Владимир Сабиров
МГУ им. М.В. Ломоносова, аспирантура
Во время обучения на философском факультете УрГУ у меня было два самых нелюбимых предмета: этика и русская философия. По иронии судьбы мне пришлось поступить в аспирантуру на кафедру этики, а сама этика стала не просто моим профессиональным поприщем, но и одной из самых любимых философских дисциплин. Если кандидатскую диссертацию я защитил по специальности 09.00.05 – этика, то докторскую – по специальности 09.00.03 — история философии, которую я написал на материале как раз русской философии. «Как же стала возможной такая метаморфоза?» — спросит вдумчивый читатель. Всё дело в том, что этику нам преподавали в основном в социологизированной форме, широко распространенной в советское время, и, откровенно говоря, это обстоятельство навевало на студентов зубодробильную скуку. А вот русскую философию, лекции по которой блестяще, очень живо читал профессор Б.В. Емельянов, не восприняли по другой причине. Также в духе советского преподавания из этого курса полностью выпало большинство мыслителей Серебряного века, многие из которых оказались в эмиграции, будучи отправленными туда на знаменитых «философских пароходах». Когда же я открыл для себя этот тщательно утаиваемый мир великолепной русской мысли, я его не только полюбил, но и стал работать, мыслить и писать, именно в этой философской традиции.
Разъяснив в этой краткой преамбуле некоторые особенности моей научной биографии, хотел бы посвятить данный пост началу моей научной карьеры, т.е. обучению в аспирантуре. Здесь не обошлось, как говорится, без перста судьбы и Провиденциального разворота событий моей жизни. Согласно государственному распределению, я должен был работать в Казахстане, в Актюбинском высшем училище штурманов гражданской авиации. Однако так получилось, что свою трудовую деятельность в качестве преподавателя вуза я начал в Башкирском государственном педагогическом институте, расположенном в прекрасном городе Уфе. Именно из этого вуза по целевому направлению я и поехал поступать в аспирантуру МГУ им. М.В. Ломоносова. Поскольку целевое направление было строго ориентировано на кафедру этики, мне пришлось переквалифицироваться из онтолога-гносеолога в этика: за короткий срок я изучил основные этические работы, прежде всего классические, где меня особо восхитило этическое учение Канта: оригинальностью концепции и безграничным количеством идей. Благодаря Канту, вернее, изложению его учения на вступительном экзамене в аспирантуру, я, видимо, произвел хорошее впечатление на своих экзаменаторов. Однако я несколько забежал вперед. Целевое направление пришло в вуз где-то в начале января 1981 года, не самое счастливое для меня время, поскольку 26 ноября 1980 года неожиданно умерла моя мама, и я находился тогда в состоянии глубокого траура. Может быть, ее молитвами с небес и открылась передо мной такая счастливая возможность: учиться в Москве, в самом лучшем университете страны. Эта моя догадка странным образом подтверждается тем фактом, что 26 ноября 1984 года, ровно через четыре года после безвозвратной утраты и в тот же самый день календаря состоялась защита моей диссертации на тему «Этико-философский анализ проблемы жизни и смерти», по сути дела, первой в Советском Союзе официальной танатологической работы. Не трудно догадаться и о том, что выбор темы был тоже непосредственно связан с этим, одним из самых печальных событий в моей жизни. Ах, как бы я хотел, чтобы мама увидела и Москву, и Московский университет! Но, увы, этому не суждено было осуществиться.
У большинства людей МГУ ассоциируется со знаменитой высоткой на Воробьевых (в свое время Ленинских) горах. Однако это только главное здание этого вуза. В действительности же МГУ – это целая научно-образовательная империя, размещенная на обширной территории и со множеством зданий, разбросанных в разных районах нашей столицы. Московский университет – это первое высшее учебное заведение России, открытое в 1755 году в центре Москвы, на улице Моховой. Там сейчас располагается факультет журналистики со знаменитым храмом во имя свт. Татианы, покровительницы студентов. Высотное же здание МГУ с прилегающими к нему территориями и корпусами было построено в период с 1948 по 1953 годы. В кратчайшие сроки и тяжелейшее послевоенное время!
