Маньячка. Снова и снова Лиля прокручивала в голове мелодию, напоминающую сказочный перелив волшебных колокольчиков, нежную, обдающую жаром немыслимой радости. Мелодия вовсе не шла ему. Ему подходили энергичные рок-н-роллы и хрипловато-страстные "Шербургские зонтики", "Долгая дорога в дюнах"... А эта мелодия звонка соответствовала ей самой - в тот момент, когда он звонит ей. Головокружение счастья, сбывшаяся мечта. Из тех, которые не сбываются. Обычно. Ни у кого. У неё сбылось, пусть и отнялось.
Ей опять пришлось заменить "Нокию-звонилку" - новая, с несколькими ужасными мелодиями, оказалась некачественной. В ней его номер путался со всеми, потому как пришлось установить единственный удобоваримый вызов на всех. Да и не важно теперь... В основном она пользуется вотсапом, а экстренные звонки столь редкие, что разницы нет.
Новая, третья "Нокия" оказалась получше, к тому же в ней было больше музыкальных композиций - получилось распределить между наиболее значимыми абонентами. Правда, незнакомые и непривычные, они резали слух. Все. Кроме одной! Той самой, каким-то чудом попавшей в новый телефон. Не задумываясь, поставила на его номер. Зачем? Ведь так она никогда больше не услышит её. Мелькнула мысль - установить ее на Того-Кто-Рядом. Вдруг чувства переместятся вместе с музыкой? Нет, не выдержит она подобного кощунства. Она просто умрёт, заслышав эту мелодию, зная, что звонит кто-то другой - хоть кто. Зато будет возможность ее услышать. Нет, нет, без вариантов. Это его звонок, и точка. Лучше она никогда не услышит ее. Только вот, телефончик, миленький... ну, не зря же ты сохранил её, одну-единственную, изменив все остальные?
Лето с ремонтами, предшкольной суетой (откроют ли учёбу, как оно все будет после жёсткого карантина), обследованиями и предстоящей плановой операцией закрутило, закружило её. Боли не было. Столь сильной. Вернувшийся ее стараниями случайный гость прежней жизни несколько укрепил моральные тылы, - не давая радости, но создавая иллюзию некоей движухи. Встречи происходили крайне редко, обоим не хватало совпадающего времени, но - у неё был кто-то. Пусть это всего лишь передержка. А ей и не надо ничего другого. Сколько ни общалась, ни знакомилась она с интересными людьми, даже несколько очаровавшись кем-то, - рано или поздно запал исчезал, разговоры иссякали. Иногда с их стороны. Она не винила их - ей было все равно, в общем. Пара друзей, о которых она порой думала дольше, чем непосредственно глядя на экран или слушая голос, - стали для нее близкими, но - вот именно, друзьями! Все равно она больше не влюбится. Ну, как почему. Потому что теперь она тоже знает, что такое "одна любовь". Флиртовать - пожалуйста, всегда рада! Под хорошее настроение. Дело даже не в нем. Может, она и его не любит, забудет, разочаруется... И встретит кого-то совершенно прекрасного во всех отношениях, тонкого, страстного, приятного, умного, статусного... Почему её нисколько не трогает эта перспектива? Она смотрит на всех с позиции дружбы, или "это была бы удачная партия". Не желает она больше ничего ни к кому испытывать.
Неужели у него было то же самое? Именно поэтому? Гибель жены много лет назад выжгла желание снова чувствовать, потому что было слишком больно? Тогда - как же она? Удивительно, что это произошло с ним вообще, пусть ненадолго. Его эмоции к ней. Хотя, прошло так много лет... Но он все же не тот. Не борец. Не тридцатилетний. Зачем ему? Жил столько времени один, с выжженной душой, и прекрасно жил.
Появилась она. Испытал сильные эмоции. Порадовался, что далось ещё. Ну и... дальше что? Она замужем. У него ни средств, ни перспектив, особенно после карантина. Здоровье тоже не радует. Да, она звонила. Да, иногда звонил и он. Грустные темы вертелись об одном и том же - закончится ли карантин, сможет ли он работать. С вариациями и рассказами о повседневном. Она грустила и тихонько звала. Он... что он мог ответить? Что прорывать блокаду Линкольна имеет смысл в том случае, когда ты собираешься сделать решительный шаг - жениться, добиться, или встречаться часто, а не ради одной встречи. Что даст им одна встреча? Только то, что она будет плакать, и ждать следующей. А он не может, не в состоянии. Не хочет. Он любил ее, хотел... но он не годится для подвигов Ромео, тем более на седьмом десятке. Если бы она была рядом, одинокая, в соседнем подъезде, скажем - другое дело! Но она - чужая женщина. И, волей-неволей - не суть - все равно принадлежит другому, не ему одному. Что бы там она ни говорила... С ней слишком много проблем. Говорить с ней - чувствовать немой (или не совсем немой) укор, что он не встречается с ней, что не долечил. Пусть она не скажет так, она чересчур деликатна, но, разве он не понимает сам? Беседовать стало не о чем. Рассказывать ей свои страхи? Жаловаться на болезни, депрессию, нежелание вставать с кровати - и так уже наговорил, себе противен. Про личные финансовые дела, связанные с поездками к брату, не касающиеся стоматологии - зачем ей это? Когда-то было он заикнулся о том, начав издалека, и по её вопросам понял, что говорил с ней на китайском языке. Для нее это долго, сложно, не нужно и не понятно. О чувствах говорить? Тех самых, о которых она мечтает услышать? Во-первых, когда у него буквально руки опускаются от происходящего - бурных чувств он не испытывает, а врать не умеет. Во-вторых - скажи ей, попробуй... Что будет дальше, гадать не надо. Она станет настаивать на встрече... Однажды он не услышал её звонков, увидел гораздо позже. И понял, что не хочет перезванивать. Ничего не менялось в делах, здоровье и настроении. Он давно перестал отвечать кому-либо вообще, кроме дочери и братьев. Да с соседями приходилось здороваться. Звонить ей, и снова объяснять тоном больной каракатицы, как все печально? Она и так заметила в прошлый раз, что голос его стал другим. Где-то через месяц она позвонила снова. Три сигнала и отбой. Видимо, приглашение поговорить, если он захочет. Он не захотел. А после пришла гневно-печальная смска, - она сказала, что ей больно, когда с ней так поступают. И пожелала удачи. Попрощалась, то есть. Вздохнул ли он с облегчением? Ему было все равно. Рано или поздно это произошло бы.
...
