Клип-9, и снова - сдвоенный

Юрий Костин 2


Российской политике (и не только – российской) посвящается

Не успели мы толком порадоваться за проделанную нами работу (клип под номером 8), как нам эти персонажи, что там участвовали, передали, что им пришёлся по вкусу такой «тандем», где они вместе и как бы – порознь, и намекнули, что не против бы ещё что-нибудь исполнить. Конечно, мы задумались над этой их инициативой. Попутно музыку прослушивали, для антуражу. И вдруг!
Ого! Мы там такое услышали, что «мама не горюй». В самую что ни на есть точку. Предложили на просмотр. Наши персонажи одобрили. Итак, сами у себя благословясь, мы начинаем наш маскарад.
Представьте себе вертеп. Но это не то место, где собираются с непристойными затеями, или тайное укрытие. Так назывался украинский кукольный театр. Примерно такой же был и у Карабаса- Барабаса. Наш старший персонаж подошёл к нему (ящику), заглянул внутрь, проверил таблички, на которых было начертано: «Государственная дума», «Совет Федерации», «Конституционный суд». Там были что-то ещё, но мы не успели прочесть названия, так быстро он таблички перебирал руками.
Персонаж постарался выглядеть представительно. Чёрный фрак, белая манишка, чёрный галстук бабочкой, сверкающие лаком остроносые туфли. Персонаж достал зеркальце, с удовольствием посмотрел на себя и повернулся к более молодому коллеге, пояснил ему.
– Весь мир – театр и люди в нём – актёры. Это не я сказал, то есть и я тоже, но до меня успел некий Шекспир. Встрял, так сказать. Говаривали про него, что он был разведчиком, а потом, когда его раскрыли, начал стишками баловаться и всякие так пьески ставить. Некоторые даже были известные. Но у него можно было поучиться. В смысле заковыристости игры. А ты пока – на ус мотай.
Затем пожилой персонаж повернулся к залу (только сейчас стало понятно, что мы находимся в зале, где включили свет). Зажёгся свет и в большой коробке этого театра. Персонаж заглянул внутрь, через отсутствующую крышу и негромко запел, на каждое слово отчётливо было слышно, под звуки соответствующей музыки.
Лица стёрты, краски тусклы, то ли люди, то ли куклы, взгляд похож на взгляд, а день на день. Я устал и отдыхаю, в балаган вас приглашаю, где куклы так похожи на людей.
Как только услышав про усталость, младший персонаж этого дуэта попытался приблизиться, но его старший коллега махнул рукой и поспешившего оттащили назад, довольно бесцеремонно и даже, кажется, чуть огрели резиновой палкой. Старший исполнитель чуть поморщился и его напарника оставили в покое. Всё это произошло столь быстро, что никак не помешало песне. А «вокалист» продолжал разглядывать, изучать подопечных ему кукол.
Арлекины и пираты, циркачи и акробаты, и злодей, чей вид внушает страх. Волк и заяц, тигры в клетке – все они марионетки в ловких и натруженных руках.
Исполнитель покосился назад, увидав, что его младший партнёр на что-то отвлёкся, подал сигнал, подвигав бровями, и того тут же тыкнули в бок дубинкой, мол, внимай. «Вокалист» благосклонно кивнул головой и повторил, то есть продолжил:
Волк и заяц, тигры в клетке – все они марионетки в ловких и натруженных руках.
Теперь младший как бы партнёр внимательно слушал и делал торопливые записи в блокнотике, часто мусоля грифель карандаша языком, закатывая глаза и шепча что-то губами. Временами он подскакивал ближе и заглядывал в ящик этого переносного театра. Старший персонаж поиграл бровями и продолжил, поглядывая на своего коллегу и на прочих слушателей:
Кукол дёргают за нитки, на лице у них улыбки, и играет клоун на трубе. И в процессе представления создаётся впечатление, что куклы пляшут сами по себе.
Младший персонаж всё сильнее лез внутрь театра, склонялся над ним, что-то там изучал. Конечно же, его снова оттуда бесцеремонно вытащили, оттащили назад, и снова старший «вокалист» и как бы признался:
Ах, до чего порой обидно, что хозяина не видно, вверх и в темноту уходит нить. А куклы так ему послушны, и мы верим простодушно, что кукла может говорить.
