Кабул 1980 г. Генеральские фантазии

Александр Жданов 2
Продолжение. Начало см. «Кабул 1980 г. Узел связи Резиденция. » 1, 2. http://proza.ru/2020/04/12/16

                Разница между ложью и правдой в том, что у лжи всегда
                есть свидетели, а у правды никогда.

                Михаил Задорнов


      В  середине 2000-х я  как-то в книжном магазине в  центре Москвы случайно увидел и купил книгу  «Вторжение. Чехословакия, 1968»  генерала армии А.М. Майорова. Разумеется,  мне было очень интересно прочитать воспоминания человека, которому я  обеспечивал почти 15  месяцев засекреченную связь гарантированной стойкости с руководством Советского Союза и его  Вооруженных сил. 

          К моей радости на последней странице там был и анонс о том, что  в этом же  издательстве «Права человека» в ближайшее время (1998 г.) выйдет второе издание книги этого же автора  «Правда об Афганской войне».
             Конец 90-х было для меня тяжелым временем и выход книги (первого и второго издания) я прозевал, а так как тираж был, наверное, не очень большим*, то и найти потом её в продаже не удавалось.
       
        Позже,  навещая в госпитале генерал-полковника А.В. Ковтунова*,  я случайно упомянул, что не смог нигде найти книгу А.М. Майорова об Афганкой войне, а Александр Васильевич, оказалось был хорошо знаком  с автором и тот подарил ему один экземпляр своих мемуаров,  который хранился у него где-то на даче, куда  он в  ближайшее время ехать не собирался.  Обещал поискать,  как только будет возможность, но спустя  некоторое время после этого разговора, в 2009 г.  ушёл из жизни.

     И только много лет спустя я наконец нашёл книгу в интернете.

   Но, прочитав, был очень удивлен.  К тому времени уже и автора, и Александра Васильевича не было в живых и что-то выяснить , или обсудить было не с кем.

Многое в книге оказалось написанным такого, что просто не могло быть. И тому, кто знаком с описываемыми генералом событиями или даже сам в них принимал участие, это очевидно. Возможно, он не писал книгу сам, а лишь надиктовал воспоминания литературному помощнику, а тот, не посоветовавшись, самостоятельно решил приукрасить её выдуманными боевыми эпизодами, важными событиями, придав повествованию остроту, динамику,  что по его мнению видимо должно было добавить образу автора значительности во время участия в важных для страны  исторических событиях?
А может быть в связи с переворотом в 91 году, сменой политического строя и идеологии, взгляды автора изменились в соответствие текущему моменту? Ведь свои воспоминания он написал спустя не так много времени после развала страны и разгона коммунистической партии, когда все, кому не лень, критиковали ввод войск в ДРА в 79 году и нужно было соответствовать новому курсу?
       Трудно сказать.

Генерал армии Майоров А.М.  в июле 1980 года был назначен первым заместителем главкома Сухопутных войск, а одновременно с 4 августа 1980 по 29 октября 1981 года  был Главным военным советником вооруженных сил Демократической Республики Афганистан. На этой должности он спланировал и осуществил первые крупные общевойсковые операции советской армии во взаимодействии с вооруженными силами ДРА, о чем и рассказал в своих мемуарах.   
     В них первой мне  бросилась в глаза ошибка в упоминании в  самом начале  использования душманами против советской и афганской авиации Стингеров*.
   
        Эти зенитно-ракетные комплексы в мире впервые появились в англо-аргентинской войне 1982 года.  А их поставки американцами в Афганистан начались только в 1986 году  (в 2010 г. у нас на экраны вышел многосерийный фильм «Охотники за караванами» на эту тему).
И поэтому понятно, что в  1981 году, генерал не мог при оценке обстановки, как он пишет,  сделать вывод:: «Когда появились … сбитые «стингерами» «МИГ-21» и при высадке десанта два вертолета «МИ-8МТ», стало ясно, что бои в ущелье будут жестокими и бескомпромиссными.» .  А указанных потерь от применения стингеров следовательно быть тоже не могло.  С какой целью автор их добавил в свои мемуары? Чтобы показать насколько тяжёлой  была в то время обстановка?

