Ковид-19

Covid-19

глава 1
«Косоворотка»

 Ворот жутко натирал шею. Я уже неделю ношу косоворотку, а привыкнуть к ней все не могу. И это у меня еще не забрали «Жиллет», у Семена забрали и от опасной бритвы у него жуткое раздражение. Косоворотка ему раздирает кожу в кровь.
А не носить ее нельзя, сразу запись в служебную карточку. Нас пока не наказывают, но в соседней деревне говорят уже порют, причем жестко. Как раз по служебным карточкам и смотрят кому сколько плетей, а кого и на каторгу продать. А мы все вначале артачились, требовали свои права и свободы. Только нет ее больше, свободы,  у таких,  как мы.
Двери кабинета открылись и мне навстречу, широко расставив руки, вышел барин. Вид у него был немногим нелепее моего. Шелковый халат с китайскими драконами был заправлен прям в треники «адидас», отчего барин казался еще толще, чем был на самом деле.
- Алексашка! - выкрикнул барин и со всей мощи стиснул меня в своих объятиях. После он стал нацеловывать меня в губы на ново-старорусский манер. На втором смачном чмоке я не выдержал и вырвался.
- Юра, мать твою итить! - выкрикнул я, вытирая рот рукавом косоворотки.
- Цыц! Кому Юра, а кому и барин,  -  процедил он сквозь зубы и затолкал меня в кабинет.
Юрку я знаю давно, еще со школы. Он всегда был юмористом и душой компании. С ним было одинаково весело поджигать тополиный пух в младших классах и пить портвейн за гаражами в старших.
Потом я пошел в армию, а Юрка в институт. Но у нас городок был небольшой, и мы часто оказывались в одной компании, даже успели подружить взрослой мужской дружбой. А потом жизни резко изменилась. И теперь Юра Феоктистов дворянин, а я его холоп.
- Сань, ну в самом деле, дружба дружбой, а приличия то надо соблюдать, - Юра посмотрел на меня из-под бровей и, словно обидевшись, отвернулся.
- Извини, Юр, - я немного помолчал и добавил, - ты же понимаешь, это нелегко принять.
- Так, отставить! Сто раз уже оговорено все и в трезвом виде, и в пьяном, и в других всяких состояниях. Нет во всем этом ни твоей, ни моей вины. И наше дело надеяться и ждать. Уверен, все это ненадолго.
- Надолго, ненадолго… Да вот только управляющий говорит, что со следующей недели вместо трико и кроссовок выдадут шаровары и лапти.
- Да ты слушай больше его, - сказал Юра и залихватски подмигнул мне, доставая штоф с «Джеком», - он всем рассказывает, что мы с тобой гомосеки, вернее мужеложцы, так же сейчас надо по-новому говорить?
- С чего это?! - от неожиданности мой голос сорвался почти на крик.
- Да я сам ему рассказал.
Не успел я возмутиться, как Юра продолжил: «Ну а как ты хотел, Санек? У меня жена реже бывает, чем ты. Дворовые уже косо смотрят,  а так я типа би, ты типа гомик...»
- А почему я не би? У меня тоже жена есть!
- Ну хорошо, будешь би, - сказал Юра и засмеялся во весь голос, расплескивая бурбон во все стороны.
Когда он немного успокоился, то добавил: «Сейчас время такое, с каждым днем будут все сильнее гайки закручивать. А ЛГБТ, наоборот, приветствуется, даже межсословное. Так что пока так Санек, пока так».

глава 2
«Солдатка»

Кроссовки забрали через неделю. Свободу ношения штанов оставили, а обувь теперь либо лапти, либо валенки, либо сапоги по церковным праздникам. Видок у крепостных теперь был тот еще. Косоворотки с джинсами, спортивными трико и даже с брюками, с теми что со стрелками.
У баб дело обстояло попроще. Под длинными сарафанами и мешковатыми рубахами в пол штанов видно не было, хотя штаны были на любой фасон. Все как могли старались подольше оставаться с атрибутами прошлой жизни. Кто-то украдкой пользовался зажигалкой, кто-то читал электронную книгу в свете лучины, кто-то слушал музыкальный плеер.
У меня ничего такого не было, у меня был Юра. Мой барин и друг в одном лице. И вся деревня мне завидовала. Почти всегда, но не всегда. Например, сегодня. Утром раздавали лапти и, если кому-то не везло с размером или с отсыревшим лыком, то мне же не повезло с чувством юмора Юры.
Мои лапти были старательно разукрашены под двенадцатые «Леброны» в оранжево-желтых цветах. Так же к лаптям прилагались ярко синие шнурки и  записка от Юры. В ней говорилось, что он не успел приладить шнурки, и теперь я должен озаботиться их устройством в общую конструкцию лаптей и предоставить результат к вечеру.
Как будто мне больше нечем заняться. Сегодня я должен познакомиться со своей женой, а тут еще эти лапти.
Официально я женат уже третий месяц, но жену свою еще не видел. Юра сказал, что мне понравится. Но, зная его чувство юмора, я нехило нервничал. Ее, Галину, привезли из Сибири после того, как ее мужа забрали в солдаты. Такой порядок, если один член семьи переходит на новую социальную ступень, другого перевозят в  другую губернию и ищут нового супруга. Конечно это касается только крепостных, «девятнадцатых», как принято говорить в наше время.
А самое страшное во всем этом, что ни я, ни она отказаться не можем. Мы обязаны жить вместе и рожать детей согласно квоты или увезут на каторгу. А там долго не живут. Надеюсь мне повезет и Юра не последний мудак.
Приладив таки шнурки к лаптям, я отправился в избу свиданий. Идиотское название, но, как показывает практика, все идиотское приживается в первую очередь.
Наша деревня была поделена на три части: на мужской угол, женский угол и семейное поселение. На центральной площади стояла церковь и изба свиданий. Ничем «таким» в ней не занимались. Там знакомили жениха и невесту перед свадьбой или как меня, уже женатого по факту. Причем я мог ее не видеть годами, пока не освободится изба в семейном поселении. Но и тут барин мне подсобил, построил новый домик для новобрачного меня.
В избе свиданий было довольно темно, видимо, чтобы женихающиеся сразу не впадали в панику при виде друг друга. Посередине одной из  бревенчатых стен было маленькое окошко со ставнями изнутри, чтобы молодые могли вместе его открыть и рассмотреть друг друга после того, как отойдут от первого шока. Помимо окна в доме были две скамейки у противоположных стен и довольно прохладно, чтобы процесс знакомства не затягивался.
На дальней лавке сидела женщина. Как только я вошел, она встала и поклонилась.
- Галина я. Жена Ваша, - сказала она и поклонившись еще раз села обратно на скамью.
- Здравствуй, - ответил я.
Галина снова подскочила, быстро поклонилась еще раз и опустив голову затараторила: «Мужа моего в солдаты забрали, детей нет. Рожать могу. По дому все могу, могу в поле, могу кирпича лепить, могу скотину бить, могу...»
Голос у нее был низкий, зычный. Раньше бы его назвали сексуальным, сейчас так говорить нельзя. Сейчас скажут бабий голос. На вид ей было лет тридцать, может меньше, сумрак все-таки играл свою роль. Роста она была немалого, наверное, мне впору. И все в ее виде было другим. Все-таки в Сибири процесс реновации шел намного быстрее. И  дело даже не в том, что в наряде моей жены не было предметов современности, она была другая.
Все в ее виде было, как по учебнику: и груботканое платье, и украшение из медных монеток, и натруженные мозолистые руки, и взгляд. Довольно миловидная женщина с длинной тугой косой рыжих волос, открытое веснушчатое лицо, большие серые глаза и полные губы. Она мне понравилась, но взгляд, взгляд, полный покорности и всепринятия, у наших женщин он еще не такой. У наших во взгляде протест и тихая злоба. Наши способны на бунт, у наших еще есть надежда. В ее глазах не было ничего.
Я молча кивнул ей и вышел. Окошко открывать не захотелось. Я направился в семейное поселение к своему новому дому, а за мной, не поднимая головы, семенила солдатка. Я один раз оглянулся, Юра-гад, солдатка была выше меня минимум на полголовы.

глава 3
«Девятнадцатые»

Сегодня проверочный день. Все, кто не занят на обязательных работах, собираются на площади. Обычно Юра меня отмазывал от этих дней, но управляющий и его помощники отслеживают всех, кто пропускает и могут доложить в тайную канцелярию. И иногда мне все-таки приходится идти на проверку.
- Девятнадцатые! – все, кто переболел COVID-19, вышли в первый ряд и протянули правую руку. Помощники управляющего быстро провели измерения. Потом то же самое сделали «двадцатые» и остальные, вплоть до «двадцать пятых».
Такие деревни, как наша, находились в низших зонaх COVIDA, и там проживали низшие касты от «девятнадцатых» до «двадцать пятых».  Внутри общины было более тщательное внутреннее деление сословия. Такие, как я, «девятнадцатые» были крепостными, и повышение иммунного статуса могло привести только к забриванию в солдаты или службе в посольствах, но только все равно крепостным. Тоже самое касалось всех, вплоть до «двадцать четвертых».
Конечно, быть «двадцатым» гораздо лучше, чем «девятнадцатым», «двадцатый» имеет право выбрать себе ремесло. «Двадцать первый» может обучаться грамоте. Конечно, сейчас мы почти все грамотные с высшим, никому не нужным образованием, но лет через пятьдесят все изменится. «Двадцать второй» будет всегда работать при усадьбе барина, не зная работы в поле. «Двадцать третий» станет охотником или будет следить за порядком в деревне. «Двадцать четвертый» будет управляющим или его помощником. А «двадцать пятый» он уже свободный, он гражданин, но проживать может только в «девятнадцатой» зоне с правом посещения «тридцатой зоны». «Двадцать пятых» называют евреями COVIDa, так как  все они торгаши и менялы.
Иногда иммунный статус вырастает, обычно это бывает у «двадцать третьих», они вечно шарятся где-то по лесам. И их увозят рекрутеры в армию. «Двадцать пятые» тоже частенько выстреливают по социально-иммунной лестнице и им разрешают переселиться в зону «тридцатых», если только уплатят налог. А он не маленький и его надо платить за каждого члена семьи. Поэтому очень часто такие счастливчики исчезают по ночам, бросив жен и детей на произвол судьбы. За это их не любят еще больше.
Сегодня повышений не случилось. Кто-то ушел разочарованным, кто-то наоборот с облегчением. Я же относился ко всему этому с полным безразличием. Как так получилось, что пятнадцать лет назад у всех нас была другая жизнь. Совершенно другая жизнь с другими заботами и ценностями, без лаптей и солдаток. Пока не случилась пандемия. И все полетело в тартарары, и моя работа менеджером, и ипотека с кредитами на отдых и автомобиль, и надежды на более успешное будущее. На бОльшую работу, на бОльшую ипотеку,  на бОльшие кредиты.
Все стало неважным. Вернее куда важнее стали лапти с джинсами и величина налогов. Юра, ****ь, ломит их с каждым годом все больше и больше. Совсем охерел барин, совсем...

глава 4
«Шпатен»

Меня разбудил управляющий. Так происходит только в одном случае, когда барину печально. Двери в избах не закрывались, поэтому нависшее надо мной злое, заросшее косматой бородой по самые глаза лицо управляющего стало для меня чем-то обыденным.
- Встовай, барин требует, - прохрипел он.
Есть какая-то странная манера у управляющего и его помощников намеренно коверкать слова. Так они, наверное, чувствуют свою важность, эдакое небольшое деревенское величие.
Я быстро встал, благо спал на палатях и одетым. Солдатке я отрядил печку. Не хотелось мне с ней пока сближаться, пугает она меня своей молчаливой покорностью. За три дня я услышал от нее не более десятка слов и те, в основном, были из разряда «завтрак-обед-ужин». Не человек, а робот с сиськами. С нормальными такими…
На улице было довольно прохладно, и я решил пробежаться до усадьбы, чтобы совсем не озябнуть. Управляющий сначала решил было трусить за мной, а потом, смачно плюнув под ноги, махнул рукой и пошел куда-то по своим ночным делам. Бегать ему точно не с руки, должность не позволяет и тяжеленные кирзовые сапоги с набойками.
Юра сидел в любимом кресле, свесив ноги через боковой пуфик, что означало только одно - он в печали и нет ей предела. Когда я зашел, он взглянул  на меня, пуча глаза, и вскинул руку в «зигообразном» приветствии. Одет он был совсем не по-барски. Рваные джинсы, футболка с надписью «AC/DC» и цветастые кеды. Так можно ходить в «тридцатой» зоне и в более высоких по статусу зонах.
- Опять на дворянское собрание ездил? - спросил я.
Юра утвердительно махнул головой. Его борода от долгого лежания подбородка на груди загнулась, как у Ивана Грозного на картине и вкупе с выпученными глазами придавала ему демонический вид. Юра выковырял из недр кресла банку «Шпатена» и бросил ее мне. Теперь точно пойдет пена, я замотал банку в скатерть журнального столика и потянул жестяной язычек. Газы из банки нарастающе зашипели и скатерть быстро намокла от выталкиваемой ими пены. Юра молча смотрел за моими манипуляциями и, тяжело вздохнув, махнул на все это рукой.
- Ну рассказывай, - сказал я после долгого глотка. В деревне пиво промышленного розлива пить запрещалось. А я его очень уважаю, особенно импортное.
Юра что-то промычал, шумно повыдыхал через губы, изображая лошадь, достал себе пива и сказал: «Козлы».

