ЗА ДРУГИ СВОЯ…
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя».
(Евангелие от Иоанна 15 глава 13 стих)
1.Воришка
Конец сентября. В причёсках берез появилась проседь, а солнце греет землю как-то устало и нехотя, словно делая ей одолжение. Тени от деревьев и строений кажутся более отчётливыми и прохладными, а прозрачный воздух в городских скверах приправлен будоражащим ароматом хвои, пожухлой травы и увядших цветов. Порой кажется, что так замечательно пахнут сами солнечные лучи. Хоть духи из них делай! Прекрасная, но немного грустная пора, поскольку все понимают, что уже совсем скоро закружит карусель опадающих листьев и они покроют землю унылым раскисшим ковром.
Славка присел на скамейку в зелёном дворике возле подъезда незнакомого дома, чтобы завязать шнурок на своем «убитом» армейском ботинке. Выглядел паренёк не броско: короткая стрижка, тёмная куртка из заменителя кожи, чёрные джинсы да клетчатая косынка-арафатка на шее. Недавно ему стукнуло пятнадцать, но рослый и крепкий подросток казался старше своих лет.
Этот район Курска был не его. Здесь он оказался случайно, просто после ночной тусовки с приятелями не осталось денег на проезд в маршрутке. На лавочке напротив него расположились два опрятных старичка: щуплый и лысоватый – на вид лет восьмидесяти, и солидный полнотелый – годиков на пять моложе. Худощавый увлечённо рассказывал своему товарищу о море:
– Вряд ли отыщется человек, который не любит море! – с жаром, то ли объяснял, то ли доказывал он собеседнику. – Оно прекрасно даже в шторм! Вот представь: пенистые буруны, начинаясь у самого горизонта, вырастают у береговой черты в огромных чудовищ и яростно бросаются на серые скалы, не страшась обломать свои зубы… – страстно говорил он. – Облако брызг взлетает, словно вздыбленная грива разъярённого льва, вода бурлит и пенится! Часть волны тут же уходит в песок, а оставшаяся, шипя, пятится назад, но её контуры ещё долго различимы на сыром берегу... – рассказчик явно доволен произведённым впечатлением, и продолжает, помогая себе руками, словно дирижируя невидимым симфоническим оркестром: – А утром, словно извиняясь за недавнюю бурю, воцаряется мир и покой. Сверкающая гладь моря чуть дышит мелкой рябью, а искрящаяся волна ласково плещет о прибрежные камни. Влажный песок испещрён оттисками птичьих лапок. И чайки кричат уже не тревожно и скорбно, а радостно и торжествующе…
Славка никогда не видел моря. Фотографии и кинофильмы – не в счёт. Правда, с раннего детства мальчугану нравились книжки про отчаянных пиратов и поиски кладов. А однажды, когда Славке было лет десять, он с мальчишками играл в «джентльменов удачи» и попал в настоящее кораблекрушение... Паренёк хорошо помнил тот случай. За их домом теснились гаражи-«ракушки», а за ними раскинулась большая грязная лужа, наполненная талой водой пополам с мазутом. Как-то ребятишки соорудили из старых досок плот и решили плыть на нём за приключениями. Сорванцы взошли на это хиленькое плавсредство и отчалили. Однако плотик, не выдержав их веса, вскоре "пошёл ко дну" и озорникам пришлось по колено в грязной жиже выбираться на берег. Не самые приятные ощущения…
Чуть позже в руки Славки попала увлекательная книга, в которой описывалась история кораблестроения, а также морские сражения. Прочитав её, мальчишка словно заболел! Довольно скоро он научился отличать барк от брига, корвет от фрегата, а рангоут от такелажа. Так же в книжке содержались сведения о славных победах и трагических поражениях российского флота, начиная со времён Петра I. Юношу очень впечатлило описание подвига моряков крейсеров «Варяг» и «Рюрик», а также эсминца «Стерегущий» (сноска - 1) в период Русско-японской войны 1904 года. Гибель последнего взволновала Славку чрезвычайно сильно.
