам здания постепенно расползались трещины, похожие на разраставшиеся корни старых деревьев. Железная, некогда зелёная, крыша покрылась ржавыми пятнами, а краска на окнах и дверях облупилась и поднялась, напоминая рыбью чешую. Власти уже неоднократно обсуждали вопрос о том, что галерею нужно закрыть, а сам особняк снести. Это решение обосновывалось тем, что картин известных художников, имеющих высокую художественную ценность, в ней нет, здание находится в аварийном состоянии, и для его ремонта понадобятся большие средства, которые гораздо нужнее, например, для ремонта школ и детских садов. Вопрос каждый раз ставился на голосование, однако некоторые из членов городского совета воздерживались, другие голосовали против, потому что ещё хорошо помнили те времена, когда сами были школьниками и ходили в эту галерею на экскурсии классами. А главное, все прекрасно понимали, что на её месте тут же вырастет очередной супермаркет, которых в городе и так уже было более чем достаточно. И галерея продолжала работать, хотя и не приносила никакой выгоды.
В галерее работал смотритель, одинокий старик, всегда одетый в серый поношенный костюм, голубую рубашку с потёртым воротником и чёрный галстук. Всю жизнь он проработал в школе учителем рисования. За это время приобрёл кучу артритов, точных названий которых так до сих пор и не запомнил, и долго стоять на ногах ему стало тяжело. Он понимал, что надо уходить на пенсию, но представляя себе, как, привыкнув за много лет работы к школьной суете и шуму, будет сидеть дома в тишине и одиночестве, никак не мог решиться написать заявление, которого от него ожидали. Когда ему предложили работу смотрителя картинной галереи, он посчитал это за счастье, потому что привык быть на людях, а тут коллектив, хоть и не большой. А главное, здесь можно было наблюдать и общаться с посетителями сидя на стуле. Вот когда проводились экскурсии для школьников приходилось держать ухо востро, потому что дети есть дети и никогда не знаешь, чего от них ожидать.
В галерее его стали звать просто Смотрителем и некоторые даже начали забывать его настоящее имя - Геннадий Николаевич. Он не обижался, потому что полюбил новую работу, а главное, то, что всё свободное время можно было любоваться картинами, многие из которых ему очень нравились, хотя и были написаны малоизвестными мастерами.
Больше всего он любил холст, на котором был изображен небольшой пруд, окруженный ивами и тростником. Вода в нём была почти сплошь покрыта мелкими желтыми лилиями. Посреди пруда плыла лодка, в которой сидели молодая девушка в белом платье и соломенной шляпке и молодой человек с вёслами в руках. В общем – то сюжет был довольно банальный, ведь редко какой художник хоть раз в жизни не писал старых прудов, но эта картина была особенной - на ней присутствовал ветер. Это было видно по ивовым ветвям, застывшим в полёте, склонившемуся тростнику и мелкой ряби на воде в местах, которые ещё не успели заполонить лилии, а так же по девушке, придерживавшей шляпку обеими руками, и напряженной фигуре гребца, налегавшего на вёсла.
Пруд был вполне узнаваем, он находился в этом городе. Картина была написана давно, за это время окружавшие его ивы сильно разрослись, их стволы потолстели, и, не выдерживая собственной тяжести, склонились к земле и воде, приняв новую, изогнутую и от этого ещё более привлекательную форму, отчего казалось, что пруд немного уменьшился в размерах. К тому же он значительно обмелел и на лодках по нему давно уже никто не плавал.
А они с женой во времена их молодости плавали. Смотритель, в то время он ещё был не Смотрителем, а молодым весёлым студентом по имени Гена. Он хорошо помнил случай, как однажды во время их катания налетел резкий порыв ветра, и его жена, тогда ещё не жена, а юная студентка, которую все звали Оленькой, точно так же держала шляпку и просила его побыстрее плыть к берегу, опасаясь, что лодка может перевернуться.