глава 5
«Тридцатые»

Юра любил дворянские собрания и не любил одновременно. Любил за то, что мог уезжать в «тридцатую зону», в тот мир, который был до пандемии и который теперь закрыт для всех, кто ниже «двадцать шестых». Там все осталось по-прежнему. Почти по-прежнему, везде теперь свои заморочки, но все же… На дорогах автомобили, в небе самолеты, под землей метро и шахтеры. Там двадцать первый век живет в своей канве.
Вот там, в том почти нормальном мире и проходили слеты новоиспеченных дворян с ковидным статусом «тридцать». Так же там проживали люди с цифрами в тестах от двадцати шести до тридцати пяти. Все они были свободными гражданами с одинаковыми правами и свободами, только табель профессий делил их согласно иммунитета и не более.
Грубо говоря, «двадцать шестой» - марш на завод, «двадцать девятый»-  иди и руководи чем нибудь, «тридцатый» - в дворяне и так далее.
И вот в этом мире современности раз в месяц дворяне закатывались в какой-нибудь ночной клуб, где отрывались за долгие дни  скучной деревенской жизни. А потом в том же «ночнике» искали кабинет или угол, где потише и начинали так сказать накопленные измышления изливать друг на друга.
На наше крепостное счастье они не могли принимать законы и правила, но могли писать в Сенат холодными зимними вечерами всем своим комьюнити с различными требованиями. В том году все требовали разрешить им бить крепостных без причины и поговаривают, что такой закон примут.
Благо мой барин был спокойный и миролюбивый человек и на подобные провокации почти никогда не велся. Он тихо, мирно напиваясь, слушал весь этот бред, а потом приезжал и изливал боль и возмущение мне, а иногда и на меня…
Вот и сейчас, раздобыв нам еще по пиву, ящик он что ли в кресле прячет, Юра начал: «И эти люди претендуют на звание поместья высокой культуры, Саня!»
Я, не отрывая банки от рта, покачал головой в знак усиленного внимания.
- Дубровские, семейка Адамс, что творят! Занялись выводом новой породы! Так и говорят, мы взяли на себя миссию по разведению крепостных нового типа, так сказать крестьянин 2.0. И ведь не шутят! У них же три брата и сестра, идиотка веганская, деревень под три десятка, вот и чудят. Стали в одну деревню, к сестренке придурошной, свозить всех блондинов высокого роста и баб им под стать. А если, говорят, хватать не будет,  выменивать станем у друзей. Благо торговать вами нельзя, но долго ли? Они и подписи стали собирать под петицией о свободной торговле крепостными!
- Подписал? - с напускной серьезностью спросил я.
- Да что ты обо мне думаешь?
- Что прям при всех взял и отказался? - я продолжил подначивать Юру.
- Да! Нет! Притворился, что смертельно пьян и сплю, - Юра стушевался, - но не подписал же?
- Молодец! - резво выкрикнул я.
- Да пошел ты… А Смирнов что учудил! Помнишь, я тебе про него рассказывал, пришибленный такой? Ну что призывал нас к революции, против системы и такое всякое?
- Да, помню, говорил ты, - коротко ответил я и потянулся к новой банке.
- Ну, этот значит нигилист-извращенец, распустил своих крепостных! Подписал каждому вольную и адьё! Прощайте униженные и оскорбленные!
- А что так можно?! - я аж поперхнулся и закашлялся.
- Нет, конечно, Санек, неужели бы я тебе вольную не дал?
- Дал бы, - сказал я и добавил, чтобы подразнить друга, - наверное.
Юра показал мне «фак» и продолжил: «Так его крепостные что натворили? У нас же никто не верит в ковидные зоны. Типа вот такой заговор, чтобы рабство легализовать. Ну и ломанулись они скопом в «тридцатку». А там же леса сплошные, болота, кордонов мало… Почти все смогли просочиться… Ни одного не смогли спасти… Почти восемь сотен, женщины, дети! Все погибли!»
Это было ужасно. У нас и правда почти все думали, что все не так, как нам преподносят. Многие думают о побеге в старую жизнь, к «тридцатым», но с нашим иммунитетом к COVIDу выжить можно только в «девятнадцатой зоне», будучи крепостным, бесправным. Ибо если бы они у нас были, права эти, мы бы уже все, как Смирновские в общей яме под известью гнили. Потому что надежда умирает последней. В той же яме, под той же известью.
- И что теперь со Смирновым? - спросил я.
- В солдаты пойдет, на Кавказ, сука!


глава 6
«Сибирские секреты»

Моя семейная жизнь стала потихоньку налаживаться. Галина так и осталась молчаливой, со всем согласной бабой, но мне это даже нравилось. Юра сказал, что это нереализованные барские амбиции, что мне тоже хочется своих крепостных. Конечно, хочется, кто не хочет быть барином, но в отношении Галины это другое. Как то по сердцу мне ее молчаливое присутствие. Она всегда рядом, всегда слушает меня, я для нее важен.
Да и все, что касается интимной жизни, у нас хорошо, в сексе Галя  совсем другая, как будто копит весь день энергию, чтобы отдать ее ночью мне. Такая она, все мне, все для меня. Мечта эгоиста и, видимо, я эгоист.
Я даже стал задумываться о подаче прошения на детей. Все-таки я уже не мальчик, да и дети у нас будут здоровые… Все в мать. Юра ржал, наверное, неделю, не переставая, при встрече со мной, но стоило рядом появиться Солдатке, как он умолкал и начинал что-то мычать про погоду и сенокос. Она ему нравится, но благо Юра друг, да и мужик он с понятиями. Меня не предаст, я уверен. Но вот в такие моменты Юркиных стеснений я был очень доволен собой и своей Солдаткой.
Я так и продолжил ее так называть про себя. Мне нравилось это, конечно, я вкладывал в это слово другой смысл. Мне кажется она сама по сути своей солдат, не в том смысле, что «дай ружо и айда в атаку». Хотя уверен и это ей по плечу. Есть в моей Солдатке какая-то внутренняя сила, которой нет ни у современных крепостных, ни у современных барьёв нашей губернии.
Почему она такая? Это особенность ее характера или в Сибири они все такие? Я всегда поражался нашему всеобщему принятию нового уклада. Да, конечно пропаганда работала двадцать четыре на семь, разъясняя необходимость нового уклада жизни. Мы все видели своими глазами, как в две тысячи двадцатом все надежды на выход из кризиса полетели псу под хвост. Ни одна вакцина не смогла обезопасить человечество от COVIDа. На наших глазах вымерла Молдова и Туркменистан. Распался Евросоюз, и Китай захватил Монголию. И это только в две тысячи двадцатом.
Но вот так без противления дать себя поработить… Как это стало возможным? Юра клялся, что не знает от чего так. Но предполагает, что видимо с неудачными вакцинами нам вводили что-то еще, что-то подавляющее волю. Когда-то все говорили, что с вакцинацией будет чипирование, возможно, это и произошло. Мы пришли к такому выводу, решили так думать. Так удобнее, чем согласиться с тем, что желание выжить сильнее чувства справедливости и желания свободы. Что мы настолько стали мягкими и безвольными в двадцать первом веке, что готовы на добровольное рабство лишь бы только существовать.
Мои размышления прервала Солдатка. Она молча подошла и уткнулась головой мне в спину. Как она это делает при ее то росте, ума не приложу. Может приседает? Я не оборачиваясь пошел на площадь, зная что за мной, бесшумно ступая, плывет моя рыжеволосая жена. Все-таки надо подать прошение.
Сегодня снова проверочный день. Юры не было в поместье уже неделю и увильнуть от данной процедуры мне не удалось. Сегодня в одном ряду со мной стояла Галина. Она вытянула свою тонкую руку вслед за мной. Какая же у нее удивительно белая кожа. Такая должна быть у барыни, которая никогда не работала в поле. И если бы  не  мозоли на тонких длинных пальцах я бы точно решил, что моя Солдатка сбежавшая из Сибири дворянка.
Помощник управляющего быстро провел сканером над моим запястьем, и на экране высветилось число девятнадцать. Хорошо, что не «крепостной». Он сделал шаг к Солдатке, отсканировал ее запястье и на экране появились цифры «двадцать семь»…
«Вот это поворот!», - пронеслось в моей голове, а у помощника управляющего от неожиданности отвисла челюсть. Так с отвисшей челюстью он и побежал в поисках начальства.

глава 7
«Дуэль»

- Конечно, надо отпускать, конечно! - Юра вышагивал по своему кабинету, - надо, надо, а надо ли?
- Что значит, надо ли? - я аж покраснел от негодования, - Юра! Она «двадцать седьмая»! Она свободная! Её надо в «тридцатку»!
- Конечно, надо! Это справедливо! И мне понятен твой рыцарский порыв. Она уедет в «тридцатую» зону, станет там руководителем отдела  продаж   финских писсуаров. Заведет кота, пару любовников и подержанный «мини купер», чтобы быть несчастной и независимой. А главное свободной! Ну а ты будешь тешить себя своим благородством, спиваясь на моих запасах вискаря, пока однажды не залезешь в петлю. И хрен бы с тобой, если преставишься, но нет, тебя же спасут! А потом на каторгу, у нас за попытку самоубийства, напоминаю, на ка-тор-гу! И тогда я буду спиваться из-за чувства вины, а потом полезу в петлю и далее по твоей схеме. А там, на Якутских приисках, меня встретишь ты! Слепой на один глаз безногий калека, увидишь меня и начнешь причитать, что я был прав! Потому что я прав!
- Что за бред ты несешь, Юра?! Ну допустим, я твой друг, твоя собственность, пусть так. Нет у меня выбора, а у нее есть! Она может быть свободной! У нее есть иммунитет!
- Пра-виль-но, - Юра плюхнулся на диван и, схватив с журнального столика трубку, стал ее усердно набивать табаком, -Только ты её спросил, чего она хочет?
- Да что её спрашивать! Она вообще не понимает, что происходит! Она сказала, что в Сибири проверочные дни, это когда всех по спискам проверяют! Она даже не знает, что такое COVID! Она крепостное право считает за норму и пр этом она же когда-то жила нормальной жизнью, как мы все, но не помнит об этом ни хрена!
- В том-то и дело, Сашка. Я не знаю, что происходит в Сибири, может, там испытывают какие то «забывательные» лучи и через пару лет и ты, и я будем всецело полагать, что всю жизнь были барином и холопом. И дружбы нашей не запомним, но не это главное. Ты хочешь человека, ничего не понимающего в современном мире, не представляющего разницы между смартфоном и автомобилем, отправить туда? В «тридцатку»? В лучшем случае она сойдет с ума...
- И что делать? - спросил я. - Шила в мешке не утаишь, вся деревня гудит, и, если ты ее оставишь крепостной, быть бунту.
- Ну, положим, с бунтом ты перегнул, но и волнения среди народа мне не нужны. Вот мое предложение, вольную я не дам. Но отдельный дом возле моей усадьбы, большой, хороший. От работ и податей она будет освобождена, я дам ей содержание и образование. Со временем начну вывозить в «тридцатую» зону и возможно, когда она освоится, тогда и рассмотрю вариант вольной. Опять же по ее желанию.
- А я? - ревность скрутила мне диафрагму, - Она же жена мне!
- А это уже пусть она решает, нужен ей муж крепостной или нет. И с тебя податей никто не снимает, а то точно бунт будет. Поговори с ней, постарайся, а не сможешь - я поговорю.
В этот момент в кабинет постучали. Юра и не заметил, как сам пошел открывать двери. Стоявший с той стороны камердинер опешил от этого, впрочем, как и гость, ожидавший приглашения.
Я еле успел поднять свой зад из кресла и метнуться в угол, где стал неистово натирать паркет рукавом косоворотки.
Гость стремительно ворвался в кабинет. Это был высокий худощавый мужчина в сюртуке, цилиндре и рваных джинсах, заправленных в сапоги. В одной руке он держал стек, в другой кожаную перчатку.
- Дубровский? - Юра узнал гостя и одновременно удивился его визиту.
Тот же молча ткнул Юру  тростью в живот и несколько раз смачно саданул перчаткой по лицу. После чего обвел комнату взглядом, полным бешеной ненависти, и, задержав его на моей скрюченной спине, прохрипел: «Дуэль, немедленно, сейчас же».

глава 8
«Идиот»

Земский доктор закончил шить мою рану и помыв руки в тазу с теплой водой направился на выход. Следом за ним причитая слова благодарности семенил Юра. Доктору давно уже надо было быть на званном ужине у Юркиного соседа и от всех благодарностей со стороны моего друга он отмахивался с недовольным видом, правда скрученные в столбик ассигнации принял и прыгнув в свою коляску умчался.
Это мне еще повезло, что Гад-Дубровский притащил с собой этого костоправа, как того требовал дуэльный кодекс. Так бы этот любитель званных ужинов ни за что бы не приехал, даже если бы кто-то подстрелил самого барина.
Юра вернулся и словно курица наседка стал причитать о том, как же меня угораздило. Увидев в моих глазах не прикрытую злость залепетал: «Ну прости, прости старого дурака, что вот так. Я даже и не успел ничего сообразить, как бац и ты уже простреленный. И вообще все как-то не хорошо получилось...»
- «Идиот», - тихо сказал я.
- «Что, Санька?», - Юра старался сидеть ко мне левым боком так, как под правым глазом отсвечивал сизым огромный фингал.
- «Идиот, говорю, ты барин».
- «Что есть, Саня, то есть. Тут не поспоришь».
Оказалось в ту неделю, что Юра был в «тридцатке» он решил вспомнить старые добрые времена и так сказать потроллить Дубровских с их идеями выведения новых холопов в соц. сетях. И мягко говоря увлекся. Если для всех остальных обитателей «тридцатки» правила жизни в соц. сетях не изменились, то для нового дворянства за «базаром» надо было следить всегда и везде. Иначе прискачет к тебе обиженный Дубровский и начнет требовать сатисфакции тут же и немедля.
А Юра, как я понял по гневным высказываниям Дубровского оттянулся так сказать на все сто десять процентов. Мало того, что он поднял бучу по поводу заводческих идей этого странного семейства, он еще и умудрился пройтись по их личным качествам, по умственному развитию каждого, а особенно сестры. Удивляюсь, что не она приехала мочить Юру.
- «Юра почему ты не стал с ним стреляться? Ничего бы не было если бы ты повел себя, как мужик».
- «Саня, он член сборной страны по стендовой стрельбе в прошлом! Ты думаешь, почему за всю семейку всегда он впрягается? Он уже столько народу покосил. У них такой бизнес, вызовут на дуэль, приезжает этот их, как его зовут то, Арсений по моему. Вот он приезжает вот так, стреляет дворянина, а потом они его добро под себя переводят. Заставляют родственников продать им за копейки имение и свалить в «тридцатку». Вот так они и разжились своими то деревнями!»
- «Юра, но ты же сам виноват, ты же нахреначил в инстаграммах всякой чухни про них».
- «Это да, это я не подумавши… Но умирать за это, Сань. Мы же взрослые люди и должны уметь договариваться. Вот я и договорился, как смог»
Мне очень хотелось плюнуть в невинно улыбающееся барское личико, но во рту пересохло.
Я постарался приподняться, но резкая боль в боку не позволила мне это сделать.
- «Ты лежи, дорогой, лежи. Уход тебе организую по высшему разряду, тем более дома тебя уже не ждут...», - Юра осекся.
Мне очень хотелось ему врезать в зубы, но сил хватило лишь на то, чтобы закрыть глаза и попытаться восстановить нить стремительных событий случившихся сегодня.
Когда я выбежал вслед за Дубровским, который тащил моего барина заломав ему руку на полицейский манер на крыльце уже собралась вся прислуга усадьбы. Во дворе стояли три коляски, а возле них земский доктор и распорядитель дуэли. У него в руках была камера «гоу про» и планшет, в котором он что-то усиленно настукивал пальцем.
Дубровский оттолкнул Юрку, так что тот больно ударился об перила крыльца и в три прыжка оказался у свое коляски. Резким движением вытащил на облучок саквояж, щелкнув замками раскрыл его и извлек оттуда здоровенный пистолет с мудренным прицелом. В это же время управляющий протянул Юре довольно потасканного вида револьвер-наган. Оказалось, что Юра в качестве дуэльного оружия, когда-то купил себе самое дешевое, что можно было найти в дуэльной лавке. Видимо не думал, что когда-нибудь придется стреляться.
Тут же распорядитель ловко протискиваясь среди быстро растущей толпы крестьян что-то дал прочитать и подписать Дубровскому, затем тоже самое проделал с Юрой и при этом, нашептывал ему на ухо что-то. Бледное полуобморочное лицо Юры стразу порозовело и в глазах снова заиграл огонек жизнерадостности.
Юра вскочил и стараясь унять дрожь в голосе закричал: «Я хочу воспользоваться правом компенсации!»
Дубровский тут же стал убирать свое оружие обратно в саквояж с плотоядной улыбкой на губах.