Поскольку эти грандиозные сооружения строили в основном зэки, то весь комплекс зданий, непосредственно примыкающий к сооружению со шпилем, разделили на зоны (есть и такое объяснение). Так здание со шпилем – это зона А, где располагаются администрация вуза и три факультета: механико-математический, геологический и географический. Рядом располагаются 19-этажные корпуса Б и В – общежития, где проживают студенты и аспиранты разных факультетов. Смежные с ними 9-этажные корпуса – зоны Г, Д, Е, Ж – тоже общежития, в которых проживают в основном аспиранты. На их торцах располагаются 12-ти этажные профессорские дома, также обозначенные буквами русского алфавита (И, К, Л, М) и тоже другие зоны. Если посмотреть сверху на весь этот архитектурный ансамбль, то он будет походить на какой-то гигантский насекомоподобный робот, медленно ползущий в неведомый мир знаний и открытий. Аспиранты философского факультета в мою бытность занимали 8-й и 9-й этажи зоны Г. Я проживал в блоке под номером 935, окна которого выходили на здание физического факультета, знаменитого своим праздником «Днем физика», апофеозом которого было хоровое исполнение знаменитой «Дубинушки», но не песни знаменитых волжских бурлаков, а гимна физфака – пародии на учебу и работу его декана, всегда тут же весело подпевавшего студенческому хору[1]. Напротив физического факультета расположен корпус химического факультета. Между этими факультетами традиционно идет шутейное соперничество и пикировки. Например, в первые постсоветские годы в туалете физфака можно было прочесть надпись: «Ельцин – химик», которая, безусловно, не оставалась без соответствующего выпада теперь уже химиков.
Если иметь в виду только главное здание, то в нем было всё, необходимое для жизни: столовые и кафе, магазины, книжные лавки, парикмахерские, почта и междугородный телефон, бассейн, поликлиника, профилакторий, клуб и конференц-зал, кинозал, которым становилась 01 аудитория в зоне А, и даже… свое отделение милиции (теперь полиции). Словом, при желании можно было месяцами не покидать эту райскую территорию, и не чувствовать себя оторванным от жизни.
Мне еще дважды после окончания аспирантуры довелось проживать в общежитии МГУ (в зоне Ж) в 1991 и 2005 годах, поскольку именно в главном вузе страны проходил стажировки в институте повышения квалификации МГУ. Многие визуальные материалы, размещенные здесь, относятся к этим годам.
Философский факультет МГУ
Философский же факультет МГУ размещался в 1-м гуманитарном корпусе на 10-11 этажах. Факультет был престижным, поэтому там училось много детей партийной номенклатуры и иностранных политических деятелей. Он был тогда одним из самых заметных идеологических центров, готовых философски обосновать любую инициативу партии и правительства. Однако было бы ошибочным считать это подразделение МГУ как исключительно идеологический рупор правящей партии. На факультете работало достаточно много известных ученых, и существовали кафедры с минимальной идеологической ангажированностью.
Невольно напрашивались сравнения с философским факультетом УрГУ. Конечно, неоспоримое преимущество столичного факультета просматривалось во многом, но не во всем. С моей точки зрения, в УрГУ было больше свободы для творческого самовыражения студенческой молодежи. Так, например, я ожидал увидеть после знаменитой свердловской стенной газеты «Логос» (об этом есть сюжет в предыдущем посте) нечто подобное. Каково же было мое разочарование, когда я увидел в одном из закутков факультета небольшую в два листа ватмана стенгазету, упрятанную в остекленную и закрытую на навесной замочек деревянную конструкцию. Называлась газета «Ленинским путем», в ней размещались небольшие написанные тушью от руки официальные или официозные материалы. В правом нижнем углу значилось имя главного редактора этого «издания» — к.ф.н. Р.Г. Апресян.
Были ли на факультете проводы студентов пятого курса, как это происходило в УрГУ, не могу сказать? Однако, безусловно, в МГУ проводились разнообразные шоу, где студенты и аспиранты не менее талантливо и с искрометным юмором выдавали разнообразные номера художественной самодеятельности. Запомнилось, как на одном из подобных мероприятий его ведущий сделал объявление: «А теперь на сцену выходят представители древнейшей профессии! Встречайте – философский факультет!» Зал буквально взорвался от хохота и рукоплесканий, что, однако, ничуть не смутило вышедших на сцену.