Ремонт плавно перетек в очередной больничный для мужа. Опять он дома беспрерывно. Болезнь прогрессировала; любая интенсивная физическая активность провоцировала обострения. Машину вести он мог, это было даже легче, чем ходить. Однажды (не в последний ли раз?) Лиля уговорила его свозить к лошадям, проехала сама, прокатила дочку. Только безрадостно как-то все было. Со страхом, с напряжением, с чувством "последнего раза". Казалось бы, такое должно давать максимальный восторг, а вот... никакого. Автомат сплошной, бесчувственный. Песни в машине (да хоть где) вызывали слёзы и какое-то удушье. Она пыталась подпеть вопреки всему, но из горла вырывался писк с рыданиями. Она не могла слушать ничего совсем. Оживлялась, если видела какую-нибудь субару, но не сильно. Да и редко это случалось.
В школу они пошли - заведения открылись, хоть и напоминали спектакль о шпионах в театре абсурда. Разные тайны входы-выходы, в разное время другие для каждого класса. Явки, пароли: "Второй "Б" - вход через мастерскую. Третий "А" - в обход школы, желательно, пробираться вдоль чердака и ползком..." Линейка в масках для первоклашек. Бесконечное измерение температуры, в которое начали играть многие дети.
"Ничего", - думала Лиля, - "вот все немного утрясется, тогда и наберу его. Пока не до того... Ну и ладно, что муж на больничном. Зато она может теперь спокойно идти на плановую операцию (убедили ее все-таки в целесообразности оной), зная, что с дочкой будет находиться отец. Она наготовила еды на неделю. Исписала блокнот пояснениями, как, когда и что разогревать, как ухаживать за попугаем, за чем проследить у дочки, как часто менять одежду, и как запускать стирку, если нужно. Впоследствии выяснилось, что все было зря. Мужу лень было даже подогреть и налить суп по тарелкам. Он просто покупал ветчину в неимоверном количестве, и ел с хлебом. Из-за газа дочка не допускалась хозяйничать в кухне, - в результате она питалась тем же. В хлебнице лежали куски старого батона с плесенью, стол был завален фантиками от конфет, крошками хлеба и яичной скорлупой, присохших к темному пятну кофе. Этого следовало ожидать; Лиля привыкла, но это не уменьшило ярости. Мысленная поговорка, ставшая привычной, вновь прозвучала внутри: "Как прав Максим, что не женится больше. Как прав..." Пусть даже он сволочь, но это не умаляет его правоты.
Оперировать её не стали. Обследовали под наркозом, и отпустили с миром. Пожилая гинекологиня даже пригласила ее в ординаторскую, показать на экране компьютера, что они увидели эндоскопически. Лиля восхитилась. Какая техника! Эх, во времена бы ее учёбы такую! Все видно и ясно, крупно и шикарно. Красиво даже.
- Нет у вас миомы! Ну, интрамуральная небольшая есть, но она ни на что не влияет. Смотрите сами. Вот, вот... Это - просто неравномерность эндометрия. Гормональный сбой может быть, - если мешает жить - подобрать терапию, а нет, так ничего не надо. Вот, глядите, для сравнения вам, - миома.
Огромный плотный, похожий на резиновый, розовый шар, заполнил пол-экрана. Надо же! Восторг просто. Ей не хотелось уходить, она смотрела и смотрела бы дальше эндоскопические картинки - как интересно-то! Но, здесь она не студентка... Поблагодарила, и вышла.
Разумеется, с больницы она и набрала Максима. Ведь лишь здесь она могла... расслабиться, не дёргаться, не быть ежеминутно занятой, да ещё и одной побыть. Пока соседка на процедуре, скажем. Или в коридор выйти... В тёплый и пустой. А не на улицу - под дождь, с подслушивающими соседями. Он не ответил. И позже не позвонил. Не написал. Значит, все. Глухо. Она набрала отчаянную смс, означавшую конец. Попрощалась. После того сама больше не посмеет позвонить или написать.
...
Странно, она все еще была жива. Правда, не могла слушать песни. Зато слушала очередные психологические вебинары, пыталась научиться зарабатывать в интернете. Потом все это осточертело. Заработать не удалось, зато узнала много новой терминологии. И то неплохо. Муж - дочка, дочка - муж.. Один раз подруга, один раз поездка к родным; один раз суррогатная романтическая встреча - романтика заключалась в том, что новая, белая теперь, "Шкода" приехала лично за ней к психоневрологическому диспансеру у черта на куличках, где Лиля брала справку для водительской комиссии. Это тоже была романтика - все-таки получить права нового образца, пусть ей и не придётся ездить... "Шкода" приехала ради неё! "Не корысти ради, а токмо ради встречи с ней, Лилей"... Значит, хоть кому-то хоть зачем-то она нужна - настолько, чтобы раньше встать, приехать за ней, позаниматься приятным для обоих делом (довольно рискованным - в машине средь бела дня, да еще и в карантин), а затем с комфортом отвезти домой. Ценности сместились. Когда ты давно живешь в моральной пустоте, и морально из тебя лишь тянут жилы, поддерживая только деньгами, как таковыми (но именно ты должна закупить на эти деньги продукты, лекарства, сготовить, помыть, обслужить) - тогда даже такое действие для тебя кажется чем-то существенным. Она даёт за это секс? Так и ей дают. Ей, пожалуй, больше нужно. Так что, не идёт объяснение. Мелочь? Да, мелочь. Но - ни муж, ни Максим, ни виртуальные друзья, - не сделали для нее даже такого малюсенького поступка. (Прошлое не в счет - она имеет в виду последние полгода.) Она благодарна сейчас этому человеку, по-прежнему не испытывая к нему никаких чувств.
...
Не думать о нем больше. Он предал, окончательно. Разве что - болеет? Так серьёзно, что не мог ответить? Судя по скупым словам сестры, он исчез со всех радаров. Марте давно не отвечал тоже, причём еще раньше, чем Лиле. Марта обиженно сообщила о том Кате, а больше Лиля ничего не знала. Что-либо спрашивать намеренно Катя отказывалась. Говорить о нем теперь можно было лишь с мамой, которая, видя терзания дочери, набрала его номер. Он не ответил. И в другой раз, с другого номера - не ответил, когда звонила Лиля. Она уже не думала про обиды, она хотела просто знать, жив ли он, в конце концов, хотя бы; в состоянии ли разговаривать. Ничего ни у кого не узнать! А эпидемия пошла вразнос - открыли все заведения: театры, ночные клубы, бассейны... зачем? Вход в масках, но открыто все. Когда вируса не было - позакрывали транспорт и жизненно важные вещи (стоматологии, например...); а теперь, когда ежедневно по четыреста с лишним человек, когда врачи в самом деле стали работать без сна и отдыха в нечеловеческих условиях, когда больных сваливают в коридоры больниц, - теперь начался пир во время чумы. Заболели подруги, одна за другой. Заболела родня в других городах. Появились смерти. Пусть не от самого вируса, но от осложнений, от обострения хронического. Наступило время, когда, кажется, не до игр в гордость. Когда рад весточке от любого знакомого - просто услышать, что с ним все в порядке. Около месяца муж работал на износ. Даже странно... Лиля обслуживала молча и беспрерывно, как заведенный робот. "Делай дело - и будь, что будет"... Тусклый голос, тусклый взгляд. Беспокойные руки, ищущие работу - физическую, или в интернете. Тупая работа в интернете создавала ощущение дела, отвлекала, успокаивала. И не говорить ни с кем. Ни о чем. Потому что - или неинтересно, и лишь болит голова, или больно, больно. От музыки хотелось повеситься - включала иногда, но становилось совсем невыносимо. Мамочка...одна она чувствует всю боль, хоть и не может этого понять. Она сообщила бодрым голосом:
- Задание выполнено! Он ответил.