глава 9
«Обмен»

- «Согласно законных уложений Пермской губернии и свода правил Девятнадцатых зон дворянин Феоктистов заявил о праве замены дуэли с дворянином Дубровским на материальное возмещение!», - распорядитель сделал паузу и обведя взглядом притихшую толпу продолжил: «Мною, распорядителем дуэлей коллежским регистратором Сагатовым определен размер компенсации.
Юра занервничал. Он итак считался мелким помещиком, одна деревня и несколько участков в  рудоносных участках Приуралья. В принципе весь его доход шел с добычи руд и камня, еще не много давали лесозаготовки, но все же в общем это были скромные доходы.
Дубровский же зная об этом заулыбался еще больше, даже начал что-то насвистывать веселенькое себе под нос.
- «Северная шахта номер три, 10 гектар пашни, крупный рогатый скот двести голов, крепостные тридцать голов», - распорядитель высморкался и продолжил: «Либо три тысячи рублей ассигнациями или две пятьсот золотом. Господин Дубровский, что изволите выбрать?»
- «Коль, помещик Феоктистов свою честь решил в сделке отмыть, я его пожалею!», – выкрикнул Дубровский: «не буду его скромное хозяйство разорять! А предложу ему дружескую встречную сделку! Ну что Юрий Александрович примешь мою дружескую сделку и руку примирения?»
Дубровский показательно вытянув правую руку вперед сделал оборот вокруг своей оси и удовлетворившись произведенным эффектом направился к ничего не понимающему Юре. В этот момент у меня похолодело в груди, даже я понял, что сейчас случится что-то не хорошее.
Юра часто моргая в полном замешательстве попытался было ломануться внутрь дома, но его жена, женщина в обычные дни скромная и даже не заметная в этот раз так зашипела на него, что он отшатнувшись просто упал на поднимающегося по ступеням крыльца Дубровского. Тот не преминул возможность и сгреб полуобморочного Юрия в объятия. Покрутил его словно барышню вокруг себя, расцеловал его небритые щеки и словно краб вцепился в его правую руку. Тут же выдернув ее над головой показывая таким образом, что руки пожаты и новая сделка, условий которой еще никто не знает уже вступила в силу.
- «Теперь мы с тобой друзья, Юрий Александрович!», - все так же громко объявил Дубровский: «ну пусть не друзья, но добрые товарищи точно!»
Юра так ничего и не поняв стоял и улыбался пытаясь вырвать свою руку из цепких пальцев Дубровского.
- «А сделка? В чем суть сделки, Арсений...», - Юра замялся, он забыл отчество оппонента.
- «Зигмундович я», - стиснув зубы в широком оскале прохрипел Дубровский. Прохрипел так, что услышали даже в задних рядах столпившихся крестьян.
- «Да, да, да!», - Юра попытался уйти от конфуза: «Конечно Арсений Зигмунтович, конечно помню, просто запершило… А сделка то в чем?»
- «Сделка проста и великодушна по отношению к тебе сердешный друг», - Дубровский вскочил на ступеньку своей шикарной коляски: «Я заберу в уплату долга только одну душу... Крепостную, рыжую солдатку!»
Тут же в толпе рядом с моей женой возникли два незнакомых молодчика и заломив ей руки потащили  к коляске Дубровского.
Я что-то кричал и бежал наперерез обидчикам моей жены. Она, как всегда молча вырывалась, как могла. Юра хлопал ртом, видимо тоже что-то говорил, но для меня звуки пропали совсем. Все мое тело стремилось вперед, на встречу обидчикам, я должен ее спасти. Но для меня все вокруг стало мутным и тягучим, словно кто-то бухнул киселя на всю нашу площадь, создавая крепостное «слоу мо». Только один человек сохранил былую подвижность и возможность издавать звуки. Иногда адреналин творит с нами странные вещи.
Дубровский хохоча во весь голос выхватил из своего саквояжа пистолет и направил его точно в лоб Юрке.
Юра обомлел, его ноги подкосились и он начал медленно оседать на землю.
- «Юрик, расслабься! Я друзей не стреляю и хороших товарищей тоже! Почти никогда!»
Дубровский ловко перевел прицел пистолета на меня почти добежавшего до его прислужников. Пару секунд он сопровождал мой бег ровно ведя дулом на уровне моей головы, после чего глубоко печально вздохнул и чуть опустив целик прострелил мне бочину.

глава 10
«Призыв»

Ранение заживало долго. Хоть и оказалось пустяшным. Пуля прошла по касательной, но помня прошлое Дубровского я понимал, что именно этого эффекта он и добивался. Сама пуля была особенной с острыми зазубринами на винтообразных краях с хитрым навершием, что после выстрела распускается на лепестки, словно ромашка.
Вот таким цветочком мне ободрало рёбра сломав при этом два из них. Первые две недели я пролежал в беспамятстве. Приходящая бабка меняла мне повязку и поила каким-то варевом жуткого вкуса и запаха. От него я почти сразу впадал в сон и спал до следующего визита старухи.
Юра не зашел ко мне ни разу. Надеюсь это совесть его на столько замучила, а не праздное пьянство в «тридцатке». Сначала я был очень зол на него, за его легкомыслие, за его трусость и глупость. Да за все я был жутко зол на него, за его дворянство и «тридцатый» иммунитет, за праздность жизни   доходящую до абсурда, за безответственность. Просто за то, что он есть. За его дурацкое имя и дурацкую фамилию.
Но когда я пошел на поправку и постоянный сон уступил место тягучему бодрствованию, когда размышления и наблюдение за мухой, что обжилась в моей избе в отсутствии хозяйки стали единственным способ не сойти с ума от бездействия я нашел в себе силы принять своего друга.
Нет, не понять. Мы разные и некоторые поступки друг друга для нас навсегда останутся загадкой. Но дружба на то и дружба, когда не понимая человека ты принимаешь его таким, как он есть со всеми его недостатками и заскоками, с его горестями и радостями.
Сегодня бабка промыла мою рану чистой водой и присыпав тальком отправила на улицу, сказав чтобы «до обедни не возращалси».
Я хотел пройтись по деревне, поговорить с односельчанами, но ноги сами понесли меня к усадьбе. Идти пришлось довольно долго, силы кончились почти сразу, а отдых на завалинках их почти не восполнял. Когда я добрел таки до злополучного крыльца с меня сошло семь потов и желание было только одно лечь прям тут и умереть.
В плетенном кресле на углу дома сидел Юра. Он смотрел в мою сторону украдкой, бросая короткие взгляды на медленно хромающего меня. Он даже несколько раз порывался вскочить и броситься мне на помощь, но его нерешительность ему этого не позволила. И когда я добрался до крыльца на него было больно смотреть. Он был, как побитая собака и только, что не поскуливал глядя на меня.
Я не выдержал и махнув рукой крикнул ему: «Не ссы, барин на взлете бить не будем».
Юра тут же бросился ко мне и попытался обнять со всей доступной ему силой, но на свое счастье я смог увернуться.
- «Уймись, дурак», - сказал я присаживаясь на ступеньку: «ребра еще не зажили».
- «Санька, как я рад тебя видеть!», - Юра сначала уселся рядом, потом вскочил и стал раскуривать «Айкос», потом вспомнил, что в «девятнадцатой» зоне вещи из «тридцаки» не приветствуются и занялся набиванием трубки.
- «А я то как рад», - ответил я.
Сегодня вид у Юры был занятней чем обычно. Камуфляжный костюм цифровой расцветки, высокие берцы начищенные до блеска и военная портупея   с плечевыми ремнями. Таким я его еще не видел.
- «У нас что маскарад?», - решил посмеяться я.
- «Если бы, Саня если бы… Война…»
- «Какая война, Юр ты о чем? Шутишь?»
- «Да какие тут шутки», - Юра повернулся так, чтобы я смог рассмотреть на эполете полевого образца две маленькие звездочки вышитые нитками цвета хаки.
- «Ого, подпоручик!» - удивился я.
- «Да, подпоручик… «Стечкина» выдали и штык-нож».
- «Офицерский?» - спросил я.
- «Конечно офицерский», - Юра с важным видом оправил портупею и добавил: «Есть такая профессия, Сашка, Родину защищать...»
- «Когда едешь, барин?»
- «Едешь?! Едем Сашка, едем! В стране мобилизация. Всеобщий призыв для дворянства и крепостных!»
Юрка залихватски щелкнул каблуками и заваливаясь на бок затопал на месте и запел: «Я приду с победою, сяду пообедаю»!

Глава 11
«Война»

Вообще войны за последние пятнадцать лет стали делом обычным. Еще в две тысячи двадцатом по всему миру начались вооруженные конфликты,  большие и маленькие. За прошедшие годы очень сильно изменилась карта Европы. Там где была Португалия теперь Новая Германия, почти весь европейский восток занимает возродившаяся Чехословакия. Потерявшая почти половину земель Польша постоянно пытается захватить Прибалтику. Азию теперь делят на два типа: уже Китай и еще не Китай. В Африке же вообще не понятно что творится.
Нашей стране повезло больше. Мы ничего не потеряли и приобретать не стремились, с имеемым разобраться бы. Но были и проблемные зоны, как всегда в лучших традициях Русских войн это был Кавказ и Крым. Местное население этих регионов почти вымерло. Там средний ковидный уровень не опускался ниже сорока, а в горных районах доходил и до пятидесяти. Поэтому обстановка там была та еще. У оставшихся в живых тут же нашлись сердобольные помощники  в борьбе за справедливость и  независимость. Они помогали и оружием и деньгами и живой силой. Кого только не встречали наши солдаты под знаменами джихада и турков и французов и американцев с англичанами.  Весь мир изменился за пятнадцать лет, только не  политические игры.
Поэтому наши вооруженные силы были всегда в тонусе. Стать военным было очень престижно, но ковидный статус надо иметь не менее сорока для офицера и не менее тридцати пяти для солдат. Конечно еще были «забритые» из крепостных у них статусы были разные, говорят что были даже с пятидесятыми, но правда это или нет мне не известно.
Главное во всем это было другое. Была профессиональная армия, которая защищала границы, обеспечивала безопасность и воевала на Кавказе. В ней были генералы, офицеры, солдаты, которые доблестно служили, сражались и гибли. Если война  требовала набирали больше людей, если нет то сокращали лишних в запас. А вот так, что бы призвать дворян, которые все как один с  «тридцатым» статусом и  крепостных,  про которых и говорить нечего. Такое было впервые.
- «Либо воевать будем в Антарктике, там говорят везде «девятнадцатая» зона, либо на луне, там вообще чисто», - решил пошутить Юрка.
- «Или кинут всех в бой. Пока заразимся, пока инкубационный период, пока помрем, недельки две повоевать успеем», - подхватил я, но судя по белевшему лицу Юрия шутка не удалась.
Он даже поперхнулся от моих слов. И откашливаясь направился прочь, в сторону площади, там из наших мужиков военкоматовские инструкторы пытались сделать солдат. Оружия нам не давали и слава богу, так как дальше «сена-соломы» в ближайшее время успехов не предвиделось. Мне снова повезло иметь в друзьях своего барина. Пусть и мелкий помещик, зато свой. Юрка сразу приписал меня к себе в качестве денщика и моей главной заботой стало обустройство его  военного быта. А пока мы в поместье, пока никуда не уходим я совершенно свободен от забот и хлопот.
Юрку это радовало. Видимо таким образом он пытался загладить свою вину передо мной за мою Солдатку. И я делал вид, что все хорошо, что смирился и готовлюсь к героическим сражениям и подвигам. На самом деле, как только я смог более менее ясно рассуждать, еще валяясь на лавках в пустой избе решил, я ее найду и заберу. И плевать мне на Юрины договоренности, на его дворянскую честь, да на все клал я с прибором. Сбегу, заберу ее и в Сибирь.  Там говорят много беглых по тайге прячется. Да и не прячется вовсе, а живут своей жизнью без барщины и рабства.
Я еще не много посидел на плетенном кресле у угла барского дома. Намотал холщовые портянки на босые ноги и впрыгнув в казенные кирзовые сапоги затопал в сторону площади. Как ни как денщик и должен быть при барине. Подойдя ближе к месту строевых занятий, к нашей площади, которую теперь всенепременно надо было называть плацем я, как раз успел к перерыву.
Бедные мужики повалившись на траву у края плаца чихали и плевались от висящей в воздухе пыли. Еще бы не плеваться топают с самого утра, говорят пыль столбом видно за три версты от деревни. Многие из них постягивали свои пластиковые сапоги и расстелили одноразовые бумажные портянки. В этот момент я еще больше полюбил свою армейскую должность, барина и холщу с  скирзою.