        В декабре 1980 года генерал, по его словам, лежал в кабульском госпитале, в отдельной палате и н накануне Нового года ему якобы позвонили:
       « И вдруг — «булава». Москва. Беру трубку, слушаю:
       Говорит Епишев*, спрашивает, на каком я командном пункте, а то он меня      
       долго  разыскивал.
        — Не на КП, а в госпитале.
        — Да что с тобой?
        — После операции лежу…
         — А Дмитрий Федорович* знает?
         — Нет, — отвечаю, — я не хотел бы об этом ему докладывать…
         — А кто отвечает за твое здоровье?
         — Партия и правительство, Алексей Алексеевич, — отвечаю и добавляю;               
         — И Главное политическое управление…
          — Шутишь? А кто подтвердит твою дееспособность?
          — А вот «академик» тут рядом сидит. Он и подтвердит, что я в строю…
        Трубку взяла, немного волнуясь, Анна Васильевна.
          — Алексей Алексеевич, это я, Анна Васильевна. Саня… извините,
               Александр   Михайлович через пять-семь дней будет на службе, — и   
         подала мне трубку.
          — Здоровья тебе крепкого-крепкого… От меня и от Татьяны   
               Алексеевны.  Центральный Комитет обо всем знает и одобряет все   
               ваши действия… Спасибо.  Крепись! Считай это за поздравление с
                Новым 1981 годом. Обнимаю.»

В этом отрывке сразу несколько несуразиц.  Как я уже описал в предыдущей главе, телефон «Булава» не мог ни при каких обстоятельствах стоять в палате афганского госпиталя. То есть на неконтролируемой территории иностранного государства. Т.к. тогда при установке стации Т222  грубо нарушались бы требования по обеспечению безопасности засекреченной связи. 
Кроме того, для этого нужно было бы разместить где-то рядом с палатой как минимум три грузовых автомашины с КУНГами (станцию Т-222, Радио или радиорелейную  и электропитающую станции),  протянуть от них  в палату кабельные линии и, установить переговорную кабину (имеющую размеры городской телефонной будки тех  времен) , так как вести в палате совершено секретные переговоры было  категорически недопустимо.  Это пришлось бы делать на виду у всего обслуживающего персонала госпиталя и больных. А все станции необходимо было как-то обеспечить круглосуточной охраной, исключающей нападение на технику связи и её попадание к противнику. Разумеется, госпиталь тогда, находившийся на окраине города, охраняли только афганские солдаты, об отношении которых к службе по охране жилых домов в советском микрорайоне я уже упоминал раньше.  Советские солдаты тогда афганский госпиталь не охраняли.
     Заниматься всем этим ради того, чтобы обеспечить генералу, даже Главному военному советнику, связь на неделю пребывания в госпитале никто не стал бы. У нас просто не было для этого возможности: людей и техники.
   
        Кроме того, сделать это без меня было невозможно. Я, как уже писал в предыдущих главах,  выполнял почти два года обязанности техника по секретной документации, без которой «Булава» работать не могла.
   
      Трубку «Булавы» у генерала его жена Анна Васильевна, чтобы поговорить с Епишевым, тоже не при каких обстоятельствах в госпитале  взять никогда не смогла бы. Даже если предположить, что переговорную кабину смогли бы каким-то чудом поставить в госпитале,  в её  ограниченном пространстве, как я уже пиал выше, мог находиться одновременно только один человек, при закрытой плотно двери, а при её открытии, телефон отключался от коммутатора и связь прерывалась.