Задохнувшись, Лиля ухватилась за стенку.
- "Да-да?" - так он говорит? Голос мягкий?
- Так... мягкий.
Она прямо услышала его. Быть не может! Ведь не было его уже нигде, ни для кого, вообще не было! Ответил. Значит, есть, значит, скорее всего, здесь, не уехал никуда... Руку протяни - рядом!
- Ну и чего ты ревешь теперь? Ты же обещала, что обрадуешься, захочешь жить, если хоть что-то о нем услышишь! Я думала поговорить, сыграть, что не туда попала... но не решилась, отключилась.
- И так хорошо... Спасибо! - она все еще хватала воздух ртом.
- Обещай мне хоть вечер улыбаться!
- Постараюсь...
Неделю спустя она повторила тот же манёвр сама. С неизвестного своего номера, случайно доставшегося "в подарок" к одному из телефонов. Сразу же подошёл. Теперь она уже не сползала по стенке, ей даже захотелось поздороваться, - казалось, так естественно. Но рассекречивать номер не хотелось - она положила трубку. Странно. Столько времени не отвечал никому, в том числе и на эти незнакомые ему номера. А теперь сразу. Словно расколдовалось что-то. К тому же сейчас, чудилось, он был куда живее, чем летом, во время последних долгих разговоров.
Но... темы у неё больше нет. Прощальные смски он видел. Не звонил. Не обманывайся, глупая. Это не тебе он приветливо ответил, а неизвестному абоненту... Конечно, можно придумать мыльную оперу, что лежал в больнице с какими-то сердечными делами, было "нельзя волноваться" (будто кому-то можно!); отключал звук в телефоне, а злобная ангел-хранительница Рита залезала туда и стирала сообщения... Не, ну, может, в Мексике такое и прокатило бы, и Луис Альберто утер бы скупую слезу, скатившуюся по морщинистой щеке, а Марианна осталась бы вечно молодой и страстной... Но "это Россия, детка". Всё - значит все. Совсем все. Честно-честно. Правда, честно. Я только пошлю ему смс ко дню рождения, я ведь каждый год посылала такую - почти хамскую, без заглавных букв и восклицательных знаков, без пожеланий. Звучащую, скорее, укором. Или одолжением. Типа: "Да, я помню, когда тебе. Но радости мне от этого никакой." Точно так же она решила поздравить второго Стрельца, следующего за ним, виртуального... Восьмого, девятого. Запомнилось. Он давно перестал писать, как-то очень внезапно. Удивило, обидело? - да, пожалуй. Расстроило? - нет. Баба (мужик) с возу - кобыле легче, как известно. Свято место пусто не бывает - виртуальные знакомые постоянно прибавлялись, некоторым даже отвечала под настроение. Тем не менее, твёрдо решила поздравить его - красивой специально скачанной мужской открыткой, с интересными пожеланиями. Зря, что ли, она открытку искала? Теперь надо послать. Интересно, задергается он, или нет... Просто интересно. Писать ему она больше не будет, скучно. Но поздравит, и проверит реакцию. Хм. Одно и то же действие, а какие разные мотивы. И ведь каждый может ошибиться. Всегда. Она собирается два дня подряд совершить два одинаковых с виду поступка по отношению к двум людям, которые, в целом, вели себя похоже - перестали общаться с ней. Тем не менее абсолютно разный смысл заложен в ее действиях. Реакцию Максима она не собирается проверять. Какое там... Она просто надеется, что это ее поздравление не будет выглядеть ужасным унижением, или чем-то, на что у нее нет права. Ведь она уже сказала: "Прощай!" три месяца назад. То есть ничего и не ждёт. Просто в этот день она не может промолчать. Она настолько счастлива в этот день, словно это её день рождения. И то, что её - на день раньше, чем через неделю - греет душу. Вот никуда ты не сбежишь, рядышком мы! В каждом календаре наши даты соприкасаются уголками, наискосок: тебе во вторник, мне в понедельник... И старимся мы одновременно, значит, не страшно, значит, рядом, значит, мы есть... Никаких проверок. Просто поздравить. И отключить телефон сразу. Чтобы не слышать, как он не ответит, не видеть пустой экран. Все, что осталось...
...
Это случилось. С утра позвонил муж, сообщив, что у него 39,5. Спрашивал, что делать. А зачем ее спрашивать? Разве может она сказать: "Оставайся в ковидарии, не заражай нас!" Ведь ясно, что накроется медным тазом школа, новый год, - все! Даже если ребёнок просто будет в контакте. "Если я останусь в больнице, то, с моим иммунитетом, в куче внутрибольничных инфекций, скорее всего, помру. Дома есть шанс, что выживу. Скажи, что мне делать?" Отвечать противно на таким образом заданный вопрос. Можно подумать, ей оставили выбор. Лихорадочно отвела дочку в школу в последний раз - пока ведь они ещё "чистые". Сама рванулась на такси получить права - если это её последний выход, последняя возможность... Ведь после нового года, говорят, надо будет пересдавать экзамен. А поправятся ли они до нового года? Если выживут. Гори все синим пламенем, а она будет хотя бы с правами! Возвращалась с таким чувством, словно у неё есть личная субару к придачу к новеньким правам. Хотелось выгнать таксиста, и самой сесть за руль. Это был последний всплеск хорошего настроения, агония... Завтра начнётся ад. Все засядут дома по разным комнатам, да лечить мужа, мыть, дезинфицировать, встречать врачей...
...