«Именно такие битвы, – чувствовал он ясной детской душой, – творят историю, а порой превращаются в легенды. Ведь «Стерегущий» вёл бой с четырьмя превосходившими его по всем статьям кораблями противника, на вооружении которых состояло 24 орудия против четырёх русских». Юноша был восхищён мужеством и отвагой матросов, гвоздями прибивших к гафелю изрешечённый Андреевский флаг и сражавшихся до последнего вздоха, доказав тем самым верность старинной традиции Российского флота: «Погибаю, но не сдаюсь!». Однако в первую очередь паренька потрясла стойкость и доблесть сорокалетнего командира эсминца, лейтенанта Александра Семёновича Сергеева, который будучи смертельно раненым, продолжал подавать подчинённым пример безупречного выполнения воинского долга. Достойно приняли смерть и остальные офицеры. Лейтенанта Николая Семёновича Головизнина осколок сразил во время спуска на воду вельбота, предназначенного для спасения раненых. Вахтенный начальник мичман Константин Владимирович Кудревич, после гибели орудийной прислуги встал к пушке и стрелял из неё до тех пор, пока не пал от разрыва вражеского снаряда. К концу боя кораблём командовал израненный инженер-механик Владимир Спиридонович Анастасов, но и его взрывом выбросило за борт… «Это какой же силой воли нужно обладать, чтобы затопить родной корабль и самих себя? – размышлял мальчишка. – В наше время мало тех, кто способен на такой поступок! Большинство струсят. Не знаю, хватило бы у меня храбрости, чтобы пожертвовать собой ради кого-то?».
Откровенно говоря, Славка был довольно ранимым и впечатлительным подростком, хотя старательно скрывал это от окружающих, считая своим серьёзным недостатком. Ему бы стать увереннее и твёрже, поверить в собственные силы, но он не знал, как всего этого добиться, к чему вообще стремиться и с кого брать пример. А вот судьба командира «Стерегущего» поразила парня. Отчасти потому, что фамилия у Славки тоже была Сергеев. «Мне бы такого прадеда!», – восторженно думал он.
Тем временем беседа стариков на скамейке продолжалась. Полнотелый и щекастый дедушка с укором выговаривал сухощавому:
– Игорь Романович, пожалуйста, не обижайся, а рассуди здраво, – шамкая толстыми губами, толковал он. – Для чего ты хранишь все свои книги, письма и прочее старьё? Ты –человек пожилой и вдовый, в одном и том же пиджаке лет двадцать, поди, ходишь, нормальной мясной колбаски купить себе не можешь. Ведь когда-нибудь помрёшь, и всё пойдёт прахом. Продай, уважаемый профессор, своё барахло, пока не поздно, и живи нормально. Путёвку возьми в санаторий, морским воздухом там подыши, сердце и суставы подлечи.
– Ты не прав, Петрович, – обиделся на такую речь Игорь Романович, – это – не «барахло», а семейные реликвии. Я не могу их продать – совесть не позволяет. Тем более что после смерти все документы и артефакты завещаны мной нашему краеведческому музею, а пока я намерен находиться при них – они мою душу греют...
Славка не понимал смысла слов «реликвии» и «артефакты», но смекнул, что речь идёт о каких-то дорогих вещицах, и стал прислушиваться. Подросток рос без отца, а у дежурящей сутками на «скорой» матери не хватало ни сил, ни времени, чтобы поинтересоваться тем, как он учится, с кем дружит и чем занимается в свободное время. А сын связался с плохой компанией. Чтобы выглядеть в ней «нормальным пацаном», Славка и винца успел попробовать, и к сигаретам пристрастился, и даже подворовывал «по мелочи». Юношеский максимализм, желание самоутвердиться любой ценой привели к тому, что после одной из уличных драк он состоял на учёте в инспекции по делам несовершеннолетних.
– Что касается суставов, – с улыбкой продолжал Игорь Романович, – то лучший мой доктор – Багира. Она – умница и единственная моя радость. Вон, с балкона за нами наблюдает.
