ВМЕСТО ЭПИЛОГА
КОНЕЦ «ТУПАМАРОС»
Альваро жил в своём Лебедином, ловил рыбу в Таганрогском заливе и был в совершенном неведении того, что творилось на его родине. Редкие сообщения о событиях в Уругвае, проскальзывавшие иногда, в искажённом виде в советской прессе совершенно не давали людям правдивых ориентиров. Тем более, для таких граждан СССР, как Альваро.
Я тоже не был исключением. И только спустя много лет, когда я стал интересоваться историей «Тупамарос» Уругвая, узнал, что тысяча девятьсот семьдесят второй год стал для террористов практически последним годом их активной деятельности.
Отвечая на действия правительства и пытаясь показать ему и народу, что Движение ещё живёт и действует, Руководство MLN-T организовало целый ряд знаковых похищений. Среди них - похищения Президента государственной водной компании Фариньи и полицейского фотокорреспондента Бардесио. Последний дал «Тупамарос» сведения о незаконной деятельности многих высших офицеров Департамента полиции Монтевидео и лично министра внутренних дел, а также о незаконной деятельности Президент Палаты Представителей, Руиса. Это произошло сразу после завершения электоральной компании и вступления в должность нового Президента Уругвая – Бордаберри.
На допросах Бардесио признал также, что, он являлся активным членом крайне правых антиповстанческих групп. Кроме того, он снабдил «Тупамарос» подробнейшими письменными показаниями и фотоматериалами, из которых следовало, что высшие правительственные офицеры практически напрямую снабжали неофашистские группировки оружием и деньгами, а так же обучали их действиям против тупамарос. Все эти сведения Руководители Движения направили в газеты и Конгресс. Однако никакой реакции со стороны Конгресса и Правительства не последовало.
Тогда же был вторично похищен личный друг бывшего президента страны Хорхе Пачеко Ареко, руководитель государственной телефонной и электрической корпорации Риверболь.
Казалось, правительственные репрессии не только не напугали руководство и членов MLN-T, но и подхлестнули их к дальнейшей работе по развитию деятельности Организации.
В одном из своих последних документов «Тупамарос» анонсировали создание комитета по международным вопросам. Среди главных его целей: получение оружия и денег из-за рубежа, организация нелегальных перебросок боевиков за границу, создание транснациональной сети разведки. Организация была заинтересована так же в установлении прочных контактов с социалистическими и националистическими правительствами Кубы, Чили, Перу, Панамы и Эквадора, а так же Алжира, Советского Союза и Китая.
Но настолько ли «Тупамарос» были независимы в своей борьбе, если только в семьдесят втором году, практически в году их разгрома, задумались о создании специальной службы, необходимой для налаживания зарубежных связей?
Несколько недель спустя, в апреле этого же года, «Тупамарос» опубликовали коммюнике, содержащее смертные приговоры вынесенные полицейским, армейским и морским офицерам, а так же одному бывшему чиновнику правительства за коллективную поддержку, оказываемую головорезам из различных фашиствующих группировок, преследовавших тупамарос и их симпатизантов. В течение нескольких часов после публикации этого коммюнике, четверо приговорённых были убиты прямо близ собственных домов или по дороге на работу.
Ещё в марте «Тупамарос» организовывало действия вооружённых групп не только в Монтевидео, но пыталось охватить своим влиянием ещё несколько провинциальных городов Уругвая. Однако особого успеха в этом деле они добиться не сумели и сами признали провал своих планов по расширению деятельности герильи.
Первого сентября тысяча девятьсот семьдесят второго года по Организации был нанесён смертельный удар: полиция ворвалась в убежище партизан в пригородном квартале Банкарио. Тупамарос, что были внутри одного из зданий, оказали яростное, отчаянное сопротивление. После окончания жесточайшей перестрелки полиции и военным удалось проникнуть внутрь дома. И там, к их большому удивлению, они обнаружили практически всех оставшихся до этого момента на свободе высших руководителей Организации. Абсолютно случайно удалось накрыть совещание Исполкома «Тупамарос». В числе прочих был схвачен и Рауль Сендик, раненый во время перестрелки. Пуля пробила ему обе щеки, разорвав язык.