Она приняла неизбежное, как постриг в монастырь. Закупила продукты, завершила, что было возможно. На четвертый день заболела она, на пятый - дочь. Когда к вечеру температура поднялась выше 38, - вымыла голову, тщательно вымылась целиком. Мало ли, что завтра. Хоть не уродиной попасть в больницу... К мужу приходила врач на актив, в десятом часу ночи. Их с дочкой поглядели наспех - им же не нужен больничный. Взяли мазки, а "каковы дальнейшие действия" - никто не сообщал, в том числе, как лечиться. Конечно, купила противовирусное, литрами заваривала клюквенный морс. Полуспала, иногда просыпаясь, чтобы сделать что-нибудь: поесть, приготовить, выползти до аптеки и магазина. Кто, спрашивается, принесет антибиотики и преднизолон для мужа, если не она? Кого волнует, что она сама болеет? А потом они возмущаются, что люди такие несознательные, инфекцию разносят... По ночам терзала мысль: "Сломаться? Попросить маму позвонить ему, и сказать?.. Ведь так страшно умирать, если он не узнает о том. Но, как стыдно. Перед мамой, в первую очередь. Они не понимают, никто... Что "без музыки и на миру смерть не красна". Страшно, страшно... без него помереть страшно!" А мысли о конце присутствовали, как ни держалась она перед родными. Даже её, так называемая, "нетяжелая форма" - была тяжёлой. Ежедневная постоянная головная боль, обезболивающие три раза в сутки. Одышка, тахикардия - постоянно. Пневмонии у нее не нашли, но особо и не искали. Сатурация в норме, но состояние... три шага - сесть, три шага - постоять... Затем изменился вкус. Она ощущала еду, как "сладкое или солёное", и все на том. Заметив неладное, понюхала духи, спирт, бальзам "Звёздочка". Ноль. Полный. Как так? А если газом запахнет, а она не поймёт? А если где-то что-то прольется, пригорит, стухнет, - она не заметит, и так будет страшно вонять? Обрубок какой-то человеческий, не настоящий. Так жить неинтересно. Ждать нечего. Любви не будет. Запахи исчезли, вкус тоже. Она существует, чтобы обслуживать родных. Зачем? А так надо. Финишная прямая. Кто бы знал, как близка она была к смерти. Морально. Для нее в этом мире не осталось ничего, кто бы что ни говорил, как бы ни смеялась она над смешными картинками и видео по поводу вируса. Она не здесь уже, и ей все равно. Он не знает. И даже если сейчас - к нему... куда она такая? Без вкуса, без запаха, с одышкой на три шага. Пустое бесчувственное бревно, которое лишь помнит - и то смутно - какой была когда-то. Из всех чувств - одна боль, что он не знает, не знает ничего о том, как она жила, как ей сейчас. И не узнает. "Почему это так важно для тебя?" - недоумевала мама в отчаянии. - "Какая разница, знает, или нет, если вы не встречаетесь; оставь себе хорошие воспоминания и отпусти его!"
Вместе с ковидом пришла еще напасть. Крысы в подвале, у подъезда. С каждым днём наглевшие все сильнее. Никому в доме, кроме нее, не было до них дела. ЖКХ по телефону кормило обещаниями выполнить дератизацию, но ситуация не менялась, только прогрессировала. Крысы не давали спать ночами, шебуршались, грохотали в подполье, пищали, не обращая никакого внимания на топанье, стук по стене. Лишь включенный электрический пол на кухне ненадолго утихомиривал их. Она находилась в страшном сне. Муж не мог помочь, ему было слишком плохо, чтобы спасать Лилю. В конце концов она написала главе республики - и плевать, что о ней подумают. Пусть хоть кто-то займётся этим. Отреагировали, хотя бы. Клятвенно обещали приехать... когда закончатся новогодние каникулы. Кому есть дело до страха простых людей; все хотят праздновать и веселиться. Лиля выходила из подъезда, и уже разговаривала с крысами. Правда, в основном, матерно... Человек ко всему привыкает. Раньше, увидев крысу издали, она бы рыдала сутки, а теперь вот так... И этого он тоже не знает. Как многого он не знает...
Седьмого числа она думала лишь о завтрашнем дне. Ругая себя. Неожиданно пришло сообщение по вотсапу от далёкой троюродной сестры: "С днем рождения!" Она так обрадовалась, не передать. Что ее сейчас поздравили, накануне Его дня... Привязали ее к нему! Что ответить человеку? Оля не поймет ее радости. Благодарила изо всех сил, плевать, что девчонка спутала дни! Лиля, если честно, вообще не помнила, в каком месяце Олино. Запомнить хоть месяц - уже супер! Тем более, человек на скорой работает, завалена вызовами по самое не могу...
Около пяти вечера она набрала свою сухую-стандартную, без восклицаний. Смотрела в телефон секунд десять. "Сообщение отправлено"... Ее била дрожь. Бросила телефон в сумку, и отошла подальше. Когда он хотя бы прочитает - я икну! Значит, не прочитал даже, тем более, не ответил. Пошли гулять с дочкой. Ну, то есть, добрести, держась друг за друга, до магазина. Она уже научилась заказывать тяжёлые продукты курьером - картошку, капусту. Как радовалась дочка, когда им принесли йогурты и пирожки - интересно ведь разбирать полученную посылку, а не то, что сама купила...
К ночи стало тяжко. Не ждала ответа, не ждала. Без надежды писала. Но все же... все же, как он мог, так! Утром ей нужно позвонить на "горячую линию", спросить ответы очередных анализов, и еще кое-что. Как возьмёт она телефон, как сможет увидеть эту пустоту в нем? Она не выдержит... Нет, выдержит. Только это будет утром, не сейчас. Ужасный день, когда он не ответил, останется в прошлом. Она сможет.
Как гремучую змею, вытащила его из сумки за наушники. Сразу, сразу набрать 112, резко, не глядя! Две смс... Нет, не то... Конечно, скидка из "Улыбки Радуги". Но вторая-то! "Спасибо, приятно!" Отправлена вчера, двумя минутами позже, чем ушла её. Ты ж моя идиотка! Полсуток мысленно рыдать... чтобы сейчас затопило счастьем. С чего бы? - скажут умные эксперты отношений. Он всего лишь вежливо ответил, забыв через секунду. К черту всех умных экспертов! Да знают ли они... конечно, не знают! Если бы хоть раз кто-то из них так любил, если в встретил бы его, - засунул бы все свои умные рассуждения себе... ах, нет, так выражаться неприлично. Но, в общем, все поняли...
К четырнадцатому взгрустнулось немного. Ну, это уж... хотелось, конечно, написать "и меня с днём рождения...", или что-то в этом роде, - но не станет она. Подождёт нового года. Хотя на новогодние он не отвечал раньше никогда, - позже, когда она приходила, например, через неделю, или раньше, - выдавливал что-то из себя. А в сам праздник часто уезжал к брату, телефон выключал, видимо.
Приготовила салатик. Последнее время она заинтересовалась новыми рецептами с интернета. Случайно натыкалась на них, тупо зарабатывая в "Яндекс Толоке" - и дело вроде, и думать не надо. Зато постоянно там фотографии аппетитных блюд. Насколько ей надоело готовить ежедневку, настолько же стало интересно попробовать новое... только не хватало сил, и тупила голова - одна из главных побочек ковида. Стоишь на кухне полчаса, оглядываешься: "Зачем я сюда пришла? Что хотела? Есть ли у меня продукты для такого блюда? Не помню..." Но всё-таки... Нажарила оладий с яблоками, изюмом и творогом. Муж потихоньку начал вставать. Сам сходил на приём. Притащил шикарные розы. Просто шикарные. Почувствуйте себя звездой... Вот еще бы не надо было их подрезать, колоться шипами. Сейчас даже самая ерундовая нагрузка для нее - лишняя. Относительно неплохое настроение. Теперь отдохнуть, пока дочь сидит в компьютере, перенесенном в ее спальню, а муж ужинает, глядя свои фильмы в телефоне.