Старики повернули головы туда, где с лоджии первого этажа на них смотрела пушистая чёрная кошечка. «А профессор-то живёт один…» – отметил для себя Славка. «Вот бы взглянуть на его сокровища…»
– Однако довольно разговоров, – встал со скамьи Игорь Романович, – я же в булочную собирался, – и он побрёл, опираясь на палочку, к арке, ведущей на проспект. Петрович, кряхтя, заковылял в свой подъезд.
Во дворе стало безлюдно и тихо. Лишь в кронах высоких лип бодро насвистывала какая-то птичка. Высунувшаяся в открытое балконное окошко кошка призывно мяукнула, и Славка шагнул в палисадник с цветущей календулой и хризантемами. Когда он протискивался между кустов калины, одна из веток чувствительно ударила его в бровь, словно предупреждая: «Не ходи!», но это парня не остановило. Подтянувшись на газовой трубе, он допрыгнул до нужного балкона и легко перемахнул через перила. Дверь в квартиру была приоткрыта, в её проёме колыхалась полупрозрачная тюлевая занавеска. Славка вошёл в комнату, больше похожую на читальный зал школьной библиотеки. Слева и справа в ней стояли высокие – под самый потолок шкафы, забитые толстыми фолиантами и папками, а в простенках в несколько рядов висели портреты важных мужчин в мундирах: с эполетами и погонами, аксельбантами и саблями. Возле окна скромно приютился письменный стол со старомодной печатной машинкой и макетом прекрасного парусника. «Бригантина», – без труда определил Славка. Он открыл верхний ящик стола, затем средний и нижний, но ничего интересного не нашёл. Казалось, брать здесь было нечего, везде только бумаги, свёртки и стопки писем.
Кошка, бесшумно проследовав за ним в жилище, вдруг выгнула спину и громко фыркнула. И тут воришка заметил висящий на стене кортик. С первого взгляда было понятно, что тот имеет историческую ценность. Потемневшая от времени бронза на оковках чёрных кожаных ножен, рукоять из слоновой кости, украшенная позолоченными втулками с двуглавым орлом и головкой в виде шара. Рядом находились серебряные карманные часы старинной работы. А с портрета над ними невозмутимо смотрел на Славку мужчина с густыми усами и окладистой бородой. Под рамкой имелась надпись: «1904 год. Командир эсминца «Стерегущий» лейтенант А.С. Сергеев, уроженец г. Курска». «Так вот ты какой, мой героический прадед!» – хмыкнул паренёк. Он сдёрнул кортик со стены, обнажил прямой, ромбического сечения клинок и залюбовался. «До чего же хорош! Будет чем перед пацанами похвастаться!», – обрадовался он. Но тут в дверь позвонили. «Полундра! Делаю ноги!» – прошептал Славка, сунул в карман серебряные часы и метнулся к балкону. Двухметровая высота для молодого парня – смешное препятствие. Зажав кортик в левой руке, Славка перескочил через перила. Да только приземление оказалось неудачным. Правая нога мальчишки попала в какую-то рытвину, нижняя челюсть клацнула о согнутые колени, и сознание на мгновение выключилось…
2. Полундра!
…И тут же Славка очутился на палубе военного корабля, мчащего под развевающимся Андреевским флагом. Из закопчённых труб вылетали клубы чёрного дыма вместе с огнём. Парень огляделся и увидел на корме два готовых к бою торпедных аппарата и матросов возле носовых орудий, обложенных мешками с углём. Артиллеристы вращали ручки горизонтальной и вертикальной наводки, а их глаза были прижаты к прицельным трубкам. Из открытого трюмного люка вырывалось облако пара и гари, которое холодный сырой ветер стелил над поверхностью тёмной воды. «Так вот оно какое – море!» – успел подумать изумленный паренек. Он был разочарован. Море не выглядело мягким серебристым простором, ни безмятежной лазурной глубиной, как на картинках. Оно предстало его взору недобрым и холодным исполином, напугало могучим движением воды, сопровождающимся предчувствием большой беды...