Совершенно непривычным для провинциала было и то, что на факультете, как и во всем МГУ, обучалось много иностранных студентов, а кубинцы и афганцы даже учились отдельными группами. Был зам. декана по работе с иностранными студентами, и надо сказать, что должность у него была беспокойная. Об это могу судить на основе личного опыта, ибо был включен по линии профсоюза в комиссию по разборке жалобы нескольких студентов из африканских стран, обвинявших преподавателей кафедры истории зарубежной философии (сильнейшей на факультете!) в предвзятости, иначе говоря, в расизме: им показалось, что преподаватели снижают оценки из-за цвета их кожи. Во время проверки выяснилось, что нарушений нет: преподаватели принимают экзамен у всех студентов доброжелательно и ставят справедливые оценки. Благодаря работе в этой комиссии мне довелось познакомится с известными учеными факультета. Так, например, состоялось знакомство с Давидом Израилевичем Дубровским, знаменитым своей полемикой с Эвальдом Васильевичем Ильенковым о природе идеального. Помнится, я в силу своего педантичного характера беспокоился о том, чтобы не разминуться с ним перед посещением экзамена, который проводил профессор А.С. Богомолов – известный тогда историк античной философии. Зашел на кафедру диалектического материализма и спросил у молодого сотрудника, как я могу опознать Д.И., на что тот мне ответил: «Да, он такой, невысокого роста, с еврейским выражением лица». «С лицом или выражением? — подумал я, но постеснялся своего вопроса. Профессор Дубровский, однако, не заставил себя долго ждать. Он, действительно, был невысокого роста, однако ни лица, ни упомянутого выше выражения я, откровенно говоря, не обнаружил. Давид Израилевич оказался очень живым, жизнерадостным и остроумным человеком, с которым мы весьма успешно провели порученную нам работу. Уже много позже я узнал о том, что мой новый знакомый во время войны в 15-летнем возрасте сбежал на фронт, там был тяжело ранен, а затем в течение долгих месяцев пролежал в госпиталях. Врачи ему предрекали, что он всю оставшуюся жизнь будет прикован к постели. Однако молодость, жажда жизни и огромная воля юного воина позволили ему опровергнуть этот безнадежный прогноз. Он стал, превозмогая сильные боли, делать физические упражнения, двигаться, и, в конце концов, смог полностью восстановиться, а затем пройти через все этапы жизненного пути человека и ученого. Один мой сокурсник, сошедшийся с Давидом Израилевичем близко, рассказывал, что во время совместных посещений Сандуновских бань, видел на его теле следы тяжелейшего ранения и многочисленных операций.
Кафедра этики
Безусловно, что самые важные события при обучении в аспирантуре происходили на кафедре этики, которой я безмерно благодарен за участие в моей научной судьбе. По составу профессорско-преподавательского состава она была небольшой – в пределах десяти-двенадцати человек. Однако, когда проходили заседания кафедры, собиралось до трех-четырех десятков людей за счет аспирантов: каждый год на кафедру их поступало по 7-8 человек.
В то время заведовал кафедрой профессор Александр Иванович Титаренко, автор книги «Структуры нравственного сознания» — одной из самых серьезных этических работ советского периода, которая до сих пор не утратила своей научной актуальности.
А.И. закончил философский факультет МГУ где-то в 1954 году. В каком-то смысле курс, на котором он учился, приобрел особую известность благодаря тому, что многие его сокурсники стали потом известными учеными, общественными деятелями и политиками. Так, например, Раиса Максимовна Горбачева (кстати, в девичестве тоже Титаренко!) – будущая супруга первого президента СССР или Иван Тимофеевич Фролов, ставший впоследствии главным редактором журнала «Вопросы философии», «Коммунист», газеты «Правда», основателем Института человека и журнала «Человек», членом ЦК КПСС – составляли костяк этого курса. В марте 1982 года состоялся 50-летний юбилей А.И. Титаренко, на официальную и неофициальную части которого явилось очень много его сокурсников, впоследствии мне совершенно бескорыстно помогавших в различных житейских ситуациях. Так, например, не могу не вспомнить Г.Г. Квасова, занимавшего в 80-е годы должность начальника преподавания общественных дисциплин в Министерстве высшего образования, чей авторитет и поддержка помогли мне достойно выйти из одной скандальной истории, которую организовала вокруг моей персоны тогдашний ректор вуза, в котором я в то время работал. Ну, и сейчас у меня сохраняются хорошие, дружеские отношения с москвичами, знавшими Александра Ивановича, учившимися или сотрудничавших с ним.
А.И. личностно был непростым человеком, со своими достоинствами и недостатками. Однако ко мне он относился вполне благожелательно, и если бы не он, то неизвестно, разрешили ли бы мне в те времена писать диссертацию на столь «пессимистическую» тему.