Она ушла в дочкину комнату со всеми тремя гаджетами, улеглась на кровать. Ответить, кому там что... На мобилке тариф сменить, - операторы, пользуясь ее болезненным равнодушным согласием, снова навязали ей какие-то ненужные опции.
Что это? Что?! Злая шутка? Сон? Смс от него?! Не может быть! Открыла, не веря. "С днем рождения! Обнимаю, целую, поздравляю!" Что-о-о?! Это не он. Это кто-то из виртуальных друзей, для которых ничего не стоит написать слова "целую, обнимаю". Которым и она может так... и порой это действительно от души, но дело не в том... Он никогда не писал в смс ничего, что указывало бы на личный характер их отношений. Это не он! Но на экране светилась фамилия. Кто-то другой с его телефона? Но откуда другому знать ее день рождения? Однако, с одиннадцати утра висит. Как бы ни было, а надо ведь ответить. Бегло набрала "Спасибо!", без всякого прочувствования момента, словно испугавшись, что, если на секунду опоздает - покажется, что нарочно тянет время. Она не желает выглядеть перед ним нарочной, ни в чем! Перед глазами плыли круги. Больше всего хотелось закричать. Или нестись из дома на такси туда... просто, ни зачем. Его там нет. Просто сделать что-то. Набрать его? Набрать, и заплакать в трубку? Не делать ничего, потому что она не может ничего. Кроме как кричать нечленораздельно. Но этого она не может себе позволить. Муж дома. Мамы нет в сети. Сестры тоже. Все же она написала им судорожные, заикающиеся вопросы: "Это ты ему позвонила/написала, и попросила обрадовать меня? Скажи, кто из вас это сделал? Спасибо, конечно, но от таких шуток может случиться инфаркт". Никто не отзывался. Есть же простой телефон, тот самый, в котором смс. Набрала маму. Шепотом кричала.
- Это ты? Ты ему позвонила? Скажи! Или Катя? Кто из вас? Сказал, что эта дура болеет, и думает только о тебе? Он НЕ МОЖЕТ помнить, когда мне! Он раньше-то не помнил особо! И не поздравлял, пока я не скажу!
- Очнись. Никто ему не звонил, мне бы в голову не пришло. Не стала бы я так унижаться. Катя тем более не может - она все равно категорически против ваших отношений. Только не говори ей. Вообще не говори, не напоминай о нем. Ну, не может она это принять. И никогда не стала бы ни в чем помогать. Все он помнит. Вид делал равнодушный, специально, чтобы немного тебя охлаждать, отдалять. А сейчас бояться нечего...
- Да? А это: "целую, обнимаю"? Как это понимать?!
- Так написал? - чуть ли не впервые она услышала изумление и злость в голосе мамы. - Вот сволочь! Зачем он надежду тебе дает!
Не для нее это было сказано, не думая. Искренняя реакция возмущения и недоумения.
- А я вам обеим в вотсапе написала... что же делать теперь. О! Катя не в сети, не видела сообщений. Можно же удалить в течение часа!
- Удали. Не говори ты ей ничего про него.
- А что мне делать теперь? Хочется... что-то делать. Только я ничего не могу.
- И не надо. Ответь, и все. И радуйся. Ты можешь просто поверить в хорошее, и хоть день ПРОСТО порадоваться, не психуя, не думая, что и почему? Видишь теперь, как он к тебе относится? Ты ведь хотела знать это. Ты мечтала хоть услышать, что он жив. Почему не хочет или не может встречаться - другое дело. Но отношение-то видишь! Катя... не права. А ты, хоть сегодня - будь просто счастлива этим!
- Да... я постараюсь. Надо как-то прийти в себя.
...
Больше ничего не изменилось, собственно. Кроме одного - теперь она могла слушать музыку. И даже петь сама. Иногда. Изредка. Потихоньку, не сознавая. Хотелось большего, и сейчас казалось - без этой смс она бы просто не могла жить дальше. Казалось, конечно. Всегда нам кажется так. А на самом деле человек привыкает ко всему, и живет в любых условиях. Просто поразительное существо, по приспособляемости. Эксперимент чей-то. Другое дело, как живёт - может ли улыбаться, может ли петь. Улыбаться она ведь тоже разучилась. Теперь старалась заново освоить науку.
Новый год встречали радостно, несмотря ни на что. За два дня съездили к родителям, и это было прекрасно, чудесно - мама придумала не накрывать общий стол, так как еще не праздник, а всем разойтись по интересам. Зять с тестем обсуждали технику и политику, и их было не слышно. Дочка смотрела мультики, рисовала в бабушкиной спальне, периодически подсаживаясь к женской половине. А Лиля с мамой обсуждали книги и цитаты, психологию и рецепты, ювелирные изделия в каталоге, рассматривали камни, пили чай и наслаждались отсутствием политики и прочих мужских тем. К этому времени пришли отрицательные результаты тестов, и навестить родных стало не опасно.
Правда, на ёлку в школе они не попали - не дали справку о полном выздоровлении, отрицательный тест еще не означает этого. Хотя глупость бюрократическая, елка ведь - не учёба. Ну, бог с ним... Главное, дома отметить. А хотелось. Уж как хотелось проводить 2020й... Зато впервые в этом желании объединился весь мир. Все желали одного... и бой курантов воспринимался особенно. Зато совершенно не хотелось слушать речь президента, смотреть "С лёгким паром!", и ужасный "Голубой огонек". Лиля нашла какой-то милый музканал, где шли старые песни в приятном исполнении, и они даже потанцевали с дочкой. Затем муж ушёл спать, а они все слушали салют, и звонили по вотсапу и Кате, и племяннику, и старым верным интернетным друзьям.
И, конечно, за час до нового года, она послала поздравительную смс, с припиской: "Как вы?" Ответ не сильно порадовал, но немного успокоил: "С новым годом! Живем помаленьку". Все же он тут, рядом с ней, тоже встречает новый год. В отличие, скажем, от Вани, который куда-то исчез, и ответил-поздравил лишь через несколько дней. Зато и предложил встретиться, конечно. Но она пока не могла... Ни по времени, ни по своему состоянию ещё.
- Мам, а может, я должна сама позвонить? Он ведь не может. Хотя, нет... хотел бы - написал бы в смс, чтобы позвонила. Хотя, он гордый.
- Нет, не лезь. Не звони. Можешь опять поздравить с чем-нибудь, шуточно, праздники будут... Не навязывайся.