Ну, а дальше начинаются вообще фантазии.
                «Поздно вечером — а это была суббота — я находился на вилле. Мой адъютант   
               майор Бурденюк и водитель «мерседеса» сержант  Артамонов отдыхали от службы   
               на втором этаже виллы в своих комнатах. Анна Васильевна работала в моем 
               кабинете. Подъехал Бруниниекс с очередным донесением. Я читал его сидя в
               холле, редактировал — как вдруг погас свет. Завыли сирены и обрушился шквал   
               огня.
                Такое бывало и раньше. В сентябре после наших успешных боев в ущелье   
               Пандшер, затем после разгрома моджахедов в кандагарских виноградниках… Те
               атаки с большими для душманов потерями были отбиты — охрана виллы прочна,
               надежна и хорошо вооружена

          Судя по рассказу, генерал описывает уже  третье нападение на его виллу.
 Но если бы было хотя бы одно,  мои починенные,  дежурившие  там круглосуточно, обязаны были сразу же  немедленно доложить об этом по телефону дежурному по узлу  связи «Микрон». И мне об этом было бы обязательно известно. Но при моих посещениях станции в течение полутора лет, солдаты ни о каком огневом налёте, атаках и уж тем более  штурме мне ни разу не докладывали. 
  Напомню, что вилла ГВС находилась в самой центре Кабула, в старом, аристократичном районе,  в котором располагались иностранные посольства, (о чем автор сам и  пишет)  где стояли частные невысокие , в основном двухэтажные дома,  на своих не очень больших участках, окруженные как правило глинобитными  заборами.

      Как я уже писал в предыдущей главе, для защиты например своего дома, соседнего  с виллой Главного военного советника,  пакистанские беженцы разместили у себя на крыше пулеметное гнездо из мешков с песком, в котором постоянно стоял на треноге пулемет и,  если в городе начинались беспорядки, то  и дежурил боец, в афганской гражданской одежде. 
       На Вилле Главного никаких защищенных и открытых наблюдательных пунктов и огневых позиций не было. Поэтому с улицы можно было без труда приблизиться ко входу здания.  Десантники из охраны виллы со своей БМД*, находились с тыльной стороны дома, в садике.  И если бы на виллу действительно напала штурмовая группа, душманам не составило бы труда, разбив окна, сразу  оказаться на первом этаже виллы.
          
         За два года моего пребывания в Кабуле был лишь один случай обстрела душманами советского микрорайона, в котором жили советские советники, афганские высокопоставленные гражданские и военные служащие.   
    
          Осенью 81 года там из гранатомётов были обстреляны жилые пятиэтажки. Стрелявшие из кузова автомашины, сделав один-два десятка выстрелов в течение получаса, тут же скрылись. Одна из гранат попала в наш подъезд и от взрыва вылетели окна в моей квартире. Но происходило это всё в полной тишине. Никто не давал сирену, как пишет генерал, никто ни на кого не нападал, дома не штурмовал. Ни о каком шквале огня речь не шла. О том, что это был обстрел именно из гранатомета, а не орудий, я убедился лично, когда утром у двери в подъезд подобрал осколки разорвавшейся гранаты.  Подробности этого обстрела на следующий день обсуждали уже все наши советники и их жены.  Рассказывали, что одна из гранат попала в квартиру одному из советников  и взорвалась в комнате. Он с женой и сыном успел перейти в ванную комнату и никто не пострадал.

   Очевидно,  если бы в городе душманы совершили артиллерийский налет на виллу Главного военного советника,  об этом тут же знали  бы  и рассказывали друг другу все жены советников. Но этого  не было.
   
        Да и для  захвата  виллы ГВС душманам не было нужды наносить по ней  артиллерийский удар, и с криками её штурмовать, достаточно было, воспользовавшись фактором внезапности,  сразу ворваться во входные двери дома. Это ведь был обычный городской двухэтажный дом с обычными даже без решёток  окнами и деревянными дверьми.
        Что же касается прочности охраны виллы – то она составляла только несколько рядовых десантников, во главе с сержантом,  у которых не было даже огневых позиций,  в общем смысле,  с окопами  и секторами обстрела. А их обзор был ограничен заборами соседних вилл, деревьями сада,  стенами домов и составлял не больше нескольких метров.