глава 12
«Пуклемёты»

- «На бунт нас подбивают, точно тебе говорю!», - захлебываясь воздухом на вдохе прохрипел Тихон.
Обычно он был мужиком спокойным и не многословным, как впрочем и все остальные мужики нашей деревни. Но ежедневная муштра взяла свое и недовольство среди бородатых новобранцев росло с каждым днем. И вот теперь почти каждый вечер особо не довольные собирались в моей избе.
Раньше ни один из них не заговорил бы со мной без большой надобности. Все таки дружба с барином популярности среди крепостных не добавляет. Но так уж вышло, что собираться им было больше не где. И дело не в том, что остальные избы были с какой-нибудь прослушкой или помощники управляющего всех проверяли на предмет заговоров, а мой дом не трогали. Объяснение этому было до смешного банальным. У всех наших тихих сопротивленцев были жены, вернее сказать бабы и как только те слышали в своем доме подобные речи, то гнали и мужиков своих и их гостей, как говорят в народе «санными» тряпками. А у меня бабы больше не было. Вот и повадились ко мне…
- «Тихон ну какой бунт? Супротив кого?», - заспорил с ним Илья-кривой: «На войну нас отправят. Торлько не воевать, а как мясо отправят под пушки турецкие! Ведь ружей то не дают, сабель не дают! Весь день маршируем и устав окаянный учим».
- «Точно! Точно говорит Кривой!», - подхватил Афоня: «А устав это учим, чтобы молитвы забыли и не в рай, как невинно убиенные попали, а в гиену огненную!»
Что с нами происходит? Почему так меняется наша речь, почему мы мыслим категориями деревни девятнадцатого века? Афоня когда то был IT-специалистом и вряд ли вообще размышлял о рае и аде. Илья по моему даже в армии служил и точно должен помнить, что в армии нет ружей, все стрелковое оружие давно автоматическое. Неужели нас и правда чем-то облучают или в колодцы деревенские что-то подмешивают? Или мы сами без давления со стороны так деформируемся. Человек-скотина привыкающая ко всему и может вот так наше коллективное сознание лепит из нас нечто подходящее месту и времени?
- «Да какая война, братцы!», - загудел табачным басом Игорь Николаевич. Мужик он был видный, выше всех в деревне с косой саженью в плечах и тяжелым взглядом. Не смотря на тихий нрав и преклонный возраст его авторитет среди деревенских был поболее чем у управляющего. Да и Юрка его побаивался и звал исключительно по имени и отчеству.
- «Вы армию нашу видели?», - продолжил он: «А я видал, когда еще до Феоктистовых я у Дубровских в подушных ведомостях числился. Так вот к Дубровскому Арсению часто его брат заезжал, полковник казачих войск. А однажды даже взвод во время учений  в нашей деревне на постое неделю стоял. Так вот я тогда хорошо рассмотрел какое снаряжение, какие пулеметы, автоматы, прицелы разные у них. А роботов то сколько, и четырехногие, и на гусеничном ходу, и летающие. Одно скажу сильная у нас армия».
- «Так ты что же думаешь у этих турок кавказких что-ли хужее будут роботьи или пуклемёты?!» - заспорил с ним Афоня. И народ одобрительно загудел вторя ему.
Интересная гипотеза пришла мне в голову, чем больше волнуются мужики тем более их речь становиться убогой. Игорь Николаевич спокойный, как танк и изъясняется на нормальном, почти современном языке. Главное не забыть об этом наблюдении, может Юра что-то знает или догадывается о чем-то подобном.
- «В том-то и дело, Афоня, что в армии главное не пуклемёт», - передразнил его Игорь Николаевич: «Главное люди. В том взводе двадцать с небольшим человек и все с «Георгием», а у половины их по два. У каждого на счету столько басурман, что каждый стоит десятка турков или каких других наемников. А ведь это тебе не доблестный десант, не спецназ или морская пехота. Казаки они обычные,  разъездные и то все герои».
- «Так ежели они все такие удальцы, мы то на что тогда на войне, Игорь Николаевич?», - спросил Тихон.
Игорь Николаевич помолчал, о чем-то задумавшись. Почесал за ухом и вздохнув сказал: «Вы так и не поняли, бестолковые, что ни вас под ружье ставят, а барина нашего. А когда ополчается дворянство значит быть перевороту у власти. На то вся история государства Российского указывает. И я так думаю, что такие, как барин наш разменная мелкая монета, не более. А нас так вообще никто считать не будет. Сколько поляжет в поле, сколько потом на плаху отведут... Русский бунт бессмысленный и беспощадный...»
Все замолчали. Кто-то смачно сплюнул на пол от чего меня аж передернуло, просил же не гадить в доме. Кто-то стал тихо читать «Отче наш», а Тихон сквозь зубы выцедил такое матерное ругательство, что даже бывалые мужики засмущались и стали расходиться. У меня в голове же засели только две мысли. Первая о «пуклемётной» теории, а вторая о том, что я что-то упустил. Что-то очень для меня важное.

глава 13
«Петровы и Ивановы»

- «Я и сам то не особо во всем этом разбираюсь. Мне когда дворянскую грамоту вручали, что-то объясняли, но потом сказали не вникать, так как меня это вообще не касается», - сказал Юра и продолжил чистить свой «Стечкин». Ему очень нравилось это занятие и он уже начал периодически высказываться о желании пойти на службу и после войны. Я же говорил, что сначала надо дожить до ее окончания.
Его мои подобные высказывания раздражали и мешали его романтическому восприятию мира.
- «Но устройство общества хотя бы грубо, ты то должен знать?» - не унимался я.
- «Должен конечно. А, я вот тут подумал, может меня в гусары определят? Кивер, ментик на одно плечо, шикарные усы, лосины и много женщин. Ну как тебе картина, Алексашка?»
- «Хороший гусар больше тридцати не живет, Юра», - сказал я и добавил: «Про много женщин супруге своей расскажи».
- «Так это который давно гусар должен помирать, а я еще совсем, можно сказать, не до гусар»,- ответил Юра, при этом весь его запал куда-то пропал, про женщин и супругу он комментировать не стал. Побаивался он супругу.
- «Ты мне про общество объясни, как может быть бунт? Против кого?»
- «Все возможно, Сань. У нас же как  в стране, взяли и всех поделили в первую очередь на крепостных и свободных. А потом свободных еще раз поделили на граждан и дворян. Соответственно создали «девятнадцатые» и  «тридцатые» зоны, где свободные и не свободные живут отдельно. Но есть старшие зоны. «Пятидесятки» и «сотки». Их меньше да и народу в них не так много. Как ты понимаешь качество жизни у них соответствующее. В «полтинниках» просто рай, а в «сотках» высокотехнологичейский. Правда я там не был, но не это главное. Главное в том что в старших зонах так же идет разделение на обычных граждан и на дворян, но живут они вместе. Как при царе, мещане и  дворяне, только настоящие, не то что мы, выдернутые из «тридцаки», чтобы за вами приглядывать. Получается основных класса два, граждане и дворяне».
- «А крепостные?», - не выдержал я.
- «Вы не класс, вы собственность. Не сбивай, класса два и правительства два. Один президент для обычных граждан и Верховный правитель для дворянства. Президента выбирают на выборах, а правитель титул наследуемый. И вот тут то и начинается самое интересное.  Есть две главных фамилии среди дворян, которые могут претендовать на этот титул. Какие они я не помню, пусть будут условные Петровы и Ивановы. Вот эти две фамилии постоянно и враждуют. Всякие перевороты устраивают дворцовые, интриги плетут и все остальное в том же духе. А самое главное это их право на  власть в конституции прописано. Поэтому гражданское общество в это и не лезет. А Петровых и Ивановами хлебом не корми, дай переворот организовать. Так и происходит круговорот заговоров, пока правят Ивановы против них Петровы и наоборот».
- «Так что уже были?» - спросил я
- «Кто?»
- «Перевороты или бунты, как правильно не знаю».
- «А-а-а, этого добра навалом. Постоянно что то там у них кипит. Но вот так, чтобы нас под ружье», - Юра запнулся и добавил: «И вам подружье, это впервые».
- «Значит прав был Игорь Николаевич», - сказал я.
- «Какой Игорь… А, так это он тебе мозги накрутил!», - возмутился Юра: «Вечно он что-то, как ляпнет. Не нравится мне он, вот совсем не нравится. Это я потом понял почему Дубровский мне его в карты проиграл. Видимо он там всех достал своими выкрутасами. Вот Арсений  козел,  мне его и подсунул! Помнишь у меня фингал был после того, как Дубровский тебя подстрелил?»
- «Помню, конечно. Ты наверное меня защищал, вот он и ...»
- «Да какой там, я ему кричу забери своего холопа дурного, а он как подскочит, как  саданет мне по лицу и в крик: «Карточный долг — это святое!»», - Юра осекся, не много помычал и добавил: «Ну и тебя защищал конечно...»
Тут же Юра тихонько  вышел из-за стола и стал вышагивать в сторону двери. Он еще некоторое время изрекал оправдательный монолог о защите меня пока не вышел из кабинета. Он захлопнул дверь и из-за двери  послышались его быстрые шаги по лестнице, его спотыканя об ковер и стук выпавшего из рук пистолета, но мне было все равно. В моей голове была только одна мысль, вот что я упустил вчера. Игорь Николаевич был крепостным Дубровского, а это значит он знает где его поместье!


глава 14
«Прививка»

Вчера были стрельбы. Худо бедно наши мужики отстреляли из стареньких АК-74. Сначала военкоматовские ставили мишени, потом поняв бессмысленность в проверке меткости у вчерашних крестьян просто выделили направление и отойдя подальше потеряли к данному процессу всякий интерес. Никто никого не подстрелил и уже хорошо.
Хотя конечно попадались и те кто успел послужить еще при старом режиме. Стреляли они уверенно, в большинстве своем кучно, но это еще больше раздражало представителей военного ведомства. Так как из-за таких стрелков признать наше деревенское ополчение не годным к строевой они не могли.
Главное, что из постоянной ругани их старшего,  седого  с крученными крашенными усами бывшего полковника было понятно, что больше времени и  на обучение и воспитание у нас нет.
- «Такую страну развалили!», - плюясь покрикивал он каждые пятнадцать минут и прикладывался к повидавшей виды помятой фляжке с дарственной табличкой. Надпись на ней давно стерлась и осталась только одна аббревиатура «СССР».
Юрка сказал, что бывший полковник не зря переживает. Он вроде как и будет командовать всеми мобилизованными силами нашей губернии. Я бы на его месте тоже запил понимая, какие бравые солдаты ему достаются.
- «Сегодня приказ подпишут о формировании  нашего пехотного батальона», - тихо прошептал Юра мне прям в ухо. Теперь я спал в усадьбе прям под лестницей. Не то, чтобы мне так было удобнее, но после возмущения бывшего полковника по поводу, того что моя мерзкая рожа должна быть всегда возле командира Юра решил не рисковать. Ибо высказывание бывшего полковника: «Тебе барин буду лично рыло чистить за каждый проступок» возымело на Юру самый что ни на есть благотворный эффект. Теперь барин присутствовал на всех занятиях и даже почитывал воспоминания А.В. Суворова перед сном.
От такой побудки я подскочил и с непривычки ударился головой об низкий потолок чулана.
- «Так усач теперь комбат?», - спросил я потирая затылок.
- «Нет комбата, сказали пришлют с дворянских курсов инфантерии, а усач уже восстановлен до действительного полковника и сегодня уедет в Пермь за полковым знаменем».
- «Ну слава богу, хоть пару дней в тишине и без муштры отдохнем»
- «А я?», - обиделся Юра: «А я, что не командир?»
- «Нет Юра, ты не командир, тебя усач при штабе содержать сказал, чтобы не натворил чего».
- «Не меня, а нас».
- «Да, помню так и сказал, - «Два дебила это сила», когда застукал, нас   во время игры в монополию».
- «Когда выдвигаемся известно уже? И главное куда под Москву или под  Питер?»
- «Точно не знаю, думаю через недельку куда нибудь да пойдем. Нам же еще с другими деревнями, тьфу, батальонами надо объединиться», - с важным видом сказал Юра.
За последние несколько дней общая картина стала более менее известна. Как уже говорил Юра, Петровы-Ивановы снова заварили свою кашу, но только теперь тем, что заговорщики удалось перетянуть на свою сторону Президента, а он дал бунтовщикам немного военных. Ну как не много, так чтобы хватило и на переворот, и на Кавказе было кому повоевать. А Верховный Правитель видя такую пляску в свою очередь объявил мобилизацию  младшего дворянства и крепостных. И впереди нас ждала «большая баталия», как любит говорит наш усач, теперь уже действительный полковник.  Но мы то все понимали, что единственным нашим шансом будет то, что нас больше и что мы профессиональных военных закидаем шапками. Вернее их закидают нашими телами.
- «Ты вставай, Саня, вставай! Нам еще на прививку успеть надо»
- «На какую прививку, от коклюша?»
- «От коклюша, о коклюша», - сказал Юра выпихивая меня из каморки: «и от гонореи с хламидиями за одно. А то как ты со своими хламидиями и в столицу?»
- «Нет у меня хламидий, если только твои прилипли», - огрызнулся я: «В столицах ни мне, ни тебе, дорогой барин не гулять. Там везде «полтинник», а местами и «сотенная» будет».
- «Ну обе столицы тебе не обещаю, прогулок по «сотым» зонам, увы тоже. А в одной из столиц мы с тобой точно победокурим»
-  «Остограммился с утра что ли, Юр?»
- «Сам, ты остограммился! Саня! Всем солдатам поднимают иммунитет до «пятидесяти»! Один укольчик и у тебя «пятидесятый статус!»
Я не много помолчал переваривая только, что полученную информацию. А потом до меня стало доходить: «Ты хочешь сказать, что можно искусственно поднять иммунитет с «девятнадцатого» до «пятидесятого»?»
- «Ага!»
- «Гонишь?»
Юра махнул рукой и вышел на крыльцо. В приоткрывшуюся дверь виднелась длинная очередь из новоиспеченных солдат, некоторые из них уже закатали рукав на левой руке.