Слушая излияния Нели про давнего женатого любовника, она невольно меняла местами мысленно себя и его. Неля жаловалась, как больно, когда он все равно уходит к жене, живёт с ней, заботится. Вспоминала себя, как звонила ему с Крыма, и обижалась, что он не ценит ее звонков. Для нее было: "И здесь, и сейчас, я думаю о тебе!" Для него, возможно, звучало иначе: "Мы-то с семьёй вместе, такие крутые и классные, ну и тебе привет, ладно уж..." Ей хотелось показать, что и у нее бывают радостные дни, и она ходит в ресторан, и веселится, и танцует. Ему слышалось: "Я молодая, у нас крепкая семья, мы танцуем и развлекаемся, ну, а к тебе прихожу - это мой каприз, и жалуюсь, если мне иногда грустно". "Я отправлю к тебе мужа полечиться, я не могу ему сказать, что ты его не примешь... он тоже хочет. Заодно и подешевле." Тогда она была настолько уверена в его "крутости", пусть даже большая часть ее в прошлом; в том, что ревновать он не может - ведь она так явно любит! Так явно показывает это. Он не может не понимать. Скрыть бы от него это, чтобы не считал навязчивой. В результате, возможно, делала ему больно. Даже если не любил - все равно неприятно. Когда показывают, как без тебя хорошо где-то в Крыму, с мужем. Ей казалось, что у него насыщенная и яркая жизнь, и хотелось не ударить носом в грязь. И наоборот... Запутались оба, и вместо теплой простоты появилась тайная борьба, игры в гордость.
...
Она дожила до конца каникул. Они высидели трехчасовую очередь к педиатру, чтобы получить заветное разрешение посещать школу. Потихоньку. Потихоньку. Радуйся, что живы. Не все после этого живы. Даже молодые. Упорно терзает мысль, что он не знает, как она жила этот декабрь. Поздравил - да, но ведь не знает ничего! У неё было столько эмоций, которые хотелось рассказать ему. Тогда хотелось, в момент. А теперь уже...
Крещенские морозы в этот раз удались. Под минус тридцать. Как раз, когда ей все приходится делать самой. Ну, почти все. Возвращаясь из школы, набрала послание: "С Крещением! Купаться в проруби пойдём?") Вспомнит ли, что Крещение - это их "день свадьбы", как она называла про себя. (А как еще назвать, чтобы коротко и ясно?) Нет, конечно, ни фига он не помнит. Но теперь не было страха, что не ответит. ТАКОГО страха. Напомнила про "мы вместе", шуткой, словом "пойдем", но... Не ответил. Зарвалась, видимо. Надоела. Что на глупости отвечать? Ну, вот зачем она пишет такую ерунду?!
Страдать и думать было некогда. Забыла даже. Немудрено. Мужу становилось все хуже, работал он из последних сил, держась на больших дозах лекарств. А теперь их было еще и не достать - раскуплены в связи с коронавирусом, а у поставщиков перебои. Ситуация была катастрофической. Лиля не могла понять - как можно не давать в продажу жизненно важные для многих гормоны, и другие препараты?! Как такое возможно? Они ездили по аптекам, обзванивали их. Из машины страшно было нос высунуть. Мало всего, еще мороз достал! Ощущение жизни на вулкане, ежечасно. На ледяном, правда. Мир рушится, знакомые болеют, кто-то умирает; их семья неизвестно как будет жить дальше... В самом деле, у деда мороза на праздник надо было просить пощады.
За день до Крещения муж порвал связки на ноге. Сообщил, что завтра его в гипсе отвезут в больницу. Ездить по вызовам больше не сможет, будет заниматься бумажной работой. Если выйдет на работу, конечно. Когда-нибудь. Прощай, машина, прощайте, поездки к маме. Прощайте, лошадки и свободное время. Здравствуй, полная нагрузка, включающая в себя уход за всеми, на ее плечи. Тем не менее, на вечер запланирована смена батарей, и отменять поздно. До ночи она убирала, протирала, отмывала грязь во всех комнатах; выносила на помойку обрезки ржавого железа. А вода из-под крана шла все холоднее с каждым днём, и лишь сейчас Лиля догадалась спросить мужа, не колонка ли барахлит. До сих пор думала - из-за морозов. "Да, наверное, надо чистить теплообменник. Я бы мог это сделать, но не сейчас же. И вообще жильцы не имеют права сами чинить газовое оборудование. Я давно наблюдаю, что пламя стало красным, а не синим", - спокойно ответил муж. "Так какого черта ты говоришь это только сейчас?!" - Лиле хотелось завизжать, но у нее не было сил. К тому же он болен, ему совсем плохо, действительно плохо.
- Если вызовешь мастера, могут сказать, что надо купить новый теплообменник, или колонку. Можешь съездить на такси, позвонишь мне из магазина, я проконтролирую, какую лучше. Это надо ехать в сторону Московской, там свернуть...
- Хватит! Я не поеду ни в какой магазин, не грузи меня! Пусть мастера решают и привозят, должна же быть хоть какая-то совесть у них, и так им заплатим!
Вода текла ледяная. Чтобы получить тонюсенькую струйку комнатной температуры - хоть условно ополоснуться ей и дочери - надо было слушать страшное гудение; казалось, сейчас они взлетят на воздух... В кухне полыхало пламя, вырывавшееся наружу, воняло жженой пластмассой, копоть летела в потолок. Утром мужа отвезли в больницу, дочь ушла в школу, а Лиля дозванивалась до газовщиков. Единственный телефон, по которому можно было оставить заявку - это горячая линия. "Если вам нужно оставить заявку на техобслуживание, нажмите два..." Дальше играла музыка. Без намёка на возможность ответа. Даже без "все наши операторы заняты, ваш звонок триста двадцать первый в очереди..." Глухо. Куда бы ни позвонила она ещё - ей снова называли этот номер.
Поэтому как-то не сильно переживалось, что Максим не ответил на ту смешную смс. Она просто забыла о нем... И, обнаружив ответ через сутки, на этот раз уж точно совершенно случайно, - просто наткнувшись, забыв,- конечно, обрадовалась, но потрясением не стало. Она даже не сразу поняла, что он написал: "Не, лучше в баню". Пару секунд тупо думала - к чему это? Вспомнила - она же "звала купаться в проруби". Ну... здорово. Только ей надо решить эту проблему. И уже бежать в школу. А назавтра она записана в нелюбимый "Денталь", - а куда деваться? Номерки теперь редкость, нельзя пропустить. И... поспать бы... и помыться! Хоть в бане, хоть в проруби!
Она рылась в интернете, нашла все, что хоть как-то связано со словом "газ" в их городе. Надо же! - один из телефонов ответил. Живой такой, человеческий голос! Не робот-бубнилка, и не музыка.
- Здравствуйте, вы как-то связаны с газом?! - выпалила Лиля.