   Но продолжим далее:
                «Однако  этот обстрел отличался особенной силой.  Бурденюк и Артамонов      
                опрометью спрыгнули вниз и выбежали из виллы, на случай если    
                понадобится усилить оборону.»

   Интересно, куда они могли бежать, если сразу перед входом в виллу  была обычная городская улица и  любой  кто попытался бы выбежать из дома попал бы сразу под огонь нападавших. Интересно знал ли об этом литературный помощник  автора  и как он себе представлял дальнейшее развитие  ситуации?  Как могли майор  и сержант усилить оборону, выбежав из укрытия на открытую улицу?  Уж не бросаться ли в рукопашную,  навстречу якобы штурмующим  толпам  думшанов?

                « Анна Васильевна тоже сбежала со второго этажа в холл. Я схватил трубку
                телефона — не работает.  Тогда — к «булаве». Связался с Черемных, который
                находился еще в офисе. Он отчеканил:
                — Посылаю батальон на подкрепление…»

   В действительности послать батальон на подкрепление генерал Черемных вряд ли смог бы оперативно.  Ближайшая советская воинская часть размещалась  в нескольких километрах от виллы Главного.  Чтобы дать команду батальону на подъем и выдвижение  по боевой  тревоге ему пришлось бы сначала позвонить в штаб 40 армии. Поскольку дело было ночью, батальону, очевидно, для выхода из расположения и уяснения задачи понадобилось довольно длительное время.  За которое душманы могли бы или разрушить виллу до основания, обстреливая  из орудий, или все же захватить её   превосходящими силами. Поскольку защищали её всего лишь несколько десантников .
Но продолжу далее.

« — Саня! Мне страшно, — и Анна Васильевна заплакала навзрыд.
Что я мог сделать в тот момент?!
— Спокойно! Спокойно, мать, охрана выстоит… — И молнией мелькнуло-в мозгу: у меня даже нет при себе оружия на всякий случай — не в плен же сдавать себя и жену этим бандитам!
— Саня! — продолжала плакать жена. Ее голос прервал разрыв снаряда.
Глухой тяжелый удар потряс виллу… Очевидно, били из безоткатного орудия… Посыпалась штукатурка, зазвенели стекла, запахло горелым… Снаряд взорвался на втором этаже в спальне… Храни нас, Господи…»

   Как трогательно! Я было почти прослезился. Но, увы, опять явный вымысел. Телефон «Булава» как раз находился на прикроватной тумбочке в спальне генерала. Так что если бы там взорвался снаряд, то разговаривать по телефону генерал никак не мог бы, попав в эпицентр взрыва.  Но этого, конечно, литературный помощник тоже не знал.

   В 81 году я как минимум два раза в неделю бывал на вилле для контроля несения службы подчиненными, технического обслуживания и ремонта. И уже конечно не мог не заметить значительных разрушений дома, о которых пишет автор.

Но и самое главное, чего не мог знать генерал, а уже тем более его литературный ассистент.

    По правилам эксплуатации аппаратуры «Булава», которая, как я уже говорил, размещалась на первом этаже в помещении бывшей кухни,   в случае возникновения угрозы попадания её в руки противника,  находящиеся на смене механики обязаны были принять все меры по её уничтожению.  Секретные узлы и блоки разбить кувалдой, секретные и особой важности документы облить напалмом и поджечь, а всю аппаратуру тоже облить напалмом, и подорвать тротилом. Для этого на станции имелась канистра с напалмом и килограмма два тротила в 200 граммовых  шашках с ввинченными запалами (для подрыва нужно было всего лишь дернуть за кольцо).  Принять решение о подрыве солдаты должны были сами, не докладывая при этом обитателям дома.   И батальон, посланный генералом Черемных «на подкрепление» вряд ли смог уже чем-то помочь. От крыла здания на первом этаже которого находилась аппаратура Булава, могло вообще ничего не остаться.   


