Я дряхлый пират на посудине хлипкой,
И вся моя жизнь была Божьей ошибкой.
Всевышний шутил, потешался, глумился,
Когда я на свет этот мерзкий родился.
Отец не желал грустной брачной химеры,
В другое он рабство сбежал – на галеры.
А мать волновали пиры да веселье,
Лупила меня каждый день на похмелье.
Держала на привязи, словно скотину,
И юнгой сбежал тогда на бригантину.
Да, пусть я хлебал всю жизнь бочками горе,
Отец – океан, ну а мать моя – море.
Топил свою грусть средь вина и разврата,
Судьба мне швыряла то беды, то злато.
То злые лишенья, то сладость победы,
И снова то злато швырнёт мне, то беды.
Я встретил красотку, звалася Сибилла,
И даже за что-то меня полюбила.
Не знаю, мой друг, что во мне разглядела,
Амуры в сердца ведь палят без прицела.
И коль не любил бы, остался бы с нею,
Сменил на неё бы и мачту и рею.
Но что я мог дать ей? Голодный мальчишка,
Без денег, умений, имений, умишка.
И я убежал, нагрубив на прощанье,
Так дьяволу душу отдал на закланье.
Ещё и толкнул, чтобы точно забыла,
За что полюбила лжеца и дебила.
Конечно, дурак. Но Господь мне свидетель, -
Я был ей не враг, я ей был благодетель.
И вышла она за какого-то лорда,
Из зеркала смотрит бандитская морда.
Плесните мне рому! Тащите кальян!
Больнее любой из полученных ран,
Осталась Сибилла. Всё время мне снится,
И в самую пору в тот час удавиться.
Так, смерти ища, и назло всем кошмарам,
На борт записался к свирепым корсарам.
В питье и жестокости не было меры,
И мы называли себя флибустьеры.
Суда нас боялись сильнее, чем бури,
Хватало всегда нам азарта и дури.
Под музыку пуль, и под пенье рапир,
Мы взяли за горло гнилой этот мир.
И каждое песо не в нашем кармане,
Мы как оскорбление воспринимали.
Громилы, злодеи, пираты, жульё.
Мы не воровали! Мы брали своё.
Подумать вы можете: «Ну и урод же!»,
Но ржал на ветру флаг - весёлый наш Роджер.
Суда галеонов крушили в опилки,
Тряслись у солдат королевских поджилки.
Сжигали пожаром за островом остров,
Встречали ужасных, невиданных монстров.
Но средь абордажей, убийств и сокровищ,
Страшнее, чем люди, не видел чудовищ.
И опыту вы моему уж поверьте:
Любой человек заслужил лютой смерти.
Ведь жизни диплом получил я на судне,
Мои педагоги - пиратские будни.
За гейшею в Токио я волочился,
А после неё вдруг мой нос отвалился.
И чёрт с ним, ей Богу, мне носа не жалко,
Мне, в общем-то, похер, как пахнет фиалка.
ПортОвые шлюхи глупы и сисясты,
Орёт попугай мне: «Пиастры! Пиастры!».
Убил бы пернатую птицу картечью,
Но он веселит меня матерной речью.
Допью, проблююсь, да начищу вам морды,
И вновь уплыву, потому что ждут фьорды,
Заморские львы и прекрасные мысы,
Поймёте ли Вы, сухопутные крысы:
В судьбине пирата романтики нет,
Хранишь под подушкой всегда пистолет.
И кортик в носке, и кастеты в камзоле,
Без них ты лишишься не жизни, так воли.
Но, как говорит одноглазый наш кок:
«И срачка – не лихо, а жопе урок».
А мудрость ведь есть в этом лозунге грубом,
Клянусь вам последним гнилым своим зубом.
Крюк вместо руки – тоже дар мне, как знать,
Чтоб было сподручней затылок чесать.
Познав и любовь и богатства влечение,
Я понял, что жизнь – нас самих отражение.
Коль будешь бояться – пугать тебя станет,
Начнёшь сомневаться – так тут же обманет,
Надумаешь ныть – так умоет слезами,
Решишься любить – путь усеет цветами,
А станешь смеяться, мой друг, над собою,
Тебя наградит развесёлой судьбою.
Но слышишь ли шёпот? Зовёт меня бриз.
Смотреть на спектакль грешно из кулис.
Спешу подчиниться призыву волны,
Раз трюмы пусты, а желудки полны,
Я в воду спешу – отмываться от сквЕрны,
От плотских утех и от смрада таверны.
Как шиллинг серебряный в небе луна,
За ней уплываю. Прощай, старина!