От созерцания стихии Славку отвлёк лязг орудийных замков, после чего раздался оглушительный грохот. Корабль вздрогнул от киля до клотика, послышался звон выброшенных гильз. По левому борту, там, куда целили пушки, отчетливо виделись силуэты четырёх вражеских миноносцев под флагами страны «восходящего солнца». Вокруг них взметнулись белые султаны разрывов. По правому борту на более дальнем расстоянии были различимы силуэты двух крейсеров, намеревающихся вступить в схватку с русскими моряками. «Вот так дела! – ужаснулся Славка. – Да я, кажется, попал на настоящую войну! А тут страшно!» Помимо страха он испытывал и холод, поэтому поднял с палубы неизвестно кем брошенную шинель и завернулся в неё, раздумывая, где бы ему укрыться от нежданной напасти. По красноватым вспышкам и облачкам дыма над вражескими кораблями стало понятно, что они дали ответный залп. Некоторое время слышался лишь стук кованых каблуков по металлу палубы и узких трапов. Наконец, столб пламени и громкие взрывы в носовой и кормовой части корабля! Покореженная фок-мачта свалилась на правый борт.
– Свободных к кормовому орудию! – раздалось с командирского мостика. – Посыпать песком, где скользко…
«Что значит «скользко»? – неизвестно у кого спросил юноша. И тут до него дошло: «Скользко – там, где много крови! А вдруг и меня здесь убьют или ранят?» – испугался он.
Орудийные выстрелы на какое-то время стихли – это вражеские корабли совершали разворот для новой атаки. Внезапно перед Славкой возникла плотная фигура немолодого уже матроса в чёрном бушлате, с висящей на груди боцманской дудкой. На ленте бескозырки отчётливо читалась надпись «Миноносец «Стерегущий».
– Салага , ты чего тут застыл? – послышался его грубый окрик. – Оробел что ли?
– Простите, а что происходит? – спросил обалдевший Славка.
– Вижу, паря, тебя крепко контузило, – недобро ухмыльнулся тот. – Мы здесь с японцем сражаемся, дурень! Ну-ка, марш на ют! Там ящик со снарядами рванул, и весь орудийный расчет полёг! Бегом! – рявкнул боцман.
Славка не совсем понимал, что от него хотят, но незнакомец указывал на кормовую часть корабля, куда он и поспешил. Действительно, на палубе повсюду виднелись лужи и потёки крови, возле лееров лежало несколько бездыханных человеческих тел. На юте за первой трубой вблизи от натружено гудящего вентилятора на пробковом матраце, закусив губу, полусидел-полулежал крепко сложенный бородатый офицер в чёрной тужурке с золотыми погонами и пуговицами. Фуражки на тёмно-русой зачёсанной на пробор голове не было. «Так это же – лейтенант Сергеев!» – вспомнил Славка фотографию, которую рассматривал на стене Игоря Романовича.
Лейтенант был чрезвычайно бледен, а на его обеих распоротых брючинах, голенищах сапог и брошенных рядом санитарных носилках с бамбуковыми рукоятками виднелись сгустки крови. Матрос лет тридцати в выцветшей робе трясущимися руками неумело бинтовал его раздробленные голени, постоянно приговаривая: «Потерпите, ваше благородие!». Поскольку повязка тут же пропитывалась алой кровью, было понятно, что подобными усилиями унять кровотечение вряд ли удастся.
– Дай-ка я тебе помогу! – крикнул Славка матросу, и принялся накладывать раненому жгут-закрутку из своего шейного платка выше левого колена, а затем и удавку из брючного ремня на правое бедро.
Кровотечение заметно ослабло...
– Спасибо, – обессилено выдохнул командир эсминца. – Так-то оно лучше… – и, обращаясь к первому матросу, распорядился: – Юрьев, пригласи ко мне офицеров и всех, кто на верхней палубе. У нас есть пара минут передышки...
Юрьев кинулся исполнять приказание, а лейтенант, облизнув сухие губы, спросил у Славки:
– Что-то я тебя не припомню, братец. Из молодых? Как звать? Где научился повязкам?
– Ярослав Сергеев, ваше благородие, – отчеканил тот. – Мать показывала.