Несомненно, что Организация была в состоянии полноценно функционировать и без Сендика, и без многих других руководителей, уже томившихся в тюрьмах. Но теперь огромные потери и упадок духа комбатантов подорвали силы «Тупамарос». И военные с полицией не без оснований отрапортовали о том, что арест всех высших лидеров MLN-T стал победной точкой в борьбе против террористов.
А уже в феврале семьдесят третьего армия полностью взяла бразды правления в свои руки, установив диктатуру Национального Совета Безопасности.
Когда же в июне того же года произошёл военный переворот, то ни о какой дальнейшей деятельности «Тупамарос» не могло быть и речи. Организации не перестала существовать. Но она и не могла более действовать.
Тогда народным ответом диктатуре стала всеобщая забастовка трудящихся с оккупацией рабочих мест, которая длилась пятнадцать дней. Но это было всё, на что был способен неорганизованный рабочий класс Уругвая, без загнанных в глубочайшее подполье коммунистов и без фактически разгромленной террористической организации «Тупамарос».
Чего хотели и чего, собственно, добились «Тупамарос»?
Как полагают аналитики, радикалы действительно сделали многое. В течение десяти лет «Тупамарос» создали сильную, дисциплинированную и организованную структуру борьбы с властью. И довольно многие в стране стали их сторонниками. Часть из них стали боевиками, часть - симпатизантами. И тех и других были не сотни, а тысячи, хотя и аналитики, и историки часто занижали и занижают эти цифры. «Тупамарос» упорно отражали удары полиции и армии, а зачастую и сами переходили в наступление.
Но, как оказалось, всего этого было мало, недостаточно. Ибо народ Уругвая привык к тому, что есть такая обособленная леворадикальная, боевая организация, как «Тупамарос». И что она будто бы часть нормальной жизни страны и уругвайского общества.
Но что предлагали тупас для того, чтобы активнее привлекать в ряды борцов с несправедливостью новых и новых людей? Прямые и непрерывные атаки на репрессивные силы? Этого было недостаточно. Организация так и не смогла достичь ни наивысшей степени вооружённого противостояния с властью, ни полного и безоговорочного признания правоты своей деятельности в народной среде.
И каким бы привлекательным для беднейших слоёв населения не был радикальный лозунг «Здесь и сейчас», многие в народной среде понимали и понимают, что радикализм неизбежно приведёт к терроризму. А значит к крови и гибели многих и многих людей.
Возможно, хотя бы это остановит тех, кто собирается ступить на эту зыбкую и ведущую в никуда тропу?
Но, как пока показывает действительность, не останавливает…
МИГЕЛЬ
В то утро как-то внезапно развеялся туман, под прикрытием которого рассчитывал проскочить предгорную «зелёнку» боевой разведывательный дозор. По правому борту боевой разведывательной дозорной машины виднелись дувалы, за которыми стояли, казалось, безжизненные, пустые дворы с глинобитками. Сразу за ними - скалы с известными только местным жителям тропами, расщелинами и пещерами.
Остановились, не въезжая в селение, и организовали охранение. Боевой разведывательный дозор выдвинулся к ближайшему двору. Было подозрительно тихо и потому тревожно.
Мигель осматривал в бинокль ближние скалы и тревожился ещё больше: дорога, на которой они стояли, легко и эффективно могла быть прострелена со скал. Решение остановиться здесь было в корне неправильным. Но остановка была вынужденной, и менять решение было уже поздно. Мигель лихорадочно пытался придумать выход из создавшегося положения, но нового решения пока не находил.
И только дозор вошёл за дувал одного из дворов, как раздалось сильное шипение. Мигель знал его: так летит, шипя, кумулятивная граната, выпущенная их ручного гранатомёта. Он лишь успел отметить, что прилетел выстрел откуда-то справа, от острого выступа скалы, и скомандовал всем укрыться за бронёй. Собственно, укрыться-то больше было и негде.