Глава 15
«Побег»

На каждую сотню привитых утром не проснулось трое. Старый фельдшер, который ставил прививки сказал, что в течении месяца умрут еще. В среднем от вакцины погибает десять процентов. Но это только среди крепостных, так как для дворянам ставят английскую, дорогу и почти без последствий.
Юра заявился ко мне на следующий же день пожаловаться на недомогание и странную сыпь пониже спины, а я встретил его на полу сотрясаемый лихорадкой в луже собственной блевотины. Поняв, что его сыпь это сущие пустяки он предложил мне поправляться и потом самому заходить, как будет полегче. Желательно в чистом.
Как потом оказалось я еще легко отделался. Мне удалось встать на ноги уже на третий день. На четвертый я сам смог добраться до деревенской бани, где с помощью таких же бедолаг смог помыться. На пятый я твердой походкой шел к усадьбе то и дело подтягивая форменные штаны, надо срочно делать в портупее новые дырки. В процессе преодоления  прививочного материала мой организм знатно исхудал. В прочем, не так сильно, как у других. На некоторых мужиков было больно смотреть. Они так  обессилили, что сами уже не ходили. И если бы не старый фельдшер со своими капельницами и отварами, я думаю, что погибших от вакцинации было бы на много больше.
Наконец найдя у обочины кусок старой проволоки я стянул передние лямки штанов и смог спокойно идти дальше. Да вид у меня был довольно комичный, но теперь ничего не отвлекало меня от моих раздумий.
«Побег. Как только игла шприца с вакциной вонзилась в мое плечо я сразу решил, что на войну я не пойду. У меня есть куда более важные дела. И если раньше я мог только надеяться добраться до Дубровских и не попасть в зону заражения выше «девятнадцатой», то теперь с этим у меня нет проблем. Я могу идти напрямик, как только узнаю у Игоря Николаевича, где нужная мне деревня.
Но как быть с Юрой? Как его накажут  если у него будет дезертир? Должен ли я быть честным с другом и предупредить его о своих планах? Или все таки поступить, как должно и оставить ему записку? Ну не расстреляют же его за какого-то вшивого солдатика, в первые же дни его службы, во время войны… В голове пронеслась грозная фраза «По закону военного времени!» и стройный залп расстрельной команды».
Какого-то решения в голове не сложилось, а я уже пришел. Крыльцо Юркиного дома давно превратилось в подобие штаба под открытым небом. В хаотичном порядке возле центральной лестницы стояли стопки каких-то ящиков укрытых маскировочной сеткой, с левой стороны стоял не стройный рядок столов покрытых картами и разными бумагами. Чуть дальше в укрытии из мешков с песком сидел телефонист и у него постоянно что-то звонило, трещало и отпечатывало с ужасным звуком струйного принтера.
И среди всего этого с важным видом вышагивал Юрий. Сегодня он разнашивал новый парадный мундир. Мы еще от прививки не оправились, а всем офицерам уже прислали мундиры для празднования победы в предстоящих военных действиях. Как это по русски.
Мундир выглядел шикарно. Светло-серые галифе с тонкими красными лампасами заправленные в высокие хромовые сапоги, которые похрустывают при каждом движении. Двубортный китель темного оливкового цвета со стоечкой и золотым шитьем на обшлагах и воротничке перетянутый золотым же поясом. Парадная шпага укороченного варианта слева и маленький стилет справа. Золоченые пуговицы, серебряные нити аксельбанта и все это великолепие сверкает на солнце. Что не говори, а форма красит человека, даже Юру.
Только все впечатление портил один момент. Юра старательно наморщивая щеку пытался удержать в глазнице пенсне. Тонкое стекло оправленное полоской золота уже смогло выскользнуть из под края Юркиной брови и стремилось покинуть предназначенное место, чтобы совершив свободное падение повиснуть на тонкой цепочке. Все мы рабы своих ролей и даже безобидный кругляш стекла имеет свою цепь.
- « Ну вот кто придумал форменное пенсне?!», - возмутился Юра после того, как пенсне победило.
Я лишь пожал плечами и постарался незаметно убрать проволоку из штанов.
- «Что-то ты, Саня, хреново выглядишь!», - Юра снова попытался вставить пенсне на место. В это раз оно выпало почти сразу: «Исхудал, глазки чего-то бегают. Надеюсь ты не в побег собрался?»
- «Думаю ближе к осени, когда грибы пойдут, ягоды», - попытался отшутиться я.
- «Смейся, смейся. В соседней роте дернули пятеро в сторону «тридцаки», через сорок минут нашли и там же расстреляли».
Я взмок, неужели он догадался? А главное, как?
- «Вам же с прививкой и «чипик» каждому ввели, чтобы не поразбежались».
- «А вам?», - на автомате огрызнулся я.
Юра наморщил лоб, немного промолчал и ответил: «А может и нам, Саня. Может и нам...»

глава 16
«Граната»

Каждому дворянину в ополчении полагается конь. Желательно породистый, обстрелянный, а главное приобретенный самим дворянином. Юра о данном факте конечно же знал, но вопрос обзаведения копытным транспортом откладывал на потом. Во первых ему было жутко жаль денег, а во вторых он побаивался лошадей еще с детства. То ли его укусил жеребенок на городской площади, где измученные животные под присмотром таких же измученных подростков катали всех желающих за деньги, то ли здоровенный лошак наступил ему на ногу.
Но рано или поздно у него должна была появиться лошадь. И она появилась. Командиру полка надоела безлошадность штабного офицера и вчера под утро в усадьбу прибыл батальонный интендант со странного вида кобылой на подвязе его пыльной брички.
Все казенное в нашей стране несет на себе некий отпечаток преодоления и боли. Все что выдается бесплатно, все что по описям и в подотчет должно напоминать тебе саму глупость идеи получить что-то с государства. Не захотел сам себе купить удобные ботиночки по ноге из мягкой кожи с пропиткой и легкой подошвой получай кирзу, что сотрет твои ноги до полного отсутствия пальцев, пятки и хоть какой-то индивидуальности стопы. И хорошо если кирзу, а не пластик.
Вот и Юрина казенная кобыла оказалась с отпечатком  казенности. Во первых она была из Владимирских тяжеловозов. Мощный костяк и сбитый с округлыми боками тяжелый  корпус рыжей масти на мускулистых ногах с крупным копытом. Длинная грива темнорыжих волос скрывающая короткую шею, которую венчала громозкая голова с белм пятном на лбу. Все в этой скотине говорило об одном, она создана для телеги и большую половину своей жизни провела в обозе, не спешно вышагивая в след за впереди бредущим таким же тяжеловозом. И если при каких-то странных обстоятельствах Юре и удастся разогнать ее до рыси или не дай бог до галопа, то в атаку под выстрелы она точно не пойдет.
Но это оказалось не главным сюрпризом. После того, как обескураженный Юра расписался в ведомости и интендант отвязал кобылку она тут же выбрав только одной ей понятное направление направилась гулять по двору. Ловили мы ее довольно долго. У кобылы словно кто-то включил режим движения и все попытки прихватить ее за гриву или хвост ни к чему не приводили. Благо лошадка оказалась  незлобивой и отмахиваясь от ловивших ее мужиков головой и расталкивая их боками продолжала свое незамысловатое движение.
Это уже потом один из дворовых мальчишек  приметил на широкой лошадиной шее плотно прилегающую широкую тесьму, она была уже такой грязной, что цветом почти никак не отличалась от масти самой лошадки. Побегав еще не много за скотинкой мужикам удалось нащупать железное кольцо на тесьме, которое кто-то специально перевернул наверх под гриву, чтобы нам было повеселее. Как только кольцо удалось стянуть вниз под шею животного и схватиться за него она сразу остановилась. Кобыла стояла не шелохнувшись и даже не отмахиваясь от назойливых мух длинным хвостом. Стоило кольцо отпустить и лошадка снова начинала хаотичное движение по одной только ей ведомой программе.
Лошадь прозвали «Граната». И мало того, что она оказалась прекрасной издевкой над Юрой и его не желанием покупки нормальной лошади, так и мне от нее тоже досталось. Теперь мое положение при барине обрело конкретный повседневный смысл. Чтобы Юра мог влезть в седло или же спешиться, кто-то должен держать чертову «Гранату» за кольцо. И черт бы с ним, но ее же надо седлать, за ней надо ухаживать. И если для этого всего есть конюшенный, то за кольцо держать доверяли только мне, согласно указания моего друга-идиота-барина.
Ном и это было пол беды. Если Юру вызывали в ставку, то туда нужно было все непременно в седле. А это десять верст только в одну сторону. И без меня Юре нельзя было никак, кто-то же должен в ставке держать «Гранату» за кольцо.  А мне коня не положено, ни коня, ни ослика, ни самоката. И  пока Юра тихо матерясь натирал свой зад в седле я так же поругиваясь натирал свои ноги в сапогах. Правда Юра всегда планировал выезжать пораньше дабы в пути не торопиться. Это он якобы так обо мне думал. Но я то точно знаю, что думал он только о своей намозоленной заднице.

глава 17
«Аркадич»

Прошло две недели с того дня, как я узнал про чип и невозможность побега. Как только в голове рождалась более или менее сносная идея  так сразу появлялся Юра и словно чувствуя мои потуги выдавал рубящие все на корню новости.
- «Представляешь вчера в одной деревне мужики решили себе чипы повырезать и в бега! А он же маленький, в иголку шприца проходит! Короче искромсали себе руки и после лечения на каторгу поедут!»
- «Телеграмма пришла циркуляром! Один крепостной решил фольгой обмотаться и бежать! Где он столько фольги нашел?! В общем дурака поймали и расстреляли. А нам велено у крепостных изъять фольгу! У тебя, Алексашка, есть фольга?!»
- «Ну что, я тебе скажу, Саня. Нет предела человеческой глупости. Под Пермью один отморозок оттяпал себе руку. Как не помер одному богу известно. Говорят крови потерял с ведро, но таки убег! Только не далеко, оказалось чип он подвижный. Настолько мелкий что и по крови может циркулировать, прикинь! Отследили и расстреляли, зря только отрубал, бедолага».
И это только то, что я запомнил. Юра словно чувствуя мое желание совершить побег каждый день рассказывал мне про невозможность этого занятия. Что это дружеская забота или чувство собственности барина я не знаю, но я придумаю, как сбежать. Рано или поздно… Лучше бы рано.
Сегодня Юру вызвали в город, в «тридцатку». И все было бы хорошо, но оказалось там теперь ставка командующего Уральским гарнизоном и он проводит смотр офицеров. Соответственно Юре надо быть при параде и на «Гранате». А до города сто двадцать верст. Из такой поездки живой вернулась бы только лошадь, но нам повезло. Один из Юркиных соседей, из тех что не такой жмот и хороший хозяйственник тоже был вызван на сбор. И у него оказался новенький пикап и прицеп для перевозки лошадей, как раз на две единицы.
Когда его посыльный передал мне записку для Юры с местом и временем загрузки я был так счастлив, что обещал сам себе  назвать в его честь сына. Если он у меня когда нибудь будет. Потом прочитал подпись в записке: «С уважением, Ваш сосед Павсикакий Аркадьевич»… Пожалуй я с сыном погорячился, собаку точно назову, видит бог.
Мы довольно быстро погрузили «Гранату» к соседскому «Буцефалу», орловскому рысаку, но с видимой бракиной в породе. У него была черезмерно глубокая грудь и круп скатывался слишком круто на задние подкошенные ноги. Но и мне и Юре хватило ума нахваливать «красавца» от всей души с причмокиванием и прихватками за сердце. Места в кабине мне не нашлось, но заботливый Павсикакий Аркадьевич велел насыпать в кузов побольше свежего сена. Благо Юркина «Граната» стала знаменита на всю губернию. И все знали, что если Юра в седле, то у него всегда плюс один, то есть я.
В «Тридцатку» в «крепостном» не полагалось и Юрка выдал мне старенькие «левайсы» и футболку непонятного производителя с огромным «факом» на груди. Кроссовок моего размера не нашлось, поэтому мне пришлось ехать в пляжных шлепках, что тоже в принципе не плохо.
Я уже и не помню, когда последний раз был в городе. В двадцать пятом или двадцать седьмом. А может нас увезли в лагеря еще раньше? Интересно, что там изменилось? Городишка был не большой в таких изменения приходят, как правило только с ветхостью или прибытием большого начальства. В остальном такие города это места, где время не течет линейно, оно там скручивается в воронку и затягивает в себя все окружение иногда выбрасывая наружу то ли мусор, то ли счастливчиков, которые могут попытаться что-то изменить в  своей жизни.
От таких мыслей меня сморило в сон и я открыл глаза только, когда заскрипели тормоза. Мы остановились. Я выглянул из-за борта отряхивая с головы прилипшее сено.  Павсикакий Аркадьевич припарковал машину на стоянке возле заправочной станции. Надпись «Газпромнефть» светила яркими огнями переливая отсветами государственного флага. Из микрофона слышалась бодренькая мелодия, наверняка хит этого лета. Я еще толком не проснувшись сидел в кузове и и скал запропастившуюся сланцу. Павсикакий Аркадьевич ловко открыл прицеп, вывел лошадей и даже напоил из начищенного медного ведра. Мне было стыднова-то, все таки барин. А он убирая ведро заговорщически подмигнул мне и пошел переодеваться  в парадный мундир. Все таки назову сына… Павсикакий… Нет собаку.

глава 18
«Датский хот-дог»

Павсикакий Аркадьевич закончив наводить марафет резво влетел в седло и пустив своего рысака иноходью крикнул: «Господа у меня есть дела личного характера в городе, встретимся на смотре!»
Юра еще натягивал галифе и попытавшись махнуть в ответ рукой чуть не упал. В последний момент ему удалось облокотиться о борт пикапа и сохранить ранвовесие. Я лишь пожал плечами, как бы извиняясь за отсутствие помощи, но в одной руке у меня была «Граната», а в другой вешалка с кителем.
Все таки Юра самый не приспособленный из дворян всего мира, но может от этого он более человечный и более настоящий.
Наконец ансамбль парадного мундира был в полном составе и сидел на Юрке, как влитой. Осталось подсадить его в седло придерживая уздечку направиться к месту смотра. Благо в «тридцатке» можно пользоваться благами цивилизации и навигатор в смартфоне поможет нам добраться до места быстро и без приключений.
Но Юра не торопился в седло. Он все время посматривал куда-то в сторону трассы. Я тоже посмотрел туда, но кроме ряда здоровый рекламных билбордов  ничего не увидел.
- «Ты любишь Датский хот-дог?», - спросил меня Юра.
- «Да, я в принципе хот-доги не очень, но знаешь я не ел их уже сто лет. Поэтому не откажусь и от обычного» - ответил я.
Юра улыбнулся и направился в здание заправки. Я смотрел ему в след, было в этом что-то странное, дворянин при параде идет за фастфудом на заправку. Как же все перемешалось в нашем мире. Обычные хот-доги и эполеты, лошади и акции на девяносто пятый бензин.
- «Знаешь в чем главный секрет Датского хот-дога?», - Юра говорил с набитым ртом от чего крошки летели прям на китель и застревали в аксельбанте.
- «В беконе?», - предположил я.
- «Ну и в беконе конечно, но не совсем. Главный секрет Датского хот-дога в том, что пока мы его жуем перетирая зубами не хитрую сосиску с булкой мы равны».
- «В каком смысле?»
- «Датский хот-дог стирает границы. Он уравновешивает мои привилегии и твои несвободы. Мы равны и дело не в том, что сейчас мир сошел с ума. Хот-дог работал и раньше. Он уравнивал директора и дворника, красавца и дурнушку, умника и тугодума. Он великий уравнитель!»
- «Странная интерпретация равенства всех в бане и на водопое».
- «Нет, Датский хот-дог нечто большее. В бане люди сами решают быть средним арифметическим от общего количества человеков  в парилке. А хот-дог это магия».
- «Но тогда любой хот-дог может делать так же!», - возразил я.
- «Нет, любой хот-дог это жуткая гадость, к тому же еще и вредная. А Датский это магия. Никогда не забывай об этом Саня».
Юра дожевал свой волшебство и попытался вытряхнуть крошки из серебряных нитей аксельбанта. Но крошки видимо решили остаться там на некоторое время и посмотреть на то, как его будут разносить за свинский вид на смотре. Юра вздохнул и махнув рукой стал стараться попасть ногой в стремя.
Я медленно дожевывал булку с сосиской и смотрел на Юрины страдания. Да, Датский хот-дог это магия, пусть не совсем понятная мне, но что-то в этом есть. Мы и правда равны, пусть на мгновение, но все же. Наконец Юра смог попасть в стремя и затянуть свой зад на скользкую поверхность седла. Не много отдышавшись он еще раз посмотрел в сторону билбордов.
- «Говорят, что любое электронное устройство в теле человека выходит из строя если его поместить в работающий аппарат МРТ», - Юра наклонился и убрал мою руку с кольца «Гранаты». Я посмотрел в его грустные глаза.  Давно я  не видел его таким спокойным и счастливым. Мой друг Юрка, снова был тем, как раньше до Ковида.
- «Но кто тебе поможет с «Гранатой» на смотре?!», - спросил я.
- «Мне поможет магия Датского хот-дога!», - Юра дернул уздечку, дал шенкелей и «Граната» понесла его ленивой полурысью в сторону светофора.
Я смотрел ему в след пока но не скрылся за поворотом. А потом я стал читать билборды, на третьем крупными буквами было написано «Магнитно-резонансная терапия» , буквами поменьше «Быстро», «Дешево», «Качественно» и адрес.