- Здравствуйте. С бытовым - нет, у нас другая компания. Я ухожу уже вообще-то. А что у вас?
- Колонку отремонтировать. Не могу дозвониться до мастеров.
- А, да. У самого недавно проблема была та же. Не берут они трубку, девушка. Вообще не работают. Но, знаете, есть такой магазинчик "Севергаз", на Октябрьском, 15. Там теперь и контора. Только телефона у них тоже нет. Вернее, он есть, но они не подходят. Я к ним съездил, поругался, заявление написал - вызвали.
- Я-то не на машине...
- Да, еще и метель. Транспорт в пробках стоит. Это да. Но вот все, что знаю. Простите.
- Спасибо, - растерянно.
Надо было прицепиться к нему и уговорить съездить. Но кто она чужому человеку?
Рассказала маме. Самой бы подобная мысль в голову не пришла. "Позвони Максиму. Вот тебе и повод".
Почему-то не пришла. Ясно - почему. Если бы она решилась ему позвонить, то - когда уже все починено, а она, чистая, ароматно пахнущая, "вся в белом и в блестках", - игривым тоном спросила бы, как у него дела. А не жалкой замотанной золушкой в саже охрипшим голосом униженно просить о помощи, да еще и не получить...
Утром, перед походом в "Денталь" она еще полчаса повисела на музыкальном телефоне. Бесполезно. Не работает. Врача пришлось ждать - пробки в городе. А она-то думала, что опоздала, бегом бежала через пургу. Не теряя времени, спросила медсестру и администратора, - не знают ли они что-нибудь про газ.
Добравшись домой сквозь метель, смертельно уставшая (а сколько ей еще придётся возиться с этим мастером потом, возможно, жить без колонки совсем некоторое время, убираться после починки или замены!) - набрала смс-ку. Это было глупо, но звонить не хотелось. И все же пусть у него будет возможность "не прочитать", или ответить односложно. "Прости за беспокойство. Нет ли у тебя знакомых мастеров по газовым колонкам? Не получается вызвать вторые сутки. Муж в больнице". Вроде и не стоило про мужа. Но, в то же время, надо пояснить, почему не он занимается этой проблемой. Снова принялась звонить. Так, уже не надеясь, но все же. И вдруг дурацкая музыка оборвалась, женский голос спросил, что она хочет. Да уж. Неожиданно. Вызвала мастера на понедельник, то есть, еще два предстоящих выходных мучиться с еле теплой струйкой под страхом извержения вулкана. В лучшем случае, если хоть так будет продолжаться.
И тогда услышала заветную мелодию телефона. Блин! Что же теперь сказать ему? Иногда правда выглядит гораздо более похожей на ложь, чем любая ложь. То есть, "я не могла вызвать, поэтому написала тебе, но вот буквально минуту назад, ой, уже дозвонилась, уже не надо... " Словно она просто хотела проверить его реакцию. Но, если он предложит помощь - как ей отказаться? Если не откажется, ему сообщат, что мастер в данную квартиру уже назначен. Фантазировала на ходу. Не успев проникнуться важностью момента. Ведь не надеялась услышать эту трель, но не напрасно новая "Нокиа" сохранила ее! Летние звонки звучали обычным общим звонком, а эта... эту она не слышала с марта, наверное...
"Ты слышишь её! Запомни, почувствуй!" Никакого эффекта - и даже почему-то никакого страха, что говорить, как говорить. Обычно...
- Привет! Звоню, писать долго... - (извиняется, что звонит? Думает, она не рада? Неловко звонить после такого молчания? Просто вступление, разумеется. Машинальное. И даже в этом улавливается их схожесть мимолетная. "На звонок отвечают звонком, на смс-ку - смс-кой". Не то, чтобы кредо, или пунктик, но, словно бы негласное правило хорошего тона для нее. Чтобы поступить иначе, должна быть причина. Такая, как сейчас, например.) - Сидел, соображал, как помочь. Не знаю особо никого, был один человек, но сейчас он не там уже. Видишь, у нас-то колонки нет, поэтому я не совсем в курсе.
(У них нет колонки. Надо же, она забыла. И потому - это не та отрасль, где у него "все схвачено". Лишь потому. Иначе, конечно, он бы знал все в подробностях. И ей помог бы, и любому другому в такой ситуации. Это нормально - как говорил Гоша в "Москве слезам не верит". Мужчина должен разбираться в мужских делах, и знать все тонкости, - это нормально! Если бы у него был газ, он бы точно знал. Вот она воспринимает этот мир также. Конечно, она много накручивает. Слишком много ищет в его словах, но... его слова для нее просты и понятны; созвучны с ее мироощущением. Собственно, в ее мироощущении нет ничего сложного, и это тоже нормально.)
- И ладно уже. Мне буквально только что папа позвонил, он собрался сегодня по делам в город, так что, думаю, все решится.
(Именно папу приплела. Не друга подруги какого-нибудь, ни загадочного "знакомого", пытаясь вызвать интерес. Папа - для него звучит близко и понятно. Он сам вечный папа взрослой дочери. И она выглядит чистой, кристально-честной, и... юной. Перед ним не хочет выглядеть "самой с усами", что, мол, справилась сама. Нет, ей нужна была помощь. А то, что папа, якобы, опередил его, - так на то он и папа - заботиться о дочке с внучкой. То есть помог другой мужчина (мы не обошлись бы без вас!), но, такой, к которому придраться невозможно, и соревноваться с ним не нужно. К тому же, папа, наверное, знает о проблеме уже вторые сутки, а сейчас появилась возможность помочь. Логическая цепочка в голове гораздо длиннее, чем звучит фраза. Но звучит идеально.)
- Так то, газовая компания на Путейской ведь...
- Да. Но они не берут трубку. По одному телефону я узнала, что теперь заявки принимают в магазине "Севергаз" на Октябрьском. Только там нет телефона, а нужно ехать и ругаться. Вот папа туда и...
- В магазине? Надо же.
- Ну, раньше это был магазин, а теперь там еще контора. Конечно, даже если он вызовет сегодня, раньше понедельника мастера не жди. Опять ковшичками мыться.
- Да уж... - (он понимает, что значит "не помыться". Без слов. Он такой же. Пусть они не говорили об этом, но она знает, что и для него так. Лечь спать, не приняв душ, не поплескавшись в удовольствие, не смыв с себя дневное напряжение - это же просто не уснуть!) - А почему муж в больнице? Из-за ревматоидного, обострение?
- Да.
Она не стала уточнять про травму. Ведь он опять спросил самую суть двумя словами. Травма - вторична; где тонко, там и рвется. Не хотелось лишних слов.
- Прогрессирует... Паршиво, конечно. Есть знакомый тоже, так пальцы уже такие, что крышку с банки снять не может.