Ну и далее буйная фантазия литературного помощника генерала совсем разошлась:

— Ложись! — на пределе голосовых связок, как будто передо мной был полк, а не два человека, — крикнул я Анне Васильевне и Бруниниексу.
Снаряды рвались один за другим. Дым, гарь… Казалось, мы — в ловушке. По стенам виллы барабанили осколки.
Беспомощные и охваченные страхом, лежали мы на полу.

Можно только представить себе, что было бы в обычном двухэтажном доме, если в нём и вокруг него один за другим рвались снаряды. 

И вдруг:
— Ал-ла-аа Акба-а-ар! А-а-а!
Это — атака, развязка близка…
 Но вот мы все отчетливее слышим нарастающий гул моторов и стрельбу автоматического оружия. Пули бьют по стенам, по крыше, по еще уцелевшим остаткам стекол в окнах и дверях.
Похоже, на выручку идет батальон десантников. Спасены.
— Мать, мы будем жить, — и я обнял дрожащую и плачущую жену.
         Минут 40–50 длился тот бой. Мы с Анной Васильевной чувствовали себя опустошенными и обессиленными. Рядом с нами находились Бурденюк и Артамонов с автоматами, Бруниниекс — тоже потрясенные пережитым.
Ветер гулял по холлу. Всюду битое стекло. Двери и оконные рамы сорваны. Пахнет дымом, как после пожара.
Атака была дерзкой. Но и охрана, конечно, оказалась на высоте, да и десантный батальон подоспел вовремя. И все же не обошлось без потерь…

Неудивительно, что автор не называет цифры потерь. Разумеется,  их  за полтора года на  вилле никогда не было.
Вызывает улыбку и продолжение:
 
«Почерк проведенной атаки, ее внезапность и интенсивность говорили о новых, еще непонятных нам намерениях противника.
Примерно через час после боя, когда мы с Бруниниексом работали в единственной уцелевшей на втором этаже комнате — моем кабинете, — Анна Васильевна отдыхала в кресле рядом с нами, прикрыв глаза, к вилле подъехали на трех БМП министры обороны, СГИ и МВД, с ними — Черемных и переводчик Костин. Владимир Петрович выглядел более чем обычно взъерошенным и агрессивным.
— Вот привез защитников великой Саурской революции, — с ходу выпалил Черемных.
Афганцы дружно в пояс раскланивались, выражали сочувствие Анне Васильевне. Она, извинившись, вышла из комнаты.
— Борцы-храбрецы, — бубнил Черемных.
Афганцы продолжали сочувствовать, сожалеть, просить прощения…
— Ладно, хватит сюсюкать! — И, обращаясь ко всем, но глядя в упор на Наджиба, я спросил:
— Почему не сработала агентура?»

Таким образом на основе вымышленного нападения, в результате которого он вместе с женой, якобы  чудом, только благодаря доблести пришедшему на выручку советскому  десантному батальону, остались в живых, а вилла подверглась основательному разрушению,   автор естественно  переходит к предъявлению претензий и обвинениям афганских товарищей.. 

Костин переводит. Афганцы молчат. Черемных и Бруниниекс насторожились.
— Кто предупредил охрану дворца о возможном нападении моджахедов?
 Лицо Наджиба багровеет.
— Почему меня не предупредили, Наджиб? А? Почему?
Наджиб заерзал в кресле…
Вошла Анна Васильевна с подносом, на нем бутылка коньяка, рюмки, конфеты. Поставив все это на стол, она стремительно вышла из кабинета.
— А он и его заместители все время либо врут, либо дают устаревшие данные! — взорвался Черемных.
— Мягче, мягче, Володя, — стараюсь я тихо успокоить его.
— Так воевать нельзя!
Афганцы обескуражены и молчат.
— Можно налить? — спрашивает Черемных.
— Наливай… Пейте, — примирительно предлагаю я, — да дело знайте.
Все выпили. (Я как обычно не стал.)
— Сегодняшний бой за виллу — печальный урок для всех нас. И позор. — Снова тишина.
— Я еще налью?
— Налей еще. А потом — еще!
— Понял!
Афганцы залпом опрокинули одну за другой две рюмки, закусив конфетами.