– Надо же… Однофамилец, – слабым голосом произнёс командир. – Побудь пока при мне вестовым. И вот ещё что… Это – тебе, – лейтенант протянул юноше серебряные карманные часы. – За усердие… И за то, что крови не боишься. Мне хронометр уже вряд ли понадобится… – и он прикрыл глаза.
Быстрым шагом к ним подошли два офицера и около десятка нижних чинов:
– Николай Семёнович, доложите обстановку, – обратился Сергеев к своему ровеснику, статному господину с правильными чертами благородного лица.
«Лейтенант Головизнин», – догадался Славка.
– Почему теряем ход? – интересовался Сергеев. – Нас может спасти только максимальная скорость и шквальный огонь! Маневрируйте и стреляйте обоими бортами!
– Александр Семёнович, повреждён корпус в районе 1-й кочегарки, вышли из строя два котла и перебита паровая магистраль. Команда борется за живучесть, – доложил старший офицер корабля. – Кроме прочего, лопнул штуртрос – поэтому румпель двигаем вручную! Руль исправляет инженер-механик Анастасов.
– Понятно, – устало кивнул командир. – А что у вас, господин мичман? – обратился он к молоденькому розовощекому офицеру с ямочкой на подбородке. По возрасту тот годился Сергееву в сыновья.
«Вахтенный начальник Константин Владимирович Кудревич», – сразу узнал его Славка.
– Выбило почти всех канониров, Александр Семёнович. У орудий стоят кочегары и трюмные, но они у нас привычные, я их лично обучал… – рапортовал мичман.
Командир эсминца обвёл всех беспокойным и мутным взглядом. Затем, словно прощаясь, посмотрел на небо, по которому летели низкие грязные облака. С каждой минутой он слабел, и говорить ему становилось всё трудней. Окружающие придвинулись ближе, чтобы не пропустить последние слова лейтенанта, передние присели на корточки.
– Господа офицеры, братцы матросы, – негромко произнёс тот. – Сегодня каждому из нас предстоит исполнить свой долг! Мы ведём неравный бой с неприятелем за Веру Православную, Царя и Отечество! Я надеюсь, что никто из вас не помыслит о позорной сдаче родного судна врагу и не уронит чести русского флота... Помните: ни при каких обстоятельствах «Стерегущий» не должен попасть в руки японцев! А теперь – все по местам! Деритесь стойко, храбро и умело... – прошептал Сергеев, теряя сознание.
Матросы молча стянули головные уборы и обратили перепачканные в пылу сражения лица к старшему офицеру Головизнину, поскольку с этой минуты командование кораблём перешло к нему. Не было страха в глазах этих мужественных людей, а только твёрдая решимость и ненависть к врагу…
– Квартирмейстер Иван Бухарев, – пророкотал лейтенант. – Ты всё слышал? Тебе, как хозяину трюмных отсеков, поручаю подготовить всё необходимое к затоплению корабля. А теперь – к орудиям, братцы! Я уверен, что адмирал Макаров уже выслал нам подкрепление. А коли нет… То примем смерть с чистой совестью!
«Вот они – настоящие герои, отважные воины, храбро идущие на смерть! – думал Славка. – И это – не просто красивый поступок. Ведь к такому повороту событий невозможно подготовиться заранее. Это – сверхпоступок, удивительное состояние души, её готовность к справедливому и благородному шагу. Весь экипаж эсминца, как единое целое, стремится к общей цели, к победе, умирая ради того, чтобы жили другие! Что ими движет? – Любовь к Отечеству и чувство долга, честь и совесть. Их убеждения настолько сильны, что заглушают страх, отчаяние и боль. Как же велика должна быть вера в правоту и величие дела, за которую человек сознательно жертвует собой! Ведь они могут ещё спастись, подняв белый флаг, но единодушно предпочли такому позору смерть, показав силу духа русского воинства! Не понимаю, почему мы проиграли эту войну, имея таких отважных людей?..»
