01. Цветные сны С. Малькович

Никола Недвора
Собираясь навсегда поменять столицу союзной республики на столицу союзного государства, я решил хоть немного зачистить поле за собой, сколько успею.

Из тех, кто глубоко сумел оставить след в моей душе, была стрельчиха Танечка – девочка 16 лет, кандидат в мастера спорта по пулевой стрельбе, тоже динамовка. Это я к тому, что познакомились и начали поддерживать уровень знакомства мы на спортивных динамовских сборах.

Повторюсь, из тех, с кем я мог бы и хотел вступить в серьезные отношения, была эта юная темноглазая красавица, обладающая к тому же и соблазнительной, нет, даже божественной фигуркой. Не подсушенным спортивными упражнениями телом, по которому прошлась твердая рука мастера-наставника, а мягким, аппетитным формам, по-настоящему женственным.

Настоящая Сикстинская мадонна, как раз того же возраста, но еще не знавшая материнства…Но, как мне успели рассказать коллеги доброхоты, обладающая множеством других достоинств, которые, как утверждают знатоки женских сердец, четко прописаны на каждом мужском… («На каждом мужском сердце написано: доступнейшей»)…

Да и она сама не скрывала, что имела «отношения» со своим тренером – «стариком», по нашему юниорскому летоисчислению, 35-летним, честно говоря, педофилом… Собственно с ней и я мог подпасть по статью о соблазнении несовершеннолетней – я уже год, как пребывал в статусе «взрослого». Но в спорте, как и в балете, а порой и в театральных кругах, эти грешки частенько имели место быть

Этим я оправдываю свою неторопливость: несмотря на свою зовущую привлекательность, она для меня была уже несколько «подпорченным товаром». По своим консервативным взглядам, закрепленным расхожей мудростью отца, я никак не мог видеть в этой «блуднице» мать моих будущих детей. А вот для легких плотских утех, да только на время – всегда пожалуйста! А еще точнее - всегда успею.

Но к нашему решающему свиданию я все-таки подготовился основательно. Закупив на полученные, как я предполагал, в последний раз, талоны от спортивного общества, пару бутылок сухого вина, да еще легкой закуски, где преобладали сладости, типа пряников и пирожных, я явился пред ее светлые очи, в сопровождении закадычных дружков, отобранных по музыкальному тестированию. Эти ребята сумели положить на музыку сочиненные мной куплеты, которыми я собирался окончательно сразить свою последнюю минскую возлюбленную.

Но и тут меня подвело многообразие моих пристрастий. Нет, к стихам у меня особых претензий нет. Да судите сами:

Мы расстались с тобой навсегда,
Все, что было, вдруг стало немило…
И не думалось мне никогда,
Чтобы что-нибудь нас разлучило.

Как-то сразу прошла любовь,
Как-то сразу чужими стали.
Мы простились без слов с тобой.
Все, что можно, уже сказали…

Я иду переулком пустым,
А куда и зачем – не знаю…
И, что было тогда дорогим,
Я невольно сейчас вспоминаю.

Я носил тебя на руках,
Ты дурачилась и смеялась.
И в твоих непонятных глазах
Небо звездное отражалось…

Без тебя был я сам не свой,
Все равно было – день ли…вечер…
А теперь я тебе - чужой,
Словно не было нашей встречи…

Стали сниться цветные сны -
Хоть вернуть ничего не желаю –
При оранжевом свете Луны
В этих снах я тебя встречаю

Но дело в том, что мой друг-«композитор», подбирая мелодию для этой песни, з мурлыкал моей подруге и первоначальный вариант, где моя возлюбленная была…голубоглазой! Которой Танечка не была! А вот у другой, балерины, которой я даже не коснулся, были «глаза – как голубые чашки»

Я-то при встрече успел заменить цвет глаз, но гитарист держал перед глазами первоначальную строчку «И в твоих голубых глазах»! 

Танечка, конечно, разобиделась. Успокоила ее лишь вспомненная к месту сентенция, что, мол, все мужики одинаковые: обнимают одну, а в плане держат и другую. И еще у меня была запасная заготовка, где у героини стихов даже имя совпадало!