глава 19
«Магнитно-резонансная терапия»

МРТ оказалось найти не так легко. По указанному адресу оказался здоровенный ангар усыпанный вывесками разного калибра. Я несколько минут перемещался приставным шагом от одной таблички к другой. На каждой помимо названия фирмы или магазина красовалась мелкая схема прохода по лабиринтам внутри ангара. Наконец я нашел нужный мне прямоугольник картона с нужными буквами и попытавшись запомнить замысловатую схему направился в открытые ворота ангара.
Внутри ангар оказался поделен на маленькие клетушки без какой либо системы. Конечно же схема тут же выветрилась из моей головы и мне ничего не оставалось, как используя метод «Язык-Киев» начать поиск МРТ.
Через каких-то полчаса блужданий я все таки нашел нужный закуток. Аппарат оказался жутко китайского вида стоячего образца с подвижным излучателем на кривоватой штанге. У аппарата на стареньком стуле сидел уставший от жизни и похмелья мужчина далеко за сорок в помятом халате грязного цвета. Я сразу про себя прозвал его «Халат».
Не поднимая головы мужчина скучающим тоном прогнусавил: «Полное обследование три тысячи пятьсот рублей, частичное две пятьсот».
И только сейчас я понял, что у меня нет ни денег, ни документов, даже телефона нет. Совершенно машинально я стал шарить по карманам и о чудо в заднем кармане я нащупал  небольшой сверток банкнот.
«Спасибо, Юра!», - подумал я и стал перечитывать добычу. Ровно две тысячи триста рублей. Вот только Юра может так помочь, чтобы про Датский хот-дог от всей души, а денег на нужное дело в итоге не хватило.
- «А за две триста можно сделать МРТ?»
- «Можно, но не нужно», - так же скучающие ответил мужчина в халате.
- «Но мне очень нужно, пожалуйста!», - я попробовал сделать взгляд, как у кота из Шрека, но судя по недовольному виду «Халата»  у меня не получилось.
- «Давайте я вам потом занесу, завтра?», - продолжил наседать я.
«Халат» отрицательно покачал головой.
- «Полы помою!»
- «Уборщица есть».
- «Ну должен же быть вариант!»
- «Есть вариант заплатить две пятьсот или идти отсюда».
Я еще раз обшарил карманы в надежде найти хоть каких-то денег, но увы карманы были пусты. Я бы мог скрутить этого задохлика в два счета, но как управлять этим чудом китайской медицины? Мне не оставалось ничего другого, как уходить.
Может быть я успею вернуться на заправку и Юра даст мне эти злосчастные двести рублей? С такими мыслями я развернулся и собрался было уже искать выход из этого ангарного лабиринта.
- «Это пятьсот первые?», - неожиданно спросил «Халат».
- «Что, простите?», - не понял я.
- «Левайсы у тебя ориджинал?», - в мужике проснулась жизнь, он вскочил со стула и до неприличия близко наклонившись к моему заду стал рассматривать кожаную нашивку джинсов.
Я замер и задышал так аккуратно, словно боялся спугнуть осторожного знатока старых штанов. Он что-то поцарапал ногтем на нашивке, поковырял заклепку на кармане и наконец прошипел: «Снимай!»
Натягивая футболку, как можно ниже я старался не шевелиться стоя на пластиковом подножии аппарата МРТ. Мои джинсы аккуратно сложенной стопочкой лежали на стуле, а «Халат» щелкал какими-то тумблерами на небольшом пульте. В излучателе, что-то загудело, замерцали диодные лампочки и из отверстий вентиляции стойко запахло озоном.
Когда гул в излучателе достиг своего апогея, а мерцанием света стало нестерпимо резать глаза «Халат» опустил подвижную часть аппарата в самый низ и стал медленно поднимать его вверх. Меня не много стало мутить, но это скорее всего от не свежего хот-дога или от нервов. Излучатель прошел уровень колен и в левом бедре что-то кольнуло. Наверное там и был злосчастный чип, но я ошибся.
Когда под облучение попало левое предплечье в мышцах руки случился на столько сильный спазм, что из моих глаз хлынули слезы. Я испугался, что сейчас «Халат» видя мое перекошенное лицо прекратит терапию и чип останется работоспособным. Но обладателю коллекционных джинсов было абсолютно все равно. Он не снижая скорости продолжил поднимать излучатель, а мышцы руки продолжали скручиваться в тугой жгут. Еще не много и я закричу, но как только зона  облучения переместилась выше ключицы спазм прошел.
Внутри предплечья чувствовалось повреждение и оно меня радовало. Я был уверен чипу конец. Я даже начал улыбаться, но настала последняя стадия — облучение головы. Сначала была вспышка, горлом пошла кровь, боль пронзила мозг и я отключился.

глава 20
«Юрий Александрович»

Растрепанные волосы, плохо вытертое лицо в кровавых разводах и растянутая футболка с широкой коричневой полосой засохшей крови от ворота и до самого низа. При этом еще и отсутствие штанов. Так себе видок для передвижения по городу. Но у меня нет особого выбора, надо вернуться на стоянку. Возможно Юра уже там.
Когда «Халат» все таки смог привести меня в чувство я думал, что уже на небесах. В полуобморочном состоянии «Повелитель МРТ» казался ангелом в белоснежном одеянии. В его очках перемигивались цветные огоньки пульта, а низкий гул вентиляторов аппарата навивали спокойствие и безмятежность.
«Халат» несколько раз тыкал мне в окровавленный нос стеклянным пузырьком, скорее всего с нашатырем. Но я не слышал ни каких запахов, казалось я вообще ничего не чувствую, кроме тягучего спокойствия и желания снова отключиться. Но так как это совсем не входило в планы «Халата» он отбросив склянку стал хлестать меня по щекам. С четвертой попытки ему удалось вернуть мне чувства.
- «Э-э-э, хватит!», - закричал я отплевывая кровь затекшую в рот с разбитой губы: «Ты что творишь?!»
- «А ты, что творишь?!», - в ответ возмутился «Халат»: «Тебе жить надоело?! Ты зачем лезешь в аппарат если в тебе столько всего понатыкано?! Сначала, значит, навставляют имплантатов, штырей и спиралек разных, а потом в аппарат! А мне в тюрьму?!»
- «Да нет у меня ничего!»,- я еще громче закричал на него: «Вот в руке что-то было мелкое и все!» Я показал ему левую руку, с внутренней стороны красовался здоровенный кровоподтек.
- «А в башке у тебя что?! Природные залежи железа?!»
- «С роду там  ничего не было! Это твой китайский аппарат людям мозги кипятит или ты бездарь с дипломом из подземного перехода!»
- «Да пошел ты! У меня сертификат есть и гарантия от Алиэкспресса еще три месяца! И курсы я закончил с отличием! Онлайн правда….»
Конфликт затих сам собой. Я вытер лицо влажной салфеткой, которую мне протянул умолкший «Халат» и уже было собрался забрать джинсы. Но после того, как осмотрелся решил штаны не забирать. Пол и стены были забрызганы кровью, штанга аппарата согнулась почти на пополам, а на белоснежном пластике излучателя появилась здоровенная трещина из которой тонкой струйкой тянулся дым.
Сначала я старался идти вдоль дороги по кустам и в тени деревьев, но чувство того, что я могу не успеть и Юра уедет вгоняло меня в легкую панику. В итоге натянув многострадальную футболку пониже я потрусил по тротуару в сторону заправки. Благо редким встречным прохожим на мой вид было абсолютно все равно.
Наконец я добрался до АЗС. Юры не было. Может он уже уехал обратно? Сколько времени я потратил на МРТ? Сколько провалялся без чувств? Когда я уже было решился на то, чтобы войти внутрь павильона и спросить не видели ли там Юру сзади раздался звук автомобильного клаксона.
Это был  Павсикакий Аркадьевич. Он вышел из автомобиля и с  нескрываемым недоумением направился ко мне. Через открытую двери кабины было видно, что Юры нет. В прицепе «Гранаты» тоже не было.
- «Бог ты мой», - поцокивая языком сказал Павсикакий Аркадьевич: «Тебя, что ограбили?»
Сначала я собрался сказать, что нет, но потом мысли о том, что надо будет тогда придумывать другое объяснение меня переубедили и я утвердительно закивал головой в ответ.
- «Дожились в «тридцатке» крепостных грабят. Я по приезду в усадьбу опишу в местную полицию. Такого никак нельзя  оставлять без внимания! Определенно нельзя!».
Павсикакий Аркадьевич еще раз обошел меня вокруг и тяжело вздохнув сказал: «Полезайка ты в кузов, мил человек. Мне тебя конечно жалко, но новенькие сидения право жальче».
- «А Юра?»
Брови  Павсикакия Аркадьевича взлетели вверх от удивления, но большего он себе не позволил: «Юрий Александрович, так сказать задержится».
- «Так я его подожду тут, вон на газончике», - ответил я.
- «Боюсь не дождешься, ты своего барина. Не знаю зачем и куда он отпустил тебя. Это право не мое дело. Но вот так, чтобы на смотр, который принимал сам Великий князь и вот на этом подобии лошади. Ведь тебя же для этого и брали - придержать скотину, пока барин твой спешиваться будет… Подвел ты своего господина, голубчик. Под монастырь подвел или того хуже...»


глава 21
«Смотр»

Павсикакий Аркадьевич высадил меня на развилке, дальше нам было не по пути. До моей деревни было рукой подать, но я не мог идти напрямки. Мужики не поймут моего безштанного вида, а не дай бог жену чью-нибудь напугать. Так и морду набить могут.
Пока я пробирался оврагом вдоль заливного луга в голове вертелся рассказ о Юркиных злоключениях. Так уж получилось, что он, как всегда упустил самое важное. О том, что на смотре будет Великий князь он просто забыл или не прочитал депешу. Для него все мелочи сами по себе утомительны и он старается избегать их в своей жизни, рисуя свое полотно только крупными мазками ярких красок. Но иногда в его палитре попадаются коричневые оттенки. Так случилось и в этот раз.
Когда Юра меня отпустил он видимо решил, что ради друга побудет очередной раз посмешищем на местном сборище уездного дворянства. Ну подумаешь все поржут над тем, как он будет слазить с неподдающейся командам «Гранаты». И потом бегать за ней по двору при попытке взобраться в седло снова. Так уж заведено в новом дворянстве, что помощь ближнему это моветон.
Конечно это были только мои предположения. А вот дальше Павсикакий Аркадьевич рассказал, что произошло на плацу. Когда все присутствующие уже стояли в одношереножном конном строю и оркестр только закончил играть «Боже царя храни» на поле с двух сторон въехали двое всадников. И если в маленьком наезднике каждый уважающий себя дворянин мог без труда узнать младшего брата Верховного правителя, семилетнего Николая. То вторая фигура повергла всех в шок.
Полуразвалившись на широкой спине тягловой лошади неспешно ехал некто в парадном расстегнутом кителе и покуривая сигаретку слушал похабную песенку популярную среди молодых обитателей «тридцатки». На плацу повисла мертвая тишина. Офицеры замерли словно каменные статуи и только их глаза нервно перебегали с края на край лиц  пытаясь охватить щекотливую ситуацию целиком.
Великий князь на смятение потратил лишь мгновение и направил своего коня на обозначенное для него место. Вот уже ничто не нарушало повисшую тишину ни звуком ни движением. Это был идеальный момент, когда все было идеально. Словно по линейке и по учебнику, по армейски красиво и монументально. И тут на границу военного театра широким мазком коричневого недоумения вкатился Юра. Он еще несколько метров по инерции покачивал головой в такт матерному слогу и потягивал самокрутку.
Словно частичка хаоса столкнулась с оплотом порядка и нет бы ему тут же развернуть лошадь и дать в галоп. Так сказать отскочить, как та частичка, но нет. Юра еще не совсем понимая губительность каждого дальнейшего своего действия запульнул окурок куда в сторону и добавив громкости на смартфоне закричал: «Меня ждете, господа?!»
- «Все верно, ждем-с только вас», - Николай ответил тихо, но так чтобы услышали все.
И только после этого Юра понял, что все не совсем, как обычно. Нет сбившихся в стайки подвыпивших дворян. Никто не смеется над похабными анекдотами и цыгане не разносят водку под звуки гитар. Как только он понял весь ужас ситуации  сразу попытался одновременно застегнуть мундир, выключить музыку и остановить «Гранату». Но последнее, как всем известно не возможно, если не взяться за кольцо. Если бы Юра попытался сделать все это по очереди, возможно бы и получилось. А так, после второй попытки дотянуться до кольца из седла, застегивая крючки на воротнике он с грохотом упал с лошади. И это было бы полбеды, но его нога запуталась в стремени и «Граната» не сбавляя ходу стала вырисовывать круги волоча за собой несчастного наездника.
Неизвестно сколько бы это продолжалось. Если раньше никто бы не пожелал прервать этот конфуз, то сейчас желали все. Но никто не смел тронуться с места в присутствии Николая. Благо сам Великий князь был довольно сметливым ребенком и быстро сообразил, что только он может все это прекратить. Он ловко спешился, когда «Граната» поравнялась с его конем и схватив ее за кольцо остановил Юркины страдания. Тут же подскочили  адъютанты его величества и рывком поставили Юру на ноги.
Весь в пыли, с растерзанным кителем и задравшимися глифе, в одном сапоге и с идиотской улыбкой на бледном лице. На Юру было больно смотреть. Если бы не державшие его  под руки адъютанты Юра бы снова свалился наземь и скорее всего без чувств. Николай внимательно осмотрел его и приподнявшись на цыпочки застегнул крючки на истрепанном Юркином воротнике.
- «Вы...».
- «Фектистов», - прохрипел Юра.
- «Вы, подпоручик Феоктистов, смотр прошли. Не смею Вас более  задерживать», - сказал Великий князь и посмотрев на «Гранату» добавил: «Вашего скакуна так же буду рад отпустить если вы меня смените на удержании кольца».
После Юру и «Гранату» увели в сторону городской крепости, а на плацу нарушая тишину загрохотали барабаны задавая ритм движения старому воинскому ритуалу. Смотр состоится в любую «погоду».