Но тут новая яркая вспышка горячей смрадной волной ударила в лицо, на какое-то время ослепив Славку и опрокинув его на палубу. Двоих матросов выбросило за борт. Словно ватой заткнуло уши, а дымом заволокло всё вокруг. Бой возобновился. Снаряды прошивали корпус и надстройки, рубили трубы и мостик, вывели из строя главную защитницу, 75-миллиметровую пушку… Глухо огрызались оставшиеся орудия «Стерегущего», который неуклонно теряя ход, наконец, почти остановился. «Это уже не сражение, а – расстрел! – мелькнуло в голове у Славки. – Шансов спастись, практически нет... А мне так не хочется умирать! Но жизнь – это ещё не всё: каждому человеку важно, чтобы его уважали, кроме того – он сам должен себя уважать. Поэтому я, как все, встану сейчас к орудию, и буду подавать снаряды… Полундра!» – он ринулся к носовой пушке, но очередная взрывная волна приподняла его над палубой. «Это – конец… – успел подумать Славка, падая в открытую пасть тёмной воды. – Как обидно…»
3.Выбор пути
Очнулся Славка от того, что в ноздри ему шибанул резкий запах нашатырного спирта...
– Вот ведь неприятность какая… Ты же чуть шею себе не сломал! – суетился возле него озабоченный Игорь Романович. – Как тебя зовут, братец?
– Ярослав… – юноша сел и осмотрелся. Он находился в палисаднике под балконом заботливого старика. Рядом в траве лежал украденный из квартиры кортик и серебряные часы лейтенанта Сергеева. – Лучше бы я на самом деле свернул шею, – промямлил Славка, – тогда бы сейчас мне не было так стыдно… Ведь я только что побывал на гибнущем эсминце в последние минуты жизни его экипажа.
– Поднимайся, дорогой, пойдём ко мне в дом. Там всё и расскажешь… – суетился Игорь Романович.
А полицию не станете вызывать? – встревожился Славка.
– Бог с тобой, – улыбнулся старик. – Ведь у меня ничего не пропало. Все вещи на месте, но самое главное, что ты жив и здоров.
– А вы действительно профессор? – поинтересовался Славка.
– Да, я – доктор исторических наук, правда, на пенсии.
Вскоре разговор продолжился на маленькой кухне, за чашками горячего чая.
– Раз вы учёный, то объясните мне, пожалуйста, как такое могло случиться? – спрашивал Славка у Игоря Романовича о своём пребывании на корабле российского императорского флота. – То был сон или явь?
– Я считаю, – старик в задумчивости погладил ладонью свой высокий морщинистый лоб, – что мы столкнулись с поразительным и малоизученным свойством нашей памяти. Как известно, без неё нет человеческой личности, и устроена она сложнее, чем принято думать. На этот счёт у меня имеется одна любопытная теория. Я много размышлял над тем, что же такое память, и где она хранится? С одной стороны, любая мысль или эмоция – это реальные биохимические и электромагнитные процессы в нервных клетках. Однако желание изучить их под микроскопом, равносильно попытке разобрать радиоприемник, чтобы увидеть в нем звук… Тем не менее, наш мозг хранит все, даже самые незначительные эпизоды жизни. Объём подобной информации невероятно велик! Наряду с этим существует ещё и память, содержащая знания и опыт предшествующих поколений. Вот, например, животные рождаются с уже готовыми поведенческими реакциями, называемыми инстинктами. Пчелу не нужно учить, как собирать мёд, лепить из воска соты и ухаживать за личинками. Она изначально всё это умеет. Человеку вскрыть кубышку памяти своих предков гораздо труднее, но, как мы сегодня убедились, возможно. Видимо, тебе, Ярослав, каким-то образом помогли вот эти реликвии, – Игорь Романович кивнул на кортик и часы. – Сам ли ты их выбрал или же они тебя избрали? – Впрочем, это уже совершенно неважно…
– Неужели я правнук лейтенанта Сергеева? – с надеждой спросил Славка.
– К сожалению, у Александра Семёновича не было детей. Он родился 18 (30) сентября 1863 года в дворянской семье и был младшим из четырёх сыновей надворного советника Семёна Александровича Сергеева и его жены Ольги Ивановны. Учился Саша в Курском реальном училище, затем поступил в Морской кадетский корпус, откуда был выпущен мичманом. Офицерские погоны и вот этот кортик ему вручил сам государь Александр III.