Теперь младший персонаж что-то быстро записывал в своём блокнотике, потом зажал его под мышкой и сделал вид, что хлопает в ладоши. От нетерпения он приплясывал на месте, желая занять то место, где сейчас находился его оппонент. Но тот ещё не закончил, хотя песня и приближалась к финалу. Вздохнув с сожалением, он признался нетерпеливому коллеге:
Но вот хозяин гасит свечи. Кончен бал и кончен вечер, засияет месяц в облаках. И кукол снимут с нитки длинной и, засыпав нафталином, в виде тряпок сложат в сундуках.
На словах «хозяин гасит свечи» потух свет в театре кукол, а как прекратилась песня, погас свет и в зале. Только пара прожекторов освещали наших персонажей. Старший из них хмурился и пытался прикрывать лицо рукой, а младший пришёл в такую ажитацию, что едва мог находиться на месте. Он едва не приплясывал от нетерпения тоже «сказать своё слово». Старший партнёр недоверчиво разглядывал его.
– Понял ли ты хоть что? – спросил он, всё больше хмурясь. – Здесь ведь главное всё держать под контролем. В твёрдых руках.
– Да понял я, понял, – частил тот, – и про твёрдые руки помню, и про натруженные тоже. Я тут записал кое-что. У меня ведь и свои наработки имеются. Мне есть что сказать. Вот прямо сейчас скажу. Прямо сейчас.
– Давай, молодёжь. А мы посмотрим, как это у вас получится. Доверяй, но проверяй. Старо, как мир.
Сделаем сейчас маленькое отступление. Если предыдущая песня принадлежала перу Андрея Макаревича и исполнялась «Машиной времени» (если кто не догадался), то сейчас младший партнёр этого политического дуэта взял песню (и тоже – «Марионетки») группы «Король и Шут». Группа весьма яркая. Играет и рок-музыку, и панк, и фолк, и много ещё чего, потому как разнообразна в своём творчестве, и каждую свою песню подаёт как представление. Примерно так же выступает Алла Пугачёва, то есть ярко и зрелищно. Наш «вокалист» пытается подражать и Михаилу Горшеневу, и Андрею Князеву. Он (то есть «вокалист») устремляется в центр сцены и – протягивает в сторону зала руки. В одной всё ещё зажат исписанный блокнотик.
Мой мир огромен, а я так скромен. Вся жизнь – спектакль – я в ней актёр. Актёр – лицедей, добряк и злодей. Не ради людей, а ради искусства.
«Вокалист» переходит с места на место, размахивает руками, играет мимикой. Его благожелательно слушает более старший из наших персонажей. Когда он замечает, что мы за ним наблюдаем, начинает показательно хмуриться. А песня продолжалась.
По жизни играю, я все секреты ваши знаю. Вы в зале сидите, и ваши нервы словно нити, надёжно пришиты к пальцам моим …
Старший из «вокалистов» всё сильнее хмурился и даже делал попытки что-то делать. Те, кто находился в глубине сцены, не реагировали, делая вид, что увлечены песней.
Вас обманули, в грязь окунули, об этом вскоре узнают все! Придворный актёр умён и хитёр. Я тут с давних пор. Насквозь я вас вижу. Угрозы, насмешки, короны примеряют пешки. На лицах отметки, что все они марионетки. Эй, куклы! Бегите! Ешьте меня! Вот он я!
Старший из партнёров всё же не выдержал и сделал попытку вмешаться в это сольное выступление, но младший не растерялся – он подхватил своего старшего «коллегу», и они совершили тур по сцене, словно так и было запланировано, но потом старший из них вырвался и сердито отошёл. Всё это время бодро играла музыка. (Реплика: послушайте оригинал песни – там всё ровно так).
Я роль – ты сюжет. Прольём миру свет! Кто прав, а кто нет  - пусть судят другие! Угрозы, насмешки, короны примеряют пешки. Уколы их метки, но все они марионетки. Эй, куклы! Бегите! Ешьте меня! Вот он я!
Сколько может продолжаться эта вакханалия? Старший из «вокалистов» подумывал: а не прекратить ли эту песенку. Мол, ваша песенка спета. Но пока он размышлял, его молодой товарищ (товарищ ли?) весьма энергично продолжал, указывая обоими руками в зал.
Передо мною вы сидите, и ваши первы, словно нити, надёжно пришиты к пальцам моим…
У старшего из наших персонажей теряется терпение, и он машет рукой. Музыка прекращается и свет в зале гаснет. Занавес, судорожно, рывками, задвигается. А интересно, это у них так задумано, или дуэт всё же не состоялся? Мы ещё сами не знаем, но если что будет известно, то непременно поделимся с вами. Такая уж она – политика. Восток – дело тонкое, сказал кто-то умный. А при чём здесь восток, спросите вы? А ведь и в самом деле – при чём?