Дальше все шло, как надо – без сучка, без задоринки. Вино было выпито, пирожные съедены, песни сыграны, о следующей встрече договорились. Мы с Татьяной нацеловались вдоволь под ивами над рекой, уже сливающимися с вечереющим небом…Для этого я уже в одиночестве проводил подругу, которая жила где-то в центре, неподалеку от той набережной, где мы ее воспевали…

Возвращался домой я в переполненном троллейбусе – был канун Первомая. Народ, начавший его отмечать, уже, в большинстве своем, дышал винными ароматами, и тесно прижимал стоящих друг к другу. Я, гордо ощущая на своих губах вкус поцелуев любимой, отнюдь не возражал против троллейбусной давки, в первую очередь из-за того, что окружали и прижимали меня молодые горячие девушки, как на подбор, собравшиеся вокруг меня…

Моего плеча в очередной раз коснулась «незнакомая ваша рука»: «Передайте на билетик, пожалуйста!» Я послушно передал, но отпускать ее здоровое соблазнительное тело не торопился. У нас даже уже завязался вполне «светский» разговор, как по моему плечу опять постучали: «Передайте!...» Боже, когда и ее прижали к моим чреслам, я почувствовал разницу. Про ту, что до этого возбуждала мои гениталии, я сразу забыл, нетерпеливо отстранившись. А с этой «античной» девушкой я продолжил игривый разговор, будто не заметив подмены.

  Впрочем держать ее в объятиях мне пришлось недолго – через пару остановок она запросилась на выход. Я вышел первым, галантно предложив ей руку. Через несколько десятков шагов она произнесла стандартную фразу: «Вот я и дома!» Я, тоном опытного волокиты поинтересовался: «Что, а на чай не пригласите?» - «Разве что на чай…» - продолжила игру она. «А папа с мамой против не будут, из-за позднего часа?» - сыграл я в джентльмена. – «Родители на даче…Надеюсь, вы будете вести себя прилично?»

Вместо ответа я по-хозяйски приобнял ее за плечи и мы беспрепятственно поднялись на лифте на ее этаж…

Начали мы, и вправду, с чая. За этой церемонией она успела рассказать мне все о главном. И как ее зовут, и про фамилию. И чем занимаются папа с мамой, и  - чем она. (Студентка медучилища)…

Выпив, как положено, предложенную порцию чая, закусив домашними пирожками с повидлом, я принялся демонстративно зевать.
-«Нелегкий день был сегодня» - объявил я. «Все в трудах и в заботах. Да и завтра легче не будет – готовиться к отъезду в Москву надо. И по инстанциям побегать, документы собрать – прямо с утра надо!»
Она, будто сговорившись, поддержала меня:
- «Да и у меня с утра дежурство в поликлинике будет, где наше училище практику проводит…Я постелю тебе в большой комнате!»

В комнату, куда она меня отвела, появилась уже в легком халатике и с кладкой чистого белья. Застилая разобранный диван, наклоняясь над ним, она, как бы ненароком показывала нахально выступающую из-под распахивающегося ворота классической формы грудь. Поворачиваясь вокруг дивана, она давала рассмотреть свои упругой формы бедра…

Долго я в пассивном ожидании не выдержал. Легко сдернул с нее халатик, просунул пальцы под бретельки лифчика, из-под которого явно, откровенней некуда, выступала ее сочная грудь…И завалил ее (точнее не скажешь) на застеленный уже диван.

Когда я наугад, но вполне удачно, расстегнул лямки беленького бюстгальтера, выпростав из него упругую, словно вылитую по форме бокалов, грудь и впился в нее, все-таки, губами, она простонала: «Какой ты грубый!...Как будто не умеешь по другому!...»

Да, не умел. Забыл сказать, что это, в таком исполнении, у меня был первый опыт. Несмотря на мои 19! Долго держали меня под испугом отцовские наставления: «Не спеши с женщинами. Будь осторожней. А не то, в лучшем случае, женят на себе, манипулируя неожиданно появившимся ребенком. А то и просто подцепишь какую заразу»

Но, сорвав с нее белоснежные трусики, я ни о каких каверзах уже не помышлял. Да и она была – такой свежей, аппетитной, совершенной физически….

Ножки она сама развела, но я, при всем, самом яростном напоре, никак не мог удостовериться, что я в ее сокровенное все-таки проник. Я раз за разом, стирая ее в порошок, изливал на нее свое желание…Она убегала в ванную и возвращалась оттуда еще более свежая, влекущая, зовущая, я снова старательно выполнял свое предназначение – я видел все ее прелести во всех подробностях, упирался всем естеством своим в нее, но…все время (3? 4?.раза) оставался «за бортом».