(Детская непосредственность. Прямо, и, можно сказать, грубовато. Сразу вспоминает свои примеры, знакомых, сопоставляет, - как и она, кстати. Хоть она и старается молчать иногда. Но у него это не раздражает. (Просто потому что в нем ничто не раздражает? Что первично?) Без излишего сочувствия в стиле кудахтанья, охов и ахов, слышишь сопереживание. Он дает понять, что представляет ситуацию, ее масштаб и конкретику. Не преувеличивает и не приуменьшает. Словно бы внутри ситуации, с тобой рядом, смотрит на нее теми же глазами, и видит то же. Ему не нужно разъяснять. Его грустные слова звучали бы жестоко для того, кто впервые столкнулся с этим, не верит и не понимает. А для нее - нормально звучит. Ей приятно, что он понимает. Не говорит: "Ой, да у всех суставы болят иногда; просто надо делать упражнения, пить витаминки, и все будет хорошо!" - словно бы отмахиваясь от тебя, игнорируя, как поступают многие, с кем не хочется продолжать разговор - ибо они не понимают, о чем речь. Не слышат. Или: "Не может быть! Нет, наверное, ошибка? Точно проверяли? А врач что сказал?" - уточняя глупыми вопросами, словно оскорбляя тебя недоверием, желая заподозрить в излишней драматизации, когда ты просто сообщаешь факты.
- Да... Работать, как прежде, не сможет. У вас как дела? Ты на работу не вышел, хоть куда-нибудь?
- Нет. Дел много, носиться приходится. Сейчас вот снег разгребаю, занесло все, сугробы; не пройти и не выехать. - (На нее как свежим воздухом повезло. Такие древние воспоминания, такие нормальные. Мужик чистит снег. Всегда. Вечное мужское дело зимой. Когда-то и муж занимался этим; так давно...) - Сейчас надо ехать в больницу. У бабушки обнаружилась новая онко. Был уже один рак, но она справилась с ним, а сейчас новый. Это семейный, родовой - (Лиля уцепилась за это слово со страхом; затем дошло, что бабушка не родня ему. Она родная Рите. Показалось неприятным, что скрыл диагноз, выспренно как-то прозвучало; затем дошло, что не очень приятно, возможно, говорить, какого именно органа. И орган может оказаться интимным, и просто неприятно уточнять, тем более, когда речь о другом человеке.) - Возьмут ли оперировать в ее возрасте. И вообще, чтобы сейчас приняли в онкологию... Мне тут недавно предложили вакцинироваться, вот думаю. С одной стороны, сделать, и можно будет не бояться ничего. Хотя я уже старый.
Опять он про свое! Про старость. Но сейчас она не будет разубеждать его, это не к месту.
- А у вас... не было?
- Нет пока.
- Мы-то все переболели уже, в декабре.
- Да что ты... Тяжело? - (тихо, с нужной интонацией. Умеренно сочувственно-проникновенной, но без пафоса: "Да не, вам, наверное, показалось, не может быть, ведь это так страшно!" В то же время без равнодушия, словно все это ерунда какая-то, и сейчас больше половины республики переболело, так что, Лилей больше - Лилей меньше... Почему-то зачастую в реакциях людей ей слышатся отголоски того или иного восприятия. Это раздражает. А его слова всегда очень просты, он не старается показать ничего лишнего, он просто словно с тобой рядом, словно вы чувствуете вместе, и каких-то особых, вычурных слов вам не нужно.) Тяжело! Для неё - тяжело! Хоть и считалось, что у нее "лёгкая форма". Это для вас лёгкая, а попробуйте в этой "легкой" тащить на себе всю семью, покупать - таскать - готовить - лечить, да еще с крысами бороться...
- Кто как. Он - тяжело, мы, наверное, средне. Декабрь провалялись - (пусть он вспомнит дни рождения, поймёт многое без слов. Ему можно сказать немного, зная, что донесла нужный смысл, эмоции, которые хотела передать.) - Знаешь, в чем-то даже интересно, - задумчиво. - "И стайкою, наискосок, уходят запахи и звуки". Все другим ощущается. Потом потихоньку возвращается... Ладно, давай, - оборвала саму себя. Вспомнила, что он собирался "нестись" по делам, и, возможно, она задерживает. Возможно, говорит лишь из вежливости. Нельзя позволить, чтобы он первым сказал: "Давай, мне пора". Она не переживёт этого. Значит, оборвать. - Сейчас папа звонить будет. Давай, пока. Спасибо, что позвонил.
Отбой. Все. Странно. Ни сердце не выскакивает, ни по стенке не сползает. Словно вчера расстались. А все же... как мало она узнала. Как быстро оборвала все, не узнав, что бы стал он делать, если проблема оставалась бы нерешенной. Зря она, пожалуй. А вдруг бы он съездил ради неё в тот магазин? Вдруг помог бы? Вдруг пришлось бы встретиться? Но - если бы не предложил помощь, если отказал бы в просьбе? Такие проверки чреваты последствиями. Конечно, кто не рискует, тот не пьёт... Вот она теперь и не пьёт. Изменилась она. Пугливой стала, научилась подстраховывать психику. Правда, и джекпота не имеет.
Какая ерунда - придавать значение мелочам, слушать его интонации. Она сама мастерски владеет искусством показать себя неравнодушной. Это не вранье, в целом. Она со всеми, к кому более-менее хорошо относится, ведёт себя так, что человек понимает - ей не все равно. И это действительно так. В момент разговора. Но это не означает ее особого отношения. Просто она хорошая. И он хороший. Сволочь. Уж она-то знает его, как никто; она сама такая же. По ней не понять - любит она, или просто относится по-человечески. И по нему не понять. Зато она умеет любить. Или умела. Сейчас у нее нет на это сил. Может, и он тогда... умеет, или умел?
Завтра надо убирать елку, выносить ее, отвинчивать болты на подставке, пылесосить. Она не делала этого ни разу за всю жизнь. Но разберётся. Прибрать захламленную, превращенную в грязный пыльный бедлам, большую комнату, перестать все. Придумать, куда убрать мужнины инстументы, доски, рейки, металлические трубы, сантехнические детали, бинты, шприцы, таблетки, недоделаннее поделки, документы вперемешку с грязной одеждой. Собрать ему передачку - что просил, и чего-нибудь вкусного; "Скорая" подъедет, заберет. Затем ждать мастера, и что-то будет дальше. А сейчас лечь спать. Немного подремать. Завтра ей станет грустно, а сегодня... сегодня свалился ещё здоровый такой булыжник, придавливающий душу. Он теперь знает, как она жила. Какая обстановка в семье. И что ей не помыться сейчас. А очень хочется. И что у нее пропадало обоняние. И что в дни рождения она болела. И что она по-прежнему есть, и у нее все тот же мягкий, ласково-насмешливый, усталый голос. Почему-то это так важно для нее. Чтобы он знал.