И начался ад!..
Из штроб и расщелин в скалах, из-за камней, из-за дувалов и из глинобиток, как улитки из своих домиков, только с проворством кошек, а не улиток, появлялись и, изрыгнув огонь из автоматов и гранатомётов, исчезали «духи». Первая и замыкающие машины в колонне взорвались сразу же. Обычная, общепринятая в мире партизанская тактика.
Огонь был ураганным. Сразу же начали падать убитые и раненые солдаты взвода. Те, кто успел залечь за броню, яростно и отчаянно отстреливались, бросали гранаты, если позволяло расстояние. В шуме боя не было слышно ни стонов раненных, ни криков сержантов, ни самого Мигеля, старавшегося хоть как-то сберечь последних солдат взвода.
И вдруг… всё стихло. Ни ветерка. Горящие машины смердили чёрными дымами. На душе у Мигеля было тяжко и тревожно. И он лишь успел подумать, что не время заниматься собственной душой, как в звенящей тишине раздался истошный крик его сержанта, замкомвзвода:
- Миша-а-а-ня-я-я! Сна-ай-пер спра-а-ва-а-а!
Мигель, падая, успел краем глаза заметить, как ослепительно сверкнул на солнце прицел снайперской винтовки. В мыслях пронеслось: «Вот и всё… Как это?.. Ага… Вот как оказывается это бывает… Так быстро?.. Но, я же ничего ещё не успел… Отец… Мама… Монтевидео… Как жаль…»…
***
…Он не стонал, а лишь смотрел в лазурь чужого ему неба и, казалось, что ничего не случилось - так ему было легко, спокойно и совсем не больно. Он ничего не чувствовал и только шептал, шептал и шептал одни и те же слова:
- Как глупо… А небо такое же, как у нас… Странно…
И уже прикрыв глаза:
- Либертад… муэрти… Либертад…муэрти… Либертад…муэрти…73
***
…Сержант допил за «Царствие…» вино, обнял Альваро, серую Агнешку и зашагал в направлении деревенской автобусной остановки. В его походке было что-то от Мигеля.
И не мудрено: Мигелю, уже не мальчику (но всё-таки ещё такому мальчишке!), подражали все не только во взводе, но и в бригаде…
…Ах, как давно это было, как давно!..
И то ли поторопилось время всё расставить по своим местам, то ли сделало это неспешно – кому это известно? Знаю только одно: время безжалостно, как и судьба, о которой мы так много говорили с Альваро…
***
…А в доме Альваро и Агнешки поселились горе, пустота, печаль и тоска…
- Будь проклята война! Будь проклята кровь! Будь проклята я, что явилась отвратительным примером моему ребёнку, - плача, кричала часто, почти в истерике, некогда железная Аги!..
Но кто её теперь слышал? Бог, которого она всегда почитала и которому без устали молилась? Или те, кого она лично отправила на тот свет? А может, Мигель, которому она всегда служила примером, которого любила безмерно? И которую беззаветно любил он, её мальчуган?..
Есть, конечно же, есть, ответы на эти вопросы. Но только каждый должен ответить на них сам…
АГНЕШКА
После смерти и похорон Мигеля никто больше не видел Аги улыбающейся. Её лицо как бы застыло и стало мраморным. Она ходила и постоянно что-то шептала, лицо осунулось, и морщины начали забирать былую красоту, а поседевшие пряди волос выбивались из-под неаккуратно повязанной косынки.
Она грезила о Польше, Уругвае, проводила бессонные ночи над фотографиями Мигеля, старенькой картой Кракова – той, самой, по которой они с Мигелем часто, в его детстве, путешествовали.