Славка погладил желтоватую рукоять лежащего на столе кортика и словно ощутил дружеское рукопожатие славного офицера. А Игорь Романович рассказывал дальше:
– В 1890 году Александр Семёнович продолжил специализацию в Кронштадте в минно-офицерских классах, после чего был назначен на флагман русской Средиземноморской эскадры броненосец «Император Николай I», где служил под началом капитана 2-го ранга Руднева, будущего командира легендарного крейсера "Варяг". Там же получил звание лейтенанта. Во время дружественного визита во Францию, он был награждён французским орденом Почётного Легиона Кавалерского креста. Дальнейшую службу проходил на Балтийском море в Петербургском отряде командиром малых минных кораблей. Был удостоен Ордена Святого Станислава 3-й степени, серебряной медали в память царствования императора Александра III и Ордена Святой Анны 3-й степени. Так что наград у Сергеева хватало, но он никогда не слыл карьеристом. Его отличала добросовестность и исполнительность без намёка на угодничество. Зато в дружбе Александр Семёнович был чуток и терпелив. Офицер жил скромно и просто, никогда не заводил выгодных знакомств и не плёл интриг, знать, поэтому и не сделал выдающейся карьеры. Накануне Русско-японской войны, он женился на молодой вдове, красавице Наталье Павловне Милюковой, а 9 января 1904 года, был переведён в Первую Тихоокеанскую эскадру командиром эскадренного миноносца «Стерегущий». Историю подвига его экипажа ты теперь знаешь. Сегодня именем лейтенанта Сергеева названы улицы, школы и боевые корабли…
– Жаль, что я не прихожусь герою правнуком, – расстроился Славка.
– Поверь мне, Ярослав, что это – не главное… – с улыбкой произнёс Игорь Романович. – Ведь никто не запрещает тебе гордиться своим славным земляком-однофамильцем. Важно – оставаться при этом порядочным человеком и быть достойным памяти героя.
– А как это – «быть достойным»? Разве можно совершить что-то действительно великое, если ты не на войне?
– Мне кажется, что не нужно ждать повода для выдающегося подвига, а следует каждодневно совершать неприметные добрые дела. К сожалению, сейчас мало людей задумывается о чем-то, кроме собственного благополучия. Тем не менее, один – сдаёт свою кровь, спасая чью-то жизнь, другой – ухаживает за больным или престарелым ветераном, а третий – вызволяет из беды бездомных животных и заботится о них. И всё это в самое обычное мирное время! Вот – малая доля того, что каждый способен делать регулярно, ничего при этом не теряя! И не думай о том, большие это поступки или маленькие, ведь важна не величина, а сам их факт и твои добрые намерения…
– Ну, а как мне стать таким же стойким и мужественным моряком, как лейтенант Сергеев?
– Если появилось желание связать свою судьбу со службой на флоте, то ты можешь поступить в один из филиалов Нахимовского военно-морского училища, которые находятся в городах Владивосток, Мурманск, Севастополь и Калининград. Лёгкой жизни не обещаю, но настоящего мужчину там из тебя сделают. Только для начала подтяни дисциплину и школьную успеваемость. А я помогу тебе подготовиться к вступительным экзаменам.
– Договорились! – широко улыбнулся Славка.
В своих мечтах он уже стоял на командирском мостике эскадренного миноносца.
1. - На рассвете 26 февраля (10 марта) 1904 г. эскадренные миноносцы «Стерегущий» и «Решительный», возвращаясь в Порт-Артур после ночной разведки, наткнулись на четыре японских миноносца: «Усугумо», «Синономе», «Сазанами» и «Акебоно». Прорыв к Порт-Артуру удался только «Решительному». «Стерегущий» принял неравный бой. Получив серьёзные повреждения и израсходовав боезапас, эсминец затонул (по другой версии – был умышленно потоплен моряками), но не сдался. Из всего экипажа, а это – 4 офицера и 48 нижних чинов, в живых осталось четыре матроса, поднятых из воды японцами.