Расскажу одну связанную с ним курьезную историю. Аспиранты 1-года обучения обязаны были дежурить на кафедре по очереди, один раз в неделю, чтобы в случае необходимости выполнять какие-либо поручения. Так вот в одно из моих дежурств, лаборант кафедры, незабвенная Светлана Ивановна Токмакова, попросила отвезти на дом А.И. рукопись материалов для журнала «Вопросы философии». Поскольку туда входила и моя статья, у меня был особый стимул безукоризненно выполнить это поручение. Я созвонился с А.И., договорился с ним о времени встречи и поехал в сторону Киевского вокзала, на Студенческую улицу, где он тогда проживал. Доехав благополучно до места, поднялся на нужный этаж, затем нажал кнопку электрического звонка. Однако никто мне не открыл и не откликнулся на мои звонки и даже, наконец, на продолжительный стук в дверь. Тогда я спустился вниз, стал звонить с уличного телефона. Трубку на другом конце провода взяли не сразу. Томный голос А.И. проговорил, чтобы я снова поднялся на этаж. Когда я там оказался, дверь была приоткрыта, и войдя в нее я обомлел: почти половина гостиной была заставлена пустыми бутылками из под алкоголя, а хозяин квартиры, едва держась на ногах, как ни в чем не бывало, взял материалы, тут же их просмотрел, кое-где внес правку, вернул их мне и попросил отвезти в редакцию «Вопросов философии» Ивану Тимофеевичу Фролову. Кстати, не могу не отметить, что материалы, которые пережили такого рода приключения, были опубликованы потом в 1984 году в № 6 журнала «Вопросы философии» в виде полемических откликов на статью В.Т. Ефимова «Мораль и моралеведение», по сути дела, заложившей начало изучению различных этосов.
Моим научным руководителем стал профессор Салам Керимович Гусейнов, теперь уже академик, возглавлявший в течение 11 лет Институт философии РАН. Будучи сыном скромного учителя из горного аула Дагестана, он поступил на философский факультет МГУ, прошел путь от студента до профессора, а затем сделал головокружительную академическую научную карьеру. Конечно, мне повезло с учителем, которому я безмерно благодарен, поскольку многие навыки исследовательской работы и уроки научной этики я получил именно от своего научного руководителя. Так, например, именно он приучил меня, никогда не отзываться унижительно ни об одном авторе, какой бы спорной или откровенно ошибочной ни была его позиция. Саламу Керимовичу в 2019 году исполнилось 80 лет, однако он успешно продолжает свою научно-исследовательскую, административную и общественно-политическую деятельность, занимая высокий пост научного руководителя ИФ РАН.
Разумеется, о кафедре этики философского факультета МГУ у меня остались самые теплые воспоминания, ибо на ней царила необычайно доброжелательная атмосфера. Многие преподаватели и аспиранты, проявлявшие интерес к теме моего научного исследования, помогали мне: кто-то советовал прочитать какую-то статью или книгу, кто-то делился своими идеями, кто-то просто дружески поддерживал. Благодаря этому я не только успешно защитил кандидатскую диссертацию, но мне также открылись двери центральных научных журналов и московских издательств, где были опубликованы впоследствии мои книги, учебники и статьи.
На кафедре велась большая научно-исследовательская работа, проводились научные конференции, защищались кандидатские и докторские диссертации, в том числе гражданами иностранных государств, с которыми до сих пор осуществляется весьма интенсивное сотрудничество. Особенно интересной была внутренняя неофициальная часть жизни на кафедре, где устраивались, как правило, после официальных мероприятий, разного рода посиделки с рассказами об интересных событиях жизни членов кафедры или ее гостей, приезжавших из тогдашнего Ленинграда (Н.В. Рыбакова, В.Г. Иванов, В.П. Кобляков…), Ю.В. Согомонов из Владимира, В.И. Бакштановский из Тюмени, С. Жямайтис из Вильнюса и т.д. Именно на таких неофициальных встречах происходили знакомства, завязывалось сотрудничество и даже возникала дружба с коллегами из разных городов и стран.
[1] Приводим полный текст этого гимна:
Тот, кто физиком стал,
Тот грустить перестал,
На физфаке не жизнь, а малина.
Только физика — соль,
Остальное все — ноль,
А филолог и химик — дубина.
Припев:
Эх, дубинушка, ухнем!
Может, физика сама пойдет!
Подучим, подучим, да бросим…
На физфаке живем,
Интегралы жуем,
Мы квантуем моменты и спины.
А как станет невмочь,
Все учебники прочь
И затянем родную Дубину.
Припев.
Котелок не варит,
А студент все сидит,
Над конспектами гнет свою спину.
Сто экзаменов сдал,
Реферат написал,
А остался дубина дубиной.
Припев.
Деканат весь кипит,
Сам декан говорит:
«Неприглядна ученья картина!»
Мы на это плюем
И уверены в том,
Что и сам он – большая дубина.
Припев.