И почти перед самым уходом, удостоверился в этом уже от нее самое. Смывая в очередной, уже в последний раз, мои «следы любви», она, присев на корточки в ванной, долго изучала себя, спиной ко мне, не заметив невольного соглядатая, меня, наконец с некоторым удивлением выдохнула: «Что, я все еще девочка?»…

Я продолжил свои эксперименты с ней еще через пару дней. Договорившись по телефону встретиться с ней, я пришел к ней с прежней «группой поддержки», с которой я демонстрировал свой поэтический талант Танечке. И здесь я уже почувствовал себя по-хозяйски…

Но, перед дверями ее квартиры мы натолкнулись на «конкурирующую фирму» - я как-то не подумал, что у меня может быть активный предшественник, а ее, очевидно, эта ситуация устраивала, чтобы раз и навсегда поставить точки над «и».

 С ним тоже была тройка «секундантов». Взвешивая возможности, я был уверен, что победа была бы за нами. Но, на этот раз я мыслил трезво, зачем переходить к боевым действиям в ее подъезде, привлекая внимание соседей с тем, чтобы вся эта информация потом дошла до родителей. Я долго с ней общаться не собирался – так зачем бездумно портить ее биографию…

Мы вместе вошли в ее квартиру, где продолжили переговоры. Я предложил обоим договаривающимся сторонам покинуть спорную территорию, а вместе с тем шепнул «прекрасной Елене» на ушко, что я тайком вернусь минут через 15.

Наша дама проводила обе команды до троллейбусной остановки, запрыгнула в него, сказав, что поедет к родителям. А мы мирно разошлись в разные стороны, с тем, чтобы использовать предоставленные ею попытки уже потом…Я, как и договаривался с нею, провел свою команду дворами, выдерживая установленные сроки. В подъезд ее мы проскользнули со всеми предосторожностями, не замечая преследователей. Дверь, как было ожидаемо, она открыла сразу, но озадачила тем, что наши соперники уже здесь побывали, но уговоры-переговоры вели через дверную цепочку, которую она не снимала в подтверждение твердости своих намерений. Да еще… мой конкурент вернул хозяйке кухонный нож, захваченный им во время предыдущего визита. Он опасался серьезной стычки с нами и изготовился, хотя подобранное оружие было скорее психологическим – нож имел закругленный конец лезвия и им проткнуть соперника было невозможно.

О серьезности ее выбора свидетельствовала и ее позиция в состоявшемся конфликте и то, что она безропотно разместила всю мою команду на своих кроватях – мне была отдана роль хозяина, а что хозяин хочет, то и будет.

Правда, то, что один из моих товарищей, размещенный из-за недостатка других мест рядом с кроватью хозяев, явно сковывал наши любовные инициативы, но я продолжил свои попытки сделать ее своей ЖЕНЩИНОЙ. Но, как и в прошлый раз – явно безрезультатные. Продолжать искать пути к мастерству здесь у меня не оставалось времени.

Как и с Таней, с которой мы встретились, как и договаривались, в условленное время, в том же составе. На этот раз и здесь у нас была крыша над головой – у кого-то в эти майские праздники тоже родители были на даче. И здесь был явный перекос в сторону мужчин – девушек здесь было только две, а мужиков четверо или пятеро. Но «бескорыстная дружба мужская» не давала даже намека на то, что может разгореться какой-либо конфликт из-за женщин.

Много пилось, было чем закусить и в конце концов мы с Таней оказались в одной комнате на одном диване…Она без лишних разговоров сняла с себя все, кроме беленьких маленьких трусиков. Я, в такой же готовности, начал осуществлять планомерные наступательные действия.

Я заглатывал, сколько возможно, ее большую, но соразмерную, безупречной формы грудь, я запускал пальцы в ее трусики, но она лежала неподвижно, иногда мученическим тоном изрекала: «Отстань. И без тебя тошно!» По ее телодвижениям, по мучнистой бледности ее лица, я видел, что это не игра капризной женщины, а результат ее перебора со сладким, да и с «Шампанским»

Она никоим образом даже не напоминала ту Танечку недельной давности, которая доводила до греха, перекинувшегося на случайно подвернувшуюся медичку. А, впрочем, тело у медички было совершенней, а, значит и соблазнительной. Но дальше оценивать у меня не было повода . Я, не доделав минских амурных дел, отбыл в Москву и потерял возможность у них что-либо сравнивать.