глава 22
«Командировка»

В деревне еще не знали, что случилось с барином, а его отсутствие чувствовалось сразу. Если раньше во всем чувствовался его легкий пофигизм, то теперь в воздухе сквозило порядком и деловитостью.  На улице не было видно ни одного праздно шатающегося мужика. Все были при деле. У крайней хаты двое колотили бочки, чуть дальше несколько мужиков перебирали старый колодец, а у поворота разгружали телегу с мельницы.
Все мужики были в форме и обуты. Это вообще был нонсенс, что бы крепостной так расточительно относился к добру, пусть и казенному. Бабы тоже не отставали. Если раньше каждая с утра занималась домашними делами, а после уже шла в поле или к усадьбе на заготовки, то сейчас тонкой струйкой женщины утекали в сторону нижних лугов. Настала пора покосов.
У третьего дома меня остановил помощник управляющего и строго оглядев мой «костюм» процедил сквозь зубы: «Опять надрался, Алексашка? Думаешь барин всегда тебя прикрывать будет?». Помощник обозначил легкий замах в мою сторону с небольшой плеточкой. Такую они обычно таскают за голенищем сапога. Помощник замахивается на крепостного, где это видано? За такое и в зубы можно.
- «А ты чё такой смелый?», - спросил я натягивая грязную футболку пониже: «Что у вас ту  вообще творится? Барин отъехал, а вы  тут какой-то военный коммунизм устраиваете».
- «Ты, черт бесштанный, барина не поминай. Он то приедет, а прежнего разгильдяйства не будет. Пока вы с ним в «тридцатках» гуляете, тут господа порядок наводят. Наконец и про управленцев вспомнили, власти нам отсыпали поболее прежнего. Вот не найдешь штанов выпорю!»
- «Какие господа? Какие управленцы? Ты нормально можешь объяснить, что происходит?!»
И помощник, как смог объяснил мне откуда новые порядки. Оказалось, что как только мы укатили в сторону «тридцаки» в усадьбу прибыл чиновник из губернского приказа.  С полномочиями на кризисное управление Юркиным  имуществом в его отсутствие на войне. Чиновник оказался весьма деятельным типом и решил, так сказать, приступить к управлению досрочно. Бумаги и поручения он вручил Юркиной супруге и тут же собрав управляющего с помощниками обличил их расширенными полномочиями. Все, как говорится согласно указаний и инструкций направленных из самой канцелярии Верховного.
Теперь «управленцы» не просто присматривали за населением деревни, но и напрямую определяли, кто и чем будет заниматься. Им давались права на контроль правопорядка и наказание провинившихся. В ближайшее время должны из города привезти мобильный острог и комплект для телесных наказаний одобренных сенатом. А так как ополченцы еще оставались в деревне, то и от получивших власть управляющего с помощниками им тоже доставалось.
Мне срочно нужно было найти Игоря Николаевича, но прежде мне нужны штаны. Я решил не рисковать и облачиться во весь доступный мне мундир денщика. Поверх камуфляжа я затянул ременную портупею, на пояс подвесил пустой патронташ и пристегнул серебренные погоны, чтобы всем своим видом дать понять я тоже власть, какая ни какая,  и меня трогать не надо.
Игорь Николаевича я нашел у штабного развала. Там где столы были завалены уже пожухлыми после дождей и солнца картами и бумагами с  выцветшими схемами. Здоровенный мужик сидя на небольшом табурете что-то старательно записывал в толстую амбарную книгу. Стола ему видимо не выделили и Игорь Николаевич весь искрутился пытаясь пристроить фолиант на коленях поудобнее.
- «Добрый день, Игорь Николаевич», - я подошел так чтобы ему было меня удобнее рассмотреть.
Старый мужик окинул меня взглядом и чуть усмехнувшись сказал: «Здравия желаю, господин суржант!» При этом он даже обозначил попытку привстать, но мы оба понимали, что это не более чем обозначение.
Очень хотелось сказать: «Вольно, солдат!». Но я не рискнул так шутить, слишком многое поставлено на карту.
- «Игорь Николаевич, у меня к вам вопрос жизни и смерти. Помогите».
- «О как!», - старик удивленно вскинул брови и теперь в его глазах легко можно было рассмотреть искорку озорства: «Это чем же я такому командиру  помочь то могу? Меня же за полную не способность к трудам и определили в книгописцы. Вот и маюсь на солнцепеке весь день сидя, без движения. А так  хотелось трудов настоящих. Пушку какую чистить или снаряды грузить…»
- «Игорь Николаевич, вы же в прошлом у Дубровских в собственности проживали?»
- «Таки точно, поди как лет десять  с самого закрепощения, а потом в виду карточного долга к Юрию Александровичу перешел в имущество».
- «Так вы и у самого Арсения Дубровского в имении проживали? Я правильно понимаю?»
- «И тут угадал, господин суржант, у них-с и проживал».
- «Мне очень надо попасть в это имение! Вы можете мне рассказать где это?», - я посмотрел на кипу карт и добавил: «Или координаты может знаете?»
- «А зачем тебе туда, господин суржант?», - чуть понизив голос спросил Игорь Николаевич.
С этим человеком юлить смысла не было и я решил рассказать все, как есть: «Жена у меня там, Игорь Николаевич. За ней пойду».
Старик пристально посмотрев мне в глаза и спросил отбросив все озорство: «Ты понимаешь, сынок, что это дезертирство? Если тебя поймают, что с тобой будет, понимаешь?»
- «Да, понимаю и не отговаривайте меня. Я все решил».
- «Ну если решил, тогда ладно. Но у меня условие...»
- «Какое?»
- «Я иду с тобой».
- «Игорь Николаевич, я бы с радостью, но как? Вас же сразу выследят по чипу и нас поймают!»
- «А зачем меня выслеживать? Я чин по чину пойду. Выпишу себе командировочное к Дубровским и пойду. А там уже на месте разберемся, что да как».
- «В смысле командировочное?!», - не понял я старика.
- «Ну что я зря писарем тут сижу? Сейчас запишу себя в книгах, подорожную себе выпишу и телегу для забора фуража. Что мы с тобой пешком что ли будем пылить? Я уже староват для таких дистанций».
Тут же Игорь Николаевич совсем не по стариковски вскочил с табурета и уверенным шагом направился в сторону канцелярии. Я ничего ему не сказал провожая его взглядом, но в голове звучал только один вопрос: «А что так можно было?!»

глава 23
«Геноцид»

Колеса телеги тихо поскрипывали на покатых неровностях проселочной дороги. Нам повезло, что погоды стояли сухие, что большая редкость для этого времени года. Если бы сейчас шли дожди мы бы далеко не уехали.
Игорь Николаевич собрал нас в дорогу быстро и деловито. Помимо телеги запряженной небольшой, но бодрой лошадкой он выбил нам паёк и даже суточные. Себе он выписал командировочное, а мне удостоверение квартирмейстера. Ему выдали самозарядную винтовку  времен Великой отечественной, а мне револьвер наган. Оружие придавало нам важности и уверенности в своих начинаниях. Я даже, как то приосанился стоило только прицепить кобуру с пистолетом на пояс, а Игорь Николаевич так сроднился с винтовкой, что до сих пор не выпускал ее из рук.
Первые пару часов мы ехали в полном молчании. Я заметно нервничал, а  Игорь Николаевич понимая мое состояние старался «не отсвечивать». Хотя я понимал, как ему это было тяжело. Он из той породы людей, которым говорить необходимо, как дышать. И наличие собеседника не всегда обязательный фактор, такие как он думают в слух и высказывают свое мнение по каждому поводу, даже по незначительному.
Наконец я успокоился и дабы разрядить обстановку сказал: «Вроде пронесло».
- «А ты еще сомневался?», - Игорь Николаевич с самодовольном видом переложил винтовку на сгиб локтя и поддав вожжами добавил: «Фирма веников не вяжет, а если вяжет то фирменные!»
Я очередной раз всмотрелся в своего загадочного компаньона. Он совершенно не вписывался в систему происходящего. Он словно не смог перестоится, как все мы под новые стандарты. Для него наша жизнь словно игра, в которой он может в любой момент скинуть костюм крепостного и уйти.
Игорь Николаевич словно чувствуя мой интерес старался не шевелиться и вглядывался в изгибы пыльного тракта, по которому мы ехали каждый за своим. И если моя цель была известна нам обоим то о своей он так и не сказал.
- «О чем задумался, Александр?»
Сначала я хотел что-нибудь соврать, но потом передумал: «Думаю почему вы, Игорь Николаевич, не такой как все».
- «Это почему я не такой? Совершенно обычный средне-статистический человек. Что во мне заставляет тебя в этом усомнится?»
- «Да даже, то как вы говорите!»
- «А как я говорю? Нормально изъясняюсь, мысли свои высказываю».
- «Вот вот, я как раз об этом! Даже я понимаю, что все мы постепенно меняемся. Наша речь уже совсем не такая, как до «ковида». Лексикон не тот, мысли не те. Мы все становимся крепостными не только по закону, но и изнутри. Категории и ценности изменились. Я давно ловлю себя на мысли, что Юра для меня все больше барин, чем друг детства. Рабство давно стало нормой,  мы словно одурманены. И я уверен, что когда нас начнут пороть или продавать на невольничьих рынках мы так же все будем принимать, как норму. А вы не такой!»
- «А какой я?», - спросил Игорь Николаевич.
- «Вы… Вы прежний. Вы не изменились. Нет, конечно что-то в вас за эти годы изменилось, но вы не как мы. Вы не крепостной, вы человек, который вынужден играть эту роль. И вы ее играете отменно,  мы тоже когда-то играли, а теперь мы этим живем!»
- «О как! И давно у тебя такие мысли? Это и раньше тебя волновало или после МРТ?»
- «А какая разница? Раньше тоже об этом думал, но как то спокойнее что ли или равнодушнее», - сказал я, а сам подумал не зря ли рассказал ему про МРТ.
- «Большая разница. Ты правильно подметил на счет меня. Я и правда не изменился или изменился, но не так сильно, как остальные. Адаптировался, это да, но не более того. И этому есть простое и банальное объяснение. Когда весь этот крепостной дурдом только начинался всех прививали не только вакцинами, но и специальными чипами коррекции поведения. Они тогда были сыроваты и имелся довольно внушительный процент брака. На кого-то они не воздействовали ни как, а кого-то сводили с ума в считанные минуты. Я как раз из первых, не поддающихся. Только мне хватило ума смолчать и сделать вид, что все работает. Тех же кому ума не хватило с нами уже нет… Это был маленький и незаметный геноцид тех, кому не повезло с чипом»
- «А у меня значит чип сгорел после МРТ?»
- «Несомненно, тот что в голове, но главное не это...»
- «А что?»
- «Главное, что у тебя подобные мысли появились раньше, пусть не такие явные, пусть пока еще пустые, без необходимости поиска ответов, но появились! А это значит только одно, началась адаптация! Мозг человека самый сложный прибор на свете и рано или поздно сможет найти ключик к любой коррекции. Определенно он смог и это не есть хорошо...»
- «Почему? Разве плохо, что мы все перестанем быть покорными рабами?»
- «Это конечно хорошо, плохо другое. Рано или поздно власти заметят данный факт и значит будет новая вакцинация. Новая коррекция. А значит либо я стану, как все в этот раз, либо исчезну, но это частности. А в общем,  снова будут бракованные, снова будут не поддающиеся и сумасшедшие. Снова будут жертвы и маленький незаметный геноцид».