Казалось, даже Альваро её не интересовал. Дом их, со старым, но красивым резным крыльцом, осиротел. Не пелись, как раньше, в их дворе, песни для себя и для сельчан, не ходили к ним более гости, боясь встревожить их печаль-беду. И рвали душу Агнешки и боль, и тишина, и воспоминания, и угрызения совести, и сомнения в своей бывшей правоте. Всё было в ней, там, внутри: и печали, и злость, и гордость, и растерянность, и смятение. И пустота. Страшная безмолвная пустота…
Порой, она, даже не предупредив Альваро, исчезала на несколько дней и также внезапно объявлялась в доме. Альваро не удивлялся и не спрашивал её ни о чём, видя всё, что происходит с ней, и понимая её состояние. Да, и сама она, никому ничего не объясняла. Как-то раз, сообщила мужу, что хотела бы уехать в Польшу, в Краков. Но как, мол, не знает…
В один из дней, всё-таки сказав Альваро, что уезжает в город по каким-то делам, она снова исчезла. Альваро извёлся. Он так ждал свою Аги! И днями, и ночами! Но больше в Лебедином Аги никто и никогда не видел. Недаром говорят, что тихий омут – для чертей бедлам!
А ещё говорили, что она тихо тронулась умом, и что, якобы, подалась в Польшу…
Но кто знает – в Польшу ли, в Краков, в Уругвай ли, в Монтевидео? Или в какой либо «тихий омут», где тем самым чертям и место? Её господу видней…
Время растворяет судьбы в пространстве нашего бытия, переводя их потом в иные, неведомые нам миры. И летают души людей в неземном эфире, как, наверное, летает и Агнешкина душа. А может быть, врут люди, и всё это, про души, придумано? Да и так ли уж всемилостив господь, что позволяет душам убийц парить во вселенной?
Не знаю…Не думаю…Ведь за всё надо платить…
АЛЬВАРО
Я уезжал из Лебединого, из этого, казалось, райского уголка. Здесь жил когда-то один из моих лучших солдат, жили его родители. Здесь все они обрели…нет, так и не обрели… вторую…третью…родину.
Кто они, эти люди? Хорошие или плохие, достойны ли они уважения и любви? Не знаю…
Вы уж решите сами.
Перед отъездом, я в последний раз ступил одной ногой в Донскую протоку, впадающую в Таганрогский залив, радуясь реке, морю, солнцу и ветру и печалясь судьбе семьи Кастильо-Косински.
Альваро конопатил смолой лодку, а я глядел на него и понимал: кощунство быть весёлым там, где горе и боль. Да и не до веселья было: грустное оно дело, расставание…
И я глушил в себе мирскую радость - радость от обычной лучезарной повседневности, стараясь внимать душе Альваро, оставшейся на веки в Монтевидео. Я понимал, что здесь, в Лебедином, он одинок и одинок безмерно. И ощущал в себе его боль, его тоску, печаль и растерянность перед этой необъяснимой жизнью.
Альваро перестал работать, бросив палку с тряпкой в ведро со смолой, и помахал мне ладонью. Я смотрел на него, такого немногословного в быту, угрюмого, и видел, как сверкали на его висках пряди местами поседевших волос. Он скупо улыбался мне, показывая свои некогда белоснежные, а ныне уже прокуренные, жёлтые зубы. А я, улыбаясь ему в ответ всей моей душой, всё ждал, что он меня остановит и скажет: «Может, пожил бы ещё у нас, сынок?».
У кого «у нас»? Ведь никого уже кроме Альваро нет…Да и его – тоже…
Но Альваро молчал. А его душа…Она казалась мне темнее ночи. Да, она и была-то, судя по всему, темна, как корабельный трюм…
Его судьба и раньше, и теперь – она, как каторга на чужбинных берегах, как рабство на галерах.
Теперь его планидой стал седой Азов, смолёный баркас на берегу и этот русский «рай», которого глаза бы его не видели. И остались ему лишь печаль, сны с зовом предков и воспоминания о милом сердцу, родном Уругвае.
Не знаю, жив ли он теперь? Но в той сторонке мне, видимо, уже не побывать, как, наверное, никогда не побывать и в Уругвае…
Но кто знает? Ведь говорят же «никогда не говори никогда»…
17 января 2010 г - 20 января 2017 г.
Издано в издательстве «Десятая муза» (г. Саратов) 05.10.2020 г.
ISBN 978-5-907272-5-6