«— Трупы до утра свезите к мечетям. Пусть муллы их отпоют, воздадут почести: моджахеды погибли в бою.
Костин перевел.
Афганцы встали, помолились.»
Попрощался я без объятий. Черемных проводил их.
А вернувшись, Владимир Петрович дал волю словам:
— Наджиб*  — сволочь! Продажная шкура!
— И доверенное лицо Ю. В. — добавил я.
— Ведь он же знал!..

Чем же так досадил Главному военному советнику   бывший президент республики Афганистана, что спустя много лет, уже после его гибели, автор так негативно изобразил образ вождя  в своих мемуарах?  Остается только догадываться. 
Но читаем далее:


 Дальше — больше. Последовали звонки из Кандагара, из Мазари-Шарифа, из Герата, из Кундуза с сообщениями о взрывах — то в кинотеатре, то на базаре, то о взорванных машинах или нападениях на подразделения. Короче говоря, за двое суток в крупных городах, на дорогах на перевале Саманган было предпринято более 200 террористических актов. Уничтожено, убито, искалечено много не только афганских военнослужащих и наших солдат, но и очень много гражданского населения.

    Что тут правда, а что – вымысел? К сожалению конкретные цифры автор не приводит, а понятие «много» в данном случае не говорит ни о чем. Но читаем дальше:

Нужен был перелом, психологический и военный, в самые ближайшие дни. Я дневал и ночевал в офисе, работая круглосуточно. На вилле шел ремонт. Ведь она была порядком разрушена.
Уцелел лишь мой кабинет, где и ютилась Анна Васильевна. Охрану виллы Черемных усилил.

   Ни о каком усилении охраны виллы за все время проживания в ней Главного военного советника я не слышал. А рассказ о стойкой обороне виллы с риском для своей жизни, видимо должен был показать читателям в каких сложных боевых условиях автору приходилось служить. 

Далее всё в таком же духе.   
 
         Читая эти, так красочно описанные, но выдуманные эпизоды из службы генерала, я был сильно обескуражен.

     Разумеется, все мы тщеславны в той, или иной степени, для многих наше впечатление на окружающих, родных и близких имеет большое значение.  Можем   иногда  позволить себе в чём-то прихвастнуть, как-то приукрасить свои поступки.  Но военачальники такого высокого ранга,  действия которых происходят на виду многочисленных очевидцев: сослуживцев и подчиненных, наверное,  всё же должны освещать события безукоризненно точно и правдиво.  Вымысел, явное несоответствие описанного действительности ведёт к потере авторитета автора, доверия к нему в целом.   Нельзя забывать слова Козьмы Пруткова: «Единожды солгавший, кто тебе поверит»?

Чем же вызваны такие очевидные несуразности в воспоминаниях автора книги?
Может быть к этому приложил руку литературный помощник?

   Просматривая выходные данные книги, я нашёл, что,  оказывается,   литературная запись мемуаров генерала была выполнена   Ведрашко В.Ф. .
Разумеется стало очень интересно, кто это и чем может быть известен еще, в литературных кругах.
Поиски в интернете увенчались успехом и всё сразу стало понятно.