Она не боялась утонуть, потому что верила, что Гена обязательно её спасёт, но идти в мокром платье через весь город было бы нехорошо. Да и возвращаться в таком виде домой было неудобно, тем более что тётка, у которой она жила, обещала её маме за нею присматривать, поэтому была с нею очень строга и могла устроить из - за этого безобидного происшествия целый скандал.
И Гена грёб изо всех сил, хотя в глубине души ему очень хотелось, чтобы лодка и на самом деле перевернулась. Он представлял себе, как, спасая, вынесет Оленьку из воды на руках. Сушиться он поведёт её к себе домой, так как живёт гораздо ближе, чем она. Пока платье будет сохнуть, она будет сидеть на его диване, завёрнутая в простыню, а он будет поить её чаем и согревать в своих объятиях… О том, что будет дальше, он домечтать не успел, так как лодка устояла, а когда они наконец - то достигли берега, ветер утих так же неожиданно, как и начался.
Оленька умерла несколько лет назад, но все годы, прожитые вместе, они часто вспоминали и пруд, и лодку, и шляпку, и каждый раз при этом у обоих теплело на душе и приходило ощущение счастья. По – видимому, настоящее счастье и состоит из таких вот маленьких эпизодов, которые в своё время казались не такими уж значительными и важными, но почему – то запоминались на всю жизнь.
У Смотрителя было ещё несколько любимых холстов, которыми он никогда не уставал любоваться. Например, портрет молодой девушки в алом платье, стоявшей посреди поля, покрытого белыми ромашками, держа в руках только что собранный пышный букет. Мечтательная улыбка и задумчивый взгляд, застывшие на её лице, говорили о том, что она любит и любима.
На противоположной стене, как раз напротив портрета этой девушки, висела ещё одна картина. На ней был изображен молодой человек, стоявший на высоком холме и глядевший куда – то вдаль. Оба полотна были размещены так, что с какой стороны не глянь, всё равно казалось, что молодые люди смотрят друг на друга.
Сегодня рабочий день подходил к концу, когда на улице зашумели листья старого ясеня, росшего вблизи здания. Смотритель подошёл к окну и посмотрел вверх. Небесную синеву быстро заполняли облака, сбивавшиеся в плотные стаи, грозившие обрушиться ливнем. По тротуарам спешили прохожие, подгоняемые ветром, поднимавшим клубы пыли. Перед его глазами взлетел пакет с надписью «спасибо за покупку» и стремительно понёсся вверх. Смотритель провожал его взглядом, загадывая, поднимется ли он выше пирамидальных тополей, растущих вдоль улицы, или нет. Если бы кто - нибудь спросил, почему его так заинтересовал полёт этого пустякового предмета, он не знал бы, как объяснить причину, почему исход этого события был для него так важен, но продолжал за ним наблюдать. Широкий подоконник не позволял приблизиться к оконному стеклу, а железная решётка мешала следить за траекторией полёта пакета и ему пришлось подняться на цыпочки и сильно вытянуться. Он почувствовал, как от напряжения в его грудной клетке что – то щелкнуло и стало очень больно дышать.
- Вот вы где, а я думала вы уже ушли… - услышал он за спиной голос заведующей галереей, Клавдии Иннокентьевны.
- Ещё нет шести, - ответил он, прикладывая руку к груди и осторожно опускаясь на пятки.
- Я хотела вас попросить…
- О чём?
- Мне нужно забрать внука из садика. Я боюсь, как бы нас не застал дождь. Вы не откажетесь закрыть галерею, если я уйду немного раньше?
- Конечно. Вам надо поторопиться… - ответил смотритель, глядя на стремительно темнеющее небо и прислушиваясь к боли, охватывавшей всю грудь.
- Спасибо большое. Возьмите пожалуйста ключи.
Смотритель повернулся к Клавдии Иннокентьевне, взял у неё ключи, и, попрощавшись, застыл, опершись обеими руками о подоконник и улыбаясь, скрывая гримасу боли на своём лице, до тех пор, пока она не ушла. Только после того, как дверь захлопнулась, он позволил себе расслабиться и выдохнуть, при этом ссутулившись и уменьшившись в размере, словно воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Он долго стоял, боясь пошевелиться, в ожидании, пока приступ пройдёт. Когда боль немного утихла, наконец решился сдвинуться с места и медленно, держась рукой за стену, пошел к дивану. Присев, с облегчением откинулся на спинку и вытянув перед собой ноги, стал слушать, как по стеклу забарабанили первые крупные капли дождя.
В помещении резко потемнело, но подняться, чтобы включить свет, он боялся. Вместе с дождём началась гроза. Вспышки молнии следовали одна за другой с такой быстротой и силой, что глаза не успевали привыкать к темноте. Смотритель полулежал на диване, глядя на свои любимые картины. При очередной вспышке молнии ему показалось, что ветки ив затрепетали и взлетели к небу, а при следующей лодка на пруду медленно поплыла к берегу.
От ярких вспышек в глазах Смотрителя зарябило и стало больно смотреть. Он их прикрыл, но, к его удивлению, видения не исчезали, а напротив, на двух других холстах тоже началось движение. Девушка с букетом повернула голову к нему и глядя прямо ему в глаза, немного повела головой, словно приглашая подойти. Ромашки, покрывавшие поле, закачались под порывами ветра. Волосы девушки растрепались и закрыли ей лицо. Платье развевалось, его подол поднялся, обнажив её ноги до самих бёдер. Парень на висевшем напротив холсте сделал шаг вперёд. Застеснявшись, она уронила букет, пытаясь одновременно освободить лицо и удержать подол. Букет рассыпался и ромашки разлетелись по коридору. Ветер усилился настолько, что девушка начала приподниматься в воздухе. Казалось, ещё немного и её унесёт. Молодой человек подался вперёд, желая ей помочь, но рама ограничивала его движения и он ничего не мог поделать.
Смотритель видел, что девушка сильно напугана. Он невольно поднялся с места, подошёл к картине и протянул ей руку. Девушка отвела волосы с лица и улыбнулась, и он узнал в ней свою Оленьку. Она взяла его за руку, но вместо того, чтобы на неё опереться, повлекла за собой. Он с удивлением и радостью почувствовал, как боль ушла, во всём теле наступила необыкновенная лёгкость. Его ноги оторвались от пола и они вместе с Оленькой стали подниматься вверх, к разъяснившемуся небу.
Утром Клавдия Иннокентьевна пришла на работу пораньше. Она знала, что Смотритель так рано не приходит, поэтому взяла из дома запасные ключи. Остановившись у двери и доставая их из кармана, она оглядывала двор, усыпанный листьями и мелкими веточками, обломанными вчерашней бурей. К десяти часов должна была явиться первая экскурсия и нужно поскорее навести порядок во дворе и саду, примыкавшем к боковой стене здания. Сад был крошечным, пара небольших яблонь и деревянный столик с двумя лавочками, окрашенными в зелёный цвет, вот и все дела. Но именно этим он был по - домашнему уютен, и в свободное от работы время все работники галереи любили в нем посидеть и попить чаю.
Клавдия Иннокентьевна вставила ключ в замочную скважину, но, к своему удивлению обнаружила, что дверь не заперта.
- Геннадий Николаевич, вы уже здесь? – окликнула она, заходя в помещение.
Вместо ответа она увидела лежавшего на полу человека. Это был Смотритель. Он лежал вниз лицом, его правая рука была протянута вперёд, словно он пытался до чего – то дотянуться. Попробовав пульс, она поняла, что ему уже ничем не помочь и стала звонить в скорую и полицию. Набрав номер и ожидая ответа она подняла взгляд и посмотрела на картины, висевшие над бездыханным телом, и её показалось, что девушка и молодой человек теперь смотрят не друг на друга, а куда – то в бесконечность.