МИФЫ ПЕТЕРБУРГА
1. Миф первый: город на костях
В России петровского времени несколько городов строилось по царским указам – Воронеж, Белгород, Азов, Таганрог, Новодвинская крепость… Однако слухов о повышенной смертности среди строителей этих городов не осталось. Петербургу же, который возводился на виду у всей Европы, еще в первые десятилетия его жизни был прилеплен ярлык «города на костях». Он был порожден записками иностранных послов и с годами превратился в стереотип, который присутствует в сознании людей и распространяется в литературе о Петербурге. Иностранные источники оставили нам цифры погибших от 50 до 300 тысяч человек. Споры – были ли жертвы, или смертность была естественной в условиях строительства города? – не утихают до сих пор.
Одна группа ученых исходит из идеи, что Петр I был жестоким своенравным правителем и утверждает примерно следующее. Да, не удается найти захоронения, подтверждающие массовые смерти первых строителей Петербурга. Но люди не могли не вымирать при таком бессердечном царе! Не верим, что их сносно кормили, поили, лечили, давали водку и пиво, разрешали жить зимой в бараках с печами! Иностранные правозащитники-дипломаты не могли ошибиться в оценке наших потерь. Ладно, пусть не триста тысяч, но хотя бы сто пятьдесят тысяч душ должен был Петр I заморить при своем тяжелом характере!
Вторая группа исследователей восклицает: помилуйте, Петр I вовсе не душегуб! Да и как могли похоронить сто или триста тысяч человек, если такого количества людей в Петербурге и его окрестностях попросту не было? На этот парадоксальный факт обращали внимание русские ученые еще в XIX веке. Первые строители работали сезонно – с весны по осень, зимой же гарнизон крепости и хозяйственные работники «помещены были в деревянных палатках с печами». По спискам Канцелярии городовых дел видно, что из года в год работали одни и те же лица, они же селились потом на столичных землях и продолжали строить город. В военно-строительный лагерь доставляли и мясо, и рыбу, и муку, и водку… Да и не походил царь Петр на недоумка, который губил своих работников недосмотром! Ну, скажите, чем отличалась армейская служба, походный быт от строительного лагеря в дельте Невы? Да ничем! В армии тоже случались трудности с провиантом и теплой ночевкой, но никто не назовет русского солдата или мужика неженкой, привыкшего к перине, утреннему парному молоку и чихавшему от каждого ветерка.. Помните старинную пословицу: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся»? Рядом множество деревень, богатые рыбой Нева, Балтика, Ладога, зимой по замерзшим рекам катят санные обозы с продовольствием из Новгорода, Пскова, Москвы и Архангельска, летом по древнему пути из «варяг в греки» плывут барки с Волги. Трудно, но жить можно. Смертность была естественной, и счет может вестись на сотни человек, в худшие годы умирало около тысячи…
Третья группа - ученые-археологи - разводят руками: нет на территории Петербурга следов массовых захоронений! Есть отдельные находки в районе Кронверка, Шуваловского дворца, есть подхоронения на допетровских деревенских кладбищах в центральных районов города, но принципиально большего найти не удается.
А ведь для археологии три века – не срок.
Одним словом, утверждение о городе на костях не находит материального подтверждения.
Очевидно, следует согласиться с известным петербургским историком Евгением Анисимовым, утверждающим: «Проверить и систематизировать сведения о причинах гибели людей, как и вообще дать сводные данные о потерях работных, практически невозможно». Следует, очевидно, согласиться и с сотрудником Института российской истории Российской академии наук Ольгой Агеевой, которая называет иностранные сведения о массовых смертях невероятными.
Даже если принять на веру, что за четыре месяца при строительстве земляного варианта Петропавловской крепости «погибло едва ли не сто тысяч человек», как указывается в воспоминаниях одного европейского дипломата, то встает вопрос: где погребли эти сто тысяч мертвых душ? Простите за арифметику в таком деликатном деле, но 100 тысяч погребенных, если хоронить вплотную – это 20 гектар, 40 футбольных полей! Где эти баснословные поля петровских захоронений? Кто их обнаружил в тесном пространстве города? И близко ничего нет! А ведь «иностранные обозреватели» называли цифры и в 300 тысяч погибших!
Грозить пальчиком Петру I так же нелепо, как ругать быка за то, что он не жираф, не белый лебедь или не ромашка. Но вот оценивать поступки русских царей по шкале «Всемирной Декларации прав человека» – это уже политиканство.
Некоторые рассуждения о строительстве Петербурга словно написаны современными комиссарами ОБСЕ по правам человека. Дескать, город неплох, мы не спорим, но знаете, как в лапотной России относились к человеческой жизни? Знаете, как Петр I гнобил простых людишек ради имперских амбиций? Вот вы любуетесь Петропавловской крепостью, а знаете, скольких она стоила жертв! Петербуржцам словно предлагается оправдываться за красоты, «созданные ценою жизни крепостных», «подневольных мастеровых», «рабочих-рекрутов». Еще немного, и Петербург окажется должным Италии, Франции и Швейцарии за использование труда их великих зодчих, которые возводили город по контракту с Российской короной в «неподходящих для европейцев условиях».
С тем же успехом можно объявить территорию Соединенных Штатов Америки братской могилой индейцев, а библейского Моисея, сорок лет водившего еврейский народ по пустыне, первым сознательным нарушителем прав человека.
Как писал Максим Горький «…у нас, на святой Руси, осуждают ближнего с таким наслаждением самолюбования, что, можно думать, родоначальником русского племени был описанный в евангелии фарисей».
В 2004 году Санкт-Петербургская археологическая экспедиция предложила правительству города создать мемориальное захоронение, в котором нашли бы упокоение все неизвестные останки, найденные при земляных работах и археологических раскопках в городе. Для этих целей предложено Смоленское кладбище. Пойдет ли дело, удастся ли «приземлить» миф – покажет время.