глава 24
«Самокат»

В дороге мы провели почти три дня. Игорь Николаевич не замолкал ни на минуту и если первые несколько часов это было занимательно, то после я начал уставать. С одной стороны я его понимал, наконец-то он может не притворятся, быть самим собой. Да и я в беседах с ним, как-то подтянулся. Выдавливать из себя раба получалось как-то сподручнее, что-ли. Если так можно назвать процесс восстановления после коррекции. Я конечно не стал таким, как прежде и даже не мог уловить эту границу в самосознании, но я чувствовал изменения есть.
Когда Игорь Николаевич обсудив события последних пятнадцати лет стал вспоминать кризисы двухтысячных мое терпение уже было на исходе. А впереди было еще два дня пути. Даже во сне он что-то бубнил и выдавал редкие рубленные фразы на волне громогласного храпа, чаще матерные. К утру второго дня я не выдержал и спрыгнув с телеги потрусил в ближайшую березовую релку под предлогом поиска грибов. Конечно провизии нам хватало, но в основном это были крупы и не много сала, поэтому Игорь Николаевич сразу одобрил мой порыв.
Грибов в итоге я нашел не много, но смог отдохнуть от философских рассуждений и полных ностальгических нот воспоминаний о временах застоя могучей страны, которую мы все потеряли. Вот только вечерами мне приходилось мириться и слушать, слушать, слушать… Единственным плюсом монологов старого мужика было то, что засыпалось под них замечательно. После горячей похлебки с салом и грибами.
Но сегодня все изменилось, сегодня мы достигли цели и Игорь Николаевич понимая наше не легальное положение сам цикал на меня при каждой моей попытке открыть рот. А теперь мне очень хотелось говорить, говорить хоть что-то, но лишь бы не молчать. Чем меньше километров оставалось до имения Дубровских тем больше  я нервничал. А если она не пойдет со мной, если она уже живет с другим, дети там всякие у нее, коты? А когда из-за верхушек деревьев стало видно кресты местной церквушки я весь покрылся испариной, колени стали ватными, а в руках заиграл еле заметный тремор.
Благо Игорь Николаевич оказался мужиком тертым  и вовремя заметив мой невроз выдал мне задание наблюдать за перелеском со стороны церкви, там с его слов Дубровский часто выставляет секрет с собаками. И если нам заметят, то в деревню нам придется заходить официально так сказать наследив. А этого нам очень не хотелось. Когда мы обогнули опасный участок и съехав с дороги стали углубляться в ложбину за перелеском я понял он меня купил. Выдал бесполезное задание лишь бы я отвлекся.
В самом глубоком месте ложбины, там где протекал не большой ручей мы и встали лагерем. Телегу прибросали ветвями, лошадку стреножив отпустили пастись, а сами пошли на разведку.
Обогнув деревню с восточной стороны мы поднялись на не большой пригорок и устроившись за кустами стали наблюдать.
Конечно Дубровская деревня была не чета нашей. Большой трехэтажный  особняк красного кирпича являлся центром архитектурного ансамбля. Позади него подковой стояли хозяйственные постройки все, как одна из силикатного блока крытые железом. Спереди же была мощенная камнем площадь с фонтаном и стриженными кустами по краям. Дальше шли домики крепостных. Все аккуратные, с большими окнами и красными крышами. Между ними виляли затейливыми рисунком тротуарные дорожки с голубоватой плиткой, а две дороги пересекающие поселение крестом отсвечивали свежим асфальтом. Крепостные  ходили в джинсовых комбинезонах, и мужики, и бабы.
Глядя на мои распахнутые от удивления глаза Игорь Николаевич сказал: «Все, как всегда в России матушке. Всего этого нельзя, но если есть деньги, то можно».
- «Чего вот так-то не жить?!», - все еще борясь с удивлением сказал я и  добавил: «Осталось пластиковые окна поставить и центральное отопление...»
- «Есть там и окна пластиковые и котельная с генератором, но поверь лучше там не жить. Лучше уж в избе и клозет у забора».
- «Почему?»
- «Потому что элементы запрещенного прогресса под соусом религии и барской вседозволенности на скорректированные умы влияют крайне размягчающие. А когда в этот компот попадает личность облеченная властью и отягощенная легким садизмом получается тот еще борщ».
В это время на площадь перед барским домом из-за дальних домиков выкатился самодвижущийся самокат, скорее всего на электрической тяге. На широкой подножке самоката крепко удерживая руль стояла занимательная фигура. Это было женщина в обтягивающем пышные формы кожаном костюме черного отлива, с головы до пят. Огроменные шпильки, ярко красная помада,  хлыст на поясе. Обычно в таком виде в кадре появляются героини фильмов для взрослых определенного направления, если бы не одно но. На ее голове красовалась не большая шапка типа пирожок из дымчатого каракуля.
При ее появлении Игорь Николаевич весь подобрался, взгляд его стал острым, а дыхание участилось. Он смотрел на нее безотрывно и я не мог понять от чего это. Что в нем вскипело, ненависть или наоборот страсть накрыла его с головой?
- «Это кто?», - полушепотом спросил я.
- «Конь в пальто!», - кто-то гаркнул сзади, а пока я оборачивался добавил: «Вернее в шапке!»
Я закончил поворот головы и в последний момент увидел летящий мне прямо в лоб оружейный приклад.

глава 25
«Оксана»

Голова гудела словно медный чайник с кипятком внутри, не смотря на то что в сознание меня привели уже давно и даже сделали перевязку. На этом добрые поступки наших пленителей закончились. Нас утащили в какой-то подвал, где привязали к неудобным стульям, заклеили рты скотчем и оставили под присмотром кого-то похожего на того, кто меня вырубил прикладом.
Это был довольно коренастый мужик в камуфляжном костюме и разгрузке. Его лицо скрывала черная маска, но холодный острый, словно бритва взгляд серых маленьких глаз не обещал ничего хорошего. Вооружен этот охранник был довольно внушительно, на груди компактный пистоле-пулемет, на бедре кобура с пистолетом, в разгрузке запасные магазины, ножи и несколько гранат. Такими раньше, в «доковидные» времена показывали каких-нибудь спецназовцев в острых репортажах о поимке очередного проворовавшегося чиновника. Было только одно отличие, у нашего боевика на плече красовался шеврон с надписью «Частное охранное предприятие Дубровского А.»
Игорь Николаевич тоже был в сознании, у него был подбит глаз и разбиты губы. Видимо он сопротивлялся в отличие от меня. Он то и дело посматривал на охранника и что-то бубнил себе под нос. Я как смог огляделся, все что выпадало из освещенного круга одинокой лампы висевшей где-то над головой было скрыто полумраком. С трудом просматривались какие-то перегородки из металлической сетки, ящики и что-то похожее на мотоцикл накрытый брезентом. Где-то слева натужно гудел генератор иногда слышался шум воды в трубах, или это у меня в голове так шумело, не знаю.
Наконец где-то позади нас открылась дверь и по бетонному полу зацокали острые каблучки. Охранник тут же вытянулся по стойке смирно, а когда цокот шпилек стал почти не выносим вкруг света обойдя меня с боку вошла та самая женщина в пирожке и коже.
В это раз ее костюм не много изменился, теперь на ней были красные ботфорты и корсет. Неизменным оставалась шапка и хлыст на поясе. Разглядеть ее лицо мешала длинная челка, сквозь которую просвечивали алым  пятном  накрашенные губы и узкий подбородок. Она встала на против нас и сложив руки на пышной груди стала тихонько постукивать  ногой об пол. Пауза начала становиться зловещей.
- «Бля..», - послышался тихий голос охранника и он побежал куда-то за ящики. Оттуда он с большим напряжением сил выволок массивный металлический стул с высокой спинкой. Охранник очень старался нести тяжелый стул, как можно аккуратнее, но в последний момент, когда уже ставил его на пол все таки ударил ножкой об бетон. Алый рот женщины скривился так, что мне стало не по себе, а охранника просто затрясло, как ту «каштанку» на ветру.
Повисла очередная пауза, но как только губы незнакомки смогли вновь собраться из гримасы неудовольствия в подобие улыбки она неожиданно грациозно опустилась на стул. Позади нее шумно, с облегчением выдохнул охранник.
- «Добрый вечер, господа», - протяжно и не много в нос сказала незнакомка: «Добро пожаловать в имение Дубровских».
- «Здрасти», - это было все, что я смог выдавить из себя в данный момент.
Женщина не спеша достала из кармана на груди чупа-чупс и стала не спешно его разворачивать. Я пригляделся и понял, что у нее на груди на манер газырей пришиты кармашки и в каждом, кроме опустошенного торчит круглая головка леденца. Когда дама наконец справилась с оберткой она продолжила разговор, в паузах посасывая конфету.
- «И какими же посулами этот старый хрыч затащил тебя сюда, мой мальчик?»
- «Никакими, мы же за фуражем… Денщик я…Феоктистов... Бумаги у нас», - попытался я промычать что-нибудь членораздельное.
- «Александр, это безполезно. Говори правду, у данной особы чутье на ложь. Уж поверьте мне, я ее лет двадцать знаю», - Игорь Николаевич сплюнул на пол кровавый сгусток и добавил: «Это Оксана, жена моя».
- «Ну во первых не двадцать, а двадцать два!», - Оксана особенно смачно  облизав чупа-чупс добавила: «А во вторых бывшая Игореша, быв-ша-я!»
- «А нас никто не разводил, Оксаночка!»
- «Нас жизнь развела, Игореша… Ты в крепостные, я в управляющие. И хочу заметить управляющий из меня куда-лучше, чем из тебя крепостной».
Я сидел с открытым ртом и смотрел на эту пикировку. О головной боли я позабыл совсем.
- «Помнишь, что я тебе обещала, дорогой, если увижу тебя еще раз?»
- «Помню», - гордо вскинув подбородок сказал Игорь Николаевич.
- «Тогда не взыщи, Игореша», - Оксана хрустнула леденцом и скомандовала: «Игнат! Готовь петлю!»
- «Есть!», - бодро выкрикнул охранник и стал что-то тихо наговаривать в рацию.
- «Повесишь собственного мужа?!»
- «Быв-ше-го… мужа… И да, повешу».

глава 26
«Кнопка»

Виселица у Дубровского оказалась, как и все в его имении передовой и высокотехнологичной. Легкая конструкция из алюминиевого сплава, нейлоновый трос и мощная лебедка  с дистанционным пультом управления. Так же присутствовали колеса и небольшое пластиковое кресло. Как раз с помощью этих колес виселицу подкатили к самому выходу из подвала. В кресле закинув ноги на  трубы основной стойки восседала Оксана. В этот раз на ней был кожаный короткий белый плащ с высоким воротником, ярко морковный парик, черные очки и чулки крупную клетку на босу ногу. Она со скучающим видом наблюдала, как  Игорю Николаевичу накидывают петлю на шею и надувала большие пузыри из жвачки.
- «Оксана, ну зачем же так?», - я робко пытался вразумить безумную управляющую. Делать мне это было не просто. После того, как меня отвязали от стула и вынесли на улицу я лежал у колес виселицы стянутый хомутами по  рукам и ногам. Чтобы быть в курсе всего происходящего мне приходилось выворачивать шею максимально, до хруста.
- «Если не закроешь рот, то ты следующий», - все так же, со скучающим видом сказала Оксана, лопнула пузырь и добавила: «Он знал, что будет если еще раз появиться у меня на глазах».
В это время петлю на шее Игорь Николаевича затянули потуже и посторонние покинули площадку. Оксана лопнула очередной пузырь и нажала большую красную кнопку. Под ногами у Игоря Николаевича распахнулся люк и он туда провалился. Синтетический трос спружинил и выдернул хрипящего висельника с синим лицом обратно. Оксана нажала синюю кнопку и люк вернулся на место. Игоря Николаевича сотрясала судорога при каждом вдохе, набрать полные легкие воздуха ему мешала затянутая петля. Но все же синюшный оттенок лица сменился на бледность.
- «Но почему то он же вернулся?!», - крикнул я.
- «Потому что идиот старый!», - в голосе Оксаны прорезалась злость.
Подручные Оксаны подняли Игоря Николаевича на ноги и подтянули трос, чтобы он не мог опустится обратно.
- «Пожалуйста, Оксана! Это я его уговорил мне помочь! Он бы сам не пришел!»
Она посмотрела на меня, улыбнулась и с размаху саданула по красной кнопке. В это раз она синюю кнопку нажимать не торопилась и когда все таки нажала ее люк не смог закрыться. Игорь Николаевич висел без движения. Оксана вздохнула и с легкой ленцой махнула рукой своим помощникам. Они затащили его на площадку. Из-за виселицы выбежал доктор и с помощью нашатыря привел его в чувство.
- «Поверь мне, если бы он не хотел он бы не пришел».
Снова красная кнопка, люк и хрип.
- «Ну пришел, ну не нравится! Вешать то зачем?!»
Оксана отложила пульт и наклонившись ко мне прошипела: «Эта тварь нашу дочь отправил в Сибирь. Он так решил! Потому что, как я могу воспитывать ребенка и быть управляющей?! Не место нашей дочери у больных на голову Дубровских! А теперь ее нет! Моей девочки нет! Потому что всех в Сибири зачистили. Сделали заповедник без людей! Всех до одного и девочку мою!»
Я говорил, как можно громче и быстрее. Я кричал! Но получалось все как в замедленном фильме, потому что я не мог оторвать взгляда от синего лица  повешенного Игоря Николаевича.
- «В Сибири есть! Есть люди! Моя солдатка из Сибири, Галина! Из Сибири! Жена! Моя! Пульт! Кнопку жми!»
Игоря Николаевича откачивали долго. Потом отпаивали Оксану, у нее была истерика. После мы сидели возле виселицы и пили коньяк. Вернее его пили мы с Оксаной. Игорю Николаевичу было нельзя, у него была травма гортани. В это время помощники Оксаны искали Галину.
- «Дубровский, когда узнал, что я хочу ехать за дочерью рассказал мне про Сибирь и даже показывал хроники. Говорил, что не выжил никто, совсем никто. Всех крепостных под нож. А этого старого идиота в карты проиграл, как бы нечаянно. Потому что я хотела его убить. Разорвать на куски, растоптать, сжечь! А Дубровский тонко всю мою боль направил в нужное ему русло и я превратилась в чудовище на шпильках».
В это время к нам по направлению от котельной шли двое подручных Оксаны и высокая женская фигура с копной рыжих волос. В это раз на ней был синий комбинезон и ей это чертовски шло. Я даже и не подозревал, что соскучился по своей солдатке.
Она подошла ближе не смотря на недовольный взгляд Оксаны и заулыбалась. Открытое веснушчатое лицо, большие карие глаза и полные губы. Она стояла напротив на расстоянии вытянутой руки. Я встал, отряхнулся и глядя  ей в глаза сказал: «А это не моя Солдатка, это не Галина».

Эпилог

В коляске старенького мотоцикла сидел Игорь Николаевич с замотанной шеей и красными от полопавшихся сосудов глазами. В руках у него был ручной пулемет калашникова и рюкзак с припасами. За рулем сидела Оксана, в это раз на ней был камуфляж и кроссовки. Она внимательно изучала карту и нервно потягивала папиросину, выдыхая дым за спину, прямо мне в лицо. Я сидел сзади и старался к ней не прижиматься. Хоть она и смыла свой устрашающий мейкап, сняла кожу и шпильки, но я все равно ее побаивался.
Я пытался заглядывать ей через плечо, но тяжеленный рюкзак на спине не давал этого сделать. Да и ладно,в картах я совершенно ничего не понимал. Я знал только одно, нам всем надо в Сибирь. Им за дочерью, а мне за женой. Оксана смогла узнать, что мою Галину Арсений Дубровский лично повез обратно в ее старую деревню. Правда зачем, нам узнать не удалось.
Наконец Оксана смогла построить маршрут и кинув карту Игорю Николаевичу резким ударом ноги по педали завела мотоцикл «Урал». Машина издала ревущий звук, Оксана покрутила ручку газа и как только мы тронулись из леса ломая кусты нам наперерез выскочила бойкая лошадка с металлическим кольцом на шее. В седле с карабином в руке сидел Юра. На нем был полевой костюм кавалерии, на голове кубанка с красным верхом и командирская сумка через плечо. Все его лицо было измазано грязью, а на рукаве виднелась темная от крови повязка.
Он ловко подрулил к мотоциклу и склонившись надо мной прорычал сквозь зубы: «Мне надо в Сибирь!»

КОНЕЦ