В.Ф. Ведрашко (род. 22.12.1956 г.) —  журналист , радиоведущий, редактор и издатель.  Живёт и работает в г. Прага.
    С   1994 года стал сотрудничать с «Радио Свобода» в качестве автора и ведущего передач по правозащитной тематике  и  учредил в Москве журнал «Правозащитник», а в 1995 году стал сооснователем якобы независимого издательства «Права человека». Среди сотен отредактированных и выпущенных издательством книг – «Воспоминания» Андрея Сахарова и первая книга А.М. Майорова «Вторжение. Чехословакия. 1968.»
     Из Википедии я узнал, что  ( согласно утверждению монографии «Новые технологии борьбы с российской государственностью»*)  «Свобода» занимается «обычной антироссийской пропагандой». И, несмотря на то, что радиостанция была создана для идеологической борьбы НАТО с социалистическим альянсом и Советским Союзом, характер её деятельности после распада СССР по существу не изменился. 
  Вот как оценивается деятельность «Свободы»  Мухиным  А. А. в работе « Медиа-империи России»*:
«Главными направлениями деятельности [радио «Свобода»] являются дискредитация российской власти, а нередко и российской культуры, информационная поддержка проамерикански настроенных противников существующего режима и пропаганда американизма».
Как видим, всё оказалось очень просто.
Теперь уже стало понятно откуда могло в книге появиться такое явное несоответствие написанного тому, что было на самом деле.

Но,повторяю, маленькая ложь рождает большое недоверие. 
И теперь уже всё то, что до этого вызвало у меня только сомнение, так как не совпадало с информацией известной из других источников,  я стал воспринимать как обычный художественный вымысел. Но, естественно, с определённым, хорошо продуманным литературным помощником, уклоном.

Но об этом в продолжении.
_____________________

Примечания:

*- тираж был не очень большим.- например книга «Вторжение..»  вышла тиражом всего 5000 экземпляров.

*- « генерал-полковник А.В. Ковтунов»  -  был  тогда председателем Всероссийской общественной организации «Российское кадетское братство», а я был  руководителем её исполкома.

*- Стингер  - американский переносной зенитно-ракетный комплекс, предназначенный для поражения низколетящих воздушных целей (самолётов, вертолётов, БПЛА), кроме того обеспечивает возможность обстрела небронированных наземных или надводных целей.
* - А.А.  Епишев  - (1908 — 1985) — советский партийный и военный деятель, дипломат, генерал армии (1962). Начальник Главного политического управления СА и ВМФ (1962—1985). Герой Советского Союза (1978).
 
* - Дмитрий Федорович - Устинов Д.Ф.- Министр обороны СССР (1976—1984).

* - БМД-  боевая машина десанта  - бронированная гусеничная плавающая машина, авиадесантируемая парашютным, парашютно-реактивным или посадочным способом.Состояла на вооружении воздушно-десантных войск в СССР с 1969 г. 

* - «Правда об Афганской войне. Свидетельства Главного военного советника.» — М.: «Права человека», 1996. — 288 с. © Майоров А. М., 1996, литературная запись Владимира Ведрашко

*    - ХАД ( СГИ) – «Служба государственной информации»,  - название службы государственной безопасности в ДРА. В 80-85 г. её возглавлял М. Наджибулла

*  -  Мухаммед Наджибулла (1947 —  1996) — Генеральный секретарь  ЦК НДПА (1986—1992) и президент Афганистана (1987—1992). Генерал-лейтенант.
      Спустя год после распада СССР, лишившийся внешней поддержки и оказавшийся в международной изоляции, режим Наджибуллы был свергнут моджахедами, а сам он укрылся в здании миссии ООН в Кабуле, где пребывал до 1996 года, пока не был захвачен и убит захватившими власть талибами.

*   -  «Радио Свобода» (полное название — «Радио Свободная Европа/Радио Свобода», РСЕ/РС - англ. Radio Free Europe/Radio Liberty, RFE/RL) — международная некоммерческая радиовещательная организация, финансируемая Конгрессом США. Попечителем является Агентство США по глобальным медиа. Декларирует свою миссию «в продвижении демократических ценностей и институтов путём обращения к аудитории тех стран, в которых свобода прессы ограничена властями или пока не стала нормой общественной жизни.

*  -  монография «Новые технологии борьбы с российской государственностью» В. И. Якунин, В. Э. Багдасарян, С. С. Сулакшин,  2013 г.

* -  Мухин А. А. Медиа-империи России. — М.: Алгоритм, 2005. — С. 183.: